Булка
Булка вышел за калитку, остановился, щурясь от ярких лучей жаркого летнего солнца, сделал несколько волнообразных, неуклюжих движений, имитируя какое-то физическое упражнение и сочно, раскатисто отрыгнул на всю улицу. С березы сорвалась ворона и, обиженно каркая, скрылась за деревьями. Булка сытно, хорошо покушал. Его толстое, рыхлое тело требовало много пищи и, зная это, он поглощал все подряд, нисколько не заботясь о фигуре. Набить желудок — одно из основных удовольствий Булки. И было еще одно — женщины. Еда и женщины — больше он ни о чем не мог думать. И если первого всегда было в достатке, то о втором оставалось только мечтать. В любое время суток — ночью, днем, вечером — он видел перед собой обнаженные тела, стыдливые в своем целомудрии и развратно изогнутые в призывных позах, ждущие, изнемогающие от нетерпения и страсти в предвкушении того, чтобы он коснулся их, завладел ими, дал им то блаженство, которое в его понимании еще именовалось грехом. Эти видения не давали покоя, они преследовали, угнетали его, и он жрал, по шесть, по семь раз в день, ибо только тогда они отступали, растворялись, притаившись где-то в подсознании.
Булка вдруг заметил, что стоит, плавно покачиваясь взад-вперед с вытянутыми руками, сжимающими что-то воображаемое. Он тихо выругался, даже, кажется, смутился немного и затем издал громкий, дребезжащий звук. Испуганно огляделся вокруг — не слышал ли кто? — и глубоко, неровно вздохнул. У него так случалось часто из-за несварения желудка, но он всегда выбирал моменты, когда никого не было рядом.
Легкий ветерок пробежал по листьям деревьев, прошуршал ими и растворился в летнем зное. Булка повернулся и пошел по направлению к зеленому забору, видневшемуся в конце улицы.
Из соседской калитки на ржавом трехколесном велосипеде выехала маленькая девочка лет пяти и, увидев его, чисто и выразительно, как заученное стихотворение, прокричала щербатым ртом:
— Булка, толстая жопа, вонючий, жирный дебил! — и, довольная собой, с усилием закрутила педали старого скрипучего велосипеда.
Булка важно прошел мимо, игнорируя эту глупую сентенцию несмышлёного ребенка. Он привык к тому, что его все оскорбляли. В свои семнадцать лет он уже научился не обращать внимания на подобные вещи, казаться невозмутимым и спокойным, хотя в душе сильно переживал. Иногда, закрывшись в своей маленькой комнатке, он долго и горько плакал, топил подушку в слезах, распуская по ней белые слюни, но, выплакавшись, быстро отходил.
У Булки не было друзей, и намертво закупорившись от всех в тихом и далеком мире, он просто существовал на земле, как деревья, дома и камни.
Из-за угла появилась женщина и, повернув, пошла впереди него, дробно постукивая каблучками об асфальт. На ней было облегающее голубое платье, сквозь которое Булка отчетливо увидел тонкую линию трусиков и еле различимую полоску лифчика. Он почувствовал, как резко у него вспотели руки. Женщина шла ровным, размеренным шагом. Длинные стройные ноги с волнующими подколенными ямками плавно переходили в округлые бедра; они как-то неизъяснимо двигались, наплывали друг на друга, перегоняли, шевелились волнообразно и томно, с мольбой вопрошали, безмолвно, но красноречиво. Возьми, возьми нас, кричали они, схвати и распни, войди в нас, слейся, истязай, изнасилуй в темной траве, среди белых одуванчиков, прямо здесь. Сладострастие, ноющий, приятный зуд в теле. Тонкая, узкая талия, прямая спина, густая копна каштановых волос. Два персика, вверх-вниз, вверх-вниз, две сдобные, ароматные булочки, пышущие здоровьем, силой, страстью. Подойти и дотронуться до них, ласкать их, и потом туда, где идет смутно угадывающаяся линия, вперед-назад, вперед-назад, и продолжать, продолжать, продолжать…
Женщина свернула и исчезла так же внезапно, как и появилась.
Булка остановился и перевел дыхание. В висках гулко бушевала кровь. Он вслушался в себя и потом, испуганно вздрогнув, медленно опустил голову вниз. Черные спортивные штаны оттопыривал большой бугор. Булка осторожно пощупал его. Бугор был упругий и пульсирующий.
Он закрыл его руками — крест-накрест — и с какой-то заискивающей, виноватой улыбкой затрусил к выбитому дощатому проему зеленого забора. С трудом просунув туда массивное тело, он оказался на строительной площадке.
Повсюду возвышались бетонные блоки от недостроенного жилого дома, кучами громоздились балки перекрытий, штабеля кирпича, ржавые длинные швеллера и аккуратно увязанные прутья арматуры. Рабочий день давно закончился, все разошлись по домам и сейчас здесь было тихо и безлюдно. Булка прошел мимо груды битого кирпича и, обойдя огромный блок перекрытия, уселся на деревянный поддон, облокотясь спиной о бетонное основание дома.
Здесь он позволил себе расслабиться. Достал сигарету и закурил. Руки все еще нервно подергивались, а колени неприятно била мелкая дрожь. Булка несколько раз глубоко затянулся, и мысли его окутал обволакивающий туман. Он все еще не научился курить, не привык к сигаретам. И все же никотин, кажется, подействовал: тело расслабилось, по нему прошла волна парализующей усталости и безволия, руки отяжелели, голову потянуло вниз, подбородок уперся почти в самую грудь. Веки затрепетали, борясь с ярким светом, и вуаль редких белесых ресниц закрыла их. Тихо шурша о стену, Булка медленно съехал на бок. Он уснул.
Сквозь разноцветие пестрых бликов, откуда-то издалека, из другого мира, к нему пришла Девушка Его Мечты. Она всегда приходила только во сне, там он с ней встречался и гулял по большому полю сочного зеленого клевера. В самых диких своих фантазиях, порочных и темных, как омут, больше присущих возрасту, чем натуре, он ее никогда не видел. Это был подсознательный идеал, вечное стремление к прекрасному, фата-моргана. Сейчас она пришла в белом, развевающемся на ветру платье. Льняные волосы легки и почти невесомы, их ласкают лучи солнечного света. Он гладит эти волосы, они разливаются между его пальцами, как струи живой воды. Странно, но он совсем не чувствует себя толстым и некрасивым, действительность где-то далеко и кажется неправдой. Ее глаза смеются, отражая небесную синеву и в уголках появляются маленькие, еле заметные морщинки. Он тоже улыбается, широко и свободно, потому что очень любит ее. И она его тоже. Он знает это. Его ущербная душа освобождается от тяжелого груза той, другой жизни. Он берет девушку за руку и ведет куда-то по траве. Какие-то очень важные слова говорят они друг другу, тихие, как шепот ветра, значительные слова, понятные только им. Тайный язык любви — он для двоих и остальным его не понять. Девушка Его Мечты. Наверное, такого глубокого счастья никто никогда не испытывал, думает он, ощущая тепло ее руки. Они идут и идут, неизвестно куда, а полю все нет конца, но потом налетает ветер, он гасит далекую перспективу горизонта, все кружится, подступает пестрота, яркость красок, и девушка удаляется от него в свой мир, волшебный, сказочный и недоступный для него.
Булка проснулся и долго еще лежал так, свернувшись сдобным калачом на деревянном щите и переживая ушедший сон. Он даже не открывал глаз, весь отдавшись непонятному волнению. В груди у него что-то слабо ныло, и Булка догадался, что это сердце; он подумал, что так, наверное, бывает только тогда, когда кого-то очень сильно любишь. Он глубоко вздохнул и, окрыленный явившейся ему истиной, что-то замурлыкал себе под нос, какую-то мелодию, впрочем, ни на что не похожую.
Рядом послышался звонкий смех, словно кто-то тронул маленький колокольчик.
Булка резко сел, открыл глаза и, моргая, уставился в пространство.
Перед ним, совсем рядом, в двух шагах, стояла Девушка Его Мечты.
Булка густо залился краской, дыхание перехватило, как будто кто-то ударил его под ложечку, тело стало ватным и тяжелым, как мешок с картошкой. Некоторое время он сидел, вытаращив глаза, потом резким движением провел рукой по волосам, жалко улыбнулся и вдруг побледнел — быстро, в одну секунду лицо стало бескровным, сахарно-белым.
— Я вот… — выдохнул он прерывисто, с жадностью глотая ртом воздух, — …заснул тут…
— Ничего страшного. Это вполне естественно, — девушка стояла и улыбалась, и Булка увидел, что в улыбке этой не было ничего обидного.
— Ну да. Естественно, — неуверенно произнес он. Потом вздрогнул, посмотрел на нее и спросил:
— А как ты сюда попала? Ты ведь из сна.
— Ну и что? Я хочу тебе помочь. Поэтому и пришла.
— Помочь? Мне нужна помощь? Я не понимаю…
— Ты ведь всегда чего-то хочешь, правда? — девушка посмотрела ему прямо в глаза. И какой-то странный был у нее взгляд — Булка такого никогда не видел.
— Хочу?.. Чего?
— Ты хочешь женщину. Ты всегда хочешь женщину. Никто не поможет лучше любимого человека. И вот — я пришла тебе помочь.
— Помочь… — Булка смутился. Здесь было что-то не так, что-то непонятное, недоступное, непостижимое для его ума.
Девушка подошла к нему вплотную. Он увидел облегающее голубое платье, крутые бедра, линию трусиков… Она стояла перед ним и эти трусики находились у самого его лица, легкая ткань платья касалась щеки. Булка весь сжался, он пытался что-то вспомнить, но никак не мог. И тогда он поднял голову, чтобы еще раз увидеть ее лицо. Между высокими буграми груди он видел лишь густые каштановые волосы, они обтекали лицо, и ничего нельзя было разобрать. Рука девушки коснулась его волос и стала их гладить. Затем перешла на затылок и, пройдя пальцем по щеке, легко, но требовательно потянула его, прижимая к тому месту, где угадывался еле различимый треугольник. Персики, персики, вспомнил Булка, но и забыл тут же, подхваченный внезапно налетевшей волной. Нос его уперся в то самое место, где кончались ноги и где было что-то таинственное. До него донесся тонкий аромат тела, сильного, красивого тела. Руки непроизвольно сомкнулись на двух округлостях и стали поглаживать их, сначала нерешительно и робко, изучая, ощупывая, а потом уже требовательней и нетерпеливей, и тверже, сильнее сжал он их, притянул к себе, и лицо его слилось с ней, что-то прошелестело там, за тканью, совсем рядом — неразличимый, далекий звук. По ее телу пробежала чуть заметная дрожь, оно потянулось, затрепетало, отдаваясь во власть его рукам, и откуда-то сверху послышался приглушенный стон. Руки его опустились и поднялись вновь, уже под платьем, они двигались вверх, по теплой гладкой коже. И вместе с его руками поднималось платье, прозрачное голубое платье. Он увидел загорелые стройные ноги. Руки дошли до бедер, он почувствовал ширину, властность и страсть, исходящую от них; сжал их и опять услышал далекий стон. Девушка отодвинулась и медленно стала снимать платье. Он увидел совершенство ее фигуры, грацию, и кровь на миг застыла в жилах. Белые, ярко-белые трусики; что-то темное под ними. Она расстегнула лифчик, и он упал к ее ногам. Полная, высокая грудь, маленькие соски цвета спелой вишни; гармония линий, полная законченность, идеал. Бронзовая, теплая, даже почти горячая кожа. Он легким движением потянут тонкую ткань вниз. Появился темный шелковистый треугольник, хрустящий, когда по нему проводишь пальцами. Она тихо постанывала, как-то беспомощно, протяжно и глухо. Потом она убрала его руку, села на корточки, потянула на себя его штаны и стала что-то делать там, что-то такое, отчего у него закружилась голова и показалось, что он сейчас потеряет сознание. Она приблизилась к нему вплотную, темный сосок оказался возле его рта, и он провел по нему языком. Обвел круг, второй, потом поцеловал его. Сосок стал твердым и приобрел четкую форму. Он еще раз поцеловал его и затем охватил губами, сжал их, стал легко покусывать. Грудь, упругая и большая, грудь женщины. Тело ее нетерпеливо, истомленно дрожало, когда она опускалась на него, и он чувствовал, как сам трясется в предвкушении еще большего, необъятного. Где-то внизу было прикосновение, и его как бы ударило током, потом еще прикосновение, еще и еще, но с каждым разом все глубже и слаще. Она не торопилась, наверное, так ей нравилось больше, а он в исступлении говорил какие-то слова, выплевывал их и не слышал. А потом был резкий рывок — и он уже в ней, полностью погрузился, на миг умер и воскрес. Тело девушки извивалось в пароксизме страсти, трепетало, в какой-то момент судороги охватили их обоих, и они кричали, истошно и громко, извивались, как черви, и кричали. И тогда был неуловимый момент — а может, его и не было вовсе? — но мир разлетелся на куски; они падали куда-то вниз, в беспросветную темную даль, и вдруг осталась лишь пустота, черная и тихая, как смерть.
…Булка открыл глаза и увидел сидящего на кирпичах Толяна. Он тыкал в его сторону пальцем и заливисто ржал.
— Смотрите, он дрочит! Скорее… Вот это номер!..
С улицы послышался топот множества ног.
Булка оглянулся вокруг и никого не увидел. Девушки нигде не было. У бетонной стены он сидел совершенно один со спущенными штанами.
И тогда что-то мощное, тяжелое ударило его по голове, сотрясло все детское и беззащитное существо; красным стало его лицо, с синеватым зловещим отливом, ледяной, жуткий ужас сковал душу. Все зашаталось и поплыло перед глазами, и был слышен только пронзительный, злой, обидный смех.
Булка не помнил, как выбрался со стройплощадки, он очнулся только, оглянувшись назад и увидев вдалеке зеленый забор. Булка бежал и стыд, потрясение, страх были видны в его замутнённых слезами глазах. Он бежал домой, громко всхлипывая, и ему хотелось лишь одного: съесть большой-большой кусок мяса, закрыться в своей комнате, упасть на кровать и чтобы его никто никогда не видел.
Из-за угла вышла женщина, и Булка всей свой массой налетел на нее. Женщину отбросило к забору, она вскрикнула. Взгляд его автоматически отметил голубое прозрачное платье и тонкую линию трусиков под ним. Почему-то он знал, что они были белого цвета.
И уже перед самым домом, забегая в калитку, Булку пронзила острая, как бритва, мысль.
Девушка Его Мечты уже никогда не вернется к нему. Никогда. Теперь он знал это наверняка.
