Ярмарки
Автор:
Скрытимир Волк
Текст:
Эй, мужички! Надевайте кушачки, праздничные шапки, да хватайте суму в
охапку! На телеги кладите бороды – да вскачь до города! Ярмарка!
Ярмарка-ярилинка на макушке лета стоит, меж Купальим днем да
Перуновым. Обоим богам подмигнуть норовит!
На ярмарке торговцы с товарами рядами стоят, как на карачун ватажьи
стенки. Да друг на друга не бросаются, а товаром своим хвалятся. Кто больше
продал – тот и ставит пиво от щедрот победителя. Во плотницком ряду мастера
стоят. Руки – что лопаты хлебные, носы – стружкой стесанной, в бородах опилки
прижилися. Хлопают ладонью по товару – аж гудит. Хвалятся:
-
А вот, сосновый строевой лес! Терем строй хоть до небес!
-
Лемешки еловые, половицы кленовые. По такому полу ходить – боярином
слыть, лемешком крышу крыть – что княжью шапку носить!
-
Вот дубовые брусья! Аж не нахвалюсь я! Пять топоров затупил, пока этих
богатырей выточил! Кому?
Семья молодая грузит на радостях в телегу доски – жилье свое до ума
доводить, а столяры ушлые уж мужу стол сватают, а молодухе колыбельку резную
показывают:
-
Живучи не поверим, чтоб молодым да без нужды в том оказалось!
Мастера тележные напротив стоят, похохатывают:
-
Эй, молодые, смотрите – телеги не сломите! А случится беда – просим до
нас, сюда! Не возьмем с беды дорого! Продадим, что понадобится: будут
вам иль колеса на осях, иль телега вся!
И стоит товар рядом, пахнет свежим деревом да дегтем. Телеги, как лодочки,
крутыми бортами людям кажутся. Колеса спицы, как руки, раскинули, за ободья
цепко держатся.
-
Эх, покатиться бы! Эх, пробежать бы – целый свет повидать!
А вот в кадушный ряд и не пробраться вовсе! Скоро время поспеет бортный
мед собирать, капусту квасить, огурцы, грибы да рыбу солить – на зиму запас
делать. Как же без кадушек да бочек? Мужики здесь смотрят придирчиво – хорошо
ли клепки подогнаны? Крепко ли обручи железные на бока набиты? Треснет такая
– весь запас пропадет.
А торговцы стоят с товаром – что дочерей на смотринах кажут: спокойные да
степенные, все расскажут, все покажут – где дерево брал, как сушил да клепки
тесал, как железными кольцами меж собой обручал. И стоят пред тобой бочки-
барыни, кадушки-молодушки, ушаты-ребята, да ведра-простяки. А мастер за злой
деньгой не гонится, поучает неопытных:
-
Если тебе для пива или кваса – дубовую бочку бери: не гниют, не глебают.
Пробку вышибать станешь – не расколются. Воду возить удумаешь –
еловую надо: и сама легка, и воду не упустит. Масло хранить – из осины
или молодого дубка посудину покупай. Коли мед, или икру рыбью везти
надо – липовая кадка вот. В ней долго снедь хранится. Солить чего – бери
осину, дуб да липу. Они соленья хорошо держат. Для дегтя, смолы или
живицы – сосновую бери. А зерно да крупу хранить – любая сгодится.
Ребята молодые лишь затылки чешут: на вид – бочка и есть, а вот – хитра
наука.
От кадочного ряда и до посудного недалече. Горшки, корчаги да глечики на
погляд распрямляют плечики. И воду налить, и мясо запечь – глиняная братия
завсегда первая. Чугунки пузатые рты разинули – что Китра-рыба. Эти разварят и
цельного осетра – так велики. А рядом – посуда точеная, обыденная. Дешева ложка
да мелка, а наплачешься без нее у котелка. Лежат перед тобой на выбор на белой
скатерти – для каши глубокие, для мяса плоские, для мужика простые, для щеголя
– резные. А вот и большачья ложка о железном черенке. Эту я прихвачу, пожалуй.
А вот, глянь, чаши узорные, из древесной капы точеные. С такой братины-
лодейки лишь по большим праздникам пиво пить!
А ковшей-то, ковшей понавезли! И каповых, и корцов с корневища – да со
всей Руси!
Московские каповые, что лодочки о долгом кормиле, цветами расписаны.
Козмодемьянские - чашечки, рукоять-крючок – птица костяная. Тверские
корцы – что лодьи боевые: длинные да бортастые, на носу – голова конская, корма-
рукоять – что сосна граненая, а по бокам – узоры хитрые резаны.
Ярославские – что кубки граненые. На носах – коньки, рукоять – петелькой.
Северные ковши-налевки – круглодонные, рукоять-дужка уточкой вырезана.
А вот глядь – козмодемьянский ратный ковш! О три ведра! Осилишь ли?
Стоит бадейкой, глядит лодейкой, носик острый, как у лис, рукоять – как будто
лист, ручка с петлей прорезной, бок речениями расписной. Как оно – из такого
ковшины меду на именины? Врешь – не допьешь!
А чтоб было с доглядом – тут квасной ряд рядом. Стоят бабы румяные, на
головах кички рогатые. Зазывают:
-
Что, молодец, прикупил корец? К нам заверни да кваску хлебни! Тот
квасок хлебный, ароматный да ядреный! В теньке стоял, по жаре
замерзал! Когда квас хороший рядом – и пива горького не надо!
В том ряду тесно: мужики шуткуются да ухарятся – кому солнышко спину
напарило, кому молодица-красавица глянулась, а кому с товарищем товар под
квасок обсуждать сподручнее.
А квасному ряду сосед – калачный. Пирожки тут стоят с начинкою – сам
выбирай, что глянулось: с мясом, с ягодным вареньем, с кашей, с яйцом, аль с
луком да капустой.
Крендельки маковые им фигушки кажут – дразнятся:
-
А вот мы у ребятни любимые!
Продавец усатый от хлебного духа ошалел – сушек связку на шею повесил,
как большуха монисто, баранок в обе руки ухватил – из-за прилавка выскочил:
-
Эй, ребятня голопузая! Налетай! Что на прилавке лежит – денег стоит, а
что в руках – даром отдам! Только чур – по честному, чтобы всем без
обиды досталось!
Ребятня налетала, угостилася. Побежали дети по отцам да матерям:
-
Пойдем скорее туда! У дядьки калачи да рогалики дюже вкусные!
А усач смеется. Уже кладет на лоток пряники печатные – медовые да мятные.
И коньки тут, и петухи, и рыбки для ухи! Взрослые ребятне пряников покупают,
себе калачики берут – и снова до квасу: не сухими же сладости есть!
Детвора пряников поела, квасом напилась, да бегом к потешному ряду,
зажимая в кулачках грошики. Дарили родители денежку – наказывали: учись
покупать, не учись терять, на добро не жадничай, на пустое не траться!
Эх, бабка новгородская! Ох, и затейница! Глиняные свистульки-птички
показывает, да сама щеки раздувает – свистеть учит и по-птичьему, и по-
разбойничьи. Не доглядела, свистнула – аж за топоры стража схватилася:
-
Где – спрашивают – где тать балует?
Одни свистульки, что дудочки о трех дырочках – песней переливаются. А
другие, с водой, будто ковшики, соловьиные коленца выводят.
Бабка-новгородка ребятне ратников резных да всадников дает, а сама и
показывает – как гридень ходит, как богатырь саблей машет. Ребятня за ней, как за
воеводою, пятками пыль молотит. А бабка командует:
-
Ра-а-а-а-ать! На ворога, впере-е-е-ед!
Ей-то, старой, виднее, как оно там, на войне: новгородцы, с той поры, как
град их стоит, не одному соседу-ухапщику зубов поубавили.
Бабка уже девчонок развлекает – ленты цветные достала, куколок наряжает,
да сказывает: какой наряд на именины положен, какой на свадьбу, в каком
младенца водить, а в каком – корову доить. Связала платок зайкою, а тот из ее рук
– скок! Девчонки визжать, а торговка смеется – сама украдкой его подтолкнула!
Весело ребятне, да и бабка тешится: сколько уж детей да внуков у нее, а все
бы ей у ребят верховодить.
Кузнецы степенные угольный свой рабочий наряд сменили на праздничные
рубахи. Стоят – будто от молотов рукояти: темные, крепкие, работой до блеска
тертые. Говорят гулко – словно молот роняют. Лежит у них на лотках разная
железная снасть: гвозди, петли, крюки, кочедыки, топоры, молотки, зубила, шила,
ножницы, вилы, грабли, засовы, ободья колесные, обручи бочажные. На особицу –
боевые топорики, зверобойки-рогатины, ножи-шкуродеры, наконечники
стрелочные, гарпуны зубастые, да прочая охотничья снасть.
Темно железо, простым да неказистым кажется, а потеряй малый гвоздик –
охромеет с расшатанной подковой работница-лошадь.
Три соседа-кузнеца тешатся: каждый своей работой хвалится. Первый
кольчуги витые сворачивает да вострые мечи под солнечный луч подставляет.
Второй птицей железной гордится: каждое перышко на особицу выковал да вместе
собрал. А третий всех обошел: развернул скатеры, а в ней – иголки тонкие, девичьи
первые подружки. Набежало баб – яблоку негде упасть. Скупили у кузнеца весь
товар. А тот доволен. Меда корец достал, соседей угощает, да малость поучает:
-
Ты, соседушка, как стража ярмарочная мимо пройдет, мечами громче
звени – будет на твой товар купцов. А с тобой, сосед другой, нынче к
воеводе пойдем: дочь его именинница, ей твоя птица в самый раз.
Ворчат соседи:
-
Не кузнецом, а купцом тебе родиться надо было! Ишь – все сведал, все
узнал!
А тот артачится:
-
Не бывать мне, братишки, купчиною, одолеет меня кручиною: позабуду,
как молот поднять, полюблю только деньги хватать.
Углежоги да смолокуры отдельно стоят. Их ремесло огненное. Сердца, как
пламя, жаркие, думки – как дым летучий. Стоят, зазывают:
-
Твоему, кузнец, железу, дюже уголь наш полезен. Хорошо пылает, сталь
добела раскаляет. Да ты и сам ведаешь.
-
А мы смолой богаты! Ею щели конопатим! Все наша смола слепит да
слюбит: хошь лодку, а хошь – молодку!
-
А вот дегтя возьми! Чтоб колеса шибче вертелись да не портились! Чтоб
ворота да уключины не скрипели! А от вши-блохи кусачей, деготь тебе –
первый брат!
А у самых врат – сапожный да шорный ряд. Шорники хвалятся седлами
богатыми, упряжью конской, да ремнями наборными. Сапожники скромнее чуток –
каждому подберут сапог: мальцу – бегать по крыльцу, девке – хвалиться, да в танце
не сбиться, а мужскому роду – для дальнего походу.
А богаче всего народу у суконного ряда. Хороши обновочки, эх, пропали
чернобровочки!
-
А вот платки цветочные! Под стать твоим ягодкам-щечкам!
-
А вот рубахи да сорочки! Купи в подарки сыну да дочке!
-
А у меня кушаки богатые! Налетай, ребята!
-
Был мужик глуп, не купил у нас тулуп! У печи, проказник, зиму всю
зубами лязгал!
-
А вот порты для прикрытья срамоты! Коль и их пропьешь – значит по
миру пойдешь!
-
Что мимо бежишь? Шапку в спешке потеряешь – точно новую у меня
покупать будешь! Может – сразу приценишься?
Гудит Ярилина ярмарка. Монеты блесткие да слова звонкие от человека к
человеку гуляют. И надобна бы тебе чарочка расписная, да уж больно смачно с
таких усатый продавец пил! И крендельком, как малец, увлекся, а ведь вкусно
оказалось! Да и ладно там с деньгами: не пропил, не украли, все на дело пошло, от
всего польза будет. И от гвоздей да упряжи конской, что как воздух нужны были, и
от свистулек, что на потеху детям взяты. А уж как жена броши расписной
порадуется!
А будет еще дома и побаска о том, как торговцы народ потешали. Выставили
они на ярмарочной площади столб высокий, почитай – сосну корабельную, да от
щедрот своих понавешали: кто влезет да снимет – тот домой и понесет. Лезли
ловкачи, тягали забавы. Кому кренделек, кому кушачок, кому сапоги из сафьяна, а
кому и кошель без обмана.
Тянутся телеги с ярмарки, везут по домам красоту да подспорье. А того пуще
– шутки веселые, рассказы занятные, да с иных земель весточки. Долго еще будут
мужики по хатам да избам гладить душистые бока кадок да примерять на ворота
новые петли. Бабы в обновах перед лучинушкой все извертятся. А в полях все
никак не угомонятся соловьи-свистульки.
Эй, сосед, не на малую ли ярмарку собрался? Мала да весела она, дочь
Ярилиной ярмарки. Мужика, нашего брата, там мало, больше девки заправляют.
Рюень-месяц по лесам гуляет – лист березовый золотит, яблочки калит, хлеба к
земле клонит. Загулялись девки по лесам с Рюенем. Указал он им тайнички
лешачьи, пока тот с водяным в кости играл. Воротился лешак – взвыл за голову
взявшись: нет в лесах да на болотах ни единой ягодки. Рванулся за девками –
наказать, да увидел на пеньке откупное – пирог, молоко, да яиц вареных с десяток.
Остыл волосатый. Угостился да пошел новые схроны ягодные обустраивать.
А девки-лисицы вон уже где, на ярмарке сидят. Продают ягодную зернь
лукошками, хихикают. Пальцы уже от черники темны, губы от лесной малины
алеют, щечки издали земляникой кажутся. Уж и не знаешь, какую ягодку выбирать
– ту, что в лукошке красуется, или ту, что тебе улыбается.
Мужики зареченские – рукастые да хитрые: нарезали лозы, надрали лыка,
вон, торгуют теперь поживным припасом.
-
Лукошки, лукошки! Удержат все до крошки!
-
А вот на спину кузовок, в нем унесешь грибов с пудок! А хочешь – пуда
три! Хребтину только не сотри!
-
Корзина плетеная, мягкая. Сгодится дюже для ягод! А хочешь – грибы в
ней носи! Какую тебе? Да не трусь – попроси!
Быстро товар сбывается: ягодная пора в разгаре, грибное время на подходе.
Скоро идти по лесам – поклоны отвешивать: боровикам-боярам, опятам-солдатам,
рыжикам-щеголям, волнушкам-чашникам да всему грибному царству. А ягодкам-
девицам – наособицу: малине мягкой, землянике-княгине, чернике сладкой, да
клюкве кислой. А ведь так и есть: не поклонишься – не возьмешь. А как двинется
гриб из лесу да капуста с огорода – закипит везде работа: на зиму посол. Девки
заграничные носы от нашего припасу морщат – не по нраву им грибы да огурцы
соленые, не слюбилась им капуста квашеная. Вот и живут в своих теремах –
бледные да тощие, как горячкой болевшие. Одно дитя родят – на всю жизнь
надорвутся. А наши бабы простые, квашенье да соленье у них первое кушанье. Эти
и в страду ребенка родят, да дальше жать продолжат. Русский человек от простой
еды здоров, а халва всякая басурманская – тьфу, баловство дитячье!
Ох ты, гляди, кум! В солевом ряду что творится! Чумаки киевские с
солеварами новгородскими сейчас бороды друг другу рвать начнут!
Стоят киевляне подбоченившись, губы сжаты, брови нахмурены. Солнце им в
лицо заглянуть норовит, а они шляпой лозяной от него, как парусом, прикрылись.
Хлебосольны, веселы они, нет души их шире, да беда – без меры вспыльчивы.
Рубят они у себя в степи вострыми саблями татарву ногайскую, а меж бранью-
потехой – на весь свет гуляют.
Поморы – новгородские ватажники им не уступят. В море ледяном купаются,
с топорами плотницкими и во сне не расстанутся. Бьют они на морях да реках
гостей незваных, немецких. Руки у них мастеровиты – хоть ложку, хоть корабль
сготовят. А уж слово дадут – на куски их режь, не отступятся.
Летят над рядами речи обидные:
-
От це тильки бачь! Ця силь? Як сирка – мелка да гирка!
-
Наша соль горька, да в соленьях хороша! А ваши булыжники? Терем из
них строить прикажете?
Уж и стража подтянулась ярмарочная. Платит каждый торговец им от товара
малую толику, покупатель за вход грошик дает. А в ответ – все их дозорные
старания: ходят по рядам оружные, за порядком глядят. Воришку поймают – в
правеж волокут. За негодный товар – прочь гонят. А пьяных да буянов – в погреба
с ледником, чтоб остыли, запирают. Не бывать беспорядкам на честной ярмарке!
Миром солевики дело уладили, по рукам ударили, мальцов за пивом послали.
Порешили соль по-разному хвалить: с киевщины крупна да сладка – пусть она
княжит в мясе да каше; поморская соль мелка да горька – быть ей в огурцах да
грибах. Солеробы торгуют, да соседей хвалят:
-
А не нравится наша – у соседей, может, краше? Ты их попробуй, с нашей
сравни, да бери, какую по вкусу!
-
Обожди хвилинку, у поморов силь спробуй! Ну, яка бильше смачна?
Краше прежнего торг идет. Поморы да киевляне посмеиваются:
-
Вместе на торгу три пуда соли съели!
Разъезжаются люди с малой ярмарки. Радуются товару. Мужики-артельнички
лямки кузовов примеряют, девки корзинками друг перед дружкой хвалятся. А
ребятня с дареным лукошком играть затеяла: гнездо свили, птиц зазывали. Мурка-
пятнашка в то гнездо прилетела, котят там вывела, так их в лукошке и вынесли
поглядеть.
Старухи, что по болотам уж не ходят, ягодам радуются. А мамка Тетеря уж
прикидывает, кого вареньем порадует: зять сладкое любит с оглядкой – ему
малинки, у внучка глаза больные – ему чернички, земляничкой дочь порадовать
надо, а клюква без варева нужна – в кадку капусты квашенной ляжет, для горечи.
А наипаче люди соли белой рады. Высыплют ее вечерком в туески, по
солонкам раздадут. Радуют глаз они, резные – вологодские уточки, что на пирах
хлебосольных по столу гуляют, и поволжские стульчики, что по стенам жмутся, и
нижегородские чарочки, что нести сподручно. Наследуют солонки от дедов-
прадедов, с дочерью в приданное свежерезанные дают, а продавать – и в голод не
смеют. Ныне солью запас полон. Хлебосольством хозяев попрекнуть никто не
смеет.
Эх, на ярмарку, да на груденьскую поспешай, поспешай! Нету ныне дорог –
слякоть одна, так пехом иди, аль верховым скачи! Телеги дома оставь! Да и зачем
тебе они? На груденьской ярмарке товар живой, сам пойдет за тобой домой!
Скотина по лету отъелась, кони под конец Рюеня через серебро поены,
цыплята по осени сосчитаны! Выбирай, чего хотел! Мычит, ржет да кудахтает
ярмарка. Голосу людского как и не слыхать вовсе. Будто забыли люди речь
человечью, меж собой по-зверьи разговаривают.
Выбирай в скотьем да конском ряду – чего тебе в хозяйстве надобно?
Вон лошадки-работницы, серые да карие, гладкие да в яблоках. Жуют
соломку, похрапывают. Норовят человека за рукав мягкими губами ухватить:
-
Не дашь ли хлебушка соленого?
Наособицу тяжеловозы стоят. Грудь – как изба, росту – как скала, ноги с
бабками белыми – как деревья молодые. Рядом с ними кони другие – что жеребята
малые. Сильны тяжеловозы: телегу, камнем груженую, как пушинку тянут, соха им
– забава детская. А вот вскачь – не любят. Они силой славны, не резвостью.
Скакунов боевых поодаль продают. Эти к работе не годны: ноги тонкие, круп
худой, глаза злые, норов чертов. Зато обучены сабель не бояться, на чужих
кидаться, да быстрее стрел вражьих по полям мчаться.
Коровы стоят, рогами трясут. Те, что на Подонье жили, они рыжие, травами
степными вскормлены, с белых меловых гор водою вспоены. Молока дают –
упьешься, мясо с них – на любом пиру желанное. Да только кто ж из простых
мужиков кормилицу без нужды забьет?
А вот приильменьские чернушки да пеструшки худы. Мяса с них да молока –
куда меньше. Но иному бедняку, что своей коровы лишился, другой и не надобно.
Поросят в мешках продают – так нести удобнее, если визг уши не режет. А
взрослых свиней и нет почти: далеко везти, тяжело продать. Да и зачем, коли
поросится исправно?
Овцы кудлатые стоят, блеют. Шерсть у них долгая, холеная. Не мясо с них
богатство, а теплая шубка. Бараны бодливые привязаны накрепко. Так шумит
народ: касог смуглый на баранов показывает, да всем растолковывает, что с любого
барана хорошей вырезки лишь два куска со спины, а остальное – тьфу! Горячится,
шапку свою меховую в грязь швырнул, мамой клянется. А продавец смеется:
-
Так купи барана, зажарь, да покажи добрым людям, под чарочку, что там с
мясом да как!
Козы стоят, сено жуют, о руки людские трутся. Охота им побыстрее в теплый
хлев попасть. А козел их, черный, все боднуть норовит. На него знахарь
приценивается: чертов норов у козлов, да чертей гоняют они исправно.
Мальчонка встрепанный в рядах уголок отбил, корзинку с котятами выставил.
Губу закусил, озирается: колко ему от насмешек.
-
Что котята твои? Ни молока ни мяса?
-
Зато мышам нет спасу!
Огрызнулся, а сам кошенят гладит: не плачьте, маленькие, не дам в обиду!
-
Чего продаешь? Барыша захотелось?
-
Мамка учудила – топить надумала! А они – живые, тоже дышать хотят!
-
А почем продашь?
-
За копеечку!
-
Ну, давай самого мурлышистого!
Пошел котенячий торг. Один взял самого пестрого, другой – самого
шустрого, третий – самого глазастого. А паренек смотрит на каждого хмуро,
подвох ищет. Просит:
-
Не обидь, дядя, котят!
-
Да нешто можно?! – смеюсь, – за них же деньги плачены?
Пищат котята в шапках да за пазухой. Несут люди по домам комочки
пушистого счастья.
А вот – птичьи ряды. Квохтают пеструшки, головой дергают. Страшно им
столько людей увидеть. Гуси шеи змеиные из корзин тянут, шипят, клювом
зубастым ухватить стараются. Цыплята в корзинах попискивают, щебетнуть
пробуют. У петухов гребни кровью налиты, землю шпорами роют, кудахчут редко
да грозно, как врагов вызывают. Рванулся один, выскочил, на ограду взлетел. Поди,
поймай теперь его, красавца. А он на плетне стоит, крыльями синими машет, хвост
алый распушил, горло золотое во всю дерет – песню поет, победитель.
А вот ряды, что снедью животной богаты. Мужики да купчишки продают
излишки! Баранья спинка, курячья грудинка, дорогая говядина, да ветчина нежная.
А еще – яички куриные, масло коровячье да сыр-творог разный. А старик седой,
как жердь сухой, молодых поучает:
-
Главное мясо – путовый сустав!
Дроглым пальцем в небо тычет, важничает.
Сало продают белое. Простое да соленое, кусками да полосками. Тут с Дон-
реки свинари-мясники первые. Поясняют:
-
Ты для сала хорошего не помоями свинью корми, а похлебку ей вари. Вон
как хорошо вышло: нежное, с ветчинкой, без хрящей да желваков.
Галичанин горячий аж вскричал:
-
Да шо б вы в сальце розумили?
И свой товар на лоток – бух! Хорошо сало галицкое: копченое да нежное. С
дымком. И этому нашлись охотники. Уходит сало влет, да стремится прямо в рот.
Зимой по морозу только и спасения, что во дворе баня топленая, в избе печь
каленая, на столе борщ, а к борщу – сало!
Хлебные ряды народом полны: продают здесь на вес пшеницу белую, рожь-
матушку, овес да просо, а еще – горох босый. У кого поле доброе да руки рабочие –
тому и голод не страшен, и с продажи прибыток имеет. Крепкому хозяйству и
норов хозяйский крепок.
Подвалил к одному купец басурманский, пшеницу добрую по ладони
перебирал. Не знал, к чему придраться – просто так хаять начал. Думал цену сбить.
А хозяин стоит да кивает – всячески поддакивает. Не утерпел басурман – завопил
на весь ряд:
-
А чего ты свой товар ругаешь?
А продавец ему в ответ:
-
А я тебе, почтенный, врать помогаю!
Вот смеху-то!
А вот овощной ряд, хоть сгребай все подряд. Капуста белая, что невеста на
свадьбе – кругла, как голова, хрустка, как снег зимой. Хороша и в щах, и к мясу.
А вот морковь – красна девица. За косу бери ее, сладкую, да домой волоки.
Буряк сер, да к борщу поспел.
Лук-барчук о ста одежках без единой застежки здесь в плетенках лежит. Он,
да побратим его, чеснок, зимой от хвори прильнувшей – наипершие целители.
Дурачок юродивый у прилавка стоит, про редиску спрашивает:
-
То нам, живым, от покойников весточка!
-
С чего решил?
-
Ну, а кто же по-вашему редиску-то белую под землей в алый цвет красит?
Смешно людям, да и юродивый не плачет.
В усмарном ряду купчина шумит: кожи ему не нравятся. Эта – тонкая, а эта –
облезлая, эта резана дурно, а эта и не обработана вовсе. Вышел усмарь из-за лотка,
посмотрел на крикуна хмуро, да бычью коже в стороны руками – тись! Лопнула
шкура, грохнула, как лед в ледоход. Купец стоит, трясется, а усмарь его учит:
-
Это при моей силе кожи плохими быть могут, а теперь сам – поди,
разорви!
Сбежал купец. И чего зря маялся? Наших усмарей вся округа хвалит, а ему
блажь пришла – браниться. Вот же как деньга разум перекрывает.
А вот и тканный ряд к праздникам товар сбыть старается. Продаются холсты
на отрез да валиками. Бабы у ряда толпятся – прицениваются. Вот простые – из
нашего русского льна ткани. А вот – басурманский баранец-хлопок. Ну, а коли
деньги имеются – дорогой заморский шелк есть. Чего тебе хочется?
А в середке-то, на площади, скоморохи вертеп поставили: на досках
расписных куколки потешные, на спицу насаженные, бегают да кружатся, меж
собой разговоры ведут:
-
Княгиня Олюшка, можно ль мне на волюшку?
-
Нет, князь мой светлый! Вспомни заветы: женату бывать – на воле не
летать!
Отгремит, отгудит груденьская ярмарка, больше торгов не будет: средь зимы
каждый кус на счету, а весной и крошке рад.
Поклонились людям три ярмарки – Ярилинская, Малая, да Груденьская.
Поклонились, да во след солнцу пошли. Обещались вдругорядь воротиться.
Торговатыми да платежными, поручительством надежные, да весельем полные,
чтоб народу – волнами. Ждем вас сызнова, милые! Старшую мастерицу, что дегтем
да стружкой пропахла, среднюю девицу, что в руках котомку с солью да лукошко с
ягодами держит, и младшую-хозяюшку, что закрома набивает. Ходят по Руси
ярмарки за руки взявшись, поспешают за годом.
