Ночное

Когда Косте исполнилось девять лет, председатель колхоза официально разрешил ему ходить в ночное. За трудодни. Шел 1942 год.

Деревня, где жил мальчик с мамой и двумя маленькими братьями, откуда ушел на войну отец, была не очень большой. И лошадей было немного, всего пятнадцать. В ночное определили четырех пацанов. Косте девять, еще двоим десять и двенадцать, старшему четырнадцать.

Остальные ребята помогали взрослым днем. Лошади нужны были отдохнувшие, сытые. В ночном они паслись вольно, травы было вдоволь, летом ночью прохладно, нет надоедливых мух и оводов. А после сильной жары, в сумерках, ребята загоняли лошадей в пруд, который тянулся от деревни, смывали с них пот и грязь пучками соломы. Мыть нужно было на совесть, зато потом чистые, свежие животные разбредались пастись на луг.

У ребят подготовка к ночному начиналась заранее. Брали с собой теплую одежду, картошку, ну и если повезет, еще чего-нибудь съестного.

Костер разводили как только начинало темнеть, гасили когда светало. Возле него грелись, на нем готовили картошку и не было ничего вкуснее на свете, чем та картошка. Ну и конечно истории. У каждого в запасе была страшная байка. Остальные слушали, боясь вздохнуть. А уж если кому надо было за кустик, то это было самое настоящее испытание на прочность. Все деревья выглядели устрашающе, если не сказать зловеще. Но страшнее всего было пойти за водой. Окутывал липкий страх, в воде виделось движение, но не пойти было нельзя, засмеют.

Яркое пламя и мирное пофыркивание лошадей возвращало ребят к реальности. Но совсем страх уходил только с первыми лучами солнца.

Мальчишки пасли коней недалеко от деревни. Да и лошади были умные, держались вместе. Но были в табуне строптивые, своенравные, которые могли сорваться и уйти далеко. Но всегда возвращались. Кобылу звали Гнедуха, а коня - Мухортик. Гнедуха - молодая, шоколадная, с тонкими аристократическими голенями, Мухортик - красивый рыжий конь в белых носочках и с белым пятнышком на лбу. Этих лошадей и не обнаружили мальчишки в пять утра, когда нужно было возвращаться в деревню.

Прочесали все окрестности, осмотрели следы возле пруда. Не нашли.

Возле костра ночью спали по очереди - двое спали, двое бодрствовали, обходили табун, не давали погаснуть огню. Перед рассветом дежурили Костя и старший, четырнадцатилетний Петя. Но то ли истории были в эту ночь страшнее, то ли прохладнее было, чем обычно, а у огня хорошо, то ли устали пацаны, но к восходу спали все.

Опаздывать в деревню было нельзя, колхозники уже ждали лошадей. Понурые и напуганные мальчики погнали табун в село. На площади перед правлением стоял председатель, грозно смотрел на приближающихся ребят. Он уже все понял. Но ничего не сказал. Распределил лошадей, дождался когда люди уехали работать, зашел в правление и вышел оттуда с ружьем.

Крикнул: "Встать возле забора!" Ребята торопливо выстроились, совсем не понимая, чего от них хочет этот человек. Председатель остановился напротив них и начал говорить голосом, очень напоминающим голос диктора из репродуктора на столбе: " По законам военного времени за уничтожение государственной собственности расстрелять!" И назвал их имена. Они стояли с опущенными руками и головам, ревели в голос. Председатель стал медленно поднимать ружье.

И в тот момент, когда маленький Костя почувствовал прохладу мокрых штанишек, на площади появился объездчик дядя Вася. Он гнал на полном скаку Гнедуху и Мухортика, чтобы успеть к раздаче лошадей людям. Дядя Вася нашел их на дальнем поле с овсом. Они мирно паслись, не подозревая, чтО натворили.

Председатель увидел лошадей, перевел взгляд на детей, буркнул им: "Идите." И побрел в правление. Его плечи сотрясали рыдания. Это были слезы не молодого, не совсем здорового, малограмотного человека, на которого взвалили непосильную ношу ответственности за других.