Голос

Рэй возвращался домой, все ещё ощущая вкус терпких губ Леи на своих губах, все ещё храня жар ее гибкого, податливого тела, все ещё слыша ее прерывистое дыхание возле своей шеи. Остановился у ворот, выдохнул, собираясь с мыслями, толкнул резную калитку, поднялся по деревянным ступеням.

-Милая? - окликнул с порога. - Я дома.

Из кухни выглянула обрюзгшая, бесформенная Эстер, и мужчина снова почувствовал острый укол под ребро: ощущение, которое он гнал от себя всякий раз при виде жены - смесь жалости, неприязни, брезгливости. Это была их четвёртая попытка стать родителями, которая в любой момент грозилась обернуться крахом. Врачи многократно убеждали Эстер в невозможности стать матерью, да и сама она, кажется, понимала это, но никак не хотела свыкнуться с мучающей ее годами ролью пустого сосуда. Неудачные беременности изводили ее дух, делая из веселой беззаботной нимфы вечно напряженную, готовую в любой момент разразиться криками или слезами, стареющую раньше положенного времени женщину, тело которой давно стало храмом, чтящим лишь культ так и не рождённого младенца.

Оба они отчетливо осознавали, что отношения их давно перестали не то, чтобы быть романтическими, но и утратили остатки понимания и теплоты. Утром Рэй, наспех выпив кофе, с облегчением уходил на работу, бросив от двери «Постараюсь быть не поздно»; вечером, молча поужинав, они ложились в постель, каждый со своей книгой, и редкие их разговоры сводились к вопросу Эстер «Ты снова был у неё?» и молчанию Рэя в ответ.

Часто Эстер, вечно прислушивающаяся к «знакам тела», измотанная за день своими мыслями, просто засыпала, и Рэй искренне радовался, что удавалось отделаться малой кровью, поскольку тех объяснений, что он пытался давать жене, ей всегда недоставало, во всем виделось предательство и подвох. Но были дни, которые мужчина ненавидел, отчетливо осознавая свою вину в происходящем, но и отчаянно сопротивляясь попыткам жены бросить его на жертвенный алтарь их неудачной семейной жизни.

-Я знаю, что ты был с ней! Как ты не понимаешь? На тебе ее запах! Как ты можешь, Рэй? Что ты молчишь?! Ты просто жалкий трус! - Эстер заходилась в безутешном плаче, и Рэй подолгу стоял на веранде, курил, слушая и с нетерпением ожидая, когда, устав от слез, женщина заснёт. Конечно, он понимал, что поступает подло, но сил убеждать и утешать жену давно не было, желание же обнять, приласкать, дать почувствовать свои силу и надёжность, постоянно боролось с отвращением к ней и уже давно не побеждало.

По заведённой кем-то давно традиции каждое воскресенье Эстер устраивала семейный обед: приезжали стареющие уже ее родители, мистер и миссис Бьёрк, а также много лет вдовствующий отец Рэя. За столом велись разговоры ни о чем, Эстер, пытаясь казаться счастливой и беззаботной, смеялась громче всех, постоянно обращаясь к Рэю «милый» или «дорогой», то и дело беря его за руку и наклоняясь к его плечу. Мужчины, казалось, не замечая ничего необычного, принимали такое положение дел за чистую монету. Лишь мать Эстер смотрела на дочь, изо всех сил стараясь скрыть жалость, отчетливо замечая с каждым разом все более разрастающееся отчаяние.

-Папа, по-моему Эстер сходит с ума, - закурив, начал Рэй, когда они с отцом остались вдвоём на веранде. - По-моему, мы оба сходим с ума. Я не знаю, что говорить, как смотреть, как поставить чашку или отрезать хлеб, чтоб не вызвать ее претензий в том, что делаю ей назло. Я не хочу возвращаться вечером домой, не хочу садиться с ней за один стол, не хочу ложиться с ней в постель. Хочу забыть все это как страшный сон.

Тот слушал молча, глубоко затягиваясь сигаретой, отчего сухие, морщинистые его щеки, казалось, соединялись друг с другом. Отец Рэя, оставшись один с сыном, едва тому исполнилось семь, теперь думал, что у него нет ответа на все эти вопросы, ведь свою жену он любил и сейчас, не взирая на разделяющие их бесконечные тридцать лет.

-Сынок, придётся немного потерпеть, - наконец заговорил Тэд, - ребёнок сблизит вас, вот увидишь, ты посмотришь на Эстер другими глазами, дай ей шанс.

Рэй качал головой.

-Нет, папа, ничего не изменится. Я давно люблю другую женщину.

-Мальчики! Ну что у вас тут за секреты? - на веранде показалась восторженная Эстер. - Пойдёмте за стол, у нас уже пирог готов, - она ухватила Рэя под руку, потянув за собой.

Тэд многозначительно посмотрел на сына, дав тому понять, что не согласен с ним.

…Каждый вечер воскресенья, когда Рэй, проводив гостей и не желая объясняться с женой, а, точнее, выслушивать ее бесконечные претензии, уходил из дома и не спеша брёл по улице, в конце которой в маленьком баре с невзрачной вывеской над входом, за стойкой неизменно ждала его красотка Лея, Эстер, проклиная себя, мужа и всю их жизнь, безутешно рыдала, доводя себя до исступления, а вдоволь насладившись своей болью, засыпала, не дождавшись, когда вернётся Рэй.

…Рэй толкнул входную дверь и вошёл в бар, сразу увидев сидящую возле стойки на высоком стуле Лею. Какие-то мгновенья он просто молча стоял и любовался ее стройной фигурой, роскошными волосами, затем подошёл и, слегка коснувшись рукой бедра девушки, прильнул губами к ее щеке, с удовольствием вдыхая пьянящий запах бархатной кожи.

Рэй желал именно эту женщину. С ней он забывал о неурядицах на работе, вечном недовольстве и истериках жены; с ней он чувствовал себя спокойно и уверено, с ней хотел быть всегда, а не только в те, будто украденные у собственного маховика времени, редкие часы.

Казалось, Лея понимает его с полуслова, с мимолетного взгляда, когда, войдя в номер излюбленного ими уютного отеля на окраине города, она спускалась с высоких каблуков и, выпорхнув из почти невесомого платья, растворялась в нем, отдавая всю себя без остатка. Рэй, отвечая на поцелуй, казалось, и хотел вобрать всю ее в себя, приникая губами к ложбинке между ключицами, прижимая к себе податливо выгибающееся тело и начиная сначала осторожно, а затем все настойчивей проникать в ее горячее влажное лоно, а войдя уверенным рывком, двигался в бешеном беспорядочном ритме, именно так, как хотелось Лее, повторяющей за ним каждое движение огненного танца. И после, дрожа всем телом, не спеша унимать сбившееся дыхание и оглушительный стук сердца, Рэй, ощущая, как ласково переплетают его волосы пальцы Леи, чуть слышно шептал «Я люблю тебя».

…Все закончилось спустя неделю. Эстер кричала в трубку не своим голосом, рыдая и одновременно воя от нестерпимой боли. Проклинающий городские пробки Рэй пытался успеть к приезду «неотложки», чувствуя свою непоправимую вину перед женой, но, примчавшись, как только смог, наткнулся на запертую дверь. Телефон не отвечал.

…Вот уже почти три месяца Эстер, словно идеально отлаженный механизм, готовила, убирала дом и дважды в день, утром и вечером, гуляла по парку, словом, выполняла все предписания врачей, рекомендовавших ей возвращаться к обычной жизни.

Дом их, и без того пропитанный горьким духом разочарований и слез, теперь источал лишь безысходность и невыносимую тоску, пытаясь скрыться от которой, Рэй все позднее возвращался с работы, все чаще вечерами пил перед телевизором, включённым на круглосуточный спортивный канал, с нескрываемой жалостью наблюдая за рассматривающей журналы с детской модой Эстер. В один из вечеров, наблюдая за монотонно перебирающей на кухне сушеные яблоки женой, Рэй не выдержал и , подойдя к ней, осторожно предложил:

-Эстер, послушай, - он сделал паузу, ожидая реакцию жены, но та продолжила заниматься своим делом. Тогда Рэй взял ее за руку выше локтя и развернул к себе, практически силой заставив посмотреть в глаза. - В сорока километрах от дома моего отца есть приют Святого Стилиана, может быть, съездим туда?

Резко выдернув руку, Эстер, не глядя на Рэя, вышла из кухни, и клянущий свою несдержанность, впрочем, уже отчаявшийся в безысходных попытках исправить ситуацию, мужчина с досадой слушал негромкие всхлипы, доносящееся из гостиной.

Однако спустя месяц в доме Эстер и Рэя появился четырехлетний Энтони. Тихий, спокойный, любознательный мальчик привлёк внимание Рэя ещё при первой встрече; почувствовав какие-то роднящие струны с этим молчаливым кареглазым пареньком, он убедил Эстер согласиться на не самый гуманный эксперимент, надеясь, что ребёнок поможет ей вернуться к полноценной жизни, удовлетворив, как он, положа руку на сердце, считал ее маниакальное желание быть матерью.

И, действительно, поначалу все шло гладко. Эстер, казалось, словно ожила: с удовольствием ухаживая за благодарно принимающимся заботу мальчиком, она читала ему сказки, выкладывала на тарелке смешные рожицы из броколли, отвечала на его бесконечные «почему?» и гордо стояла среди прочих мамочек на детской площадке, увлечённо обсуждая важные вопросы взросления.

Рэй, впрочем, также продолжал коротать вечера с бутылкой, подолгу засиживаясь в одиночестве на веранде, думая о том, что отношения с Эстер утрачены безвозвратно, и даже ребёнок не сможет их спасти. Хотя гораздо больше, чем гармоничное сосуществование с женой, его волновало отсутствие возможности видеться с Леей, без которой, казалось, вся его жизнь теряет всяческий смысл.

Сегодня Рэй, неспешно потягивая скотч прям из бутылки, слушал, как монотонно стучит по крыше беседки дождь, пока до его слуха не донесли нечеловеческие крики Эстер.

Рэй влетел в комнату, непонимающе глядя на жену:

-Что случились?

Женщина сидела на кровати, с ужасом глядя в тёмный, закрытый тяжелыми портьерами угол комнаты, повторяя, казалось, одними губами, «пришла, она пришла».

-Кто? О ком ты,Эстер?-слишком увлекшийся своими мыслями Рэй сейчас начал понимать, что с женой происходит что-то странное.

Они сидели на освещаемой лишь одним ночником полутемной кухне.

-Рэй, кто мать этого мальчика? - Эстер, пытаясь успокоиться, пила чай с молоком.

-Я не знаю, да и какое это имеет значение? - Недоумевал мужчина. - Энтони теперь наш сын, какое нам дело до его прошлого?

-Ты что, не понимаешь? - женщина с искренним удивлением уставилась на мужа. - Это он виноват во всем. Он виноват, что наш сын умер. Все дело в нем.

-Эстер, что ты такое говоришь? Ты устала, идём спать.

Приняв успокоительное, Эстер забылась тяжелым сном, в котором, как и каждую ночь последних шести месяцев, она видела высокую худую женщину с чёрными дырами вместо глаз. Та швыряла в неё изуродованную куклу, крича осипшим голосом «Забирай своего сына, а моего верни!» Верни…верни…верни - эхом отдавалось в углах комнаты.

Утром, позвав мальчика в гостиную, Эстер спросила:

-Тони, кто твоя мама?

-Ты моя мама, мамочка, - улыбаясь ответил мальчик.

-Ты не понял меня, кто твоя настоящая мама? - в упор глядя на ребёнка, повторила вопрос женщина.

Мальчик растерялся. На его глаза навернулись слёзы.

Почему-то Эстер приняла его молчание за капризы, начиная злиться. Она пристально смотрела на Энтони и отчетливо видела, как его глаза превращаются в дыры.

-Кто твоя мать? - крикнула женщина.

Но мальчик, глядя на неё зияющими глазницами, только зловеще смеялся, не собираясь отвечать. Эстер подбежала к нему и, схватив за плечи, начала с силой трясти, повторяя «Кто? Кто? Ты знаешь, где мой сын? Он у твоей матери?»

Но ответом ей был все тот же злорадный смех. «Я знаю, он внутри», - осенило ее.

Эстер выскочила из комнаты и, забежав в кладовку, принялась копошиться в коробке со швейными принадлежностями. Достав ножницы, она так же быстро вернулась и, стащив с мальчика футболку, повторяя «Он внутри, внутри, я знаю», размахнулась и, воткнув ножницы в живот ребёнка чуть ниже рёбер, с силой потащила вниз, вспарывая плоть.

Рэй вошёл в дом и едва сдержал рвоту от резко ударившего в нос запаха.

-Эстер? Тони? Вы дома? - позвал, входя в гостиную.

Эстер сидела на полу рядом с растерзанным телом мальчика, держа в окровавленных руках маленького игрушечного пупса, с которым Тони полюбил купаться. Подняв на Рэя глаза, она улыбнулась:

-Наш сын, я нашла его.