Посмеёмся, папа

 Ты ночью во сне смеялся, что снилось? ‒ мать поставила тарелку перед Вадимом.

‒ Смеялся? ‒ Вадим начал водить ложкой, создавая причудливые контуры в густой манке, ‒ да, приснилось что я умер, а на самом деле не умер. Вроде стою в углу и наблюдаю, как вокруг бегают люди.

‒ Чушь какая.

‒ Чушь, ‒ Вадим благодушно усмехнулся, ‒ но смешно.

‒ Ничего смешного. Что с работой думаешь, ‒ резко поменяла она тему разговора, ‒ уже неделю сидишь.

‒Сижу. Жду.

‒ Чего ждёшь?

‒ Марат сказал, на следующей неделе у него место главного программиста освобождается. Он меня возьмёт.

‒ Возьмёт… а сейчас на что жить собираешься?

‒ Заначка есть. Устроюсь, попрошу аванс. Марат не откажет. Слушай, тебе денег не хватает?

‒ Мне хватает, а вот твоя бывшая позвонит, скажет, денег давай, что тогда?

‒ Сам разберусь. Тебе зачем это? Не порть утро, ‒ Вадим поднялся, поставил тарелку в раковину, ‒ я к себе. Спасибо.

‒ На здоровье. Денег дай, в магазин пойду.

Вадим вернулся со смартфоном, из которого раздавались звуки танго, положил его на стол.

‒ Давай потанцуем, ‒ он подхватил мать и повёл в танце, смеясь и подпевая. На последних аккордах сделал разворот и опустил её на руку.

‒ Весь в отца, тому тоже, лишь бы веселиться было. Довеселился…

‒ Да ладно, живём один раз. Что ещё делать если не веселиться, держи, ‒ он протянул деньги.

Зазвонил мобильный.

‒ Это правда? Тебя уволили?

‒ Здравствуй, дорогая.

‒ Я тебе не дорогая. За садик надо заплатить.

‒ А говоришь не дорогая. А что твой олигарх?

‒ Он, во-первых, не олигарх, а потом, с чего он должен содержать чужого ребёнка?

‒ Ну, чужую жену он ведь содержит.

‒ Вот об этом я тоже хотела поговорить. Я на развод подала. Через месяц в суд. Уж будь добр, без твоих обычных шуток. Давай всё сделаем по-человечески.

‒ Давай, ‒ Вадим засмеялся.

‒ Что ты всё смеёшься.

‒ А что, плакать? Ты вон, не плачешь.

‒ Что за дурацкая привычка всё переворачивать. Ладно, ты так и не ответил, тебя уволили?

‒ Уволили.

‒ И?

‒ Катя, деньги я тебе на карту переведу. Остальное мои проблемы. … я возвращаю ваш портрет, и о любви вас не молю...

‒ Да иди ты.

Вадим снова рассмеялся уже в ответ глухим гудкам:

‒ Иду. Дорогая, иду.

‒ Ну, что я говорила, ‒мать хмыкнула, ‒ стерва.

‒ Да брось ты. О, Марат звонит. Да, привет, сейчас, подожди, я к себе в комнату зайду. Ну, как дела?

На том конце пробасили:

‒ Пойдёт. Сегодня у меня день рождения, не забыл?

‒ Не забыл. Поздравляю.

‒ Ага! Вечером отметим в сауне. Я за тобой машину пришлю.

Вадим не успел отключить телефон, как тот снова призывно зазвонил.

‒ Слушаю.

‒ Вадим, это Виктор Александрович. Необходимо чтобы ты подъехал.

‒ Но я вроде всё сдал. Чего-то не хватает?

‒ Всё нормально, просто ты нужен. Ненадолго.

‒ Хорошо, заеду.

Вадим переоделся, подхватил ключи от машины.

‒ Мам, я на работу съезжу.

‒ На какую работу?

‒ На старую, начальник звонил.

‒ Обратно зовёт?

‒ Да вряд ли, может что с программой. Я ненадолго.

В коридоре стояла сумка, с которой мать ездила на дачу, на трюмо валялся моток верёвки.

‒ Ты на дачу собралась?

‒ Да, через два часа Николаич заедет, заберёт.

‒ А что за верёвка?

‒ На антресолях нашла, хочу Николаичу отдать, ему в хозяйстве сгодится.

‒ Ты, если хочешь Николаичу угодить, лучше беленькой захвати.

‒ Опять твои шутки.

‒ А может вам поженится?

‒ Ну это не твоё дело, сама разберусь. Лучше думай за работу. Я тебя содержать не собираюсь. Да и с жильём тоже решай, а то гляди, сыграл в благородство, квартиру бывшей, а сам ко мне на шею. А я на старости лет хочу для себя пожить.

‒ Поживёшь, не переживай. Я не задержусь.

‒ Надеюсь. Ключи не забудь, я до понедельника на даче. И за что мне всё это, ‒ мать раздраженно махнула рукой и захлопнула дверь.

Замок щелкнул зло: «халк…халк…».

«Сам Халк», ‒ в ответ хмыкнул Вадим.

Машина стояла, прижавшись пошарпанным боком к стене дома. Кому-то, похоже, она помешала: на передней двери гнилым яблоком написали неприличное слово. Вадим взял огрызок, лежащий на капоте, и нарисовал поверх неприличия сердце, сел в машину, повернул ключ зажигания. Старенькая «тойота» фыркнула и заглохла.

‒ И что тебе не нравится?

Машина упрямо молчала.

‒ Да и ладно, прогуляюсь.

Он вышел и зашагал к остановке. Солнце пробивалось через листву, Вадим подставил лучам лицо, зажмурился и налетел на девушку.

‒ Глаза разуй.

‒ Простите.

‒ Идиот.

‒ А вы красавица, ‒ Вадим лучезарно улыбнулся.

На фирме Виктор Александрович деловито поздоровался, и, придерживая Вадима за локоть, повёл к его недавнему рабочему месту.

‒ Вот, покажи молодому человеку что тут у тебя.

‒ Вы же говорили, что он ас, ‒ Вадим разглядывал тщедушного парня лет двадцати.

‒ Ты покажи, покажи, ‒ ничуть не смущаясь, напирал бывший начальник.

Вадим стал расспрашивать у парня, что ему непонятно. Оказалось, что непонятно всё.

‒ Виктор Александрович, да тут полностью учить нужно. Мы так не договаривались. Вы, когда меня увольняли, сказали, что я не соответствую. Что придёт более грамотный сотрудник.

‒ Он и пришёл.

‒ Я вижу. Ко мне какие вопросы. Он всё это должен знать сам. Это стандартные программы.

‒Вадим, ‒ голос бывшего напрягся.

‒ Я пойду, Виктор Александрович.

‒ Да я тебе такую характеристику выдам, тебя не одна, уважающая себя, компания не возьмёт.

‒ Выдавайте, ‒ Вадим широко улыбнулся, похлопал экс шефа по плечу, развернулся и вышел.

‒ Ну, ну, посмейся, пока можешь, ‒ зло крикнул тот в спину, но Вадим не обернулся, лишь помахал поднятой вверх рукой.

В коридоре его встретил бывший коллега:

‒ Привет, за расчётом? Видел этого? Племянник шефа. Тупой, как валенок.

‒ Я заметил. Ладно, мне пора, ‒ ничего больше не ответив, Вадим вышел улыбаясь.

В табачном магазине густо пахло роскошью и деньгами. На подставках в витрине красовались пухлые, как рембрандтовские девы, лакированные и матовые трубки, медово янтарные, бордово рубиновые, чёрные. Табак, в красочных брикетах и круглых, словно из под монпансье, жестяных банках, был разложен на бордовой бархатной ткани под стеклом витрины.

Продавец, мужчина лет сорока, бородатый, с чуть подкрученными усами, отшлифовано-брутальный, стоял за прилавком с дежурной улыбкой.

‒ Мне подарок другу, ‒ обратился к нему Вадим.

Тот внимательно оглядел покупателя, оценивая его денежные возможности. Вадим прикинул остаток денег на карте:

‒ Трубку и табак. Дорогих, но в пределах разумного.

‒ Трубку подберём. А какой табак предпочитает ваш друг?

‒ Он курит Петерсон «Ирландский дуб».

Продавец кивнул, достал жестяную банку с оливковой этикеткой:

‒ Хороший выбор, ‒ улыбнулся, от чего его усы приподнялись, обнажив зубы. ‒ Теперь с трубкой. Если позволите, я предложу вам эту. Новая вещь, и такой у вашего друга точно нет. Авторская работа, ‒ продавец поставил перед ним матовую трубку глубокого чёрного цвета. ‒ Обещаю, ваш друг оценит её по достоинству.

Вадим глянул на ценник, вместе с табаком это практически все его сбережения. Хотя… на следующей неделе у него будет новая работа с большим окладом. А мелочиться на подарок лучшему другу, причём будущему работодателю, это по-жлобски.

‒ Беру.

Из магазина он вышел с коробкой, обёрнутой в коричневую бумагу и практически пустой кредиткой.

Дома никого не было, мать уехала. На трюмо осталась лежать верёвка. Вадим покрутил моток в руках и кинул обратно, тот упал на пол, но поднимать было лень. Он пошёл в комнату и завалился спать. Снился отец, он смеялся, шутил, подкидывал маленького Вадима к потолку и приговаривал: «полетели, полетели».

Сон прервал телефонный звонок:

‒ Ты собрался? Водитель уже подъезжает.

Сауна была отменной. Вадим парился, нырял в бассейн, снова парился. После долго тёрся мочалкой, под сильными струями душа. И снова сауна, бассейн, сауна.

Разморённый он упал на диван.

‒ Подарок, ‒ кивнул он на коричневую коробку.

Марат содрал обертку и извлёк банку с табаком и деревянную коробку.Открыв её, он присвистнул:

‒Вот, чертяка! Ну угодил, угодил, ‒ он с любовью разглядывал чёрную красавицу.

Вадим, блаженно улыбаясь, смотрел на манипуляции друга. Наконец заклубился серый бархатный дымок, разнося аромат дорогого табака.

Вадим прикрыл глаза, опьянённый чистотой и запахом никотина.

Голос Марата вырвал из сладкой дремоты:

‒ По поводу работы. Я тебе место обещал в головном офисе. Ты извини, пока не выйдет. Тесть своего протеже привёл. Я не мог отказать, сам понимаешь. Ну, думаю, с твоим уровнем тебя хоть куда возьмут.

Вадим открыл глаза, Марат затянулся. Вадим смотрел как в чёрном жерле вспыхивает бордовое пятно, а через секунду к потолку подымается серый дым.

‒ Да, не вопрос. Конечно понимаю.

‒ Без обид?

‒ Без обид, ‒ рассмеялся Вадим.

Потом они пили «Хеннеси» и закусывали чёрной икрой, завёрнутой в блинчики, лососем, жирным паштетом на тонких кусочках поджаренного хлеба. Вадим травил анекдоты, и они хохотали до слёз.

Вернулся он домой за полночь. В темном коридоре споткнулся и чуть не упал. Включил свет, это была верёвка, забытая матерью. Вадим поднял её, прошёл в комнату и бросил на кровать. Залез в шифоньер, достал набор для душа, подаренный женой в позапрошлый год на двадцать третье февраля. Гель он еще тогда использовал. А мыло так и осталось. Из разорванной упаковки выпал белоснежный, маслянистый на ощупь кусок, пахнущий замшей и хвоей. Сев на кровать, Вадим распутал верёвку и принялся тщательно натирать её мылом, от чего та стала скользкой, с влекущим ароматом леса и кожи.

Петля получилась отменной. Вадим подёргал её, убеждаясь, что крюк надёжный. «Отца выдержал, меня тоже должен…».

‒ Что, папа, посмеёмся, когда встретимся?

Ноги судорожно задёргались и замерли, руки безвольно повисли. На пол, словно сухой лист, опустилась чёрно-белая фотография, на которой молодой мужчина подкидывает толстощёкого малыша и оба беззаботно смеются…