Мир одинаковых людей

Автор:
dmpetelin
Мир одинаковых людей
Аннотация:
Все люди одинаковые?
Текст:

Поистине, моя история совершенно удивительна. Родился в одном конце света, заканчиваю дни – совершенно в другом. А закончу я их уже совсем скоро. Хорошо, хотя бы, что я успел научиться писать и читать, освоить кое-какую технику - печатные машины, например. Теперь я смогу поведать главную мудрость, что мне открылась. Всё это, конечно, глупо и странно, ведь те, кому эта мудрость предназначена, ни за что не прочтут того, что я напишу.

Я представляю, как Мукку и Баро из поселка Копувон сидят рядом на корточках у одной из хижин, обняв копья, упертые древками в землю, и внимательно изучают мои листки, передают их друг другу. Они удивленно хмыкают, чешут ни разу не мытые макушки под цветастыми шортами. Дойдя, наконец, до последнего листка, они разевают от удивления рты, и бросаются к шаману, размахивая на бегу котеками. Захлебываясь и перебивая друг друга, рассказывают старому хрычу, что только что узнали таакоое…

Смех, да и только. Я люблю посмеяться. У нас в племени вообще ценят хорошую шутку.

Белые тоже любят посмеяться. Профессор Джэксон вот часто шутил и много смеялся. Потому я, наверное, и согласился поехать с ним, хотя и навлек на себя проклятия, всех, кого только знал. Но об этом я не жалею, да простят меня предки. Было понятно, что профессор станет заставлять много учиться, но с ним это совсем несложно. Не сложнее, чем гоняться с луком за дичью или дуралеями из соседних деревень. Взамен я получу столько знаний, сколько все жители острова вместе взятые не будут иметь никогда. Джэксон хотел, чтобы потом я вернулся и начал «нести просвещение». Так он говорил. Но, похоже, не судьба. Это тоже он так говорил.

Мы много ездили и показывали себя толпам людей, которые рассаживались перед нами на стульях и постоянно что-то записывали. Назывались эти сборища публичными лекциями. Благодаря им мы могли путешествовать, и это было самым главным.

Джэксон говорил мне:

«Понимаешь, Кмерель, я, как антрополог, уверен только в одном: человек может стать лучше. И всё человечество должно увериться в этом. И ты мне в этом поможешь. Ты, будешь моим доказательством и наглядным примером. Ты – мой козырь в рукаве.

Я буду говорить: вот перед вами молодой человек, который еще несколько лет назад из одежды признавал только кусок сушеной тыквы, надетой на пенис, а сейчас уже говорит и читает по-английски, активно знакомится с мировыми шедеврами искусства, путешествует по культурным столицам мира, черпает из колодца знаний двумя ладонями!»

Бог знает, что он болтал, я понимал немногое, но запоминал каждое слово:

«Они увидят тебя, Кмерель, и устыдятся, что до сих пор столь невежественны, что ведут войны, грабят и обманывают друг друга, подобно дикарям. А ты, друг мой, будешь расти, расти над собой. Станешь личностью! С большой буквы! Ты на своем примере покажешь, что человеческий потенциал не имеет границ, что каждый, абсолютно каждый, может достичь любых высот, может становиться лучше день ото дня. Они увидят человека, который вырос в племени людоедов на Борнео, а теперь готовится начать осваивать университетскую программу».

Все это он повторял и на лекциях. Джэксон говорил, что я уникален, впитываю всё как губка, и что у меня фотографическая память. Поэтому я и помню всё, что он говорил, и поэтому так легко всему учусь. По той же причине на лекциях я говорил всё больше и больше. Чем больше говорил, тем больше меня спрашивали. Спрашивали о разном, но всегда – почему мы едим людей.

Я долго боялся отвечать, потому что дома мы держали подобные истории при себе: за такое могли убить люди из долины. Но однажды я подумал: «Я далеко от дома. Это же Франция, Париж. Я здесь затем, чтобы поведать про моё племя. Поведать про Яли». Подумал, и сказал просто, как есть:

- Люди вкусные.

Надо было видеть этих перепуганных людишек и их страх. Будто я накинусь на них прямо там и откушу от каждого по куску. Я заметил, как Джексон побледнел, и начал вытирать тряпочкой пот со лба.

Нельзя их так пугать.

- Не бойтесь, сегодня я уже позавтракал, - повторил я шутку профессора.

Тишина, а потом смех. И безобидные вопросы.

- Как вы делаете эти штуки на пенис?

- Это называется котека. Их очень сложно делать. К растущей тыкве привязывают груз, притягивают её веревками, чтобы получить правильную форму. Потом тыкву снимают и сушат.

- Чем больше котека, тем выше социальный статус?

- Нет, короткие для охоты и работы. Длинные для обрядов. Еще в них можно что-нибудь носить…

- А женщины в чем ходят?

- Они делают что-то похожее на ваши юбки, только из растений, листьев, лиан.

- У вас в племени красивые женщины?

- Всякие… Есть даже без передних зубов. Самым красивым выбивают передние зубы, так они становятся еще красивее.

- Почему на слайдах, которые мы видели вначале лекции были люди с шортами на голове?

- Это смешно. Миссионеры нам приносили в дар цветную одежду. Но мыла у нас нет. Если долго носить одежду и не стирать, краска начинает портить кожу, разъедать. А на голове – ничего, можно носить.

Ну и так далее. Про то, как и зачем есть людей, в тот раз больше не спрашивали. Как будто это вдруг всем стало не интересно. То был первый мой длинный разговор на лекции. Из-за него мы задержались во Франции. Людям захотелось увидеть меня. Профессор Джэксон был доволен. Лекций стало больше, и людей на них ходило больше.

Я много читал. Узнавал много нового. Профессор таскал меня по музеям, театрам, кино. Он называл это «знакомство с европейской культурой».

А еще я смотрел на людей и удивлялся, какие разные они. Дома все одинаковые – тощие, с красивой угольно черной кожей, черными глазами. Любят цеплять на себя бусы из ракушек, охотиться, есть, плодиться. У всех прекрасные ягодицы, вкусные и сочные, особенно если как следует их поварить. Языки такие нежные, что есть их можно прямо сразу, а ступни такие чудесные, что всякий несет их в свою хижину, чтоб похвастаться перед своими и угостить их.

Здесь же, во Франции – думал я тогда – все такие разные. Есть и такие, как мы. Есть коричневые, как местное лакомство - шоколад, есть и желтые и белые. Одни большие, рыхлые и мягкие, все заросшие жиром, другие длинные и худые, некоторые сплошь покрыты мясом, есть и маленькие и средние, совсем без волос и лохматые, молодые и старые. Как профессор Джексон.

Такое разнообразие.

Во Франции мы пробыли довольно долго, но поесть нормально удалось только один раз. Я убежал ночью из отеля, где мы жили, прихватив из кухни нож побольше. Добрался до темного парка и отыскал там спящего под мостом темнокожего старика. Он был тощий и жесткий. Такой же, как староста из деревни Сохопма, которого мы убили и съели за то, что он зачем-то забрел на нашу землю. У этого старика съесть получилось только уши, язык, щеки, ну, в общем то, что не надо было варить или тушить и посыпать приправами. Остальное пришлось бросить. Не тащить же с собой в отель. Я смыл с себя кровь в холодной речушке, протекавшей там, и так же незаметно вернулся к себе в номер.

На следующий день, рано утром, мы уехали в Брюссель. Поэтому я не волновался, что со мной поступят так же, как поступили бы дома люди из долины, узнай они, что я съел человека. Впрочем, дома я бы сделал то же, что и все: рассказал, что нашел его уже мертвым, что он, наверное, упал со скалы. Примерно так поступил бы и сейчас.

В Брюсселе на лекциях все уже были наслышаны обо мне и задавали вопросы посложнее:

- Как вы познакомились с профессором Джексоном?

- Он учил читать и писать в школе в долине. Все, кто жил в горах, но хотел учиться, могли ходить к нему. Я хотел.

- Почему вы уехали?

- Я хотел учиться. Хотел узнать, какие еще бывают люди.

- Вы ходите в музеи, что вам там нравится?

- Картины. Я очень люблю картины Рубенса. Они прекрасны.

И то правда. Что может быть прекраснее таких пухлых, рыхлых, сочных женщин и мужчин? Я таких раньше никогда не видел. И не ел. Жаль, что белых нельзя есть. Профессор говорил, белые думают, мы не едим их, потому что их миссионеры принесли нам своего Христа. Глупцы. Просто белый - цвет смерти, вот и всё. В последнее время, чем больше я узнаю, тем больше думаю, что мы, Яли, такие же глупцы – почти всё, во что мы верим, и неприкосновенность белых, в том числе, - это одни только предрассудки. Недостаток просвещения. Машины белых – вот в чем сила, а не в плясках вокруг костров. Я думаю, что именно благодаря своим машинам, белые смогли узнать, что я продолжаю есть человечину.

Но я хитрый, мы успели объездить много городов, прежде чем они догадались. Чем больше мы ездили, тем больше со мной говорили на лекциях. Профессор Джексон гордился мной. Голова его осталась такой же седой, но глаза стали как у юноши. Он радовался моим успехам в математике, географии, в изучении языка, истории искусств. Он говорил, что я за несколько месяцев усвоил то, на что должны были уйти несколько лет. «Это дар божий!» - повторял он. «Не зря я всегда первым делом ел мозги» - думал я.

В Амстердаме меня спросили, как мне удается так легко всему учиться. Мне очень хотелось ответить прямо, но я не хотел расстраивать профессора, тогда я повторил его слова.

- Это дар божий!

Вообще врать белым было легко – почему-то они верили всему, что я говорил. Может, они думали, что я слишком примитивный, чтобы врать?

Однажды вечером, когда закончилась последняя лекция в Гамбурге, ко мне подошла высокая женщина с кожей цвета меди и распущенными длинными волосами и попросила показать ей мою котеку – наверняка я захватил её с собой с Борнео. Я, конечно, с собой её не брал – профессор Джексон еще там выдал мне нормальные брюки. Но женщине была нужна не вытянутая сушеная тыква, а то, что в неё вставляется – это я сразу понял. Поэтому сказал, что котека у меня в номере, и я могу принести её и показать. Пусть только ночью придет к моему отелю.

И она пришла. Я нес с собой сумку в которой лежал большой кухонный нож, ей же сказал, что это котека, но профессор будет злиться, если узнает, что я просто так, не на лекции, согласился её показать. Пусть отведет меня в свой дом, там я всё покажу. И кто бы мог подумать? Она отвела.

Мы были вместе как мужчина и женщина, а потом я с большим аппетитом и удовольствием её съел. К тому времени я уже разобрался, как готовить на кухне в кастрюлях, а не на углях или на огне костра. Так что съесть удалось не только то, что съедают сразу же у только что убитой женщины, а всё, что я пожелал. И вот, что странно, она была такой же, как все женщины, которых я съел дома, хотя отличалась от них как птица от жабы.

Через несколько часов мы с профессором уже вылетели из Гамбурга на самолете. Удивительная машина. Летит прямо по небу да так быстро, что если белые всё прознают и захотят меня убить – им придется долго за мной гнаться. Только если они не сядут в свой собственный самолет. Но, пусть я и оставил недоеденную женщину у неё дома, и через пару дней кто-то её найдет, меня никто не видел, и я смыл с себя всю кровь, прежде, чем вернуться в номер отеля. Так что можно не волноваться. Жаль только, что никак нельзя захватить с собой её череп. Дома у меня чудесная коллекция. Как и положено, я храню черепа в красивых глиняных горшках. Этот я бы держал на самом видном месте.

После Гамбурга мы отправились в Копенгаген, потом в Берлин, потом в Прагу, Варшаву, Вену и много еще куда. Я съел трех мужчин и трех женщин. Они были разные: и толстые и худые, и высокие и низкие, с разными оттенками кожи, с разными волосами и глазами. Один - желтый как перезрелый банан, с узкими, словно щели, глазами. Другая настолько большая и мясистая, что ею можно было бы накормить половину моей деревни. Третий – даже чернее меня, настолько черный, что кожа отливала зеленым. Тогда я даже волновался, что он окажется ядовитым. Глупец… Сейчас я уже немного изучил биологию. Ядовитых людей не бывает. Да и вообще люди одинаковые. Мы живем в мире одинаковых людей.

Я говорю это вам, Мукку и Баро из поселка Копувон, вам, кто никогда не прочтет эти страницы, и не узнает того, что узнал я. Вот она эта мудрость: вы можете обойти весь свет, и вы узнаете только одно: все люди одинаковые, в желудке у вас окажется то же мясо, неважно, где вы поймали его и съели – у себя на Борнео или в Лондоне. И неважно, что там это мясо про себя думает и говорит. И вот еще что. Даже если вы съедите белого – на вас не падет проклятие, и вы не умрете тут же страшной смертью. Потому что нет никаких проклятий, это сказки для дураков. Доказательство тому – я сам.

Я не просто съел белого. Я съел самого белого из белых – у него даже волосы были белые. Кожа была не розоватой, как у тех, кого мы считали белыми, а совсем белой. Белой, как мякоть кокоса. Это называется – альбинос. И после этого со мной не случилось вообще ничего. Я не покрылся язвами, в меня не ударила молния с неба, я не начал гнить заживо – и ничего такого.

И вот, что я хочу вам сказать, Мукку и Баро. Этот альбинос оказался таким же, каким был бы любой, кого вы поймали в лесу позади ваших хижин.

Даже профессор Джексон, такой образованный и просвещенный человек, ничем не отличается от остальных. Только что я доел его мозги, чтобы ко мне перешел его ум, и я сумел как следует всё рассказать. Они совершенно такие же, как у всех остальных.

Мне очень жаль его. Он хотел сделать мир лучше, и я должен был ему помочь. Но как можно сделать лучше людей, закапывающих в землю отличное мясо, которое можно съесть? Ну и я, кажется, не очень справился. Думаю, если бы я учился еще хотя бы пять лет, я бы стал не глупее профессора. Но, если я ем людей, значит, я всё равно остался дикарем, и всё, во что верил профессор – полная чушь.

Именно это его и убило. Не я. Вот как все случилось: зазвонил телефон, профессор Джексон ответил, ему что-то сказали, он охнул, схватился за грудь, сказал: «Как же так? Все напрасно…». А потом задышал чаще, чем обычно и умер.

Тот, кто вырос в лесах Борнео, обладает слухом не хуже, чем у диких зверей, так что я, хотя и был в соседней комнате, всё слышал. Тем более, что профессор разговаривал по громкой связи.

- Профессор Джэксон? – сказала телефонная трубка.

- Да, слушаю вас.

- Вас беспокоят из Скотланд Ярда. Я детектив Стивенс. Вы в опасности. У нас есть веские доказательства, что ваш подопечный – убийца и каннибал. Если он рядом с вами – немедленно уходите. Наши оперативники уже в пути.

Думаю, если бы мы путешествовали по одной стране, меня изловили бы гораздо раньше. Но белые живут в разных странах, и мало о чем сообщают друг другу. Это дало мне довольно много времени. Я хотел узнать больше, и я узнал, но теперь пришла пора и мне умереть. Жаль только, что меня не съедят, а закопают в землю, как это принято у белых. Я бы хотел написать больше. Например, рассказать про телевидение и кулинарные шоу, но моё время вышло. Я уже вижу в окно, как в отель забегают белые. Их много, они со своим проклятым оружием. Просто так убивать они меня не станут, а захотят сначала надолго посадить в клетку. Но у меня есть кухонные ножи, и я сделаю так, чтобы мен

+2
11:42
408
20:30
+1
Не без этого)
Загрузка...
Анна Неделина №3

Другие публикации