Щелчок

Никогда не любил шумных женщин.

От них удовольствия ни на грош. Этот режущий слух, искрящийся феерией красок, карнавал самообмана – иллюзия, в которую до конца не верит никто...

И все же... Все же подобное случалось не раз и, возможно, еще случится.

Вот и сейчас... Очередная сердобольная соседка, решившаяся нанять детектива… Беспокойная, переполненная тревогой и страхом. Хотя страхом ли?

Де-тек-ти-ва... – говорящий сплюнул, закончив произносить слово по слогам.

*Щелчок*

Джонни! Джонни! Мать твою! Они лезут отовсюду, Джонни!

Автоматная очередь рассекает мангровый лист в каких-то миллиметрах от лица...

Джонни!

Но старина Джон не слышит. Крайне проблематично слышать, натурально лишившись двух третей черепной коробки, вот и Джон – не справился.

*Щелчок*

О чем это я? Ах, да... Детективство. Чертов кусок хлеба – единственное, что осталось со мной за все эти годы: детективство, кислая физиономия и поношенный плащ.

Идеальное сочетание. Может, не настолько идеальное, как хотелось бы, но нужный эффект создает. Определенно.

Итак. Очередные молодожены. Очередные чрезмерные вздохи за стенкой. Очередная головная боль для соседей.

*Щелчок*

Сраное ничто, беспрестанно скалящее свои зубы. Просто так, просто потому, что может.

*Щелчок*

Соседка уверена, что дело паскудное... Словно могло быть иначе.

Она то и дело озирается, бесконечно потирает руки, без остатка отдавшись неврозу. Жалкое зрелище. Но деньги не пахнут.

Холодная война, конечно, наложила свой отпечаток. Не удивлюсь, если она навоображала себе очередных озлобленных русских. Водка, балалайка – что бы это ни значило – и мордобой.

И все-таки. Гадкое ощущение не дает мне покоя. Темнота за моей спиной щерит зубы, я чувствую. Мразотное ощущение присосалось пиявкой, и хватке ее позавидовала бы и бульдожья морда. Проклятье, сейчас бы покурить.

И все-таки, все-таки…

Без какой-либо надежды – просто так – продолжаю патрулировать пустынный переулок, погрузившийся в ночное беспамятство. Безуспешно пытаюсь собраться с мыслями. Осенний ветер продувает меня до костей – верный плащ не справляется. Зубы лязгают, выбивая замысловатый ритм. Дерьмо. Убил бы за сигарету.

Черт, почему ж так тихо? Соседка уверяла, что выкрутасы происходят регулярно – мешают спать. Тревожат, разрывая холодную тишину, опустившуюся на помятые крыши...

Неужто завидует старая? Хотя...

Переулок продолжает хранить молчание, дом, похоже, окончательно погрузился в дремоту, отдавшись сладостным сновидениям... Погасшие окна подобны бойницам, почерневшим от копоти и сажи человеческих душ...

Какая-то болезненная тишина. Ветерок унес последнюю газету и, по всей видимости, заскучал. Я, похоже, мало его интересую.

*Щелчок*

Джонни, будь ты проклят. Что я скажу твоей бабе? О чем ты только думал? Дерьмо… Полупустая пачка падает на стойку. Я жадно хватаю никчемную никотиновую палочку и трясущимися руками пытаюсь запихнуть ее в рот. Выходит скверно. Бармен подозрительно косится, но молчит. И правильно. Чует гаденыш, когда следует прикусить язык.

Стакан, любезно наполненный барменом, отправляется в свое последнее путешествие... Виски обжигает – не горло, нет. Он прижигает душу, прошлое.

Мне все-таки удается прикурить. Дым – чертовски хреновое лекарство. Спазм сокращает внутренности. Виски рвется наружу, но я держусь. Кашляю, отплевываюсь, но держусь. Дерьмо, что бы сказал Джон, увидев меня таким?

Все-таки виски делает свое дело. Опустевший стакан, любезно подставив дружеское плечо, сумел-таки притупить ощущения. Лица… как странно, я практически не помню лиц. Не помню даже лица Джона… Но отчетливо, сука, помню имена. Помню.

*Щелчок*

Просто так... Все в этой гребанной жизни происходит просто так. Без цели, без надежды, без надобности. Просто потому, что может.

Вот и я, поплотнее натянув федору на перманентно кислую физиономию, просто так болтаюсь под окнами. Даже бродячие коты брезгуют моим обществом. А сраный коммунист-любовник отказывается являть миру свои таланты.

Но соседка внесла гонорар... Жду. Черти бы ее забрали. Стою и жду. Хорошо хоть дождя нет.

Как же хочется курить.

*Щелчок*

Бармен хлопает по плечу, его губы шевелятся – судя по лицу, произносит что-то невероятно теплое и ободряющее...

Да черта с два! В жопу – его и эти слащавые ободрения. У Джонни осталась жена и двое детей, а вот головы – совсем не осталось. Его, блядь, мозги сочным фаршем размотало по джунглям.

Просто так.

Опустевшая до дна пачка ехидно скалится. Курево кончилось, как и чертовы силы. Но я держусь. Я все еще держусь?

Отпихиваю руку бармена.

Просто налей мне и закрой рот. И курева дай. Не видишь – мое кончилось?

Я все еще не знаю: что же скажу его жене...

*Щелчок*

Сраная пустота. С тех самых пор она неустанно меня преследует...

С тех самых? Но с каких?

Да, черт его... Сколько я себя помню... Лучше не задумываться об этом. Остановись на мгновение, оглянись... И, кроме этой чертовой пустоты, уже ничего не останется… Я же уже даже лиц не помню. Лишь имена. И ничего больше.

Совсем ничего.

*Щелчок*

Все-таки у терпения есть позитивные стороны. Правда, очевидно, к курению это слабо относится.

Права была соседка – не стоны это. Черт, да в этих криках лишь скрежет ржавых цепей и бездна отчаянья, рвущиеся на свободу из адского провала оконной глазницы.

И никто! Ни один из этих подонков, обитающих в проклятом клоповнике, не почесался… Ни один.

Словно это какая-то игра. Понарошку. Просто так. Парад человеческого безразличия во всей красе.

Не теряя ни секунды, карабкаюсь по пожарной лестнице. Крики все ближе.

Очередной порыв ветра срывает шляпу. Федора отправляется в стремительный полет, выписывая замысловатые фигуры. Но любоваться ее пилотажем времени у меня нет. Одинокое окно, озаренное адским пламенем, отчаянно бьющим через стекло, полыхая, подсвечивает кладку соседней заброшки.

Райончик, конечно, не первосортный... В таком сгинешь – никто и не вспомнит. Просто так. Не до этого здесь.

*Щелчок*

Мэри... – слово рвется из пропитой глотки собачьим лаем, отдает больничным холодом… и чем-то розовым, жирно намазанным на сочную зелень.

Да только ей большего и не надо. Она знала, знала заранее... Знала все это время... Знала, пока я накидывался в баре... Не удивлюсь, если знала с того самого момента.

Трясущейся рукой пытаюсь впихнуть ей деньги – все, что у меня осталось... Осталось от Джонни, осталось от прошлой жизни. Пытаюсь впарить ей, словно искупление. Пытаюсь избавиться, будто они обжигают мне руку.

Просто так. Без какой-либо мысли, без какой-либо надежды. Мне нужно хоть что-то сделать, нужно от них избавиться. Избавиться от этого груза, пусть бы я и спихнул его на ее хрупкие плечи.

Но ей плевать.

Ее лицо, искаженное болью и ненавистью, смотрит на меня. Смотрит так, словно это я был инициатором... Словно это я потащил его туда...

Ей плевать, что все было не так.

Ей просто плевать.

Она что-то кричит, бросается на меня с кулаками.

Измятая пачка купюр разлетается грязным веером. Просто очередной салют в честь случившейся трагедии.

Она бьет мне в глаз… Пошатнувшись, я роняю новую пачку, полученную от бармена. Поделом.

*Щелчок*

Просто темнота. Тишина. Сгустившийся мрак обволакивает меня. Держит цепкими пальцами. И кроме него...

*Щелчок*

Вот оно! Окно на расстоянии вытянутой руки – как удачно, что этот урод поселился в непосредственной близости от «пожарки».

Подобно героическому мудиле в латексе, вламываюсь в окно. Приземление не столь удачно и эффектно, как само появление, но выбирать не приходится.

Лицо потревоженного подонка искажается гримасой – смесью ужаса и изумления. В руке у него что-то напоминающее нож.

Бедная девчушка смотрит куда-то мимо меня остекленевшими глазами.

Кровать, цепи.

Проклятье. Чем-то липким заливает глаза. Я практически ничего не вижу.

Пытаюсь подняться. Пытаюсь нашарить в кармане верный магнум...

Чувствую: урод движется в мою сторону. Проклятый коммунист-извращенец. Он ощущает свое превосходство и, должно быть, усмехается.

Просто так. Просто потому, что может.

*Щелчок*

Проклятая темнота поглощает меня. Я физически ощущаю это.

Крепкими пальцами впивается в тело, хватает за сердце. Удар... Тело вздрагивает. Удар подобен разряду...

Странно. Меня никогда не било током, но я готов поклясться, что это был именно он.

Еще удар. Тело машинально вздрагивает. Просто так. Просто потому...

*Щелчок*

Урод бьет меня. Смачно, со вкусом, с наслаждением, с оттяжечкой.

Похоже, у него сегодня удачная ночь.

Что же... пусть. Хоть на минуту, но бедная девчушка останется вне рамок его внимания.

Я выдержу. Выдержу. Я должен...

Удары сыплются градом. Но я уже ничего не чувствую. Адреналин делает свое дело. Стараюсь продрать слипшиеся глаза. Чертова пелена. Я же, блядь, ничего не вижу.

Удалось нашарить ствол.

Раздается выстрел. Еще и еще. Палец машинально нажимает на курок... Выстрелы давно прекратились, но я, как заведенный, продолжаю дергать несчастный спусковой механизм.

Удары прекратились...

В ушах толстенный слой ваты... Звуки стихают... Стихают просто так.

*Щелчок*

***

– Джонни! Мать твою...

– А? Что такое? – оторвавшись от портативного телевизора, дежурный, наконец, обращает внимание на разрывающийся в безмолвном крике тревожный сигнал…

– У него сердце остановилось! Ты чем, блядь, занят? – говорящая тычет пальцем в дисплей медицинского оборудования, давным-давно зафиксировавшего неладное.

– Мэри! Проклятье, да я на секундочку отвернулся! Просто… Ты же знаешь, я только на секундочку!

– Просто?! – Мэри приходит в ярость, ее кулаки сжимаются и разжимаются. Просто так.

В палату врывается реанимационная команда, вызванная небезразличной девчушкой – впрочем, без какой-либо надежды на счастливый исход... Просто, чтобы засвидетельствовать факт…Просто так.