Гроза над мёртвым домом

1

Осенний лес окутал Магду противным волглым холодом. Платок и плащ отсырели, отяжелели. Туман стелился по дороге. Ущербная луна размытым призраком парила над сонмищем деревьев. Палая листва шуршала под ногами. Иных звуков не было. Даже ветер не перешёптывался с ветвями.

Магда постоянно озиралась, но никого не видела. Ни человека, ни зверя. Хотя ощущение, будто рядом кто-то есть, усиливалось с каждым шагом. И когда Магда наконец добралась до обиталища Яринны, то дрожала так, что зуб на зуб не попадал.

Обманув ожидания, дом ведьмы оказался двухэтажным и каменным. Все местные крестьяне включая старост прозябали в приземистых бревенчатых домиках с унылыми соломенными кровлями, а лесная чародейка жила под защитой ладных гранитных стен и аккуратной сланцевой крыши. Ограда, высокая и зубчатая, тоже была сложена из обтёсанных камней. Такое жилище могло простоять сотни лет, и его не требовалось латать каждый сезон.

Кованная железная калитка, тщательно смазанная жиром, тускло поблёскивала. Магда попыталось открыть её. Не получилось. Тогда женщина с замирающим сердцем постучала по скользкому металлу кулаком.

Час был поздний, но Яринна, скорее всего, не спала. В окнах первого этажа за розовыми занавесками горел свет. Из трубы шёл дым. Правда, чародейка могла быть занята. Если верить слухам, под покровом ночи к Яринне часто приходили простолюдины и вельможи из близлежащих селений. Поговаривали, что и сам граф, одолеваемый многими недугами, пользуется её услугами.

Поёжившись, Магда собралась постучать снова, однако дверь дома отворилась и на крыльцо, освещённое не только луной, но и окнами, шагнула тучная низкорослая старуха в тёмном платье с широкими рукавами. Её седые волосы разметались по плечам.

- Кто пожаловал? – спросила старуха на удивление бодрым и молодым голосом.

- Я – Магда, - уняв дрожь, сказала гостья. – Из деревни Врановка. Мне нужна бабка Яринна. Мне нужна помощь.

Старуха что-то пробурчала и вдруг свистнула. Коротко и громко. Из-за дома тотчас выбежала белая собака, очень похожая на волка. Остановилась и посмотрела на женщин.

- Впусти, - велела старуха.

Животное бросилось к ограде. Раздался лязг отодвигаемого засова и калитка приоткрылась.

Прижав руки к груди, Магда невольно попятилась.

Старуха рассмеялась.

- Входи, входи. Снег тебя не тронет. Если ты с добром явилась.

- Мне… нужна помощь, - повторила крестьянка.

- Она всем нужна, - кивнула старуха и скрылась за дверью.

Магда немного постояла и, собравшись с духом, прошла за калитку. Пёс, не двигаясь, наблюдал за гостьей мерцающими смарагдовыми глазами. Она обошла его и по каменной дорожке двинулась к дому.

Во дворе росли две яблони и две груши. Невысокие, кривые и замшелые. Было ещё одно дерево, мёртвое. Кора с него облетела, серый ствол потрескался, а на концах обломанных веток зачем-то висели пробитые глиняные кувшины и горшки. Между этим странным деревом и крыльцом расположился широкий колодец с круглыми стенками из булыжников, деревянным воротом и остроконечной тесовой крышей на чётырёх столбах.

Опять лязгнул засов. Обернувшись, Магда увидела, что Снег запер калитку и тоже идёт к дому.

Считалось, что по-настоящему могущественной ведьме обязательно пособляет демон, вселившийся в какое-нибудь животное. Например, в кошку или собаку. И Магда не сомневалась, что Снег одержим злым духом.

На ступенях крыльца лежало восемь спелых тыкв.

Магда вошла в дом. Пёс последовал за ней.

- Дверь закрывай, - сказала старуха. – Не выпускай тепло.

Крестьянка закрыла и обвела взглядом просторную чистую комнату. Дощатый пол покрывали два одинаковых цветастых ковра. В середине, окружённый четырьмя стульями и двумя лавками, стоял прямоугольный стол. На нём в медном подсвечнике горело шесть восковых свечей. Между нескольких глиняных мисок на белой скатерти серели плоские гадальные кости с языческими рунами. В печи потрескивали дрова. Над лежанкой висели гирлянды сушёных боровиков. За печкой на второй этаж поднималась дубовая лестница с перилами. Длинные стенные полки ломились от всевозможных кувшинов, горшков, чугунков и бутылок. Под полками, будто купцы на базаре, выстроились деревянные сундуки, бочки и бочонки. В дальней стене темнел дверной проём, на высоком пороге которого были вырезаны странные, непонятные символы. Пахло свежим хлебом, укропом и грибами.

Старуха села на стул и жестом пригласила гостью сделать то же самое. Магда опустилась на лавку. Пёс улёгся возле двери.

- Значит, вы – Яринна? – спросила крестьянка.

- Она самая, - усмехнулась хозяйка. – А разве деревенские кумушки не описывали меня?

- Нет, - покачала головой Магда. И потупилась, сообразив, что старуха догадалась, кого воображала гостья, слыша слово «ведьма».

Круглое, в меру морщинистое лицо Яринны было совершенно обычным да к тому же добродушным. Ни дать ни взять простая сельская бабка, которая и за внуками присмотрит, и одёжку заштопает, и ароматных пирожков напечёт.

- А про то, что ко мне с пустыми руками не ходят, они тоже запамятовали? – поинтересовалась чародейка.

Магда сунула руку в карман платья. Достала три медных монеты и положила на стол.

Яринна откинулась на спинку стула.

- Ну, и в чём твоя грошовая беда?

- Она не грошовая, - пробормотала крестьянка. – Если поможете, я заплачу ещё.

Магда сняла плащ и развязала тесёмки на лифе платья. Смущаясь, до половины обнажила груди. Между ними отчётливо виднелась опухоль величиной с куриное яйцо.

- Такая же хворь у моей тётки случилась лет десять назад. Но не на груди, а на спине. Лекари помочь не смогли, и тётка через полтора года умерла. Кричала от боли днём и ночью. И чахла. Под конец вся высохла. Как скелет стала, хотя горб огромный вырос. Он-то и болел. Тётка его даже топором отрубить пыталась, да ей помешали.

- А твоя шишка болит? – спросила Яринна и подалась вперёд. Протянула руку и ощупала опухоль.

- Немного, - сказала Магда. – И обычно по ночам, когда придавлю её ненароком.

- А удар в это место был когда-нибудь?

- Нет. Разве что в детстве.

- А нынче тебе сколько?

- Двадцать восемь.

- Лечиться пробовала?

- Да. Прикладывала смеси из чистотела, дубовой коры, облепихи и других целительных растений, которые наша травница советовала. Отвары разные пила. Всё без толку. Опухоль растёт. Уже два месяца.

- Понятно. – Ведьма снова откинулась на спинку стула. – И мне понятно и тебе.

Магда вздохнула и стала зашнуровывать лиф.

- Это рак? Да?

- Рак, - подтвердила Яринна. – И все травы мира вкупе с эликсирами и порошками алхимиков тут бессильны. Тут чудо надобно.

- Священник сказал то же самое. – Крестьянка хотела надеть плащ, но передумала, и скомкала его у себя на коленях. – Я чуть ли не каждый день хожу в храм. Прошу Пресветлого Творца исцелить меня.

- И тоже без толку, - проговорила ведьма. Голос у неё был такой, будто она смеётся. Но она не смеялась. – Теперь, значит, хочешь обратиться к Повелителю Демонов. Вернее, хочешь, чтобы я похлопотала за тебя перед ним.

- Мой муж… - Магда запнулась. – Мой муж погиб на охоте полгода назад. У меня две дочери. Одной – семь лет, а другой – пять. И родни у нас нет… Я с ума схожу, когда думаю, что с моими девочками будет, если меня не станет.

Яринна хмыкнула и широко улыбнулась, показав ровные белые зубы. Причём клыки у неё были на редкость крупными, почти звериными. Прежде вдова ни у кого подобных не видела.

- Что? – Магда смотрела на ведьму со страхом и непониманием. В глазах крестьянки стояли слёзы.

Старуха приподняла брови:

- Неужели ты считаешь, будто с тобой твои дочки обретут счастье? Здесь, в этом проклятом мире, прогнившем до самой преисподней.

Магда молчала. Слёзы покатились у неё по щекам.

Яринна указала на кости:

- Хочешь, погадаю? Поведаю, что суждено тебе и твоим драгоценным крошкам?

Крестьянка мотнула головой.

- И правильно, - кивнула ведьма, голос которой вдруг стал хлёстким и леденящим, как чернотропный ветер. – Потому что не ждёт вас впереди счастье! Нет в наших юдолях счастья! Мы часть этого мира, и, значит, прокляты вместе с ним! Самое лучшее, что люди могут сделать для своих детей, – это не рожать их! Ты должна была уразуметь сию истину ещё в юности! Глядя на корчи своей тётки, ты должна была понимать, что твоих детей, скорее всего, тоже настигнут страдания! Ты должна была понимать, что рано или поздно они умрут и, скорее всего, в муках! Недаром же каждый ребёнок, едва появившись на свет, плачет! Не смеётся, не улыбается! Плачет!

Лицо Магды исказилось. Она готова была разрыдаться от нахлынувшего отчаяния. Однако Яринна смягчилась и уверенно заявила:

- Но вылечиться ты можешь. Мне уже доводилось избавлять людей от рака. Двоих. Могла бы исцелить пару дюжин, да не всем по нраву то, как я лечу.

- Я сделаю всё, что угодно! – выпалила крестьянка. – Всё!

- Замечательно, - усмехнулась ведьма. – Тогда слушай внимательно. Чтобы избавиться от рака, тебе надо забеременеть. С твоей мордашкой труда это не составит.

- Но вы же сказали…

- Я знаю, что сказала! Слушай да помалкивай! Как станет ясно, что в твоём чреве появился ребёнок, приходи ко мне. Ночью. И я поколдую так, что дитя возьмёт рак себе. Оно будет расти, а твоя опухоль, наоборот, будет уменьшаться. А через восемь месяцев после зачатия ты родишь недоношенного уродца, который вскоре умрёт. Рожать придётся здесь. А если не получится здесь, то принесёшь недоноска мне как можно быстрее, чтобы я похоронила его в покинутой звериной норе, проведя особый погребальный ритуал. Иначе болезнь вернётся к тебе и набросится с новой силой.

Магда хотела вытереть слёзы, но застыла с поднесённой к лицу рукой.

- Поэтому брюхатость постараешься ото всех скрыть, - продолжала Яринна. – Зимой и весной не сложно спрятать пузо под шубой или плащом. Тогда никто не станет любопытствовать, куда ты подевала дитятко и почему не звала повитух да попов. К тому же тебе надобно забеременеть от прелюбодеяния, за которое, как ты знаешь, судьи карают смертью. Вот и решай, сгодится ли тебе такое лечение или лучше сдохнуть, корчась и вопя в собственном дерьме. Решай.

Крестьянка уронила руку на стол. Ударилась локтем об угол, но боли не почувствовала.

- А разве… Разве нельзя как-нибудь по-иному исцелиться?

- Можно, - кивнула ведьма. – Но другое лечение годится только для других людей. Для мужчин и стариков, а не для молодиц. Но в любом случае больной должен передать свою хворь родичу. Поэтому не все решаются.

Яринна поднялась и бесцеремонно указала на дверь:

- Теперь ступай домой, покумекай. Если надумаешь лечиться, возвращайся. Но лишь тогда, когда будешь уверена, что беременна. И в следующий раз вместо меди неси мне серебро. А в придачу яйца, молоко и муку.

Ошарашенная Магда встала с лавки. Продолжая мять плащ, побрела к выходу. Пёс был уже на лапах, внимательно наблюдая за гостьей.

- И учти, что через два месяца лечиться будет поздно, - добавила Яринна. – Даже если у тебя в утробе тройня зацепится.

- Понятно, - тихо проговорила Магда. – Благодарю вас.

2

«Покумекай», - сказала Яринна, будто речь шла о том, как лучше заквасить капусту.

«Покумекай», - сказала ведьма, после чего Магда четыре дня мучалась пламенеющими раздумьями. Она мало ела и почти не спала, принимая то одно, то другое, совершенно противоположное решение. Всё валилось у неё из рук. Стряпня получалась негодной. Дважды Магда забыла запереть на ночь сарай. В первый раз обошлось, а во второй она искала своих коз по всей деревне, и насилу вызволила их из лап отпетых бражников…

Магда смотрела на дочерей и думала о том, что могла заболеть раком несколько лет назад. Могла с помощью ведьмы передать жуткую хворь одной из своих девочек, за которых ныне готова была броситься в огонь.

Магда смотрела на дочерей и понимала, что, умерев от рака, скорее всего, обречёт их на жизнь в сиротском приюте, в этой детской тюрьме, где царит неистребимое многогранное зло, способное стремительно исковеркать душу ребёнка. Все знали, что банды и бордели постоянно пополняются бывшими обитателями приютов.

Бордель… Представив, что Гелла и Юлана могут попасть туда, Магда отчаянно разрыдалась. И рыдала до тех пор, пока слёзы не иссякли, а горло не свели настолько сильные судороги, что всхлипы превратились в икоту, больше похожую на хрюканье…

На исходе четвёртой бессонной ночи Магда вдруг подумала, что надо убить сначала дочерей, а потом себя. В первые мгновения эта мысль показалась истинным спасением. Крестьянка даже потянулась за ножом, который после смерти мужа на всякий случай прятала под подушкой. Но потом вдову пронзил такой ужас, что она чуть не закричала во весь голос. Именно тогда, зажав рот ладонью и обливаясь горячими слезами, вдова окончательно решила, как ей поступить.

Правда, на следующий день местный священник едва не убедил Магду смириться с бедой. Крестьянка не рассказывала ему о предложении ведьмы. Просто в своей проповеди он много и весьма проникновенно говорил о том, что человек должен соблюдать закон Пресветлого Творца, невзирая ни на какие испытания. Священник вспоминал святых мучеников, которых язычники различными истязаниями вынуждали отречься от Небесного Владыки. Священник снова и снова, будто припев, повторял такие слова: «Лучше человеку стать жертвой зла, нежели орудием его, ибо праведника после смерти ждёт вечное счастье в сияющих чертогах Вседержителя, а нечестивцы, терзаемые демонами, будут бесконечно падать в тёмные глубины Адской Бездны».

Только… Магда никогда не видела ни чертогов Творца, ни Бездны. Они находились слишком далеко, в иных мирах. А возле городского приюта вдова бывала не единожды и встречала там сирот. Исхудалых, покрытых синяками и с потухшими, не по-детски печальными глазами.

3

Через шесть недель после знакомства с лесной ведьмой Магда вновь постучала в её калитку. Близилась полночь, но окна старухи светились как и в прошлый раз. Во дворе топтались и пофыркивали две осёдланные лошади. Похоже, крестьянка пришла некстати.

Яринна открыла дверь и, кутаясь в шаль, спустилась на дорожку. Прошаркала к ограде и вгляделась в Магду. Этой ночью лишь звёзды освещали лес.

- А-а, - протянула ведьма, - явилась-таки, вдовушка. Придётся тебе обождать. У меня важные господа. И ты лучше на глаза им не попадайся.

Крестьянка хотела спросить, долго ли ждать, но не осмелилась. А старуха возвратилась в дом.

Сойдя с дороги, Магда принялась кругами бродить меж деревьев. Из-за темноты она двигалась медленно и порядком замёрзла к тому моменту, когда «важные господа» закончили свои дела с Яринной. Это были двое высоких мужчин в длинных плащах с капюшонами. Тихо переговариваясь и позвякивая шпорами, они сели на лошадей и выехали за калитку, которую старуха услужливо распахнула перед ними. Притаившись, крестьянка напряжённо следила за всадниками. Ей показалось, что это охотники на колдунов. К счастью, они поехали не в деревню, а вглубь леса.

Яринна не стала дожидаться Магду на холоде, но и калитку с дверью не заперла. Когда топот копыт затих вдали, крестьянка пугливым зверьком прокралась во двор, а затем и в дом.

Кроме старухи, там был только Снег. Пёс растянулся под самым большим сундуком и вроде бы спал.

- Задвинь засовы, - сказала ведьма, мешая кочергой угли в печи. – Что новенького?

Седые волосы Яринны были заплетены в косу, как у девушки.

- Я беременна, - проговорила Магда. – И хочу лечиться.

- Уверенна? – спросила ведьма, положив кочергу на край топки.

- Да, - кивнула Магда. – Опухоль растёт. И болит сильнее.

Крестьянка опустила на пол принесённую с собой корзину. Внутри, прикрытые чистой тряпицей, лежали две бутылки с молоком, мешочек пшеничной муки, головка сыра и тридцать куриных яиц.

Посмотрев, что в корзине, ведьма протянула руку, будто прося милостыни. Магда немедля вложила в ладонь старухи полновесную серебряную монету.

- Вот и ладненько, - усмехнулась Яринна. – Раздевайся и приступим.

- Мне лишь плащ снять? – спросила Магда. – Или…

- Всё скидывай да ступай за мной, - велела старуха. Бросила монету на стол, взяла из подсвечника горящую свечу и ушла в соседнюю комнату.

Чувствуя в груди жар тревоги, Магда разделась и сложила одежду на лавке. Обогнула стол и…

- Стой, - приказала Яринна. – Прежде чем войти, наступи на порог. Обеими ногами.

Крестьянка хмуро оглядела брус, украшенный замысловатыми символами. Поставила на него сначала правую ногу, потом левую. Замерла, осматривая вторую комнату. Она была значительно меньше. Без окон и с низким потолком, чьи неокрашенные доски тоже изобиловали диковинными рунами. В каменных стенах имелось множество овальных ниш, заполненных книгами, пергаментными свитками, некрасивыми костяными шкатулками да всякими странными мелкими вещицами. В земляном полу темнела широкая круглая дыра, обложенная по краям собачьими или волчьими черепами. Вокруг неё в шаге друг от друга стояли восемь выкорчеванных старых пней. На верхушке каждого густо росли бледно-зелёные грибы, напоминавшие поганки.

- Хорошо, - сказала Яринна, - стань над колодцем. Но не прикасайся ни к пням, ни к черепам.

Двигаясь медленно и осторожно, крестьянка сделала как повелено. Из дыры поднимался тёплый воздух с едва уловимым запахом падали.

Ведьма окинула Магду оценивающим взглядом и провела пальцами по чёрным локонам на её плече.

- Девочка моя! – Старуха осклабилась. – Готова поклясться, что тебе не пришлось долго вертеть распушенным хвостом, чтобы первый попавшийся кобель принялся за дело со всем усердием, на какое был способен.

И без того смущённая Магда побагровела. Вспомнила пыльный, провонявший мышами сеновал и мужа своей подруги Лары.

Посмеиваясь, Яринна взяла одну из шкатулок и вместе со свечой поставила на пол вне круга пней.

- Теперь молчи. Не говори ни слова и не двигайся, пока я не разрешу.

Открыв шкатулку, ведьма вынула из неё маленькое серое ребро. Понюхала его и с громким хрустом откусила кончик. Из кости тотчас начала сочиться бордовая кровь.

Яринна подошла к Магде и сплюнула в колодец. Чуть слышно шепча что-то, прикоснулась ребром к опухоли крестьянки. Магду замутило. За свою жизнь она убила и разделала немало домашней живности, однако ещё ни разу не испытывала такого омерзения как сейчас. У неё возникла мысль, что кровоточащая кость принадлежала ребёнку. Вдова испугалась, что её стошнит, и постаралась отвлечься от плохих ощущений. Постаралась сосредоточиться на шёпоте старухи. Постаралась разобрать слова. Но ведьма, похоже, читала заклинания на незнакомом языке.

Яринна стала медленно водить ребром по коже Магды. Мёртвой кровью нарисовала на опухоли полузакрытое око с шестью прямыми ресницами. Потом изобразила восемнадцать крупных слёз. Их череда протянулась от опухоли до середины утробы. Там ведьма намалевала второй глаз, открытый, с восемью крючковатыми ресницами. Зрачком ему послужил пупок.

Закончив рисовать и шептать, старуха поцеловала ребро и бросила его в колодец. Кость упала бесшумно. Во всяком случае, Магда не услышала ни стука, ни всплеска.

Яринна склонилась над шкатулкой и достала из неё короткий костяной нож. Срезала один из грибов, поднесла ко рту Магды и сказала:

- Пожуй-ка его немного и выплюнь в колодец. Не вздумай глотать.

Крестьянка подчинилась, решив, что её точно вырвет. Однако вкус неведомого гриба был на редкость приятным и враз прогнал тошноту. Женщине захотелось проглотить поганку, но Яринна требовательно повторила:

- Выплюнь!

Магда наклонила голову и отправила пожёванный гриб во мрак.

- Замечательно, - кивнула ведьма, закрыла шкатулку и задула свечу. – Подожди, пока привыкнешь к темноте, а потом выходи из комнаты. Ни к черепам, ни к пням не притрагивайся. И на порог не наступай. Поняла?

- Да, - шепнула крестьянка и вскоре с облегчением покинула круг. Вслед за старухой вернулась в большую комнату и начала одеваться.

- Рисунки мои не смывай, - сев на стул, сказала Яринна. – Вообще не мойся, пока они сами не исчезнут… До самых родов раз в неделю будешь по ночам приносить мне харчи. Денег пока не надо… Если через восемнадцать дней опухоль не начнёт уменьшаться, полечу тебя снова. Но, думаю, всё пойдёт хорошо.

Пока Магда одевалась, ведьма выложила муку, сыр, яйца и молоко на стол. Протянула крестьянке пустую корзину и повторила:

- Рисунки не смывай. И не показывай никому. Ни хахалю, ни дочуркам. Ясно?

- Ясно, - сказала Магда и, поблагодарив старуху, отправилась домой.

4

Конечно же, вдова боялась, что Яринна обманывает её или ошибается. Особенно Магду насторожило требование ведьмы носить ей каждую седмицу еду. Но выбор был сделан, и он дал крестьянке надежду, которая со временем крепла.

Рисунки исчезли с тела Магды через десять дней. Убедившись, что на коже груди и живота нет ни единой кровавой точки, вдова поспешила вымыться. Тогда же, сидя в корыте, она вновь тщательно ощупала опухоль и с воодушевлением поняла, что та прекратила увеличиваться. Да, с тех пор как Магда побывала в круге пней, болезненная шишка не стала больше.

Когда крестьянка сказала об этом Яринне, старуха осмотрела её грудь и кивнула:

- Верно, третья сиська у тебя уже не растёт. А скоро и вовсе таять начнёт. Теперь в твоей утробе растёт ублюдок. Он мало-помалу забирает хворь себе. Но травнице и попу, если они полюбопытствуют, набрешешь, будто их травки да молитвы чудо чудное совершили.

От слов чародейки Магда ощутила радость и тоску одновременно. И в последующие несколько месяцев эти чувства, словно кузнечные клещи, беспрестанно сжимали ей сердце. Вдова действительно выздоравливала. Но, радуясь тому, что опухоль уменьшается, она не могла не горевать о своём третьем ребёнке, который по её вине заболел раком ещё до рождения. Она снова и снова терзалась вопросом: «Больно ли ему?» Она хотела спросить об этом Яринну, да не решилась. И раз за разом успокаивала себя мыслями о том, что согласилась на колдовское лечение лишь ради своих уже рождённых детей, прекрасных и невинных. Ради Геллы, которая так любила животных, что часто отказывалась есть мясо. Ради Юланы, которая в свои пять лет выучила десятка три песен и мурлыкала их чуть ли не каждый день…

Муж ни о чём не подозревающей Лары хотел и дальше встречаться с Магдой на сеновале, но вдова наотрез отказалась. О своей беременности она, естественно, ничего не сказала любовнику. Просто сослалась на страх перед карой Небесного Творца и земных судей…

Во второй половине весны, когда у Магды, как у всех крестьян, рабаты было невпроворот, опухоль наконец-то полностью рассосалась. Вдова думала, что взамен обзаведётся животом величиной с тыкву, и загодя сшила пару широких платьев, рассчитывая утаить под ними беременность. Но чрево Магды почти не вздулось, поэтому его не понадобилось прятать под складками просторной одежды. Порой крестьянка даже сомневалась, что носит в себе ребёнка. Однако она не кровоточила с осени, а в преддверии лета младенец стал отчётливо толкаться.

- Наверное, твоё чадо слабо растёт из-за болезни, - предположила Яринна. – Повезло тебе. Никто и не помыслит, что ты брюхатая. Но покамест не расслабляйся, чтобы не испортить всё в последний момент. Едва почуешь приближение родов, спеши сюда, ко мне. А ежели не удастся, и ты родишь дома, то приходи с ребёнком сразу как сможешь. Чем раньше я заколдую и зарою ублюдка, тем лучше.

- А вдруг он… Вдруг он не умрёт? – спросила Магда.

Ведьма расхохоталась:

- Ты что, совсем дура?! Он ведь не только больным будет, но и недоношенным! Тебе бы его вообще не видеть, а то станешь потом до смертного одра кошмарами ночными маяться!

5

От Всевидящего Творца не спрячешься, но от людских глаз укрыться можно. Вседержитель зачастую не торопится карать грешников, а вот земные судьи с расправой обычно не медлят. Так что все, кто посещал Яринну, делали это ночью. И Магда не была исключением.

Но когда настало время рожать, вдова поняла, что не дотянет до темноты. Схватки начались около полудня. Боль была терпимой, однако не прекращалась, а, наоборот, постепенно возрастала.

Магда могла бы закрыться в сарае и родить там, но боялась, что без помощи не справится. В прошлый раз, произведя на свет Юлану, крестьянка потеряла так много крови, что двое суток не поднималась с кровати, одолеваемая слабостью и головокружением.

Поэтому вдова, как повелось, наполнила корзину едой, и поспешила к Яринне. Ведьма жила не слишком далеко от деревни. Спокойным шагом к старухе можно было добраться задолго до заката.

- Ты куда? – спросила Гелла, гоняясь за сестрой вокруг рябины.

- Соберу ягод, - ответила Магда, стараясь говорить обычным тоном. – Если припозднюсь, запритесь в доме и никого не впускайте. Да не зажигайте огня. А в случае чего идите к Ларе.

- Знаю-знаю, - отмахнулась Гелла.

* * *

Магда благополучно прошла полпути, когда услышала первый удар грома. Небо над лесной дорогой пока было чистым, но каждый новый раскат звучал громче предыдущего. Гроза приближалась. С юго-запада, если слух не обманывал вдову.

Магда попробовала идти быстрее, но не получилось, потому как боль в животе и спине тотчас усилилась.

«Ладно, - подумала крестьянка, вздыхая. – Не беда, коль промокну. Ничего страшного».

Лето было в самом разгаре, погода стояла тёплая, даже знойная, так что не следовало волноваться из-за возможной простуды.

Но страх и беда всё же настигли Магду в этот день.

Когда она уже подходила к жилищу Яринны, тёмно-синие тучи заточили царственное солнце в своём клубящемся остроге. Лес, будто возмущённый данным деянием, отчаянно зашелестел, загудел, заскрипел. Каждая крона закачалась под натиском жаркого влажного ветра. Череда громовых ударов сотрясла потускневший мир.

Из-за нарастающего ненастья, вдова не сразу заметила, какие перемены произошли с домом ведьмы.

- Не-е-ет! – простонала Магда и замерла перед распахнутой калиткой.

В сланцевой крыше зияли два провала. Над разбитыми окнами чернела копоть, похожая на огромные ресницы. Мутные стеклянные осколки лежали на подоконниках вместе с тёмно-серыми углями сожжённых рам. Входная дверь тоже сгорела, устелив ступени крыльца пеплом. За порогом было черным-черно. Как в печке.

С небес упали первые капли дождя. Магда прошла за ограду и двинулась к дому по дорожке. Поднялась на крыльцо и тихо позвала:

- Яринна. Бабушка Яринна.

Ведьма не ответила. Никто не ответил, кроме грома.

В доме не было ни дыма, ни огня, лишь воняло гарью и падалью. Пожар случился не сегодня. И, скорее всего, не вчера.

Магда вошла внутрь. Там всё деревянное, включая потолок, превратилось в прах и угли. Под стенами валялись кувшины, горшки и бутылки, разбитые да почерневшие. Медные подсвечники расплавились. Чугунки и десяток других железных вещей уцелели.

Вдова снова позвала Яринну. А старуха снова не отозвалась.

Опасливо ступая по остывшей золе, Магда пересекла комнату и заглянула в соседнюю. Всхлипнула и выронила корзину. Ведьма лежала в углу за колодцем. Обмотанная длинной толстой цепью и обгоревшая до самых костей. Крестьянка узнала её по клыкам.

Рядом с Яринной скорчился Снег. Он пострадал ничуть не меньше, но не был опутан цепью. Вилы без черенка пригвоздили его к полу.

Глаза старухи и пса не сгорели, а, наоборот, раздулись, став большими как спелые яблоки. Большими и совершенно белыми, без радужек, зрачков и прожилок. Не помещаясь в глазницах, они отвратительно выпучились.

Пламя испепелило вещи в стенных нишах. Сохранились только обуглившиеся костяные шкатулки. Черепов на краях колодца не было. И, конечно же, не было пней.

Ливень забарабанил по крыше мёртвого дома. Вода хлынула в проломы. Ручьями потекла по полу. Зола впитывала её, становясь чёрной грязью.

Не сводя взгляда с ведьмы и пса, Магда прижалась спиной к стене. Обхватила свой ноющий живот руками и заплакала, вспоминая слова Яринны. «Рожать придётся здесь, - говорила старуха. – А если не получится здесь, то принесёшь недоноска мне как можно быстрее, чтобы я похоронила его в покинутой звериной норе, проведя особый погребальный ритуал. Иначе болезнь вернётся к тебе и набросится с новой силой».

Что это за ритуал, Магда не имела ни малейшего понятия. Возможно, он описывался в одной из книг Яринны, но теперь они были прахом, да и читать вдова не умела. Возможно, о ритуале знали другие чародеи, да где же их искать? Особенно сейчас, когда молодой король, во всём слушавшийся первосвященника, вёл против чернокнижников беспощадную войну.

«Наверно, это охотники на колдунов убили Яринну, - подумала Магда, вытирая слёзы. – Надо быстрее уходить отсюда!»

Но, едва сделав шаг, вдова почувствовала в животе настолько лютую боль, что решила, будто он рвётся, как ветхий бурдюк. Стеная, крестьянка опустилась на колени, согнулась и… у неё отошли воды.

Где-то вверху раздался резкий треск, словно ломался ствол огромного дерева. Дом заполнился ослепительным лиловым светом. Всего на миг. А потом громыхнуло так, что Магда чуть не оглохла. Совсем иная боль тупыми иглами вонзилась ей в уши, в мозг. Стены заходили ходуном. С крыши посыпались мелкие угли. Несколько осколков упали с подоконников на пол.

- О Творец!.. – прохрипела крестьянка. Сморгнула слёзы и буквально заледенела от ужаса, увидев, как погибший пёс медленно поднимается на лапы. Обуглившиеся остатки плоти, крошась, отваливались от костей. Вилы застряли в позвоночнике и рёбрах. Белые глаза смотрели в никуда. И на вдову.

Покачиваясь и почти не отрывая лап от пола, Снег подошёл к неподвижной Магде. Наклонил голову и повёл носом, как бы принюхиваясь. Приоткрыл пасть и высунул длинный тёмный язык, покрытый белёсыми волдырями. Прикоснулся им к лужице околоплодных вод крестьянки. Лужица мгновенно закипела и превратилась в облачко серого пара, которое зависло над головой пса.

Гроза продолжала яриться. Она озаряла комнаты вспышками молний. Таранила громом стены и кровлю. Хлестала их струями ливня.

Спрятав язык обратно в пасть, пёс вместе с паром вернулся к ведьме. Двигаясь, будто в полусне, он отгрыз у трупа ноги и бросил их во тьму колодца. То же самое сделал с руками, рёбрами и тазобедренной костью. Последними под землю отправились голова с позвоночником.

Скрежеща зубами, Снег оглянулся на Магду и шагнул в колодец. Облачко пара, которое так и не рассеялось, полетело за псом.

Вдова судорожно вздохнула, дёрнулась всем телом и лишилась чувств…

* * *

Пробуждалась Магда постепенно и неохотно. А, пробудившись, не сразу вспомнила недавние злоключения. Не сразу открыла глаза. Ей долго мнилось, что она у себя дома и сейчас раннее утро. Вдова готовилась начать долгий день, полный обыденных крестьянских забот. Правда, она не чувствовала себя отдохнувшей.

А потом её насторожил запах палёного с примесью трупного смрада. Вдова разомкнула слипшиеся веки и подивилась тому, как черно и грязно в доме. Удивление тут же сменилось трепетом. Кошмарные воспоминания ворвались в душу.

Магда резко села и огляделась. Она была в комнате одна. Цепь лежала на краю колодца. Её концы свесились во тьму. Гроза прекратилась, и тишина стояла гробовая.

Вдова посмотрела на живот. Ощупала его и промежность. Нигде не болело.

Магда подумала, что заплачет. Но почему-то не заплакала и даже перестала бояться. Она поднялась на ноги и вышла из дома, оставив корзину валяться в мокром пепле.

Небеса были безоблачными, но тусклыми. Вечерело. В отдалении тренькали какие-то лесные птицы. Устало постукивал дятел.

Сойдя с крыльца, вдова остановилась. Взглянула на мёртвое дерево, украшенное битыми кувшинами и горшками.

«Всё пропало», - спокойно подумала крестьянка. Стряхнула пепел с платья и побрела в деревню.

6

Следующие три дня Магда прожила в странной отрешённости. Она считала, что обречена, однако нисколько о том не тревожилась. Вдова как прежде работала дома и в поле, разговаривала с дочерьми и соседями, но ощущала себя так, будто всё это делает не она, а кто-то другой. Порою крестьянке даже мерещилось, что её и вовсе не существует, не существовало и не будет существовать никогда…

Схватки не повторялись, роды не наступали, но ребёнок время от времени шевелился в утробе Магды. «Значит, воды у меня не отошли, - думала вдова. – Я просто обмочилась со страху…»

А потом Врановку взбудоражили охотники на колдунов. Трое статных, гладко выбритых мужчин в одинаковых чёрных плащах с алыми остроконечными капюшонами, похожими на языки пламени. Сопровождаемые двумя десятками конных воинов, охотники приехали в деревню поздним утром и принялись расспрашивать о Яринне всех и каждого. Перво-наперво их интересовали занятия лесной ведьмы, недавний пожар в её доме и, конечно же, место нынешнего пребывания старухи.

Когда очередь дошла до вдовы, она не смогла смотреть в лица охотников. Устрашившись, она опустила взгляд, вспомнила брошенную корзину и мысленно закричала: «Они всё знают! Они знают, что я ходила к Яринне!»

Но это было не так. И Магда пробормотала, что с детства чуралась подозрительной отшельницы, а потому ничего не ведает о её жизни. Остальные крестьяне отвечали то же самое.

Сохраняя бесстрастность, охотники напомнили, что ложь наказуема, и уехали. С этого дня Магда лишилась покоя. Страх, казалось, навсегда поселился в её душе. Вдове не полегчало даже тогда, когда по деревне разнеслась весть о том, что Яринну убили трое мужиков из соседнего посёлка. Убили за то, что она вредила им колдовством. Закон запрещал чинить самосуд, но охотники на колдунов избавили троицу от смертной казни, доказав, что Яринна действительно была ведьмой, а граф и местные священники бездействовали, хотя вышеупомянутые мужики не раз жаловались им на чародейку.

А не полегчало Магде потому, что вслед за охотниками в деревню пришла гроза.

* * *

День выдался безветренным и жарким. Вечером сделалось душно. Солнце опустилось за лес, над коим вскорости поднялась косматая иссиня-чёрная туча. Она беспрестанно скалила голубые и алые молнии. Сперва беззвучно, затем с глухим протяжным рычанием, а потом с тяжёлым грохотом, от которого у Магды дрожали рёбра и замирало сердце.

Закрыв ставни, крестьяне попрятались в домах. Кто-то молил Творца о защите. Кто-то вытаскивал из тайников запрещённые языческие обереги. Кто-то спокойно ложился спать, уверенный в том, что судьбу не изменишь, и чему быть, того не миновать…

Магда зажгла две свечи. Одну поставила на печной карниз, другую – на стол. Села с дочерьми ужинать.

Тонкие дощатые стены разделяли дом вдовы на три комнаты. Большая служила кухней и гостиной. Здесь полноправной хозяйкой стояла белёная печь и находилось всё необходимое для стряпни. Меньшую комнату занимали дети. А средняя была супружеской спальней. Была. После гибели мужа, Магда не могла там спать…

Есть вдове совсем не хотелось, но она всё же глотала пшённую кашу, запивая молоком. Она старалась не обращать внимания на усиливающийся гром. Старалась не поддаваться страху. Однако снова и снова вспоминала ведьму, обгоревшего белоглазого пса и охотников на колдунов.

- Это Творец гневается или Повелитель Демонов? – спросила Гелла, когда к небесному грохоту присоединились завывания ветра.

Магда её не услышала. Девочка немного подождала, потом потянула мать за рукав платья и повторила вопрос.

- Что? – не поняла Магда. – О чём ты?

- Рина говорит, что гром и молния появляются тогда, когда Творец гневается на людей, - сказала Гелла, ковыряя ложкой в миске. – А Минай думает, что гроза – это ярость Повелителя Демонов. Твердит, что она прилетает к нам из его Бездны.

Рина и Минай были соседскими детьми, чуть старше Геллы.

- Глупости. – Магда нахмурилась. – Гроза – это просто… гроза.

Снаружи зашелестел дождь. Застучал по дверям и ставням, будто непрошеный гость.

- Ну… а что такое гроза? – не унималась Гелла.

- Да, что? – присоединилась к сестре Юлана. – И что такое ветер?

Вдова отодвинула свою миску. Прикрыла глаза и потёрла пальцами виски. У неё начинала болеть голова.

- Ветер – это дыхание мира, - нехотя начала объяснять Магда. – А грозы появляются из-за того, что…

Договорить крестьянка не смогла. На стол с потолка потекла струя воды. Свеча, зашипев, погасла. Брызги попали вдове в лицо. Девочки испуганно пискнули. Юлана свалилась с лавки, стукнулась локтем об пол и захныкала.

- Ничего страшного. – Магда подняла дочку. – Наша крыша опять прохудилась.

Гелла подставила под небольшой водопад пустой горшок.

- Давайте-ка спать, - сказала вдова, собираясь отвести дочерей в их комнату и уложить в кровати. – Завтра у нас мно…

Магда смолкла на полуслове. У неё перехватило дыхание. В животе вспыхнула такая жгучая боль, словно туда раскалённое железо воткнули. Но в следующее мгновение мучительное чувство исчезло, и в утробе, в самой середине возник покалывающий холод. Женщине показалось, будто ей в пупок засунули осколок льда. Отпустив руку Юланы, она задрала свою кофту и безумно закричала.

Никакого льда в пупке не было. Там был глаз. Человеческий, карий, живой. Он постоянно двигался, глядя то в одну, то в другую сторону. И он плакал кровавыми слезами, которые текли по бледной коже Магды не вниз, а вверх. Текли к её груди.

Девочки отпрянули, повалились на пол и тоже завопили от страха. Потом все трое разом смолкли. Снаружи, наоборот, громыхнуло. Гелла и Юлана, прижавшись друг к другу, наблюдали, как Магда, схватив полотенце, трёт им живот. Она тяжело и хрипло дышала.

Готовая разрыдаться, Гелла прошептала:

- Что с тобой, мамочка?

Голос девочки прозвучал гораздо тише, чем шум ливня, но Магда тут же замерла и посмотрела на старшую дочь. Затем на младшую. И снова опустила взгляд на свой живот. Глаз пропал. В пупке ничего не было. На коже не осталось ни единой капли крови.

Выронив чистое полотенце, вдова села на скрипнувшие половицы. Не опуская кофту, спросила у дочерей:

- Что вы видели?

Указала дрожащим пальцем на пупок.

- Что вы видели здесь?

Юлана сидела, будто каменная. По щекам Геллы покатились слёзы. Обе девочки молчали.

Магда глубоко вздохнула, силясь успокоиться.

- Вы… Вы видели на моём животе кровь или… ещё что-нибудь… необычное?

Дети продолжали безмолвствовать.

- Отвечайте! – прикрикнула вдова. – Ну же!

Гелла покачала головой:

- Нет, не было крови.

Магда наклонилась вперёд:

- То есть, когда я тёрла живот полотенцем, он был точно таким же, как сейчас?

- Да, - кивнула Гелла.

Магда посмотрела на младшую дочь.

- Твоя сестра говорит правду? Юлана?!

- Да, - шепнула девочка и разрыдалась.

Вдова одёрнула кофту и встала на ноги. Помогла дочерям подняться и обняла их.

- Не плачьте. Мне… померещилось. Всё гроза виновата. И наши глупые разговоры. Не след во время ненастья болтать о демонах. Да ещё когда солнце село.

Дождь лил с прежней силой. Ветер бешено метался по деревне. А вот громовые раскаты стали намного слабее. Теперь это было просто ворчание где-то далеко на востоке.

* * *

Уложив детей спать, Магда с трудом заставила себя погасить свечу. Не раздеваясь, забралась на печь и до подбородка закуталась в шерстяное одеяло. Крестьянку знобило.

Прислушиваясь к ливню и отзвукам грома, вдова подумала: «Морок. На меня морок напал… Я будто с ума схожу».

В животе вновь зашевелился ребёнок.

«И это мне тоже может мерещиться. Я, может, и не беременна вовсе. Я…»

Магда беззвучно заплакала. До боли прикусила губу.

«Но месячных ведь нет! – мысленно простонала крестьянка. – Нет с осени!..»

Уснула вдова лишь перед рассветом, когда дождь прекратился и на деревню ненадолго опустилась тишина.

* * *

Магда спала мало и, похоже, напряжённо размышляла во сне. Едва пробудившись, она прошептала:

- Яринна ошиблась. Или соврала.

Открыв глаза, вдова выпуталась из одеяла и села. В тусклом свете, пробивавшемся в щели между ставнями, осмотрела живот. Особенно пупок. С ними всё было в порядке.

В детской громко зевнула Гелла. Что-то пролепетала Юлана.

«Я рожу через месяц, как положено, - подумала Магда. – Если ребёнок будет мёртвым, я закопаю его в какой-нибудь лесной норе. Без всяких обрядов. А если будет живым, но больным, то утоплю в реке. Незачем ему страдать. И пусть рак возвращается ко мне, если так суждено. Пусть…».

Вдова слезла с печи и пошла умываться. Задумалась о том, что младенец вполне может родиться нормальным. Тогда его придётся бросить у дверей храма. Оставить малыша себе не удастся, ведь наказание за прелюбодеяние – смертная казнь.

«Так или иначе, но через месяц всё решится, - мысленно сказала себе Магда. – Будь, что будет».

7

Восемнадцать дней спустя опять случилась гроза. Только налетела она не с запада, а с юга, и не вечером, а в полночь. Магду разбудили гром и знакомый колючий холод, вновь появившийся в животе. Ставни были открыты и в дом врывались мертвенно-белые вспышки молний. В этом мелькающем свете всё казалось чужим.

Правда, вдова почти не смотрела по сторонам. Она откинула одеяло, села и сняла рубашку. Упёрла подбородок в грудь и уставилась на живот. В пупке снова вращался кровоточащий глаз.

«Это всего лишь морок! – подумала Магда. – Мне просто мерещится!»

Некоторое время она не двигалась. Потом слезла с печи, опустилась перед окном на колени и принялась шёпотом просить Всемогущего Творца о помощи. Устрашающие всполохи мешали вдове, и она закрыла глаза.

Лучше бы не закрывала. Стоило ей сделать это, и она увидела окно своим третьим глазом. Глазом, который, как она считала, не существовал.

Забыв о молитвах, Магда вскочила на ноги и метнулась к столу. Не задумываясь, схватила нож и ткнула остриём в пупок. Жуткое око тотчас лопнуло, а из чрева крестьянки вырвался звенящий детский крик. Такой громкий, что он едва не разорвал вдову надвое. Она выронила нож и сама рухнула рядом. К ней подбежали Гелла и Юлана. Перепуганные, плачущие.

А наваждение… Оно пропало.

Вскоре ушла и гроза…

* * *

Утром вдова осторожно расспросила дочерей о том, что они видели и слышали во время ночного ненастья. Как и в прошлый раз ни одна, ни другая девочка не заметили на животе матери чего-либо необычного. Не заметили ран или крови. Но обеих разбудил крик ребёнка. Гелла была уверена, что кричала Юлана. А Юлана не сомневалась, что слышала вопль Геллы.

«Что же это за морок?! – дрожа, подумала Магда и опять вспомнила мёртвого обгорелого пса. – Если будет воробьиная ночь… Как я переживу её?!»

* * *

Каждый седьмой день недели Магда, как заведено, ходила с дочерьми в храм. Но молиться больше не осмеливалась. И когда все в зале пели священные песни, она лишь молча открывала рот. Притворялась.

Вдова чувствовала, – и это было необычайно сильное чувство, – что едва она с каким-либо словом обратиться к Пресвятому Творцу, её тут же постигнет сокрушительная кара.

* * *

Новая гроза разразилась через три седмицы, когда Магда думала, что вот-вот родит. Ливень хлынул вскоре после полудня, но сперва не было ни молний, ни грома. Перед ненастьем Гелла и Юлана играли с детьми соседей. В их доме девочки от дождя и спрятались. Вдова порадовалась, увидев это, хотя до полусмерти боялась оставаться одна во время бури.

Заперев дверь, Магда взялась варить суп. Руки дрожали и плохо слушались её, но бездействовать она сейчас не могла. Ей нужно было как-то отвлечься от тёмных мыслей и дурманящих страхов. И у неё бы получилось, если б мрачные небеса не начали рокотать. Всё громче и громче. Не обошлось и без молний, сверкавших всё ярче и ярче.

Когда громыхнуло так, что вздрогнула земля, Магда уронила ложку и опёрлась плечом о стенку печки. Ребёнок во чреве вдовы принялся толкаться с невероятной силой. Он буквально бил мать изнутри. Женщину замутило. Она согнулась и увидела, как платье на её животе сделалось прозрачным, будто стекло. Затем то же самое произошло с кожей живота, под которой в багровой мгле, то скрываясь, то появляясь, корчился младенец не крупнее взрослого ежа. Он был обезображен множеством опухолей и нарывов. Его правый глаз часто моргал, а вместо левого зеленела отвратительная гноящаяся рана. Пуповина удавкой обвилась вокруг шеи.

Магда зажмурилась, и её жестоко вырвало. Она повалилась в блевотину. Неуклюже отползла в угол. Руками закрыла глаза и сидела так, пока не закончилась гроза.

* * *

«Мне нужно поскорее родить! Нужно родить! – мысленно повторяла вдова. – Нужно родить и тогда кошмары прекратятся!»

Следующие шесть недель эти слова беспрестанно крутились в голове Магды. Они заменили ей молитвы и заклинания. Помогали не сдаваться.

Однако ни на девятый, ни на десятый месяц беременности вдова не смогла разрешиться. Миновала жатва, созрели фрукты и овощи. Наступила осень, а крестьянка всё ещё носила под сердцем дитя, которое не росло, но каждый день отчётливо и зачастую болезненно толкалось.

Вспомнив, что у матери случился выкидыш, когда она подняла ведро с мокрой глиной, Магда тоже принялась таскать всякие тяжести.

Бесполезно, только спину ломить стало.

Тогда вдова вздумала поторопить ребёнка, прыгая с дерева на землю. Этим она занималась ночью, чтобы соседи не видели. Сиганув с ветки раз двадцать, несчастная добилась лишь одного – вывиха лодыжки. Младенец, будто клещ, остался, где был.

* * *

Когда листья на деревьях пожелтели и начали опадать, Магда решила, что гроз в этом году уже не будет. И, к сожалению, ошиблась.

Ненастье опять застигло вдову в лесу, куда она отправилась собирать грибы. Небо с раннего утра облачилось в серое, но грозовых туч не было и в помине. Полдня не было даже маломальского дождя. А затем пепельная пелена без всякого предупреждения извергла молнии, гром и ливень.

Оторопевшая Магда выронила корзины, попятилась и спиной вжалась в широкий ствол старой сосны. «Главное – не смотреть на живот! – мысленно сказала себе вдова, разглядывая ветви деревьев. – Небеса скоро угомонятся! Надо переждать!»

Гроза и вправду продлилась недолго. Но вдова всё равно легко не отделалась.

После четвёртого или пятого раската она почувствовала, что по животу ползает какое-то насекомое. Старательно глядя вверх, крестьянка левой рукой задрала кофту, а правой попыталась смахнуть неведомую букашку. Та успела спрятаться в пупке и тут же стала жалить. Магда сунула в пупок указательный палец, и он… влез туда целиком. Внутри оказалось пусто и жарко.

От ужаса у Магды потемнело в глазах. Скорее всего, она бы потеряла сознание, но в следующее мгновение кто-то укусил её. Взвизгнув от сильнейшей боли, вдова выдернула из живота палец и поднесла его к лицу. Кончик был откушен. Вместе с половиной ногтя. Ни одно насекомое не могло сделать такого. Кровь ручьём потекла по ладони в рукав.

Забыв собственное наставление, Магда опустила голову и посмотрела на живот. Вокруг пупка сидело шесть жирных чёрных мух. А сам пупок расширился, став похожим на глазницу человеческого черепа, заполненную могильной тьмой.

Вдова ударила мух окровавленной рукой. Один раз, другой, третий… Но мухи не расплющились, не улетели и не свалились на землю. Они как ни в чём не бывало продолжали сидеть вокруг пупка, будто вглядываясь во мрак чрева.

Завыв, Магла бросилась бежать. Не задумываясь о том, что это бесполезно, не выбирая пути, она помчалась прочь. Она падала, вскакивала, раздирала руки и лицо ветками, но не останавливалась. И вдове очень повезло, что ноги сами принесли её в деревню. К тому времени гроза уже закончилась, хотя лик небес нисколько не изменился.

Кто-то окликнул Магду, но она даже не взглянула на встречного. Пробежала мимо, ворвалась в свой дом и заперла дверь на засов. Сняла кофту и, тяжело дыша, уставилась на испачканный кровью живот. Как и следовало ожидать, пупок опять был обычным. Все мухи исчезли.

В дверь постучали. Снаружи донеслись голоса Геллы и Юланы. Они просили Магду впустить их, но она не обратила внимания. Обессилено повалившись на пол, она прижала к груди раненую руку и прерывисто прошептала:

- Мне надо… родить. И я… рожу. Ублюдок… не сможет… сидеть во мне вечно.

* * *

На протяжении следующей недели Магда много била себя по животу. Когда никто не видел, она со всей силы колотила утробу кулаком левой руки. Младенец брыкался, но на свет появляться не спешил. Тогда вдова подыскала подходящий булыжник и пустила в ход его. Ребёнок пару раз дёрнулся и замер. Внутренности крестьянки разболелись нестерпимо, и её стошнило кровью.

«Так я скорее убью себя, нежели разрожусь, - подумала Магда, вытирая губы рукой. – Ладно, подождём. До весенних гроз ещё далеко».

8

И снова Магда ошиблась. Громы и молнии не нарушали покоя деревни аж до второго летнего месяца. Всё это время кошмарные видения не посещали вдову, но душевное смятение продолжало отравлять ей жизнь. Страх перед бедами, что грозили обрушиться на крестьянку, не покидал её даже во сне. Ребёнок, вопреки законам мироздания и чаяниям вдовы, так и не родился. Казалось, будто он действительно вознамерился пребывать в утробе матери всегда. Магда часто чувствовала, как он шевелится.

Хотя по-прежнему бывали дни, когда вдова склонялась к тому, что она вовсе не брюхатая. И с приближением весны подобных дней становилось всё больше.

Сперва Магде припомнились рассказы подруг о ложной беременности, которая изредка случалась у тех женщин, что боялись заводить детей, либо у тех, что, наоборот, жаждали познать счастье материнства, но по воле Провидения были обречены на бесплодие. Порой у некоторых из них прекращались ежемесячные кровотечения, появлялась тошнота и даже ощущение, будто во чреве толкается дитя. Живот увеличивался, однако до размеров спелой тыквы не вырастал. И когда проходили известные сроки, открывалась истина. Для одних женщин – радостная, для других – горестная.

«Наверно, у меня тоже ложная беременность, - думала Магда. – А мОроки… Их на меня ведьма наслала. Или её пёс-демон… Палец же, пока я на него не смотрела, могла белка укусить или ещё какой-нибудь лесной зверёк»…

Эти мысли воскрешали надежду в истерзанном сердце вдовы, но тревогу не изгоняли. Магда страшилась неизбежных гроз, да к тому же у неё возникло подозрение, что она не излечилась от рака. Вполне могло произойти так, что чары Яринны переместили опухоль из груди в живот. Возможно, именно поэтому не возобновлялись месячные.

Желая защититься от злых духов и колдовских наваждений, Магда вновь начала молиться Творцу в храме. Ведь лишь Всемогущий мог оградить человека от сил тьмы. С великим трепетом вдова произнесла положенные слова хвалы, а потом долго и со слезами просила Творца о прощении. И Пресвятой не поразил её на месте.

* * *

Зимой за Магдой стал ненавязчиво ухаживать добродушный сорокалетний вдовец, пасечник Ханар. Она восприняла это как доброе предзнаменование, но не спешила отвечать Ханару взаимностью. Он всегда нравился Магде, да и нелегко женщине в одиночку растить двоих детей, только… Прежде чем снова выходить замуж вдове надо было выпутаться из колдовских тенёт и разобраться со своей беременностью, ложная та или нет.

9

Магда с малолетства не любила зиму. Не любила смертоносный мороз, коварный лёд и снег, окутывающий землю, подобно савану. Но теперь вдова мечтала, чтобы весна и лето на веки вечные забыли о Врановке, обо всём королевстве…

«А ведь менестрели клянутся, что далеко-далеко на севере есть безлюдные гористые края, где зима не прекращается уже тысячи лет, - тоскливо думала Магда. – Может, бросить всё и уйти с девочками туда? Поселиться в какой-нибудь пещере и жить там в тишине и покое до конца дней своих…»

Однако никуда вдова не пошла. Она не отличалась мудростью, но и полной дурой тоже не была. Понимала, что бродячие певцы запросто могли лгать. А если не лгали, то без помощи мужчины женщина и двое детей всё равно не протянули бы долго в ледяных землях. Скорее всего, Магда, Гелла и Юлана даже не добрались бы до них. Угодили бы в зубы диких зверей или в руки разбойников, что гораздо хуже.

Поэтому вдове как и прежде не оставалось ничего, кроме упования на милость Творца.

Иногда Магде хотелось рассказать обо всём священникам и попросить, чтобы они или охотники на колдунов избавили её от демонического зла. Возможно, Вседержитель исполнил бы их молитвы. Раньше крестьянка не единожды слышала рассказы о том, как служители Пресветлого спасали простых людей от исчадий Бездны.

Но вдова также помнила ниспосланный Творцом закон. Закон, который велит предавать смерти чародеев и всякого, кто воспользуется их услугами. Закон, который велит казнить прелюбодеев.

Конечно, Магда могла умолчать о Яринне и своей беременности. Могла соврать, как уже однажды соврала охотникам. Но на что тогда было рассчитывать? Разве заслужит благосклонность Творца тот, кто умышленно прибавляет грех ко греху?

* * *

Снег и лёд растаяли, растеклись несчётными ручейками, напитали размякшую плодородную землю. Пробудившиеся насекомые засуетились везде и всюду. Возвратились летние птицы, прогоняя зимнее безмолвие жизнеутверждающими песнями. Листва покрыла деревья и кусты. Зацвели сады, наполнив деревню благоуханием. Всё обновлялось, крепло и обретало яркие свежие краски…

А Магда тем временем, наоборот, стала слабнуть и блекнуть. С каждым весенним днём тревога росла в её душе. Вдова мучалась бессонницей, быстро уставала и вздрагивала от каждого громкого звука. Ей то и дело казалось, будто рокочет гром.

Но, как уже говорилось, первая гроза в этом году разразилась над Врановкой чуть ли не в середине лета, когда крестьяне готовились ко второму сенокосу.

* * *

Магда проснулась от боли внизу живота. Ощущение было такое, словно там появился тяжёлый горячий камень с острыми краями. Сдерживая стоны, вдова осторожно слезла с печи. Хотела зажечь свечу, но замерла, услышав далёкие удары грома. Вскоре комнату на мгновение осветила вспышка молнии. Потом ещё одна. И ещё.

Вдова заметила, что нижняя часть её рубашки тёмная и… мокрая. Боль усиливалась.

«Да я же рожаю…» - подумала Магда и, держась за стену, медленно пошла к двери. Она собиралась выйти из дома и запереться в сарае.

Но, сделав несколько шагов, крестьянка почувствовала, как что-то выскользнуло из неё. Услышала, как оно шлёпнулось на пол. Опять сверкнула молния, и женщина увидела под ногами нечто бесформенное. В тот же миг боль прекратилась.

Не дожидаясь нового всполоха, Магда подошла к столу и всё-таки запалила стоявшую на нём свечу. Вернулась к стене и села на корточки, разглядывая… окровавленный, изъязвлённый послед. Похожая на змею пуповина свернулась кольцом. Из неё сочилась густая жёлто-зелёная жидкость, напоминавшая гной.

Гром продолжал рокотать где-то вдали. Геллу и Юлану он пока не разбудил.

Вдова резко выпрямилась и пошла к печи. Но на полпути остановилась и обернулась.

Из последа вылезла крыса. Белая и сухая. Зыркая светящимися изумрудными глазками, она выбежала на середину комнаты и начала усердно грызть половицу.

«Морок, - мысленно сказала себе крестьянка. – Это морок. Пройдёт гроза и он развеется».

Магда забралась на печь и принялась перекидывать с места на место перепачканные кровью одеяла и подушки. Когда стало ясно, что младенца среди них нет, вдова села на краю, потрогала мокрую рубашку и подумала: «Это мне тоже, наверное, мерещится. Надо успокоиться. Гроза, похоже, идёт стороной. Надо погасить свечу и ждать».

Магда вновь спустилась с печи, шагнула к столу и… закричала. То, что она увидела, вмиг лишило её всякого здравомыслия.

Каким-то образом крыса успела проделать в половице дыру. Из неё торчал хвост вредителя, а вокруг лежали послед и отгрызенные головы дочерей вдовы. В распахнутых потемневших глазах девочек отражались всполохи молний, но не свет свечи. Из шей текла кровь.

Подбежав к норе, Магда бросилась на колени, подняла головы и прижала к груди. Вдова уже не кричала, а выла, будто бешенное, смертельно раненое животное…

* * *

- Мама! – прохрипела Гелла. – Мама! Пусти! Пусти-и-и!

Магда содрогнулась. Её будто ледяной водой окатили. Вдова смолкла и, часто моргая, поглядела на дочерей, которых изо всех сил прижимала к себе. Она руками обхватила шеи девочек так, что её локти находились у них под затылками. Гелла трепыхалась, пытаясь освободиться, а Юлана… Юлана закатила глаза и не двигалась.

Едва сообразив, что происходит, Магда отпустила дочерей. Старшая скорчилась на полу и закашлялась. А младшая упала, как тряпичная кукла.

- Не-е-ет! – простонала вдова и принялась трясти Юлану, принялась хлопать её по груди и щекам. – Очнись! Очнись!

Магда не догадалась послушать, бьётся ли у девочки сердце. Вдова решила, что задушила дочь, однако продолжала неуклюжие попытки привести её в чувство.

И Юлана очнулась. Непонимающе посмотрела на мать, хотела что-то сказать, но вместо этого закашлялась как сестра.

- Слава Творцу! – выдохнула Магда и отодвинулась от дочерей. Прислонилась плечом к ножке стола и огляделась.

Никаких нор в полу не было. Пропала и крыса. А вот гнилой послед лежал неподалёку. И крови на рубашке вдовы прибавилось.

Молнии за окнами больше не вспыхивали. Гром безмолвствовал…

Когда девочки успокоились и сели на лавку, Магда указала на послед и спросила:

- Что это?

- Не знаю, - скривившись, прошептала Юлана.

- Какое-то мясо, - сказала Гелла и нахмурилась. – Порченное… Откуда оно взялось?

- Крыса притащила, - ответила вдова. – Надо… его выбросить. Чем скорее, тем лучше.

- Какая крыса? – озираясь, спросила Юлана.

- Белая, - сказала Магда. – Белая как снег. И она не даст мне покоя.

Вдова устало поднялась и завернула послед в платок. Взяла его в левую руку и двинулась к двери.

- А почему у тебя рубашка в крови? – спросила Гелла.

Вдова остановилась на пороге, но не обернулась.

- Испачкалась об это порченное мясо… Заприте дверь. И если я… Если я задержусь, попросите Лару помочь вам.

* * *

На западе беззвучно раскрывались и тотчас исчезали фиолетовые веера зарниц. На восточном небосклоне рассвет гасил звёзды. Но деревня ещё спала, укрытая прохладной ночной темнотой. Собаки не лаяли. Не кукарекали петухи. Не пели соловьи.

Дойдя до перекрёстка, Магда замерла. Ей вспомнилась позапрошлогодняя проповедь: «Лучше человеку стать жертвой зла, нежели орудием его…»

И вдова снова подумала о том, чтобы отправиться в храм, во всём сознаться перед священниками и принять смерть от рук палача. Она это заслужила.

Магда оглянулась на свой дом и… пошла к лесу.

«Да, я заслужила, - подумала вдова. – Но Гелла и Юлана не должны всю жизнь терпеть позор. Никто не узнает, что их мать – прелюбодейка, согласившаяся погубить своего третьего ребёнка мерзким колдовством».

* * *

Войдя в лес, Магда свернула с дороги и долго шла на северо-восток. Шла, пока не выбилась из сил. Пока не забралась в дебри, где не было даже звериных троп.

Полдень уже миновал. Косые золотисто-зелёные лучи пробивались через густые шумящие кроны. Жужжали мухи и пчёлы, щебетали пичуги, стучали дятлы. Ветер крепчал, донося с юга громовые раскаты.

«Всё, больше не могу», - подумала Магда, облизывая пересохшие губы. Пить хотелось неимоверно. По левой руке от плеча до кончиков пальцев прокатывалась леденящая боль.

Сев на землю возле необъятного замшевшего камня, вдова прислонилась к нему спиной, вытянула ноги и выпустила из руки платок с последом. Теперь эта ноша казалась тяжелее мешка пшеницы.

Ребёнок зашевелился в утробе. Впервые за день.

«Потерпи ещё немного, - мысленно сказала ему крестьянка и погладила живот. – Скоро ты освободишься».

Сверкнула молния, разметав меж деревьев причудливые тени. Гром оборвал пение птиц.

Магда положила руки на колени и посмотрела вверх.

- Прости, - прошептала она и закрыла глаза.

Тело стал быстро заполнять незнакомый сковывающий холод. Сперва он овладел руками и ногами, затем туловищем и головой. Биение сердца сделалось тяжёлым, гулким и медленным. Потом и вовсе прекратилось. Одновременно с дыханием…

Вдова почувствовала, что падает. Но падает как-то совершенно неправильно, совершенно не так, как ей случалось падать прежде. Она вывалилась из собственной головы и полетела к тёмной пропасти, которая вдруг разверзлась под неподвижным телом. Во мраке вспыхнули две пары злобных белых глаз без радужек и зрачков. Магда закричала и…

Кто-то подхватил её, понёс в сторону, обратно в тело. Но не в голову, а в живот. Вдова на мгновение увидела свой пупок и погрузилась в багровую мглу. Там незримый спаситель нежно обнял Магду. Оба замерли.

Где-то внизу раздался вой, подобный волчьему. А с небес обрушился ливень. Забарабанил по листве, по коже и рубашке мёртвой крестьянки…