Зебры важнее…!

У ограды детского садика ей пришлось приостановиться. Молодые парни, солдаты, оживленно разговаривали, стоя у самой калитки. Они посторонились, пропуская Лену, с интересом её при этом рассматривая. Она не заметила ни взглядов, ни улыбок и снова припустила бегом к корпусу, стены которого пестрели бабочками, цветочками и божьими коровками. Войдя в вестибюль, Лена привычно ощутила себя Гулливером в стране лилипутов. Здание детского сада было старым и, хотя за последние годы, деревянные оконные рамы заменили стеклопакетами, а стены выкрасили в модные пастельные тона, сами помещения и лестничные пролеты остались неизменными, такими же малогабаритными.

Шагая через ступеньку, Лена всё же усмирила темп, чтобы восстановить дыхание. Ирина Александровна попросила приехать срочно, но дважды повторила, что с Гошей всё в порядке. Низенькая галерея, соединяющая два крыла корпуса и, за поворотом, крошечный холл перед игровой комнатой. Лена уже была готова повернуть, но тут женский голос, резко и возмущенно, отчеканивший имя её сына, заставил её остановиться.

- Гоша! Что за попугайское имя!? Мой Бог! Ирочка Александровна, лапонька, ну не могу я серьезно относиться к женщине, которая так называет мальчика.

- Татьяна Викторовна, уж имя чем, вам, не угодило? Георгий – замечательное имя. Вспомните, -«Москва слезам не верит». И, право, не наше это дело…

- Ирочка Александровна, как говорится, - между нами девочками. Вы, же знаете, как я вас уважаю! Как ценит вас, наш родительский комитет! Мой Бог, моя Сонечка так вас любит, так любит…!

- Спасибо. – коротко ответила Ирина Александровна и Лена не уловила в интонации воспитательницы особой благодарности.

Скрипнула дверь игровой и до Лены донеслись детские голоса и смех. Она тут же слегка напряглась, пытаясь различить Гошин говорок. Но дверь быстро захлопнулась и сопрано Татьяны Викторовны, председателя родительского комитета, снова заполнило галерею.

- Светлана, дорогая, помоги мне убедить Ирочку Александровну. Мой Бог, она самый толерантный человек, мы все это знаем. Но, дорогие мои, мы должны думать о благе наших деток, в первую очередь, а уж потом, о своих моральных принципах.

- Ирина Александровна ознакомилась с заявлением, под которым стоят подписи большинства наших родителей. – Светлана, в отличие от Татьяны Викторовны, не проявляла бурных эмоций. Голос звучал сухо и почти замирал в конце фразы.

- Мой Бог, подписи – это прекрасно! Но мы готовы, снова и снова, всё обсудить! И, я уверена, даже Елена, как взрослая женщина, должна нас понять. Её мальчику будет только лучше в специализированном заведении, среди себе подобных.

- Татьяна Викторовна, я вам объясняла, у нас нет специализированных детских садов, для детей с расстройством аутистического спектра. И, согласно законодательству, инклюзия для детей с ментальными особенностями…

- Мой Бог, Ирочка Александровна, не утомляйте себя и меня этими выдержками из нормативных актов. Мы все прекрасно понимаем, что депутаты, одобрившие эти нововведения, не отдают своих детей в обычные садики. Их чадам не приходится любоваться на умалишон…

- Татьяна Викторовна, - голос воспитательницы ударился о низкий потолок галереи и больно отозвался у Лены в ушах, - всё же, выбирайте выражения!

- Ну, будет, вам, будет, – примирительно произнесла Татьяна, – вы же знаете, я человек прямой. Иной раз, брякну. Но, мой Бог, Ирочка Александровна, в группе двадцать два здоровых ребенка! И этот… Гоша!

- Татьяна Викторовна, - перебила Светлана, - я думаю, Ирина Александровна всё прекрасно осознает. Должность вынуждает её проявлять терпимость. Это похвально! Но, Ирина Александровна, подумайте, насколько вам будет легче, если Лена заберет своего ребенка из нашей группы. Вам же приходится постоянно следить за Гошей. Когда он говорит, его не понять…

- Ваш Максим его прекрасно понимает, - судя по тону, воспитательница усмехнулась.

- Я просила Максима сторониться Гоши – голос Светланы стал угрожающим, - и вам я, так же, говорила, что не хочу, чтобы мой ребенок общался с этим мальчиком!

- Но, этот мальчик не делает ничего плохого! – воспитательница произнесла это слишком сдержанно, словно боялась сорваться на крик, - он такой же ребенок, только проявляет свои чувства немного иначе. Может быть, более эмоционально, чем другие дети. Потому что наш мир обжигает его. Но он учится, он старается! И ваши дети могут научить его, не бояться этого мира! А он научит ваших детей доброте и состраданию!

- Мой Бог, Ирочка, какие красивые слова. А когда на новогоднем утреннике Гоша закатил истерику, испортив всем настроение?? Шишек на елке испугался. Красивого было мало! А помните, моя Соня читала стишок, а он, - то ли выл, то ли пел?! Мой Бог, бедная Лена, я бы сгорела от стыда на её месте! Любая мать хочет гордиться ребенком, а с этим блаженным…

- Я очень горжусь своим сыном, Татьяна Викторовна, - голос звучал ровно и безмятежно, хотя сердце колотилось где-то в горле, и каждая буква гвоздем втыкалась в нёбо.

Лена небрежно оперлась о дверной косяк. Ей, во что бы то ни стало, нужно сохранить равновесие и спокойствие. Пусть колени слегка дрожат и сводит скулы…

Татьяна смутилась, лишь на секунду, но мгновенно встряхнувшись, произнесла укоризненно:

- Мы вас уже заждались, Еленочка. Тут - такое дело - родительский комитет подготовил заявление, касательно вашего мальчика. Вы можете ознакомиться, копия у Ирины Александровны. Мы, как-бы, возражаем против присутствия вашего ребенка в группе. Поймите правильно, у вас, будем откровенны, мальчик со странностями. Вы, как мать, должны проникнуться нашим беспокойством за остальных детей! Мой Бог, Еленочка, все мы люди, но у нас свои проблемы…

- Лена, - прервала Татьяну Ирина Александровна, - вы же знаете, что это, не более чем, частная инициатива, закон на вашей стороне!

- Ирочка Александровна, - возмутилась председатель родительского комитета, - вы меня поражаете! Мой Бог, вы, первая должны защитить наших детей! В жизни столько тягостного…! Мы должны уберечь их невинные взоры…А, Гоша…!

- Не смейте!! – Лена стиснула зубы, чувствуя, как скрючиваются пальцы рук. Еще минута и она вцепиться в пышно начесанную шевелюру, Татьяны Викторовны и от общественницы полетят перья.

- Мама!

Женщины резко обернулись. На пороге игровой комнаты стоял Гоша. Синие глаза, оттененные длинными черными ресницами, тревожно уставились на Лену. Поймав взгляд мамы, Гоша улыбнулся, на левой щеке мелькнула ямочка. Лена присела и протянула руки, Гоша бросился к ней и, прижавшись, ткнулся носиком в её нос.

- Мой Бог, Еленочка, поверьте, мы искренне сожалеем, но вы ознакомьтесь с заявлением. Мой Бог, - зачастила Татьяна Викторовна, - вы, всё же, должны проявить сочувствие и понимание к воле коллектива…

- Спасибо, Татьяна Викторовна, но мы не нуждаемся в сожалениях. У нас, всё прекрасно! Ирина Александровна, я, пожалуй, заберу сегодня Гошу пораньше… Солнце моё, куда пойдем, в планетарий или зоопарк?

- Зебры, - тихо произнес Гоша и улыбнулся. Заметив улыбку воспитательницы он, словно застеснявшись, спрятал лицо в ладонях матери.

- Зебры – это замечательно! – Лена взяла мальчика за руку. – Всего доброго. Ирина Александровна, до завтра. Гоша, скажи: пока-пока.

- Ака-ака – Гоша подбежал к воспитательнице, на мгновение приобнял её за талию и, тут же, вернулся к Лене.

Светлана возмущенно фыркнула, а Татьяна Викторовна испустила тяжелый вздох:

- Мой Бог, Еленочка, какие зебры?! Вам надо ознакомиться с письмом и…

- В другой раз, Татьяна Викторовна. Поверьте, зебры гораздо важнее.

Лена потянула Гошу за собой и, спустя пять минут, они были на улице. Они шли по дорожке, Лена чувствовала, как спадает напряжение и на глаза наворачиваются слезы. Отвернувшись от Гоши, она промокала ресницы. Конечно, сегодняшней стычкой дело не закончится. Ей уже не раз хотелось забрать Гошу из этого садика, но он искренне привязался к воспитательнице, привык. У него даже была парочка закадычных друзей-приятелей.

- Ничего, милый, мы справимся! – сказала Лена вслух.

Солдаты всё еще стояли у калитки, наверное, ждали кого-то. Глядя на этих, беззаботно смеющихся, юношей Лена представила себе Гошу, в их возрасте…Каким он будет?

У пакета неожиданно оборвалась ручка и апельсины покатились по дорожке. Лена встревожено взглянула на Гошу. Подобные непредвиденные остановки его, порой, пугали. Он уже было выпятил губки, насупился, но тут солдаты кинулись подбирать апельсины. Лена даже не успела слова сказать, как двое из ребят подбежали и, взяв у неё пакет, стали складывать апельсины. Они ничего не говорили, только улыбались, а один потрепал Гошу по макушке. Подбежал третий солдатик он положил в пакет последний апельсин и, неожиданно, протянул Лене розу, сорванную тут же, на клумбе.

- Улыбнитесь, девушка!..

Позднее, в зоопарке, глядя как счастливый Гоша любуется зебрами и, ощущая легкий аромат цветка, Лена продолжала улыбаться. Гоша вдруг обернулся и коснулся пальчиками её губ:

- Мама? Мой Бог? – спросил мальчик.

- Что такое Бог, милый? – Лена на секунду задумалась – Бог – это доброта, милый. Бог – это доброта…