Портрет на стене
К объяснению с женой Аркаша готовился давно. Как минимум - последние пять лет. Не то, чтобы не решался, но тянул. А сегодня, неожиданно для себя самого, начал разговор и понял, что все его заготовки, вопросы и реплики, терпят полный крах. И все из-за Аллочки. Жена не произносит ни одну из тех фраз, которые планировал Аркаша. Ни одну из тех реплик, на которые у него готовы доходчивые ответы. Аллочка сидит на диване, смотрит с видом побитой собаки, и молчит. Нижняя губа прикушена. Значит, собирается заплакать.
- Скажи что нибудь.
- А что тут скажешь? - губы жены предательски задрожали, но ей удалось справиться с чувствами. Она еще сильнее прикусила губу.
“Синяк останется, - подумал Аркаша. - А люди подумают… Да какая разница теперь, что люди подумают”.
- Скажи, хотя бы, что я козел.
- Ты козел, - повторила Аллочка бесцветным голосом.
* * *
Как только жена покинула комнату, так и не проронив ни слова, Аркаша улегся на диван. Он решил, что объявив о своем желании развестись, потерял право ночевать в супружеской кровати.
“Получается, что десять лет молчаливого присутствия Валюшки не лишали меня права жить обычной жизнью, а глупое признание выбросило волной за пределы супружеской спальни. Пока на диван. А завтра может и из квартиры вынести. А столько в эту квартиру вложено.” Аркаша, включив торшер, осмотрел хозяйским взглядом комнату. Подскочил с дивана, поправил покосившийся портрет Аллочки. Вспомнил, с какой любовью подбирал рамку для этой фотографии, сделанной во время путешествия по Праге. Аллочка была такой счастливой на протяжении всей поездки и не скрывала счастья. Эх… Аркаша всегда считал редким умением - не скрывать счастье. Валюша чаще не скрывала раздражения. Но это его заводило.
Он бы, возможно, ничего в своей жизни не менял. Даже , скорее всего, ничего бы не менял. Но Валя настаивала. Уходи от жены - и все тут. Била в самое больное - детей в браке у них с Аллочкой не случилось. “Так и с Валюшей за десять лет не случилось” - вдруг запоздало подумалось. У Аллочки хоть причина есть - больное сердце. А у Валюшки?
В принципе, Аркашу вполне устраивала бездетная жизнь. Даже, можно сказать, такая жизнь ему нравилась. Аллочка еще до свадьбы призналась, что не сможет выносить ребенка. Помнится, он тогда едва смог скрыть радостный вздох.
* * *
Утро принесло плохие новости. Встревоженный тем, что Аллочка не вышла к завтраку в обычное время, а день будний, рабочий, Аркаша деликатно постучал в комнату жены. “Господи, дожил! За одну ночь их совместная спальня превратилась в “комнату жены” и без стука войти уже кажется неудобным”.
Аллочка на стук не отозвалась. Аркаша подергал за ручку - заперто. “От меня закрылась?” - мысль больно ударила по измученным бессонницей нервам и он, ответно, ударил ногой по двери. Тишина.
Аркаша метнулся в кладовку и трясущимися руками открыл чемоданчик с инструментами. Стамеска, молоток, отвертка. Но, подойдя к запертой спальне, понял, что руки трясутся так, что нет никакой возможности удержать даже отвертку. Аркаша разбежался и выбил дверь плечом.
Аллочка лежала на спине. Невидящие глаза устремлены в потолок. На нижней губе, как и предполагал Аркаша, синяк.
* * *
Похороны прошли на удивление красиво. Цветы, строгие лица людей, классическая музыка. Аркашу все жалели - такой молодой, а уже вдовец. Аллочку тоже жалели, называли “покойница”. Получается, что смерть жены их обоих поставило в положение, заслуживающее жалости.
И на кладбище, и на поминках в ресторане, где-то на заднем плане маячила Валя. Рыжие волосы тактично спрятаны под аккуратную черную шляпку с вуалью на пол-лица. Хорошо, что не выпячивает своей личной заинтересованности в муже покойницы. “Тьфу ты, - чертыхнулся Аркаша. - Как ужасно звучит - “муж покойницы”.”
* * *
Первую ночь после похорон он провел на диване. Сидел, уставившись на портрет Аллочки, перетянутый черной креповой лентой. Кто и когда успел это сделать - он не заметил.
Он поменял рингтон на телефоне. С бравурного “Танца с саблями” на пятую симфонию Бетховена. Эта мелодия больше соответствовала настроению.
Телефон выдавал траурную мелодию с периодичность раз в пятнадцать минут. Валюша проявляла нетерпение. “Нет, ну честное слово, - изумлялся про себя Аркаша. - Ну надо же иметь такт. Нельзя же так откровенно напирать.” Отключить телефон совсем - такая мысль даже не приходила в голову. Подспудно ему хотелось знать, что он не один, что Валюшка беспокоится, что стоит только отозваться… Но он не отзывался. Ему казалось, что его чувства к любовнице самым непостижимым образом оказались похоронены вместе с женой.
Портрет на стене не оставлял его в покое. Хотелось поговорить с Аллочкой.
- Если бы я знал, что ты так близко к сердцу примешь этот дурацкий развод, - неуверенно начал Аркаша, - То я бы ни за что… Ни за что не начал бы тот разговор, поверь мне”.
Аллочка продолжала счастливо улыбаться. Аркаша кинулся к портрету, сорвал траурную ленту, которая, возможно, мешала ей ответить, и тут только заметил небольшой синяк в самом углу нижней губы…
* * *
Друзья начали проявлять беспокойство - как не зайдешь - сидит на диване и смотрит на портрет. Оброс, похудел, глаза потухли.
Сестра, единственный родной человек, ходила по квартире на цыпочках. Как по склепу. Готовила, убирала, заставляла Аркашу переодеваться в чистое, стирала и бубнила монотонным голосом, что жизнь продолжается. Потом съедала то, что приготовила, чтобы не пропало и уходила.
- Слышишь, Аллочка? - обращался Аркаша к портрету. - Жизнь продолжается. Ты в это веришь? Конечно, не веришь. Тебе удалось прервать и свою, и мою жизни.
* * *
Галка ворвалась в его жизнь неожиданно. Произошло это буквально на следующий день после того, как отметили год со дня смерти Аллочки.
- Надо же, - говорили друзья, - как быстро год пролетел.
Сестра, поджав губы, подавала к столу пирожки.
- Какие планы на будущее, Аркаша? - интересовались друзья между сменой блюд.
Сестра, краснея от удовольствия, принимала похвалу стряпне. Ей редко удавалось быть в центре внимания.
Аркаша молчал. За стол его посадили спиной к портрету и это беспокоило. Он чувствовал себя покинутым ребенком. Хотелось биться головой о стол и кричать: “Аллочка, Аллочка!”, но он сдерживал чувства.
И вот - Галка. Черноволосая, востроносая, хрупкого телосложения. Имя очень ей подходило именно в таком исполнении - Галка. Галина - велико по размеру, Галя - не отражает сути.
- Познакомься, - пробубнила сестра.
Аркаша молча кивнул. Галка кивнула в ответ и протянула ладошку-лапку. Царапнула.
- Ремонт будем делать, - сообщила сестра. - Галка - и дизайнер и строитель в одном лице. Сейчас мы тут быстро все тебе обновим и начнешь жить с чистого листа. А то - сколько можно?
Чего “сколько можно” сестра уточнять не стала. Она уже с головой нырнула в предстоящий ремонт. Ей казалось, что ремонт именно то, что вернет брата к жизни. Ну, какой мужик останется сидеть на диване, когда кто-то рушит его стены. Его устои. Аркаша остался сидеть. Первые два дня. Те два дня, когда отдирали обои в комнате Аллочки, бывшей их спальне, и на кухне.
Когда Галка в ладно скроенном рабочем комбинезоне залетела в комнату, Аркаше пришлось встать с дивана. Во-первых, диван надо было от стены отодвинуть. Во-вторых, надо было снять портрет Аллочки. А этого он постороннему доверить не мог.
Снимать портрет Аллочки со стены оказалось гораздо тяжелее, чем вести тот злосчастный разговор о разводе. Создавалось ощущение, что предает во второй раз. Даже не предает, а убивает.
- Ничего, - прошептал он. - Ты потерпи, Аллочка. Как только закончится ремонт, ты вернешься на свое законное место.
Аркаша провел по портрету рукой. Как пыль вытер. И тут обратил внимание, что синяк на нижней губе пропал. Аркаша дернулся, вскрикнул, рамка выскользнула из рук и упала. Звон разбитого стекла отозвался болью где-то в области солнечного сплетения, что-то внутри скрутило, затем ослабло и дышать стало легче.
Галка подскочила, обняла, как ребенка и горячо зашептала: “Ничего, ничего! Ничего страшного! Подумаешь, стекло разбилось. Не зеркало же? Стекло - это хорошо, это к счастью.
- К какому счастью? - хотел было спросить Аркаша, но вдруг… Вдруг рассмотрел Галочку. Даже не рассмотрел (рассмотреть было сложно, так как женщина продолжала прижимать его голову к своей груди), но почувствовал. Так почувствовал, что…
Ремонт затянулся. Ни Галку, ни Аркашу это не волновало. А куда торопиться, когда и без того хорошо?
Закончив ремонт, Галка осталась жить в его квартире. Со временем, поверх новых обоев, на тот же гвоздь, но в новой рамке, повесили фотографию Галки. Аркаша сфотографировал ее в рабочем комбинезоне. Галка на фотографии счастливо улыбалась. Аркаше очень нравилась эта черта новой жены - не скрывать счастье.
Через год совместной жизни, неожиданно, сам собой, всплыл в голове номер телефона Валюшки...
Спасибо :)
Хорошо написано. Спасибо, Бабуля!
Да, последней фразой я и хотела подчеркнуть, что ничего у Аркаши не изменится
А последнее предложение — вишенка на торте — совершенно логично завершает повествование и полностью лишает иллюзий тех читателей, которые имели наивность поверить в изменение героя.
Как читателя :)))
Вы поняли именно то, что я рассказ вкладывала.
Я, честно говоря, именно по последнюю фразу рассказ и писала :))) Эта фраза первой всплыла в голове :)) И, как мне кажется, именно она раскрывает образ Героя.