Ахероновские хроники Обряд

Среди лесистых холмов на берегу петлявой речушки раскинулось село с чудным названием – Ахероновка. Село старое. Название свое получило благодаря чудачествам помещика – любителя всего греческого. Речку, что протекала по его владениям, Ахероном назвал должно быть из-за старинного кладбища на противоположном берегу. Ну и Архиповку, как-то незаметно в Ахероновку переименовали сами жители. Кроме названия, ничего особенного в Ахероновке не было. Вот только места вокруг живописные - зеленые холмы, полынные луга, да богатый лес. Красотища!

Но, вот из Европы вернулся молодой барин. Долго жил там. После смерти отца – старого барина, решил помещиком стать. Этот вообще все европейское любил, не только греческое. Привез лозу и в окрестностях развел виноградники. Большого дохода они не приносили, но по примеру барина каждый двор теперь имел свой виноградник и свое вино. Осенью в Ахероновке дышалось по-особенному. Пряные запахи полыни и опадающих листьев смешивались с ароматами молодого вина, как обещание праздника.

Местные с непривычки пьянствовать стали. Барин даже сухой закон объявлял. Лютых выпивох в солдаты отдавали. Ничего не помогало. Помещик печалился, хотел даже виноградники во дворах изничтожить. Пользы от них меньше, чем вреда. А что делать? Пьяница – не работник, а всех в солдаты не отдашь и в острог не посадишь. Но беда исчерпалась удивительным образом.

Однажды в Ахероновку пришла молодая женщина. Лицо смуглое, глаза темные, роскошные волосы выбиваются из-под платка, завязанного нездешним узлом. Прошлась по деревне, по окрестностям прогулялась. С людьми поговорила. Деревенские на удивление хорошо её приняли, по – доброму. Никто со двора не гнал, даром, что пришелица на цыганку похожа. Вином угощали, фруктами. Решила женщина в Ахероновке остаться. Видно понравились ей хорошие люди, да природа вокруг. Староста послал её к помещику разрешения просить. Дескать, барин-хозяин может и не позволить остаться. Но пришелица не простая оказалась. Барину больной зуб по всей науке выдрала, хоть сначала на заговор договаривались. «Мертвое хоть заговаривай, хоть нет – живым не станет, а будет организм отравлять, почем зря». Молодой барин всякие научные объяснения очень уважал – это у него еще от Европы осталось, а когда выяснилось, что Ираида Марковна – так назвала себя женщина, пять языков знает и медицину в Сорбонне изучала, с радостью позволил загадочной молодой особе остаться в Ахероновке.

От приглашения барина остановиться в его усадьбе вежливо отказалась. На первое время устроилась у старосты в родительском доме. Крепкий зажиточный мужик поставил себе хоромы новые не хуже, чем у барского приказчика, а старый дом пустовал. Но, когда Ида всю деревню от пьянства избавила, барин в благодарность приказал срубить для неё дом на холме.

Глаза у Ираиды были удивительные – цвета пьяной вишни. Пьяновишневые глаза. Посмотрит на человека особенным взглядом своим и все… Петь хочется, пьянствовать – нет. Выпивали, конечно, но, понемногу. Вкусную еду, почему хорошим вином не запить? Но пьянства и запойных в Ахероновке с тех пор не стало. Можно сказать, что жителям повезло, потому что много добра Ида для них сделала. Лечила, роды принимала, да детей выхаживала, горести да беды выслушивала – советы давала дельные. Кому бесплатно, кому нет, но по божески конечно. Платили, кто, сколько мог, но никогда не обижали Ираидушку. Из окрестных сел приходили к ней на прием. Она и земского доктора к своему делу пристроила – консилиумы они устраивали… по разным вопросам. И много историй про чудеса лекарские ахероновской Ираиды рассказывалось тогда, но у каждой семьи своя такая история есть.

Марика

Марика красивая была. Высокая, статная. В густые, цвета меди волосы, длиной ниже талии, вплетала разноцветные ленты. Веселье, готовое брызнуть во все стороны, обитало в её глазах, разбегаясь смешливыми лучиками улыбки. И вот уже смеётся в голос, хохочет красиво. Только Марика могла так смеяться, заражая всех вокруг своим весельем и солнцем, и летом. Даже губы её похожи были на душистые ягоды. Не девушка, а счастье и радость!

Между летом и осенью барин сборы устраивал. Традицию такую завел - собирать молодых парней со всех своих деревень каждый год, чтобы знать, кто, где, чем дышит, у кого какие достижения есть или нужда. Все было по-военному, за безобразия молодецкие наказывали строго, но развлечений хватало. Каждый мог показать себя с лучшей стороны, талантами и умениями отличиться. Молодые люди знакомились, дружбы заводили. Охота и рыбалка опять же. Большой лагерь разбивали каждый раз в новом месте. В этот раз Ахероновке повезло. Сельчане по такому случаю праздничные гуляния каждое воскресенье устраивали, большое застолье с танцами. Как увидели Марику парни заезжие, стали перед ней хорохориться один другого круче. Дрались даже. Подарками девушку завалили. Но Марика подарков не принимала. Из всех парней понравился ей только Сет - парень видный, сильный. Он все больше молчал, над другими посмеивался, а сам от девушки темных глаз оторвать не мог. Марика думала тогда, что Сет тоже деревенский или мастеровой – ловко любую работу по хозяйству успевал делать, когда вызывался помогать. А помогал часто, каждый день почти. На все был готов, лишь бы с Марикой рядом подольше побыть.

Влюбилась Марика. Так влюбилась, что никого, кроме Сета, не видела вокруг. Да и он тоже! Тут сборы закончилась - проливные дожди начались, холодно стало. Решил барин, что уезжать пора. Сет обещал, что уладит дела, у барина благословение получит и вернется, чтобы Марику у родителей её в жены просить.

Уехал. Марика ждала. Ждала долго. Вот уж и весне скоро конец. Как дорога просохла, сама поехала. С Матошем – кузнецом местным напросилась, обещал прямо к дому Сета Марику подвезти, простая душа. Оказалось, как вернулся её любимый со сборов, женили его на соседской дочери. Давно все сговорено между отцами было. Барин не стал вмешиваться, а Сет гнева родительского побоялся, не смог перечить. Уже и свадьбу давно сыграли. Семья теперь у парня, жена на сносях.

А Марика… Сама все увидела, своими глазами. За частоколом с кованными воротами стояла и смотрела, смотрела... на чужое счастье. Приехала домой почерневшая. Слегла. Ночами выла, бродила бесцельно по улицам босая. Подолгу на одном месте без движения стояла, людей своим видом пугала. Вот и стала тогда мать Марику запирать, да за ногу веревкой в доме привязывать. А несчастная из этой веревки петлю себе сделала, решила, что не нужна ей такая жизнь. Хорошо домашние грохот услыхали – веревка порвалась, когда в петлю полезла. Упала, расшиблась сильно. Вот тогда Иду и позвали.

Она Марику поправила, все ранки её, ушибы залечила. Но душу не исцелить мазями да примочками. А девушку и не узнать теперь. От солнечной Марики ничего не осталось. Это не Марика уже – тень от неё. Родные больше ни на минуту её одну не оставляли. Боялись, что снова что-нибудь сделает с собой. А Марика даже говорить перестала. Не ест, не пьет, лежит только. Уморить себя решила. Выть не воет, но молчит все время, на вопросы не реагирует. Не плачет даже. Родители снова к Иде за помощью бросились.

Марика сидела на кровати, глядя в одну точку, не двигалась. Даже дышала через раз. На имя свое не откликалась, на Иду внимания не обращала, пока та не взяла её за руку и не вывела во двор. Рука вялая, холодная, глаза – пустые. Солнце садилось за горизонт. Небо красное, земля черная. «Зря я это затеяла», — думала Ида, «ничего не получится. Невозможно видеть эти пустые глаза. Там нет Марики. Марикина душа – веселая, теплая, жизнерадостная потерялась. Вместо неё выползло что-то страшное. Унылое. Пустое…Поэтому и хочет умереть – бороться нет сил, от того, что бороться не за что…». Если задуманное не получится, решила, что не позволит Марике мучиться, даст ядового настоя. Перед красным закатом посадила девушку, помолчала немного: «Родные твои говорят, что умереть хочешь. Я помогу тебе… умереть.», - сказала. Но, взгляд несчастной девушки прояснился: «Поможешь? Правда?» - шепотом спросила, а в глазах надежда зажглась. Вцепилась в Идыны пальцы так, что напугала своей жаждой смерти: «Да, милая, помогу тебе умереть. Но и ты должна мне помочь. Нелегкое это дело – лишить жизни человека, особенно такого хорошего и красивого, как ты. У нас с тобой есть три дня. На каждый из этих трех дней у тебя есть задание. Если задания выполнять не будешь, не стану с тобой возиться, сама справляйся. Будешь умницей – через три дня умрешь, как хотела. Хорошенько подумай, согласна ли… Если да – начнем прямо сегодня.»

Марика ответила сразу, не думая. Закивала головой: «Согласна. Мне бы быстрее! Зачем три дня ждать?»

«Нет. Быстрее не получится. Тебе надо земные дела закончить, попрощаться с близкими. Со всеми, кто тебя любит. Подготовиться к смерти надо, чтобы все было правильно.»

«Хорошо. Я согласна. Три дня еще потерплю.»

«Тогда так. Хоть уже дело к ночи, но ты всю одежду свою, все вещи должна перебрать. Самые памятные и дорогие твоей душе отложи в сторону. Их ты раздашь близким, кому захочешь. Каждому прощальное слово должна придумать и с предназначенной вещью отдать. Остальное матери отдай, скажи, пусть выбросит или отдаст, кому захочет сама. Это тебе задание на первый день. Завтра к полудню будь готова начинать.

«Хорошо, я все сделаю…» - прошептала.

Ида уходила, оглядываясь на напряженную фигурку. Марика сидела, скукожившись, обхватив себя руками. Красная полоса между черным небом и черной землей стала совсем тонкой. В последний раз вспыхнула и погасла.

Ровно в полдень Марика пошла по домам, со всеми прощаться. До темноты ходила. Памятных и дорогих вещей нашлось мало, а людей, которых одарить хотела слишком много оказалось. Так и получилось, что девушка все вещи свои раздала. Для каждого хорошие слова нашлись, но не решилась почему-то об истинной причине прощания сказать. Говорила, что барин отсылает её учиться ткацкому делу. Узнав об этом, Ида заставила Марику всем правду сказать и позвать на погребальный обряд. Марика только кивнула, да так и сделала. Люди сокрушались, рассказывали ей, какая она замечательная, как все любят её. Прощались, но просили подумать, не делать непоправимого, мол «возвратиться не сложно к прежней жизни. Смотри сколько парней вокруг». Марика всех терпеливо выслушивала, и безответно уходила. К последнему, к Матошу - кузнецу зашла, попрощалась и для Сета оставила шкатулку, просила передать, когда в город по делам поедет. В ней были все нехитрые подарки его и колечко с речным жемчугом. Так закончился первый день.

Рано утром Ида нашла Марику под дверью своего дома на холме. Расстроилась. Надеялась ведь, что одумается девушка. Но вручила лопату и отправила место для могилы искать. Сказала только, чтобы все любимые свои местечки обошла и там, где больше всего понравится, начала могилу копать. Успеть нужно до завтра. Марика бродить долго не стала, видно, немного было у неё по окрестностям любимых мест. На уютной полянке, на высоком берегу реки, недолго думая, копать начала. Тут к ней люди по очереди стали приходить. Погоду ругали — тучи второй день висят, душно, хвалили выбранное место, да рассказывали о своих жизненных планах, о радостных событиях, сплетничали немного… Болтали в общем… Очень быстро появились кровавые мозоли на нежных ладошках Марики. Девушка, молча слушала прохожих, глотала слезы, но упорно копала до темноты. Ида грустно головой качала, да вздыхала, глядя на глубокую яму. Думала, что не получится ничего, глупая затея. Все зря. Так закончился второй день.

Наутро вздохнула Ида с облегчением, не найдя Марику под своей дверью. Оказалось, спит просто. Умаялась бедная. Велела не будить. Сон – лучшее лекарство. Была надежда, что проснется, да передумает… Но, на небо хмурое взглянула и надежда истаяла. Девушка почти до вечера проспала и сразу к Иде прибежала. Запыхалась. Продолжать ей надобно, немного осталось до задуманного. До смерти. Ида от бессилия вещи швыряла, тарелки била, плакала. Потихоньку. Никто не видел. К подружкам Марику отправила. Тут уж подружки её в баньку сводили, попарить «перед смертью». Потом обряжали Марику, причесывали, одевали красиво. Плакали, ругали глупую. Но Марика все молча и равнодушно вынесла, ни слезинки не уронила. И когда с родителями прощалась, тоже не плакала, тупо в одну точку смотрела и даже отцовские слезы и мольбы не тронули. За прощальным столом опоила Ида Марику зельем. Так, что за столом девушка и уснула. Очнулась уже в гробу, когда пела Ида ей погребальную песню. Вот теперь Марика заплакала, но с места сдвинуться не могла и говорить-кричать тоже. Гроб накрыли двускатной крышкой, прибили гвоздями, в отверстия вставили длинные полые стебли дудника и в яму опустили, которую Марика сама для себя выкопала. Земли немного накидали. Люди разошлись, только Ида осталась. Сутки возле «могилы» просидела. Не соглашалась пойти поесть и отдохнуть, только воду пила, смотрела на небо, да шептала что-то.

Марику из гроба достали через сутки. Снова все село собралось, подняли гроб и крышку сняли, затаив дыхание. Больше всех, конечно, Ида волновалась. Девушка глаза открыла, а Ида глазам своим не поверила. Да не может такого быть, чтобы цвет глаз за сутки изменился. Были золотисто-карие теплые, а стали почти прозрачными бесцветными Марикины глаза. И взгляд совсем другой теперь. Нет больше пустоты, только удивление и холодное любопытство. Волосы потемнели, почти черными стали. Но все выдохнули с облегчением, когда Марика заговорила, стала благодарить ахероновцев, родителей обнимать, прощения просить. Как будто тоска её и впрямь в этом гробу, в яме осталась. Гроб снова закрыли, спешно в яму спустили и землей закидали. Тем же вечером в храме имя девушке другое дали, а Марика в том гробу осталась. Ида с опаской наблюдала за девушкой со стороны некоторое время. Марика недолго у родителей еще пожила, а потом уехала в город. На фельдшерских курсах учиться надумала. Родители потом часто к Иде захаживали, рассказывали, как хорошо у дочери жизнь складывается. Гордились. В общем… наладилось все…