Скажи НЕТ разговорам о жизни.

Стакан наполовину пуст или наполовину полон? Я некоторое время кручу его в руке, наблюдая, как на его стенках переливается янтарная жидкость, затем залпом осушаю до дна. Стакан всегда пуст, вот что я вам скажу. Что бы вы не делали, в итоге он всегда окажется пуст. Это горькая правда жизни. Я киваю бармену, чтобы он вновь его наполнил, и кидаю взгляд в зал. Бичи тянут портвейн и негромко ругаются между собой, то и дело пуская синий дым в потолок и мелькая огоньками в полутьме. Через столик от них худощавый парень шепчет на ушко слова своей спутнице, от чего та томно хихикает и, якобы незаметно, дергает под столом ножкой. Из хрипящих колонок доносится голос Роберта Смита и печальный перебор гитары. В спертом воздухе бара витает запах прокисшего пива, мужского пота и густого сигаретного дыма.

На другом конце барной стойки девушка с жутковатым натесом на голове тянет коктейль и периодически кидает взгляды в мою сторону. Она бы могла быть достаточно миловидной, но количество черной размазанной туши под красными от бессонницы глазами, сальный блеск давно немытых волос и туманный, рассеянный взгляд более не делают ее такой. Я делаю глоток и тянусь за сигаретой. Прикурив, я пускаю кольцо и смотрю, как оно постепенно рассеивается и растворяется в тусклом свете желтых ламп. Я думаю, что тот, кто придумал лед, виски и Роберта Смита, заслуживает того, чтобы его имя выгравировали в рамке для фотографий и повесили на стену. Я отрываю взгляд от стакана и поднимаю его наверх. Пожалуй, между этим натюрмортом с яблоками и треснувшим винилом The Kinks, эта рамка смотрелась бы особенно гармонично.

Девушка встает со стула, оставив в покое свой пустой бокал, проходит вдоль стойки и садится рядом со мной.

- Знаешь, - затягивает она нестерпимо тянущимся голосом, – мне кажется, я похожа на Joan Jett. Ты не находишь? – ее пустой мутный взгляд проходит сквозь меня. Я, на всякий случай, оборачиваюсь, но там всего лишь стена. Без натюрморта, и, даже, без пластинки.

Я молчу и тянусь за сигаретой.

- Наверное, я даже могла бы играть на гитаре в бэнде, - она продолжает тянуть слоги, а я сигарету.

- Знаешь, кажется, я даже умею петь.

Она смотрит поверх барной стойки. Я осушаю стакан, и вот, он вновь пуст. Все, о чем я говорил.

Я киваю бармену, он наливает и вопросительно смотрит в сторону девушки.

- Эээ… кхм, - я впервые произношу звуки за вечер и пугаюсь собственного голоса. - Что ты будешь?

- Вишневую настойку.

Бармен наливает темно-алую жидкость в бокал и ставит перед девушкой. Она делает солидный глоток и продолжает:

- Однажды, мы собрались на флету у Кощея и до утра пели песни под аккомпанемент Лиса. Я была хороша. Ох, как хороша. Возможно, как Joan Jett.

Она мечтательно смотрит куда-то в стену. В пустую стену. Я тоже люблю смотреть на стены, но я люблю, когда на них висят картины, например, с яблоками или выгравированные слова, заключенные в рамку. Виниловые пластинки, в конце концов.

- А потом, мы поехали к Тиму. Взяли гитару, пару пинт и поехали. Представляешь, поехали к Тиму?

Она смотрит на меня, и я даже вижу в ее глазах некоторые отголоски разума. Она отпивает из бокала.

Я затягиваю сигарету. Дым висит под потолком, будто туман над предрассветным озером. Бичи все так же ругаются, стучат кулаком по столу и требуют выпивки. Парень, наконец, добрался до трусиков своей спутницы – та лишь закатывает глаза и глубоко дышит. Я смотрю на разбитую пластинку The Kinks и натюрморт с яблоками и думаю, черт подери, как же не хватает гравировки посередине. Нет, определенно, ее стоит туда повесить.