Маки
– Папа, они пропали, умерли.
– Кто умер, ты о чем, Маша?
– Маки, папа.
– Не может быть, ведь только вчера сорвали. Они же полевые, и должны стоять долго. Помнишь ромашки, в прошлом году на день рождения?
Это было в середине лета, как раз время цветения на лугах полевых ромашек.
Она так радовалась тому букету! Как только утром вошли к ней с огромной охапкой ромашек, всё вокруг наполнилось ароматом луговых трав. Белоснежно-белые, в обрамлении пастельно-зеленых стеблей, они, казалось, наполнили комнату светом яркого лета. Дочь проснулась, открыла глаза и только охнула, задохнулась восторгом и протянула руки к ромашкам. И потом каждое утро из её комнаты доносился тихий говор, она шепталась с цветами.
– Да, папа, ромашки долго не вянут, они стоят целый месяц. А маки, они другие, хрупкие, они как бабочки. Их крылья поникли, свернулись. Мне их жалко, папа. Не надо больше их рвать. На мой день рождения отвези меня на то место, где вы с мамой их сорвали.
Дочь с женой остались на даче, а я уехал в город и по дороге остановился на том же месте.
Другими глазами смотрел на луг, раскинувшийся между двумя массивами леса, и мне казалось, передо мной колышется травяное море, а над ним летают тысячи ярко-красных бабочек. На душе стало так тепло, и щемящая грусть наполнила меня.
Дочь права, цветы они живые, это поле их дом. Скоро день её рождения, и я, конечно же, привезу её сюда, к макам, которые она так любит.
Ветер мягко укачивал травы, волной подымая и опуская огромные скопления ярко-красных цветов, и мне показалось, что в этих волнах со звонким смехом бегает моя Маша, играя с бабочками-цветами, и забылась её болезнь, вечные лекарства, робкие надежды выздороветь.
Я привезу её на этот луг, и здесь, вдали от шумного города, порхающие у самой травы цветы-бабочки дадут ей веру в себя, веру в жизнь.
«Скоро её день рождения, и я (запятая) конечно же (запятая) привезу её сюда, к макам, которые она так любит».
«Я привезу ее на этот луг, и здесь, вдали от шумного города, порхающие у самой травы цветы-бабочки, (лишняя запятая) дадут ей веру в себя, веру в жизнь».
Хорошая миниатюра, добрая, лёгкая, поэтичная. Душевно написано. Спасибо, Стас!
мне кажется, что Скоро день её рождения — звучит лучше
два раза подряд «говор». Например, она шепталась с цветами
отрицание в самом предложении. Если через месяц вянут, то «никогда» уже не подходит.
Немного надо причесать, убрать частое «её».
Насколько я помню предыдущие тексты – этот читается легче. Прогресс налицо.
Я бы восклицательный знак здесь поставил.
А что мешает возить её чаще, чем раз в год? Болезнь? Но в тексте об этом ничего. По тексту папа ждёт, когда будет день рождения, чтобы отвезти дочь на маковое поле. А до того — ни-ни.
Слишком большой абзац в конце. Например «Дочь права,» это уже точно следующий абзац. Большие абзацы осложняют прочтение, надо дробить.
Я бы раздробил последний абзац так:
За прогресс отдельное спасибо.
1) детская речь какая-то недетская. Не в смысле взрослая, а просто неестественная. Дети так не говорят.
2) И про больше не отдам её в больницу — это вообще варварство и ужас. Пусть девочка побегает среди цветов разок, а папа поищет деньги и увезёт в Израиль, в Польшу — куда угодно, где лечат то, что вы не назвали. Если родители сдаются и готовы наблюдать, как умирают дети — это капец какой-то, пардон май френч.
3) снизьте количество сюсюканий и прилагательных до минимума, а вот болезнь надо вывести раньше по тексту, чтобы история держала. А то не очень держит.
С уважением и наилучшими пожеланиями
Еще раз Вам спасибо.
—Папа, они умерли…
Лина сидела у окна опустив голову. Маленькая девочка в теле взрослой женщины. Скоро ей исполнится тридцать, но она не повзрослеет никогда.
—Кто умер, ты о чем, Лина?
—Маки, папа.
—Не может быть, ведь только вчера сорвали. Они же полевые, и должны стоять долго. Помнишь ромашки, в прошлом году на день рождения?
Она так радовалась тому букету! Утром вошли к ней с огромной охапкой, и всё вокруг наполнилось ароматом луга. Дочь проснулась, открыла глаза и встретила глаза цветов. И задохнулась от восторга. Много дней после этого мы слышали, как она шепталась с цветами.
—Да, папа, ромашки долго не вянут, они стоят целый месяц. А маки, они другие, хрупкие, как бабочки. Мне их жалко. Не надо больше их рвать!
Я молчал не зная, что сказать. Было больно испортить её праздник. Много ли радости у неё в жизни? Больницы, амбулаторное лечение дома, снова больницы… —Заболевание психическое, —сказал доктор. —Это не лечится, только достигается ремиссия…
В больницах её накачивают психотропными лекарствами и превращают в овощ. И какой смысл, если это не лечится? Я спросил об этом доктора. Он подумал и ответил:
—В принципе никакого. Просто людям страшно не делать ничего.
Я долго не мог произнести ни слова. Но наконец спросил:
—И что бы вы посоветовали? Без накачки бесполезной химией. Если бы это была ваша дочь?
Доктор неловко пожал плечами и задумался.
—Если бы? — спросил он и вздохнул,— Жизнь на природе. Для многих это самое лучшее лекарство. Пусть не в данном случае, где лекарства нет, но по крайней мере это жизнь. Счастливая жизнь. Та, которая ей сейчас доступна, понятна…
По дороге домой я остановился на том самом месте. Другими глазами смотрел на большой луг, обрамлённый лесом, и мне казалось, что передо мной колышется зелёное море, а над ним летают тысячи ярко-красных бабочек. От красоты перебило дыхание.
Ветер мягко укачивал травы, волной подымая и опуская созвездия алых цветов, наполненных солнцем, и мне казалось, что в этих волнах бегает моя Лина, смеясь и играя с бабочками-цветами.
Дочь права, цветы они живые, это поле их дом.
Завтра я заберу её из больницы и привезу в это зелёное море. Завтра вместо бесполезных лекарств будут красные маки и ветер. Будет счастье. Даже в её ситуации может быть счастье. И может быть появится надежда…
Эта мысль идёт вразрез с чаяниями главгероя исходного рассказа. Тот надеется на лучшее. «Ваш» же ГГ хоронит дочку с первых строк.
Ей не обязательно быть одинокой, смотря какой диагноз. Сейчас уже есть группы развития/общения для людей с отклонениями.
Насчёт «бесполезной химии» — это очень неверно. Как раз «химия» позволила массе граждан с повреждённой психикой более-менее функционировать в обществе, а не сидеть взаперти.
А вот последний абзац — хорош! Но… идёт вразрез с первым. Если ГГ держит в голове мысли о том, что есть надежда, то он не будет рубить с плеча, что надежды нет.
Только поэтому.
Логичнее, чтобы ГГ всё время жил в ощущении надежды
Если свет есть всегда, то выход к свету не имеет цены и значения. Покажите темный тоннель — и выход к свету. Тогда я поверю.
Подозреваю, при таком малом объёме текста, это вряд ли возможно сделать. Поэтому полагаю, что некая надежда должна быть уже в начале, чтобы конец не казался противоречивым. Или надо увеличивать объём текста, чтобы вместить переходные этапы.