правило Лопиталя

Глава 1

Ах, какая удручающая жара спустилась на Крым в конце июля! Безжизненно обвисшие листья на пыльных деревьях потеряли, казалось, всякую надежду на дождь. Медленные лопасти бесполезных вентиляторов в невыносимо жарких супермаркетах гнали не приносящие облегчения потоки душного воздуха. Женщины сняли с себя всё, что дозволяли границы приличия, и дразнили взгляды истомлённых мужчин прозрачными намёками на оставшееся запретным.

В Ялте в этом сезоне был наплыв народа. Изнывающие от зноя толпы плавились на раскалённых галечных пляжах, почти не вылезая из тёплого спокойного моря. Вечером, когда зной немного смягчался, город оживал, загорались огни увеселительных заведений и летних открытых ресторанов, где прохладные белоснежные официанты предлагали на выбор изысканные крымские вина. Огни пароходов колыхались в медленной воде порта; запахи солёной воды, рыбы и южных цветов сливались в каком-то немыслимом аромате, и всё это вместе – океан, звуки большого яркого города, многоязыкий говор на набережной и какое-то тонкое и загадочное чувство, присущее только приморским городам, сливалось в неповторимое ощущение непрерывного праздника.

Мы с Джоан прибыли в Ялту за два дня до объявленного мэрией грандиозного карнавала. Поводом к нему служили назначенные на послезавтра перевыборы городской администрации во главе с ныне действующим мэром Лазарем Кошмейдером.

Лихорадочная подготовка к празднику заметна была повсеместно: тут и там пестрели развесёлые красочные плакаты с анонсами запланированных мероприятий; витрины магазинов были завалены бумажными маскарадными костюмами, сувенирами с карнавальной символикой, апельсинами, смешными и причудливыми масками, водяными пистолетами, серпантином, петардами, яркими надувными шарами и прочей непременной мишурой. В переизбрании нынешнего мэра, похоже, никто не сомневался, и жалкие листочки с именами обречённых конкурентов явно терялись рядом с профессионально выполненными улыбающимися изображениями фаворита.

Мы поселились во втором этаже гостиницы “Ореанда”, возле самого моря. Робот-портье, выдавая нам ключи от единственного свободного номера – двухкомнатного люкса – виновато отвёл глаза в сторону и, поджимая губы, информировал нас о некоторых предстоящих неудобствах:

– Простите, Павел Арсентьевич, но в этом номере – полтергейст. Администрация не вправе скрывать подобное обстоятельство от клиентов. Лично я бы не рекомендовал вам именно этот номер, но, к сожалению, свободных больше нет. И не только в нашей гостинице. Сезон, знаете ли...

– Как я понял, у нас нет выбора?

– Увы.

– Ничего. Давайте ключи.

К его удивлению, мы достаточно индифферентно отнеслись к возможности поползновения на наш отдых неких оккультных сил. Да и в самом деле, откуда ему было знать, с кем он имеет дело? И что нам не впервой сталкиваться с нечистой силой?

Окна нашего номера выходили прямо на набережную, и солнце, отражаясь в акватории порта, капризно-изменчивыми бликами играло на стенах и потолке, покрытом чуть заметной под побелкой сетью мелких трещинок. Джоан сразу обследовала двери и окна – и осталась довольна старинными прочными замками и шпингалетами. Правда, она состроила легкую гримаску при виде старого платана, росшего наискосок от нашего окна: одна из его веток почти доставала до оконного переплёта и вполне могла выдержать тяжесть человеческого тела.

Я молча наблюдал за всеми её исследованиями. С некоторых пор подобные манипуляции стали для нас далеко не лишними. Творилось нечто невероятное, не поддающееся пониманию: пропадали лучшие мастера космодесанта, законодатели и корифеи М-искусства. Пропадали в буквальном смысле: вот зашел, допустим, человек за угол – и исчез. Или, скажем, провёл время в дружеской компании, простился, ушёл и спокойно лёг спать – а наутро нет его, пропал, как и не бывало... Самые тщательные поиски не давали ни малейших результатов. Никогда не случалось и свидетелей. Какой-то неумолимый рок преследовал десант, вырывая из его рядов самых закалённых, проверенных бойцов. Из элиты М-мастеров нас теперь оставались считанные единицы. Похоже было, что за нами ведётся целенаправленная охота – но кем, как и с какой целью? На чрезвычайном совещании в верхах было принято решение максимально рассредоточить уцелевших до выяснения всех обстоятельств – так сказать, залечь на дно в условиях строжайшей конспирации. Мысленные контакты и вообще всякое проявление ментальной активности были строжайше запрещены, и мы вынуждены были отнестись к этому со всей серьёзностью. Хотя все понимали, что это лишь констатация нашего полного бессилия: никакие самые строгие меры охраны не давали, в общем-то, даже мало-мальски заметного эффекта. Да и сама по себе идея охраны профессионалов нашего уровня выглядела достаточно дико.

Статистически выходило, что объектом нападения становились лишь ментальные мастера экстра-класса, рядовых десантников эта напасть почему-то обходила стороной. К сожалению, проклятая статистика базировалась на вполне достаточном количестве фактов.

Нам с Джоан центральный компьютер как случайно выбранное место ссылки назначил Крым. Могло бы, конечно, быть и гораздо хуже: тому же Идзуми после тёплой и приветливой Японии пришлось перебираться в Антарктиду, а Большой Давид и вовсе болтался теперь где-то за орбитой Сатурна... Нет, жаловаться было грех. К тому же, совсем рядом, в Кацивели, должен был обосноваться Витька Сарычев. Компьютерные мысли неисповедимы.

Несмотря на неощутимую, но от этого не менее реальную угрозу, мы сразу же решили, что сидеть в гостинице в такую погоду глупо. Ничто не говорило о том, что находиться в помещении безопаснее, чем где-нибудь в людном месте. Освободившись от вещей, мы вышли на улицу прогуляться, не забыв на всякий случай нацепить незаметную шёлковую ниточку на косяк двери: если кто-нибудь попытается проникнуть к нам в номер, это действие не должно остаться незамеченным.

И все-таки Ялта есть Ялта! Пусть тебе хоть трижды грозит опасность, но атмосфера большого курортного центра даже на самый дисциплинированный и обузданный темперамент действует расслабляюще. Тем более, что наша профессия сама по себе не сочетается со спокойствием, и постоянное чувство настороженности слегка притупляет остроту восприятия (и вот когда ты начинаешь это замечать, значит, пришло время писать рапорт об отпуске. Правда, для отпуска сейчас далеко не лучшая ситуация.).

Мне кажется, в самой окружающей среде приморского юга есть некая особенность, какая-то пронзительность и неуёмная жажда. Приезжий человек, особенно в первые дни, лихорадочно стремится схватить, впитать глазами, ушами и всей кожей как можно больше... Чего? Да всего! Новых впечатлений, солнца, ветра, ласкового моря, пряных и незнакомых запахов, плеска волн, гудков океанских лайнеров, прибывающих с другого конца света, дрожащего волшебства лунной дорожки короткими летними ночами... Потом это, конечно, проходит, и уже через неделю-другую сменяется основательностью и ленивой неторопливостью старожила, который хорошо знает цену времени и спокойствию души.

День перевалил на вторую половину. Мы неторопливо тронулись по набережной направо, к парку. Я, посмеиваясь, наблюдал за Джоан, за ее изумлённо распахнутыми глазами цвета моря. Ещё бы, три месяца без Земли – кто хочешь истоскуется по впечатлениям. С благодарного согласия жены я взял на себя роль “чистильщика” – так на нашем жаргоне называется тот, кто идет вторым и страхует лидера, исправляя его возможные промахи и в меру сил корректируя ситуацию.

Мы двигались, обливаемые жгучими солнечными лучами, выбирая кафе, чтобы перекусить после долгой и утомительной поездки. Я смутно помнил расположение улиц и в конце концов отыскал расположенный неподалёку подвальчик. В свое время меня поразили необыкновенно вкусные чебуреки, подаваемые здесь, уют, тишина и относительно малая численность посетителей – и это при том, что до оживлённой набережной было рукой подать. Вот в это райское заведение я и привёл теперь Джоан.

Спустившись по старым, истёртым каменным ступеням в дразнящий обоняние зал, мы уселись в углу за одним из свободных столиков. Тот же, что и три года назад, пожилой официант-грек подошел и величественно принял заказ. Он стал чуть пошире в талии, а в остальном, казалось, ничто тут не изменилось.

– Как хорошо! – мечтательно полуприкрыв глаза, мурлыкнула Джоан, отправляя в рот сочный, в меру прожаренный кусочек шашлыка. Я согласно кивнул и медленно выпил первую рюмку фирменного крымского портвейна “Магарач” – у меня своё, отличное от общепринятого, мнение относительно сочетаемости блюд и вин. Я, конечно, знаю, что например индейка по правилам не должна подаваться с красными винами, но обычно делаю так, как мне заблагорассудится в данный момент. Сейчас, судя по реакции жены, портвейн вполне гармонировал с закуской. А может, она просто не хотела портить мне долгожданное удовольствие.

В зале почти не было посетителей. Только юная парочка – судя по всему, молодожёны – не столько закусывали, сколько влюблённо смотрели друг на друга, да ещё один богемного вида молодой человек, облокотившись на стойку, пил нечто прозрачное, тихонько толкуя о чем-то с барменом. Музыкальный автомат сладким шёпотом Грэга Блоссома пытался растворить нас в ностальгическом блюзе.

И вот тут-то сквозь первое нежное прикосновение к мозгу изысканного южного портвейна я почувствовал укол М-сознания. Ничего особенного, так, легкое предупреждение; однако я теперь знал, что вскоре произойдет нечто неприятное.

– Началось, – подумал я. – Эх, как не вовремя это всегда начинается. Ну дали бы нам отдохнуть хоть пару дней!

– Что-то не так? – заглянула мне в лицо Джоан. От нее трудно было что-либо скрыть, но сейчас я очень постарался. Пробормотав что-то насчет старой травмы и барахлящего восстановителя, я уткнулся в фаршированный перец, краем глаза следя за входной дверью.

Я не ошибся. Через минуту в ленивую мирную атмосферу закусочной вторглась абсолютно чуждая аура. Терпеть не могу этих самодовольных, тупых и ограниченных тварей, чисто по ошибке именующих себя людьми! Их было трое, пьяноватых, горластых, накачанных лбов, уверенных, что мир существует только для удовлетворения их прихотей. Двое сразу же расположились у стойки, а третий, пощуплее, быстро оглядевшись и мимоходом цапнув из-под носа богемного юнца бокал, слегка пошатываясь, направился к нам. Какой-то скользкий был у него вид.

– Разрешите пригласить даму на танец? – даже не глядя на меня, небрежно выронил он, не выпуская изо рта до половины сгоревшую сигарету. Капризный сынок высокопоставленных родителей, папина машина и пачка денег на карманные расходы, без колебаний определил я.

Не дожидаясь ответа, он попытался взять Джоан за руку и очень удивился, когда вместо этого наткнулся пальцами на поставленную вертикально вилку.

Джоан встала. Есть такой простой трюк, когда сидя наступаешь на рант обуви стоящего перед тобой человека, лишая ногу возможности двигаться. Тогда, при вставании, без малейшего прикосновения, тот падает от самого лёгкого нажима коленом.

Падал он здорово. Громко, неловко, с брызгами и приглушённым ругательством. Моя жена обошла его и уселась за мной на другом стуле, улыбаясь, как ни в чем ни бывало. Я состроил самую вежливую рожу, какую смог, и с интересом наблюдал, как он поднимается, цепляясь за мебель и чуть слышно матерясь сквозь зубы. Двое у стойки повернулись на шум, ещё не вполне понимая, что происходит, но уже заранее сжимая могучие кулаки.

Я вдруг понял, что ждал этого момента. Подспудно я чувствовал уже несколько дней, что назревает какое-то действие и был в напряжении, а теперь ожидание освобождалось, как туго свернутая пружина, и я воспринимал реализующуюся угрозу даже с некоторым облегчением. Ну, давайте, давайте, подумал я и встал навстречу приближающимся телохранителям – я вдруг понял, что это именно телохранители. Было видно, как профессионально они двигаются, сами не осознавая того.

Господи, подумал я, а ведь когда-нибудь ты устанешь от нас, устанешь, вот как я сейчас; когда-нибудь ты устанешь прощать. Конечно, это моя работа – оказываться в нужном месте в нужный момент, и делать то, что должно быть сделано. Сомневаюсь, правда, что сейчас именно тот самый момент. И не думай, Господи, что для десантника ничего не стоит лишний перелом или даже смерть... Нам больно, лично мне больно, Господи, но пока никто не сможет сделать мою работу лучше меня, я должен этим заниматься. Но как же я устал от всего этого!

Я привычно встретил атаку с двух сторон. Существует такая техника, когда человек все делает с виду неловко, даже неуклюже, но нападающий всё никак не может до него добраться: то поскользнется на случайно оброненной арбузной корке, то тугая дверь вдруг захлопнется так, чтобы прищемить ему палец, то зеркало сверкнёт в глаза шальным солнечным лучом в самое неподходящее время... Нам с Джоан вовсе ни к чему была сейчас драка, и мы целенаправленно и настойчиво продвигались к выходу, а оба охранника, постоянно падая и натыкаясь друг на друга, пытались преследовать нас. Юной парочки, конечно, давно уже и след простыл, а богемный молодой человек во все глаза смотрел на наше представление.

Джоан споткнулась, чтобы пропустить над собой скользящий зацеп, я дернул головой, уворачиваясь от осы – и одновременно от второго громилы; но тут давно сброшенный со счетов задира и нахал, папенькин сынок, вдруг резко взбросил руку и выпалил мне в лицо из газового пистолета.

Я запомнил только отчаянный прыжок Джоан и неожиданный шёпот прямо в ухо богемного парня:

– Сюда, здесь второй выход... Скорей!

.

Глава 2

Чёрный поезд мчался сквозь тьму, грохотом колес отмечая стрелки и стыки рельсов. Странная мгла плавала в купе, и я никак не мог сообразить, кто или хотя бы сколько человек являются моими попутчиками. Проводник со скорбным лицом дядьки Ивана поставил на стол старый керосиновый фонарь с чуть теплящимся внутри огоньком, но от этого тьма только сгустилась, обволакивая подрагивающий шар света непроницаемой пеленой. От колеблющегося пламени по потолку метались тени – правда, я вовсе не был уверен, что надо мной есть этот потолок.

Где-то вдалеке возник звук, тонкий и нервный. Он просуществовал лишь мгновение и рассыпался осколками.

– Окна бьют, – угрюмо пояснил дядька Иван. – В это время всегда бьют окна.

Почему-то я сразу согласился с ним. Мне не показался странным ни сам процесс битья, ни непонятная привязка его по времени. Бьют – ну и бьют себе. Господи, да на нашей планете постоянно бьют. То что-то, то кого-то. Вся история человечества представляет собой непрерывный процесс битья... Самое странное в том, что несмотря ни на что, общество поступательно движется по пути прогресса, хотя каждое последующее поколение, на взгляд современников, заметно хуже предыдущего.

Из темноты выдвинулось лицо Витьки Сарычева. Он как-то уродливо изменился, пропорции лица были непомерно искажены, оставаясь при этом явно узнаваемыми. Слева, чуть выше рта у него страшно сочилась мокрая язва, кое-где покрытая струпьями.

– Какого беса, Пашка? – зашептал он мне в лицо. – Надо двигать отсюдова, чего мы тут забыли, а? Давай попробуем вместе, а то у меня что-то ни хрена не получается...

Я попробовал пошевелиться и обнаружил, что не могу встать. То есть могу двигать ногами, руками, вертеть головой, а встать – нет.

– И не получится, – долетел откуда-то голос дядьки Ивана. – Тут уж ничего поделать нельзя.

Вагон тяжело, со скрежетом мотнуло, Сарычев покачнулся и исчез. Вместо него выплыло озабоченное лицо Джоан – тоже с каким-то нелепым шрамом на щеке. На месте правого глаза у неё тускло расплывалось бельмо. Она как-то дико взглянула на меня, и я понял, что и сам, видимо, выгляжу не лучше.

– А это такие вы на самом деле, – пояснил из темноты Иван. – Трудно мне с вами, ох как трудно... Забыли, люди, забыли про душу-то. А за нее когда-никогда ответ держать придётся. Ну, сыграем в картишки, кавалеры?

В руках у него невесть откуда появилась старая засаленная колода карт. Карты в ней лежали как попало, некоторые были сильно потрёпаны или даже надорваны. Таро, отметил я. Полная колода, и даже вроде бы в ней какие-то лишние карты.

Дядька Иван бросил их на стол.

– Ну-ка, кому какие, сейчас разберёмся, – проворчал он в бороду. – Учитесь, сынки, раздавать...

Он проделал руками странно знакомые движения – я вспомнил его фокус с карандашом – и карты из колоды сами собой скользнули к нам в руки.

– Кто сколько заслужил, – глухо пояснил старик.

У меня на руках из великих арканов были Падающая Башня и Дурак. В компании с тузом Мечей это давало весьма угрожающее сочетание. Сарычев стал обладателем вполне приличного расклада с мощным набором Пантаклей. Джоан досталась единственная карта – Смерть. Сам дядька Иван молча положил на стол Белую Карту – неубиваемую, вечный козырь, на которой ничего не было изображено. Или, наоборот, всё – это уж с какой стороны поглядеть...

Поезд трясло и мотало, он все наращивал ход. Состав влетел в тоннель, и грохот, отраженный от стен, ещё более усилился.

– Ну и к чему это? – презрительно оттопырив нижнюю губу, спросил Сарычев.

– А вот погадай, милок, – хихикнув, отозвался старик. Он опять принял свою манеру деревенского говорка. – Чегой-то ты у меня выспрашиваешь, ты у них вон спроси, – он мотнул головой на карты.

Я пригляделся. Изображения двух фигур под обломками Башни странно напоминали наши с Витькой физиономии, Дурак явно смахивал на старого Ивана, а зловещий оскал Смерти был мне незнаком совершенно. Витька Сарычев на карте крутил головой, выбираясь из-под обломков, и тихо шипел от злости.

– Нет, пускай он объяснит! – тоненько закричал он. – Пусть объяснит, старый козёл, какого чёрта ему от нас надо!

– Я тоже ничего не понимаю, – тихо вздохнула Джоан.

– Тут и понимать нечего, – отозвался Иван, пропуская “козла” мимо ушей. – Эксперимент для вас заканчивается. Имею в виду не только вас, а расширенно, весь десант. Слишком рукастые стали – а рановато ещё. Впрочем, от десантуры, почитай, теперича вы одни и остались.

– Что?! – выдохнул Сарычев. – Так это вы... Ты, сволочь?!

– Спокойнее, Виктор! – остановил его я. – Что значит “одни остались”? Какова ваша роль во всём этом? – я уже обращался к Ивану. – И что вообще значит весь этот разговор?

Дядька Иван задумчиво кивал, храня упорное молчание, а вместо него вмешался Иван с карты:

– Когда-нибудь вы поймёте: нет абсолютной свободы. То есть за всё придётся платить, рано или поздно. Думаешь, что значит – “создал по своему образу и подобию”? Подобие – это по-твоему что? А то, что каждому человеку дана свобода выбора. За которую надо платить. Больше свободы – больше ответственности. Справедливо. А сейчас пришло время расплаты, – он передохнул. – Карма. Вот как это называется: карма. Причём существует карма не только отдельной личности, но целых коллективов, стран и сообществ, всей планеты, наконец. И так далее. И теперь ваша карма – намеренно не говорю чья, это очень сложно переплетено – требует искупления. К сожалению, нашими руками. Это неизбежно, и нет силы, которая бы что-то изменила. Я и сам не всё принимаю, но...

А поезд всё мчался по нескончаемому тоннелю; редкие огни на стенах мелькали в окне с бешеной скоростью, на стекле плясали багровые сполохи.

– Последний вагон загорелся, – зевнув, объявил дядька Иван – не тот, с карты, а проводник. – Пойти, нешто, чаю заварить... Посидите пока, я, может, скоро.

– Мальчики, – неожиданно сказала Джоан, – неужели вы не чувствуете, что здесь полно недомолвок, каких-то аллегорий? Мне всё время кажется, что я где-то это уже видела... И этот какой-то их чудовищный эксперимент над нами, над всей планетой. С какой целью?

– Да нету у них цели! – закричал Сарычев. – Нету! Если б была у них цель – они б давно уж достигли бы, сделали! Сами не знают, что делать, они и с нами в дерьмо вляпались, только признаться боятся! Высшие силы, блин!

– Точно, – старый Иван вынырнул из темноты с целым набором стаканов в казённых алюминиевых подстаканниках. – Лично я – ангел-хранитель, так вам проще всего понять.

– Хранитель? – Витькин сарказм можно было смело щупать руками.

– Понимаю. Не похож, извиняйте. А только и хранитель супротив кармы не попрёт – бессилен.

– Да какая ещё, к чёрту, карма?! Нечего мозги пудрить! Чего вам от нас надо?

– Лично мне – ничего. И никому. А только космодесант ваш – вредная организация, вы ещё пока предвидеть всего не в силах, так что поверьте старику. Потенциально вредная, и если вас не остановить сейчас, в будущем может очень плохо получиться. Нет у вас противовеса, вот что. А я, как охранитель, несу ответственность.

– За кого и перед кем? – спросила Джоан.

– Да уж не за тебя, дочка, – сказал Иван. – За тебя вон пусть Павел отвечает, я тут ни при чём. Да и по картам выходит, что ты лишняя.

Это мне не понравилось.

– Погоди-ка, дядька Иван, – вмешался я. – Вот ты говоришь, в будущем. Это ведь не ваше, это наше будущее. И только мы вправе его выбирать. И кстати, если уж говорить о каком-то подобии, то где она, наша свобода? Нас ведь никто не спрашивает, нравится нам или нет. Почему?

– Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого, – устало сказал Иван. – А вы не одиноки во вселенной. Помнишь, Вероника предупреждала? Не поняли вы, жаль. А карма – что карма? Если закон не признавать, он от этого работать не перестанет. Вы над этим подумайте пока, что ли...

Он поднялся и тяжело пошёл к выходу. В дверях он оглянулся и через плечо уронил:

– Послезавтра, в девятнадцать тридцать две. Сарычев – ровно на три минуты раньше. Это всё, что я могу для вас сейчас сделать.

– А я?! – крикнула Джоан.

Иван молча вышел из купе и пропал где-то в чёрном коридоре.

Сарычев быстро протянул руку и сменил карту Джоан – теперь у него на руках была могучая комбинация, где Смерть являлась главным козырем. В космодесант Витьку притащил в свое время сам Большой Давид – притащил из уголовной среды ýрок; Давиду пришлось когда-то работать в воровском окружении. От своего прежнего образа жизни Витька Сарычев и унаследовал непостижимую ловкость рук в обращении с картами. Теперь же он мгновенно перетасовал свои карты и с треском пустил их в дверь, вслед Ивану.

Новую карту Джоан я заметить не успел.

Состав вырвался наконец из бесконечного тоннеля, и тут же за окном замелькали косые фермы исполинского моста. Поезд все набирал и набирал ход, рельсовый путь, казалось, наклонился – и вдруг мост оборвался и вагон, накренясь, с грохотом крушения рухнул в черноту. Нас вышвырнуло из-за стола, я попытался дотянуться до Джоан, но вдруг получил ощутимый удар по лицу...

.

Глава 3

– Очнись, Пауль! – кричала Джоан. – Да проснись ты!

Она трясла меня за плечи и приготовилась было угостить ещё одной затрещиной, но тут я пришел в себя и, машинально поставив блок, проснулся окончательно.

– Господи, как ты кричал! – прижав ладонь ко рту, прошептала Джоан. Глаза её были расширены. – С тобой все нормально?

– Вот это да!.. – протянул я. – Ну и сон... Приснится же такая дрянь! Ладно, не обращай внимания... Да! Чем закончилась эта история в кафе? Ничего не помню.

– Пришлось положить тех двоих. Третьему, каюсь, сломала шею... – Джоан хихикнула. – А потом удалось потихоньку улизнуть через чёрный ход, на такси – тебя пришлось выдать за пьяного – и сюда. Никаких ментальных фокусов. Всё правильно?

– Правильно... – кивнул я. – Совершенно правильно. Только, мне кажется, это уже не имеет никакого значения. Сколько сейчас времени?

– С тобой что-то не так? – встревожилась Джоан. Логические проколы она замечала с лёту. – У тебя пропало чувство времени?

– Сам не пойму... После газа голова какая-то дурная. Сейчас пройдет.

Меня выручил звонок в дверь. Явился Сарычев. Он был тяжело, непоправимо пьян и шёл на автопилоте.

Особенностью таланта Витьки Сарычева было умение раздвоения психики. То есть он мог, например, спать и одновременно бодрствовать. Или, как сейчас, быть мертвецки пьяным и в то же время... Ну, допустим, провести показательную схватку – с полной координацией движений и всё такое.

– Я создаю в мозгу, – говорил он, – двойника, дубля, что ли, которому и задаю конкретную программу поведения. Сбить с нее дубля невозможно (мы как-то пробовали – точно, невозможно), а сам я занимаюсь в это время чем хочу...

Короче, интересный человек Витька Сарычев. И наверняка у него были веские причины в нарушение всех инструкций явиться сюда в таком виде.

– Здравствуйте, – сказал он, вполне корректно кланяясь: дубль был, в отличие от самого Витьки, воспитанным человеком. – Анна, вам цветы и комплименты от патрона. Позвольте присесть?

– Спасибо, – польщённая Джоан зарылась лицом в букет великолепных роз. – Хотя я уверена, что твой патрон тут ни при чем. Проходи, Виктор.

Я произнес условную фразу-пароль: у нас с Сарычевым была секретная договоренность. Я мог в случае крайней необходимости вывести его из-под дублирования неким определенным набором слов.

Тело Сарычева слегка осунулось и потеряло элегантность. Витька устало осел в кресло.

– Н-ну? – поднял он тяжёлые веки.

– Приди в себя, срочно.

– Вот уж ф-фигу... Не для того я накачался. Аннушка, лапушка, у вас есть чего-нибудь выпить? О, вспомнил, у м-меня с собой...

– Виктор, возьми себя в руки. Есть новости, которые ты должен знать. Потом можешь делать что хочешь, но сейчас ты должен выслушать меня.

– Ну пожалуйста, Витенька! – подключилась и встревоженная Джоан.

Лицо Сарычева затвердело. Он закрыл глаза и откинулся на спинке. На скулах напряглись желваки, лоб покрылся чуть заметной испариной, и через несколько секунд на нас глянули уже осмысленные глаза.

– Слушаю, – сказал он. – Было бы хорошо, если бы ваши новости чего-то стоили. У меня тоже есть кое-какие новости, дубль бы рассказал, если б успел... Ладно, вываливайте.

– Мне известно, кто стоит за всей бодягой с исчезновениями, – вывалил я.

– Твой любимый дядька Иван со своей кодлой, – откликнулся Витька. – Дальше.

– Э-э, да ты откуда всё знаешь?! – изумился я.

– Ну, всё – не всё, но кое-что, – скромно признал Витька. – Видишь ли, тут мне об этом кошмары какие-то снятся. Я сперва было подумал – крыша поехала, да уж больно здорово оно в масть ложится.

– Мне тоже снилось, – подала голос Джоан. – Но я думала...

Выяснилось, что видения у нас были примерно одинаковые. Только Сарычев не знал точной даты нападения, поэтому-то и прятал свое сознание таким необычным способом.

– Ведь они, гады, нападают только на зеркальников, – пояснил он. – Ну, скажи, какая у тебя первая реакция будет? Правильно, на это они и рассчитывают. Но когда ты их копируешь, то исчезаешь – они же нематериальны, не из нашего мира... И концы в воду. Так, говоришь, послезавтра? – он подумал. – Пожалуй, я верю. Значит, у нас есть кое-какое время. А то я уж было наглухо запрятал свою личность.

– Очень своеобразно, надо сказать, – отметила Джоан.

– Спасибо, оценили, – фыркнул Сарычев.

Тут раздался стук в дверь. Это оказался давешний длинноволосый юнец из кафе.

– Чего надо? – бесцеремонно, прямо в лоб спросил его Витька, воинственно задрав подбородок.

– Поговорить...

– Присаживайтесь, – пригласила юнца Джоан. – И познакомьтесь, пожалуйста, это Толик. Он мне сегодня утром помог выпутаться из одной очень неприятной ситуации, – пояснила она специально для Сарычева.

– Ну, говори, Толик, – сказал я.

Парень присел на краешек старого гостиничного дивана и, покосившись на пышущего перегаром Виктора, робко начал:

– Во-первых, я вас вычислил, вы из космодесанта, так?

– Допустим как версию, – пробурчал Витька. – И?

– Во-вторых, у меня феноменальный слух. И я слышал всё, что вы говорили.

– Под дверью подслушивать некрасиво, – наставительно произнёс Сарычев, ожесточённо массируя уши. – К тому же, это иногда непоправимо отражается на здоровье. Подумать только, с виду такой приличный человек...

– Да не подслушивал я! – обиженно воскликнул Толик. – Я же говорю – слух у меня такой! Я ещё с нижнего этажа слышал...

Мы переглянулись. Такого поворота событий предусмотреть было нельзя. И что теперь делать с неожиданным свидетелем?

Внезапно тяжёлый гостиничный графин сорвался со своего места и полетел нашему гостю прямо в голову. Сарычев на полпути ловко перехватил его и поставил обратно на стол, почти не пролив содержимого. Где-то в стене громко треснуло, закачалась и зазвенела люстра. Толик вскочил и вытаращил глаза.

– Не обращай внимания, здесь и не такое бывает, – прокомментировала Джоан. – Нас при вселении предупреждали.

Я мысленно чертыхнулся. Ещё только этого не хватало! Для полного счастья недостаёт дюжины репортёров, парочки очкастых профессоров из местного университета и какого-нибудь заумного специалиста по паранормальным явлениям.

Тем временем Джоан что-то бормотала себе под нос, довольно громко, но совершенно неразборчиво. Она делала странные пассы, жестами прося освободить пространство в центре комнаты. Мы попятились, и на середину откуда-то выползло диковинное существо. Тщедушное тельце сотрясала крупная дрожь, оно тихонько поскуливало и щурило щелки глаз в ярком солнце, бьющем в окно.

– Тихон, Тихон, – позвала Джоан, осторожно протягивая руку.

Существо, называемое Тихоном, заворчало и вдруг тяпнуло её зубами; каким-то чудом Джоан всё-таки успела отдёрнуть руку и вновь зашептала что-то неразборчивое. Тихон крутил головой, скрипел и щёлкал, постепенно успокаиваясь. Через несколько минут Джоан, видимо, каким-то одной ей ведомым способом уговорив странное существо, уже гладила и ощупывала его покрытыми туманом руками. Её манипуляции, видимо, доставляли Тихону удовольствие, он затих и свернулся клубком. Казалось, ещё немного – и он замурлычет, как обычный кот.

– Домовой, – объявила Джоан, поднимая его на руках. – Болеет, маленький. Сейчас мы тебя вылечим... Вот так... Вот мы с ним и договорились, он больше не будет. Так? Пауль, достань нам, пожалуйста, из холодильника молочка!

– Ну и зверинец у вас, – подал голос Сарычев. – Тоже мне юные, блин, натуралисты!

– Вот не думал, что такое бывает! А можно, я его потрогаю? – спросил Толик, робко протягивая руку.

Домовой, презрительно фыркнув, метнулся под кровать и мгновенно исчез. Джоан укоризненно взглянула на Толика, но ничего не сказала.

– Всё, сеанс окончен, – сказал я. – Хорошенького понемножку. Вернёмся к предыдущей теме. Кажется, наш гость хотел нам о чём-то поведать?

Все вновь повернулись к Толику, а я лёгким ментальным посылом снял с него мешающее удивление.

– Мне кажется, я могу вам помочь по части информации, – продолжил рассказ Толик. – Дело в том, что я – представитель местной партии зелёных, и в силу некоторых случайностей и своего положения знаком с кое-какими занимательными подробностями. Например, я почти на сто процентов знаю, где производится тот газ, которым стрелял Кошмейдер.

– Кто-кто?!

– Я думал, вы знаете... Это был племянник мэра.

– Так...

– Ну, обычная история. Богатые гуляют... В общем, ситуация такова: мафия у власти. Городская администрация, весь курортный бизнес: виноделие, торговля, пресса, силовые структуры и рэкет – ну, вообще практически всё в их руках. Мы выяснили, у них даже нелегальная фабрика в горах есть, они там наркотики производят. И ещё что-то, наверное – нам не удалось узнать, что именно. Но секретная лаборатория там имеется, это точно. И этот газ...

– Понятно, – прервал я. – Ты встретил десантников и решил использовать их в своих целях – ну, или в целях своих зелёных друзей. Разгром подпольного завода – это ты имел в виду? Дискредитация городских властей накануне выборов – это очень удачно совпадёт; и тут на волне всеобщего недовольства вы и захватываете руководство. Так?

– В общем-то... Да. Поймите...

– Всё мы уже поняли, – неприязненно сказал Сарычев. – Одно только мы не поняли. Почему это я должен тебе верить – вот что мне непонятно. А если ты и сам один из них, а? Впрочем, какая разница...

– Погоди, Витёк, – прервал я. – Понимаешь, с этим газом не совсем чисто. У меня от него пропал внутренний таймер. Ерунда, конечно, но всё же. Ты знаешь какой-нибудь химреактив, который способен хоть как-то повлиять на зеркальника? То-то. Так что желательно во всём разобраться.

– Я когда-то читала в одной старой фантастической книжке, – сообщила Джоан, – про нечто подобное. Какой-то газ, влияющий на мозг, стимулировал появление воображаемых чудовищ, которые были вполне ощутимы для жертвы, хотя в реальности и отсутствовали. Может, и тут...

– Вряд ли, – сказал я. – Если со мной такое и проходит, хоть с натяжкой, то с остальными... Ты ведь говоришь про исчезновения? У меня нет такого чувства, что это звенья одной цепи. Вспомни, они же в самом деле исчезли.

– Значит, надо разбираться.

– Чудесно, – горько резюмировал Сарычев. – Завтра у нас последний свободный день и, я вижу, мы, как последние ишаки, посвятим его унылой горной прогулке. Вместо того, чтобы хоть напоследок поваляться на пляже, как надлежит нормальным людям. Ладно... А ты, Толик, – в голосе его послышалась сталь, – сейчас всё забудешь. Вспомнишь об этом завтра в десять ноль-ноль. В десять тридцать мы тебя ждём возле автовокзала. Если через десять минут мы не появимся– забудешь про нас окончательно. Да, чуть не забыл – денёк ты уж как-нибудь обойдешься без своего уникального слуха.

Я вскользь ощутил ментальный импульс. Толик встал, поклонился и молча вышел.

– Нуте-с, господа, – грустно сказал Сарычев, – а теперь запирайте двери, а то ещё кого-нибудь чёрт принесёт. Совет держать будем...

.

Глава 4

Здесь я хочу сделать перерыв, чтобы рассказать вам о Викторе Сарычеве. Кстати, отчества его я не знаю – как-то не удосужился дать запрос в главный компьютер космоцентра, да и незачем. Впервые столкнулся я с Сарычевым, будучи ещё сержантом линейного взвода космодесанта. К нам, в Японию, его перевели откуда-то из Европы, из другой рю – так в стране восходящего солнца называют школы боевых искусств. Причиной перевода я не интересовался. Перевели – и перевели, значит, так надо. Краем уха слыхал, правда, что вроде за какой-то дисциплинарный проступок, кажется, за драку. Но не буду утверждать, не знаю.

Был курсант Сарычев кандидатом на присвоение звания сержанта – вот это я знал точно. И званию этому он соответствовал, по крайней мере в той части, которая этих самых боевых искусств касалась. Признаюсь, меня задело, когда я увидел, как легко он побеждает курсантов моего взвода. Я вышел на схватку сам – и не пожалел. С превеликим трудом, и то только по очкам, мне удалось тогда вырвать победу. Сарычев был крайне неудобным соперником. Стиль его был медлительным, каким-то неуклюже-медвежьим, что ли, но при всём при том исключительно эффективным. Кстати, с тех пор я добавил в свой арсенал несколько новых приёмов.

Был курсант Сарычев нелюдим. Редкие увольнения предпочитал проводить вне коллектива. Иногда, по возвращении, бывал слегка навеселе, но, несмотря на это, безукоризненно проходил все проверки и тесты на координацию, насмешливо глядя на экзаменаторов наглыми серыми глазами. Это уж потом выяснилось, что в таких случаях он запускал вместо себя дубля... Впрочем, характеристику впоследствии я ему написал объективную.

Был курсант Сарычев упорен в обучении, молчалив и насмешлив. В отстаивании своего мнения ни с какими авторитетами не считался – как в быту, так и на занятиях. Со мной, однако, вел себя корректно и не то чтобы уважал, но указания и советы выслушивал внимательно. Сам никому своих советов не навязывал, однако и не отказывал в таковых; я убедился на практике – его замечания были скупыми, но точными и существенными. Мог часами тратить личное время на овладение каким-нибудь понравившимся ему приёмом, но встречал в штыки любую попытку в этом помочь. Короче, характер у него был далеко не сахарный.

Я нисколько не удивился, когда через три месяца он получил-таки свой сержантский шеврон.

В дальнейшем наши пути разошлись. Он был откомандирован на лунную базу, где выслужил в своё время звание лейтенанта и стал Мастером. Я сам был одним из членов жюри и, честно говоря, у меня даже сомнений не возникло. И не только у меня – Мастера ему присудили единогласно.

Как Мастер, Сарычев теперь имел право на личного телохранителя. В тот год это была серия Софи. Прожив с Софи-восемь всего месяц, Витька освободил её от психологической зависимости и с треском выгнал. Этот разрыв, ко всеобщему удивлению, так и не закончился примирением: Софи больше не пожелала вернуться к нему, несмотря на встроенное на молекулярном уровне расположение. Да и то сказать, редкий человек мог выдерживать Витьку Сарычева в больших дозах. Тут, наверно, исключение составляли только мы с Джоан.

Отношения наши строились – да и сейчас строятся – на признании некоей границы, дальше которой заходить не следует, иначе можно прищемить нос. Каждая сторона молча признала друг за другом право на свой внутренний мир, куда постороннему соваться нельзя. В остальном каждый мог быть самим собой. По отношению к моей жене Витька даже выказывал некое весьма условное расположение.

Витька позволял себе, к примеру, быть невоздержанным на язык. Он был из тех, кто ради красного словца не остановится ни перед чем и ни перед кем. Не на мне, говорил он в таких случаях, лежит конфуз от неправильно понятого слова, а на слушателе. Каждый, дескать, понимает всё в меру своей распущенности. Мы помнили об этом и старались игнорировать его перлы.

К несомненным же его достоинствам следовало отнести умение терпеть подобное обращение от других. Мы могли, скажем, в разгаре какого-нибудь совместного празднования выдать ему фразу типа “Теперь, Витёк, убирайся на фиг, и до послезавтра чтоб духу твоего не было. Не до тебя” – и ничего, он проглатывал, как должное и действительно два дня никак не напоминал о своём существовании. В этом отношении с ним было даже легче, чем с другими. Условности для него не существовали. Конечно, мы старались этим не злоупотреблять.

Была у нашего друга и страшная тайна жизни: Виктор Сарычев был литератором. Непризнанным, естественно, но от этого не менее гениальным – по определению самого Сарычева, не страдавшего излишней скромностью. Мир почему-то не был удостоен знакомством с его опусами, только нам с Джоан он иногда доверял свои сокровенные мысли. В эти редкие моменты он становился уязвим: мои нападки на свои творения он переживал весьма болезненно.

– Не-е-е-ет, – медленно говорил Сарычев, поднимая в таких случаях на меня бешеный взгляд – нет, с лестницы я тебя спускать не буду. Это бездарно. Так до тебя всё равно не дойдет. Я лучше так напишу, чтоб тебя проняло. Я сумею. Ты, дубина стоеросовая, ещё рот разинешь да в штаны будешь ссать от восторга. Да. Я сумею. Ты ж понимаешь, какой ценитель хренов! А в общем, ты прав, – вдруг круто поворачивал он, – ни шиша у меня пока не выходит. Только что мне делать, если оно прёт, у горла стоит, – он делал отчаянный жест рукой, – стоит, а слов настоящих нету!

– Не верь ему, – утешала его моя жена, всегда встававшая на Витькину сторону. – Что он понимает, бездарь! Сам Додэ от Шпенглера не отличит, а туда же.

– Нет, серьезно, – волновался Витька. – Как ты считаешь, что-то во мне есть?!

– Хочешь, я тебе ещё кофе сделаю? – уходила от ответа Джоан.

– И ты, Брутиха!.. – безнадёжно махал рукой непризнанный нобелевский лауреат от литературы. – Ладно, тащи свой кофе. И с коньяком – я знаю, у Пашки есть...

Чтобы завершить характеристику Сарычева, следует, пожалуй, представить небольшой образец его творчества. Я запомнил его дословно – память на тексты у меня с тех пор, как я побыл Гонцом, соответствующая. Итак,

Дзен-история

На пороге буддийского монастыря путник попросил служителя вызвать к нему настоятеля, и теперь в упор рассматривал сухого щуплого старика в длинном ветхом одеянии неопределённого цвета. Старик в свою очередь спокойно глядел на него. Ничего не выражалось на безмятежно спокойном лице ламы.

– Почему у тебя серый хитон? Разве не положено тебе иметь оранжевый?

– Ты пришёл сюда затем, чтобы спросить именно это? – насмешливо глянул на него лама.

– Прости, – поправился человек. – Не так просто задавать главные вопросы.

– У тебя было достаточно времени, чтобы всё продумать, – возразил лама.

– Времени никогда не бывает достаточно.

– Ты прав, – кивнул монах. – Но если ты так мудр, зачем ты пришёл сюда?

– Кто может осмелиться назвать себя мудрым?

Лама молча кивал, полузакрыв глаза, и человек понял, что тот отвечает на ещё незаданный вопрос. В самом деле, молчание всегда ценилось выше слова. По лукавому взгляду из-под ресниц старика он понял, что лама легко читает его мысли, но не рассердился на него, а тоже слегка улыбнулся запёкшимися губами.

– Присядь, – указал лама на ступеньки крыльца рядом с собой, – если это имеет для тебя значение.

Человек сел. Он был уже немолод, но пожилым его назвать тоже было нельзя. Давняя усталость наложила отпечаток на его облик. Длинные серые пряди беспорядочно свисали с давно немытой головы.

– В чём смысл жизни? – спросил он.

Лама, не отвечая, пристально смотрел на него бесцветными глазами. Наконец он встал и, указывая на дорогу, сказал несколько слов на гортанном тибетском наречии.

– Учитель советует внимательно посмотреть на дорогу, по которой ты пришёл, – перевёл один из монахов, бережно поддерживая старика под локоть.

Человек обернулся. Пустынная дорога уходила от монастыря, спускалась по откосу сопки и терялась из виду за увалом. Ветер гнал по ней столбики пыли, сгибал сухие былинки. Он то стихал, то чуть слышно посвистывал где-то в причудливо загнутой кровле пагоды.

Когда человек вновь посмотрел на старого ламу, тот уже был уже далеко и шёл прочь, не оглядываясь; ветер развевал его старый хитон, и было видно, насколько худ его обладатель.

– Учитель мудр, – прошептал один из сопровождавших старика монахов, почтительно склоняя бритую голову.

– Глупец! – воскликнул лама, останавливаясь и окидывая того яростным взглядом. – Я бесстыдно солгал ему!

Вот такой своеобразный человек Витька Сарычев.

.

Глава 5

Я провел в восстановителе целых сорок две минуты. Прошел тесты по полной программе – биологический, соматический, психологический и все остальные: никак не давала мне покоя недавняя моя забывчивость со временем. Молодые весёлые лаборантки с недоумением смотрели на брызжущего жизненной энергией здоровяка, так скрупулёзно выискивающего малейшие отклонения в физиологии своего организма. Всё было в норме – кое-какие мелочи вроде ссадины на пальце не в счет. Да ещё индекс Хиттера немного завышен – а у кого он не завышен после долгого космоса?

Джошуа Хиттер, как известно, был одним из основателей космодесантной службы. Точнее, сооснователем – вместе со знаменитым Тариоко Сё. И уж гораздо позже, уже перед самой смертью старого Хиттера, к ним присоединился Ионэл Ивашку.

Странная это была компания. Парализованный, на инвалидной коляске (тогда про восстановители и слыхом не слыхали) Хиттер – и многократный чемпион мира, сэнсей, глава знаменитой рю. И впридачу зелёный салага Ионэл, только-только получивший свой первый дан. Наверное, каждый находил в другом то, в чем нуждался... Когда-нибудь, если выберу время, расскажу о них поподробнее.

Хотя комплексная проверка и не выявила ни малейших отклонений, я был не вполне удовлетворён. Что-то было не так, какая-то неуловимая закавыка, что-то, ускользающее от понимания – я никак не мог сосредоточиться на этом чувстве. Но где-то глубоко в подсознании моя М-сущность была тревожно напряжена. Я по наручному браслету вызвал жену:

– Джоан, я закончил с медициной. Норма. Но для очистки совести хорошо бы провести контрольную схватку. Прихвати, пожалуйста, оружие в спортзал.

– Может быть, тебе лучше поработать с Виктором? Он как раз тут рядом вертится.

– Годится. Мне всё равно. Буду через пять минут.

Я дал отбой. Странно, обычно Джоан старалась не пропускать тренировки со мной. Как бы ни была она хорошо подготовлена, разница в классе всё же ощущалась, и она всегда с удовольствием училась у меня – или любого другого мастера.

Сарычев уже ждал меня, разминаясь и нетерпеливо помахивая мечом. В его руках катана был страшным оружием, и я прикинул, что из моего вооружения может составить достойный ответ. Остановившись было на нунчаках, я в последний момент отложил их и заменил на такой же меч-катану. Плохая примета.

Мы встали в позицию и согнулись в традиционном кэйрэй.

– Сихан, сё? Хадзимэ! – скомандовала Джоан. Она расположилась с краю, выполняя обязанности рефери.

Сарычев не пошевелился и продолжал ждать моих действий. Я также замер, стараясь предугадать направление его атаки. Со стороны могло показаться, что мы расслабленно и лениво наблюдаем друг за другом, но на самом деле безмолвное напряжение схватки стоило самой бешеной по интенсивности боевой работы. Конечно, наши лица были непроницаемы, и в результате тактика ёми не принесла ни ему, ни мне никаких выгод. Тогда я осторожно пошёл вперёд, провоцируя соперника на активные действия. Витька коротким движением лезвия пресёк мои поползновения – и вдруг взорвался молниеносной атакой. Я вынужден был отступить, но сумел проскользнуть ему за спину, отвоёвывая утраченное пространство. Сарычев, мгновенно выполнив каэтэ, продолжал наступать, и мне с громадным трудом удавалось сдерживать его напор. Мечи звенели и свистели, рубя плотный воздух с невероятной скоростью.

Мы разошлись и оказались на исходных позициях. Не нравился мне ход этой схватки. Слишком уж я был вял. Внезапно я понял, чего мне недоставало: уверенности в себе. Вот что пропало! А на одной технике равного бойца не победишь. Чем дольше продолжался бой, тем яснее я это понимал. Я не провел практически ни одной мало-мальски осмысленной атаки, сосредоточившись исключительно на защите. Пока ещё Сарычев опасался открываться и рисковать, помня наши прошлые единоборства, и ждал, видимо, от меня какой-нибудь каверзы, но долго такое положение тянуться не могло. В общем-то, я выяснил всё, что хотел, и продолжение было бессмысленно. Пора было заканчивать схватку, пока противник не принудил меня к неприятному слову маитта (сдаюсь). Я сделал шаг назад:

– Ямэ!

Сарычев недоуменно опустил меч. Я пробормотал гомэн (извините), и быстро вышел. У самой двери меня догнало сарычевское великодушное хикивакэ. Ничья.

.

Глава 6

Мы шли вверх по улице, которой совсем недавно было вновь возвращено историческое название Московская-Киевская: новые таблички красовались на угловых домах, перемежаясь кое-где с устаревшими. Чтобы не выделяться в напропалую разряженной толпе, мы облачились в чёрные костюмы ниндзя, и теперь не привлекали ничьего внимания в силу того, что толпы участников карнавала были разодеты в самые невероятные наряды. Арлекины, негры, русалки, ведьмы, цыганки, пираты сновали вокруг нас, хохотали, брызгались водой, перебрасывались шутками и серпантином. Множество оркестров и самодеятельных музыкантов наполняли воздух бравурными маршами; звуки вальса сменялись румбой и женскими визгами или оглушительными хлопками петард. Уличное столпотворение дополняли развесёлые компании на автомобилях, размалёванных до неузнаваемости. Сарычев теперь мог совершенно открыто выставить на всеобщее обозрение свой самурайский меч-тати, не рискуя иметь неприятности с ничего не подозревающими блюстителями порядка; мне же стоило немалых трудов удерживать уличных ловеласов хотя бы на некотором расстоянии от Джоан.

Толик был одет в старенький джинсовый костюм и синюю полумаску с бахромой, которую он поднял на лоб, давая нам возможность узнать его в толпе. Он заметно нервничал и поминутно оглядывался. Мы не могли отказать себе в удовольствии подкрасться к нему незаметно.

– Кого-то ждём?! – рявкнул у него за спиной весёлый Сарычев.

Юноша мгновенно обернулся.

– А! Это вы...

– Поехали, – сказал я. – Общественный транспорт отменяется. Сейчас будет машина.

Сарычев уже наметил белый “мерседес” и энергично гнал жертву к нам через пеструю толпу. Водитель обалдело глядел на свои руки, помимо его воли выкручивающие баранку и переключающие скорости. Витька заставил его остановиться прямо перед нами и с поклоном открыть обе дверцы.

– Госбезопасность, – сжалившись, ткнула водителю удостоверение Джоан. Фантом, конечно: у десантников не бывает никаких документов. – Вы мобилизованы. Придется посвятить часика три общественно-полезному занятию.

Я снова почувствовал ментальную посылку Сарычева. Парень судорожно закрыл рот и молча кивнул.

– Садитесь, – прокашлявшись, хрипло выдавил он.

– Ух ты! – шепнул мне Толик. – Вот это здорово!

Сарычев довольно ухмыльнулся. Он по-хозяйски расположился на переднем сиденье и нетерпеливо поглядывал на нас.

Через минуту мы уже неслись по широкой автостраде вон из города – мимо пёстрых шумных компаний, мимо ослепительных на солнце труб оркестров, мимо праздничных милиционеров в белых парадных крагах, мимо суетливых продавцов газированной воды, мимо вездесущих мальчишек с размалеванными рожицами, оравших и визжавших от переполняющих их чувств.

– Так я почему вчера пришел, – продолжал Сарычев прерванный было разговор. – Я уже неделю живу там, в Кацивели – дикарём, на квартире у одного жлоба. Собственно, мне плевать на всякое жлобство, но этот ещё и на руку нечист. По мелочам, конечно, но неприятно. А тут пропала моя любимая авторучка – помнишь, Аннушка, которую ты мне из Мадрида привезла? Ну, достал он меня, короче. Я знаю, что это он, а доказательств нет. И что же я делаю? – Витька сделал картинную паузу. – А вот что. Там один дедок на окраине держит пасеку. Я иду и покупаю у него рой – ну, так совпало, что как раз у него два улья роились. Я, значит, рой в саквояж, а саквояж с секретом: откроешь – не закроешь. И небольшой такой пирозаряд, чтоб выбросил всю массу наружу. Потом это барахло оставляю на стуле – и в Ялту, дежурю у “скорой”. Через час – точно, привозят моего козла, морда – во!.. Нормально, да? А я – к вам в гости, что-то мне одному тоскливо стало...

– Здесь направо, – подал голос Толик. – Дальше дорога плохая.

– Ничего, доедем! – успокоил водитель. Мы уже познакомились: его звали Роберт Степанян. Он, похоже, вполне освоился с ситуацией и даже получал от неё некоторое удовольствие. Кстати, оказалось, что никакой он не “крутой” – просто выиграл свой “мерс” по лотерее. Бывает, надо же. Должно ведь иногда везти и нормальным людям. В том числе и нам: мощный встроенный кондиционер был сейчас как нельзя более кстати.

Колыхаясь на ухабах, машина через четверть часа подъехала к невысокому особнячку, окруженному плотным забором из некрашеных досок. Я сосредоточился и наскоро прощупал пространство.

– Во дворе четверо. Рассредоточены. Видимо, вооружены. Скорее всего, охрана. Сколько в доме – неизвестно. У входа – автомобиль. Есть ещё пристройка, типа погребка. Думаю, тоже следует проверить. И кому-то надо остаться здесь.

Толик, восхищенно глядя на меня, вытащил пистолет, старинный “макаров”, и взвел затвор.

– Не суетись, вот ты-то как раз останешься, – махнул рукой Сарычев. – Ну что, два объекта, бросим жребий, кому что? Или как?

Толик было открыл рот, но, встретившись с Витькой взглядом, промолчал. Сарычев ухмыльнулся:

– Аннушка, на твоей совести, чтоб никто не заметил машины. Садись за руль и будь готова.

– Хорошо, я останусь, – безропотно согласилась Джоан. – Идите, мальчики. Постарайтесь недолго.

Меня опять несколько зацепило такое покорное поведение жены – это не вязалось как-то с её обычным заводным характером. Ладно уж, потом разберёмся.

Мы легко проникли за забор. Я махнул рукой в сторону пристройки, Витька согласно кивнул и исчез в этом направлении, предоставив мне особняк.

Войти незамеченным не составило особого труда. Охранники, осоловелые от жары, прохаживались чуть дальше, в тени. Ничего, отдыхайте, ребята, вас пока оставим в покое.

Внутри особняка располагалась самая обычная макаронная фабрика. Прикрытие, если Толик не ошибся насчёт наркотиков. Да, всего лишь прикрытие. Вся основная деятельность сосредоточена в другом месте. В пристройке, что ли?

Всё же я тщательно осмотрел все комнаты. Производственные помещения, складские... Абсолютно никакого криминала. И людей почти нет, часть оборудования простаивает. Пора возвращаться, ничего интересного я здесь не обнаружу. Кроме того соображения, что не стоило бы размещать склад в доме при наличии сарая.

Всё так же никем не обнаруженным я пробрался обратно к машине. Сарычева ещё не было, и я собрался было отправиться на помощь, но Толик остановил меня:

– Не нужно, вон он уже возвращается. С другой стороны.

Молодец парень! Не похоже, что сильно волнуется. В другое время стоило бы взять его на предварительную подготовку и поглядеть, не получится ли из него десантник. При его-то слуховой одаренности...

Сарычев вернулся не один. Он почти волок на себе перепуганного низенького человечка с выпученными от ужаса глазами. Несколько пуль запоздало пискнули рядом, когда Витька, проломив забор, выкатился прямо к нам. Он буквально запихнул пленника на заднее сиденье:

– Ходу отсюда! Этого не отпускать! Я следом.

Глухо грохнул взрыв где-то в подвальных глубинах, за забором взлетели какие-то доски, кирпичи и мусор. Сарычев зарычал и метнулся назад.

Джоан среагировала мгновенно. Я не успел опомниться, как наш “мерседес” сорвался с места и прыгнул вперед. Метров через триста Джоан так же резко ударила по тормозам. Далеко сзади раздалось ещё несколько взрывов, затем из-за поворота вылетел серый “форд”. За рулем сидел Сарычев.

– Толик, на моё место! – скомандовал он. – Машину бросишь не доезжая до города. Дальше – пешком, не сходя с асфальта. Не менее ста метров. Потом закоулками до побережья. Потом вплавь до ближайшего пляжа. Вперед!

Толик подчинился без разговоров. Они быстро поменялись местами, и наши машины рванули по ухабистой дороге со всей возможной скоростью. Сарычев достал из кармана “макарова” (чёрт, я и не успел заметить, когда он успел выудить его у Толика из кармана!) и вытащил обойму. Затем с некоторым усилием согнул ствол пистолета руками, приоткрыл окно и выбросил всё в придорожную канаву.

-- окончание следует --