Звездная ночь.

- Смеркается. - Андрей махнул рукой в сторону лощины.

Я обернулся и проследил за направлением его руки. Солнце почти касалось остроконечных верхушек елей там внизу, в долине. Лес, подсвеченный теплым светом, более не казался таким темным, а светился желтым, будто август отодвинулся, и внезапно наступила осень. Озеро, голубым зеркалом раскинувшееся у подножия горы, заиграло и тут и там желтыми мерцающими бликами. Весь день, будучи отражением этого мира, серьезно взирало оно на нас снизу-вверх по мере нашего карабканья по склону, а теперь словно с облегчением выдохнуло и с ребяческим видом заигрывало с темнеющим диском солнца. Длинные тени легли на извивающиеся стены гор и вот-вот были готовы добраться до нашей поляны.

- Смеркается, - согласился я.

Не сговариваясь, Андрей занялся палаткой, а я побрел к небольшой рощице, состоящей из карликовых крючковатых пихт и полу засохших елей. Уже совсем скоро стемнеет, и нам потребуется убежище и костер, который нас накормит и согреет. При мысли о еде, в животе болезненно заурчало, и я прибавил шагу. За весь день, что мы потратили на подъем, я и Андрей на двоих разделили по паре бутербродов и клюквенную шоколадку, и теперь, когда мы здесь, нам срочно был нужен огонь и горячая дымящаяся похлебка. Рощица опасно расположилась на краю уступа, за которым чернела отвесная пропасть, и пока я прыгал с камня на камень, собирая хворост, каждый раз, приближаясь к уступу, сердце мое билось чаще.

Натащив дров в лагерь, из камней, я соорудил основательное кострище, и спустя несколько минут, где-то за подножием мира заиграли веселые желто-красные блики пламени. Я и Андрей уселись подле костра и долго смотрели в огонь, а после на нескончаемую горную панораму – молча, ибо слова тут были излишни. Солнце совсем скрылось за долиной, и багровое марево раскинулось внизу у подножия гор, простираясь до перевала и выше, темнело, и где-то совсем наверху становилось все более черным. Озеро из багрового сделалось иссиня-темным, и отсюда сверху казалось бездонным -  готовое поглотить целый мир. Но вместо этого просто дремало: холодное, бесстрастное и невероятно прекрасное.

В конце концов, голод переселил чувство прекрасного, и вот у костра раскинулся котелок. Вода закипела быстро, и я один за одним закидывал туда ингредиенты, заблаговременно добытые Андреем из холенных недр рюкзака. Вскоре над нашей чудной поляной, что расположилась далеко-далеко от человеческих глаз, городских проспектов, шумов автомашин и яркого электрического света, закипела похлебка. Запах овощей, тушенного мяса, перца, лаврового листа и пары зубчиков чеснока полностью завладели нашими разумами – а может так повлиял на нас пьянящий чистый горный воздух, что наш привыкший к выхлопу и к газам из отравленных труб мозг не мог совладать с ним – и мы завели хоровод и прыгали, и плясали подле костра и кричали песни, и наши глаза горели безумным огнем, куда более жарким, нежели в пламени костра. Мы пели и возводили вверх руки в безумном танце, вдыхая запах еловых поленьев, полевых цветов, кипящей похлебки, запах вековых камней, звезд и космической пыли. Мы вдыхали запах истинной жизни.

Разгорячёнными и красными закончили мы сие представление под звездным куполом неба, и, пожалуй, хорошо, что этого никто не видел - иначе бы сочли нас сумасшедшими и безумцами, и были бы полностью правы – мы и есть вселенские безумцы, бродяги, что с открытой душой идут навстречу историям и приключениям, дабы вобрать в себя как можно больше, что бы затем поделиться ими с миром. В последний раз я перемешал в котелке похлебку и снял ее с костра. Я хотел было разлить ее по чашкам, но Андрей махнул рукой.

- Рано. Похлебка должна настояться.

Я согласился и отложил чашки в сторону. Несколько минут, мы наблюдали, как из котелка поднимается вверх облако пара в холодный ночной воздух. Я изо всех сил пытался не заглядывать в широкое горло котелка, но ничего не мог с собой поделать – аромат нашего горного супа манил и щекотал весь миллион рецепторов на моем языке, и слюни текли рекой и не могли остановиться. Наконец, Андрей взял в руку ложку и сказал:

- Пора.

Я аккуратно, стараясь не пролить ни капли, поровну разлил похлебку по чашкам и протянул одну Андрею. Андрей первый зачерпнул ложкой, и, слегка подув на нее, опустил ее в рот. Я следил за ним не мигая: ну что же он скажет?

- Хороша, - сказал он, и вновь зачерпнул ложкой. – Ух, хороша.

Я выдохнул и как следует навалился на содержимое чашки. Уже потом, отложив ее, пустую, в сторону, улегшись на каремат и подложив руку под голову, я смотрел в темное небо на звезды и думал, что это было лучшее, что я ел в своей жизни. Никакие, даже самые фешенебельные рестораны не смогут мне предложить то, что я ел сегодня, наблюдая перед собой весь мир и созерцая на него с нашей высоты. В темном овале озера появилась бледная луна, выскочившая из-за гор; там же рассыпались белые точки звезд и пролился Млечный путь. Впервые, я видел его так отчетливо перед собой – волшебное зрелище. И, если не взять подле себя камень, чувствуя ладонью шершавость и холод его боков, и не бросить далеко вниз, слыша, как он катится где-то там, внизу, перепрыгивая через ухабы и кочки – я бы думал, что это всего лишь сон, и вот-вот зазвенит будильник, возвещая, что пора подниматься и делать утренний кофе перед тем, как собрать сумку и спуститься в метро, чтобы добавить в копилку еще несколько километров по кольцевой.

Поднялся ветер. Здесь, на высоте, он чувствуется куда более сильней, нежели там, внизу. Завернувшись в плед, я потягивал из кружки горячий чай со зверобоем и душицей, собранных Андреем здесь же еще с его прошлой вылазки. Я хотел добавить в кружку кусочек сахара, но Андрей сказал, что не стоит портить чай. Я делал маленькие обжигающие глоточки и наслаждался вкусом, чувствуя на языке запах горной степи, принесенный теплым порывом ветра, и наблюдал за темным и величественными силуэтами гор. Луна поднялась выше, и теперь горделиво созерцала свои владения – до того самого момента, как розовая полоса рассвета не покажется далеко за пиками гор, весь мир принадлежит ей. И мы в том числе. А я и не был против. Звезды перемигивались между собой, а особо нетерпеливые пересекали небо в поисках новых мест. Я же лежал, смотрел в темный мерцающий небосвод и думал: как прекрасен мир, что можно протянуть вверх ладонь и зачерпнуть его в руку, прочувствовав ладонью холод и близость звезд, которые до того мне казались далекими и совсем недоступными. В этом и есть прелесть и величие мира. И что бы его увидеть, нужного совсем немногое – всего лишь переступить через порог.