Подземное

Я не хотел быть земляной грушей, сидеть в темноте и слушать, слушать, придёт ли кто-то по грушину душу и не захочет ли её скушать. Кривую, корявее мандрагоры, в серой кожице без узора, захочет ли без страха и без укора попробовать эту грушу. И вот я вылез из-под грядок, нарушив ряд, разорив порядок, у топинамбура вкус не сладок, ну, разве слегка, слегка - да, мой вкус несказанно скушен. Зачем вам груша, подземная груша, к тому же вывернутая лопатой, я ощущаю себя виноватым, как будто дедушка был конопатым, и я же его прибил. Жил бы, право, в своей могиле, зачем же выкапываться, что есть силы, зачем это всё - для того, чтобы скушали, пришли и скушали, вымыв предварительно? Охренительно! Вот поэтому я не хочу грушей с именем ругательным топинамбуровым. Я хочу курить в продуваемом тамбуре, где-то в электричке из Тамбова в Уварово ехать к волкам, чтобы стать им товарищем, братом, мужем и всем полагающимся, только не грушей, на грядке забытой и разлагающейся. Нет, ты послушай! Я объяснитель тот ещё. Нисколько не обольстителен, по лицу не скажешь, что властителен, но загляни в меня до глубин, и не захочешь вырваться. Да только вырван я один, и, похоже, меня вырвало, словами, лежащими перевернутыми, порванными, растоптанными. И да, я всё ещё груша. Душно. Не то слово. Херово.