Своё место
Писатель Васька Писакин лежал на диване и думал о незавидной судьбе литературы. Литература представлялась ему эдакой сестрой милосердия с амбициями демиурга. Амбиции эти выражались в настойчивых попытках создания иных миров, что, как правило, приводили к курьёзам или же к эпидемиям той галиматьи, где хулиганили орки, хоббиты и разнообразные чародеи. И это было вовсе не удивительно, потому как построение новых миров – скорее удел натурфилософии. Уж кто-кто, если не она может хоть как-то управляться с пространствами и временами.
Однако эта уважаемая дама слишком самолюбива и бесстрастна и, по большому счёту, ни в грош не ставит свою чудаковатую, фанатичную паству. А зная о мирах, если не всё, то почти всё, её вовсе не заботит оглашение тех или иных тайн, ей и без того хватает и недосягаемости, и власти. В отличие от неё «простоватая» литература всегда готова прижать к своей груди того, кто хоть раз в жизни исторг из себя сагу «Как я провёл это лето». Милосердие её бездонно и уютно, в нём прекрасно уживаются, как эпохальные шедевры, к примеру, - «Пластилин капец», так и любовно-эротические хроники, вроде «Интимные тайны трёхногой ведьмы».
А подумав о том, что великая широта души – это не всегда благо и что в этой душе, по прошествии времени, как правило, образовывается склад всякой всячины, очень смахивающий на барахолку – со своими сокровищами и хламом, Васька поскрёб по темечку, цокнул языком и, встав с дивана, подошёл к окну. За окном бродили орки, ведьмы и чародеи. Проводив взглядом с десяток случайных персонажей, Васька зевнул и поплёлся на кухню, пить чай и листать занимательную книжонку о пространствах Калаби-Яу. В меру своих сил геометризировать и пытаться углядеть то таинственное ничто, что прячется в дырках бубликов, искусно вычерченных на страницах.
Смотреть на бублики было крайне приятно из-за их явного, пусть и двумерного, совершенства. Вот Васька и любовался, получая эстетическое удовольствие от безупречной графики. Он даже не сразу заметил, как дырки стали «раскрываться» и завораживать. Васька оцепенел, глядя в манящую пустоту бублика и, сделавшись вдруг лёгким и безвольным, начал было в ней растворяться… как вдруг охнул и резко выпрямился, отъехав от стола вместе с табуреткой. Затем он провёл ладонью по лбу и тихо проговорил, - Фу, чёрт… чуть не засосало!
И это было чистой правдой – именно чуть. Переведя дух, Васька закрыл умную книжку и подумал о том, что это он ещё легко отделался… с бубликами. Потому как у Яу с Калаби было припасено ещё несколько измерений в плюс к четырём общеизвестным. И если бы его, Ваську, стало засасывать в какое-нибудь пятое или десятое, то тут уж наверняка бы случилось непоправимое. А тут пронесло… Тут всё было родным и узнаваемым.
Потому как все эти орки, женщины-блошки и гоблины скачут вот тут – в этой самой бубличной дырке, куда Васька и сунул свой нос. Все они здесь, красавчики, под юбкой у сердобольной литературы. Под присмотром – напоены, накормлены, с вытертыми сопельками. А вот туда, за бублик – нишкни! Потому как страшноватенько, да и небезопасно. А вдруг там, какая иная реальность – натурфилософия помягче, а изящная словесность с зубками – тяп за задницу… и тут уж не до писанины. Больно, холодно и обидно…
Тут Васька вздохнул и постановил, что ему с его чувствительной психикой и ярким воображением зубастая литература высоких измерений категорически противопоказана. Там может быть за какую безобидную «фентезюшку» и башку могут оттяпать. А оно ему надо? И решив, что лучше уж ему здесь, в «простоватом» уюте, меж деяниями Великого Льва да Александра и всяко разной мутной лирикой пребывать, приободрился и расчувствовался. Тут оно его – «своё место». После чего взял чистый листик, карандашик и стал писать,
«Благородный рыцарь Ырла по прозвищу «Чувственный», сокращённый в народе до устрашающего врагов имени – ЧувЫрла, вступал во владения чёрного короля – Человека-Глиста, наводящего ужас на Министерство Культуры и Налоговую Инспекцию…»
