Про Семен Михалыча
Не люблю запои. Не люблю и все.
Хотя, спроси об этом любого человека, тоже скажет, что не любит.
Не любят те, кто в них периодически уходит и не любят все остальные. Первые не любят потому, что это тяжело. А вторые, потому что им, вторым, приходится зачастую иметь дело с первыми.
Кстати, забыл сказать, я отношусь к первым.
Правда, срываюсь далеко не всегда. Если в первый день не перепью, все заканчивается вполне нормально, без последствий. Но, уж если сразу позволю себе лишка, то потом две-три недели шпарю без остановки.
Кто-то бывалый скажет: Это что!
И обязательно вспомнит, что Семен Михалыч Иванчик с Промысловой улицы, тот, который сейчас главным инженером на заводе, так он вообще, прошлый раз начал в первых числах мая, сразу после Дня Труда, а в «Белочку» его увезли уже ближе к 14 июля, да и то, потому что с кровати он уже не вставал, не мылся, не брился, понятное дело, и практически не говорил. Произносить мог дрожащим голосом только отдельные слова, да и то не слишком внятно. И, конечно, не сопротивлялся, когда его, бедолагу, усаживали в такси для транспортировки на лечение.
Ну, Семен Михалыч, конечно. Семен Михалыч – это да-а-а! Таких, как он, поискать надо.
Ростом метр девяносто пять, отменное здоровье, два высших образования, кмс по боксу и спец в своем деле. Завод, благодаря Семену Михалычу, в лидерах по производству выпускаемой продукции.
А главное – безотказный! Со всей области разные начальники-производственники к нему едут, просят, чтобы поделился знаниями и опытом. И делится. Причем, бесплатно. Не берет денег, и все тут. В наше время это довольно странно. А можно сказать, и глупо. Но ему видней.
А вот поллитра «Бирюзовой» там, или коньячку хорошего – это в качестве благодарности можно. Нет, не на грудь принять, а в шкапчик. Про запас.
Я, говорит, не пью. Завязал.
И, действительно, встреча за встречей, беседы, почести – а он ни-ни.
Я ему говорю: Семен Михалыч! Ну зачем ты себя мучаешь? Ты же не железный, чтобы так пахать. Голова тоже должна отдых знать, равно, как и тело. Давай откупорим вечерком, посидим…
А он мне в ответ строго так: Сейчас же прекрати, Степан Петрович, я же сказал!
Ну сказал, так сказал – обычно отвечаю я. А сам про себя и думаю: так-то оно конечно так, да только все мы одинаковы. Сегодня сказал – завтра развязал.
А именно так и получается.
Смотришь однажды, проходя мимо - не видать с утра света в кабинете у главного инженера. И самого не видать. На другой день не видать, на третий. Может, командировка или отпуск, или того хуже - приболел?
Нет, не командировка и не отпуск, и не приболел. Поползли на четвертый день по заводу сначала слухи, а после и подтвердилось: Запил С.М.Иванчик. Кранты!
Кранты всем начатым проектам, всем назначенным встречам, да и вообще всему, что было запланировано с участием главного инженера предприятия. Притом, на период неизвестно какой!
А сам Семен Михалыч сидит в этот момент у себя дома, на кухне. На столе соленые огурчики, селедочка – это если откупорена Беленькая. Или же, к примеру, шоколад – это уже если на стол поставлена бутылка армянского «Арарата».
Пьет Иванчик.
Первые пару дней, такая странная у него манера – у меня, например, совсем не так, он пьет один. Никого не зовет. Двери на замок, окна зашторены, никому не открывает, на звонки не отвечает. Кстати, позднее уже по этим повадкам на заводе выучились определять запои Иванчика. Но это позднее.
Так вот. Два дня – один. Потом что-то в мозгу у него происходит, может, планка там какая переключается, но берет Семен Михалыч в руки телефон.
И тут уже начинается, как в лотерее, кому повезет. Ведь позвонить он может любому, кто у него записан. Звонит и зовет к себе.
Понятно дело, что не все прийти, приехать могут. У людей, обычно, есть свои дела. Но для Михалыча найти себе компаньона на вечер большого труда не составляет. Обычно, он даже знает, кому звонить. Столько у него хороших знакомых, любящих «хорошо посидеть».
Однако, интерес пребывания в доме инженера вызывает не только непосредственно прием алкоголя. Есть и другая причина.
Это общение. Общаться с Семеном Михалычем - сплошное удовольствие. Человек невероятно образованный, культурный, он может поддержать разговор на любую тему. При этом никогда не показывает своего интеллектуального превосходства перед собеседником, но все знают, что Семен Михалыч – это мозг!
Так случилось, что в этот раз при поиске застольных друзей выбор Семена Михалыча пал на меня. Для важности уточню – уже далеко не в первый раз.
Вообще-то, мы с Михалычем на короткой ноге. Конечно, как я уже здесь говорил, и образований у него выше крыши, и культура наружу так и прет, но! Общий язык и тему для разговора мы всегда находим.
А однажды за столом он мне признался: Знаешь, Степан Петрович – нравится мне с тобой беседовать. Не лукавишь ты, как многие. И точку зрения свою до конца отстаиваешь. Продолжай в том же духе!
Вот так сказал.
Так вот. Дело было 24 декабря, во вторник. В самый канун Католического рождества. Нет, нет, не подумайте! Это так, для справки.
Я только что пришел домой со смены, голодный и злой. Голодный, потому что на обед сильно задержался, и когда пришел в заводскую столовую, вторые блюда уже закончились и мне достался только рассольник, который я с детства терпеть не могу. А злой был, потому что на меня наорал начальник цеха – премии, видите-ли его лишат из-за того, что у меня в этом месяце прогул. Я, конечно, его понимаю – без премии плохо. Но ведь и я без премии. А мне без премии куда хуже, чем ему. У него, вон, зарплата – две моих. И сам - ни пьет, ни курит, спортом занимается, что ему эта премия? А у меня дома хоть шаром покати - холодильник пустой. Мыши в нем безобразным делом занимаются. И на табак денег нет. А чего? Пачка сигарет, вон, как пять буханок хлеба стоит, не говоря уже там о «выпить-закусить».
Короче, наорал, паразит, настроение все испортил. Чтоб ему…
Пришел, значит, я домой, снял бушлат, повесил на вешалку, шапку туда же, и присев на стул, взялся расшнуровывать ботинки.
Тут как раз и запиликал мобильник.
Ту-ду, ту-ду, туду туду туду ту-ду. Узнали?
Точно - Бумер. Я как фильм посмотрел в первый раз, потом сразу эту мелодию себе на мобилу поставил и ни разу за все годы не менял.
- Ну кто там еще – ворча я достал телефон из кармана брюк и поднес к уху.
- Здравствуй, уважаемый Степан Петрович! – прозвучал до боли знакомый голос: Узнал?
И без паузы продолжил: Чем занимаешься?
Конечно, я узнал. Не узнать Семена Михалыча я просто не мог. Не имел права.
- Семен Михалыч, привет! – бодро ответил я: Вот, с работы пришел только что, ботинки сымаю.
- Ссст-оп! – растянуто, громко, со слегка приказной ноткой, отчеканил Семен Михалыч. И замолчал. Будто специально, давая мне время остановиться, прекратить возню с ботинками и задуматься.
И я прекратил, замер на стуле, ожидая продолжения.
А где-то там, в подсознании в этот момент уже зародилось, и тотчас сформировавшись окончательно, стало крепнуть чувство приближающегося праздника. И Семен Михалыч мог бы даже не продолжать, я все сразу понял и сам. Но из вежливости выжидал, прижав телефон к уху.
И дождался.
В трубке прозвучало - доходчиво и понятно: Приходи, посидим.
Фраза из двух обычных, простых слов, каждое из семи букв, оба начинаются на «П».
В иной ситуации эти слова ничего значимого собой не представляют и практически не несут большой смысловой нагрузки. Но как они понятны были мне!
И если вдуматься - сколько в них философии! За этой короткой фразой кроется осознание чего-то необычного, окутанного тайной, некое предвкушение волшебства, если хотите.
Что еще нужно для счастья человеку, вроде меня?
Еще несколько минут назад я был голоден и зол. Был недоволен своей жизнью, работой, погодой и всем прочим. И вдруг, в одно мгновенье, произошло маленькое чудо. Два слова помогли мне воспрянуть душой и телом, заставили поменять отношение к миру и забыть о мелких неурядицах.
Поразительно, не правда ли?
И также коротко, двумя словами, я отчеканил: Скоро буду.
Еще более кратко, но чрезвычайно емко и информативно прозвучало из телефона: Жжж-ду.
Семен Михалыч жил от меня в двадцати минутах ходьбы, если идти быстрым шагом. Я быстренько умылся, переоделся, и захлопнув за собой дверь, бодро заскрипел ботинками по морозному снегу в сторону Промысловой улицы, в конце которой, почти у самого леса, в доме на две семьи и обитал главный инженер Иванчик. Правую половину дома занимала семья Петровых: муж с женой и двое детей, а в левой, представляющей собой двухкомнатную квартиру, проживал Михалыч.
Он даже не стал спрашивать «кто там», когда я позвонил в дверь. Просто распахнул ее настежь и мотнул головой, мол, проходи.
Уже на входе чувствовался запах алкоголя. Хотя нет. Точнее будет сказать – довольно хорошо ощущался.
Впрочем, ничего удивительного в этом не было, если учесть, что инженер Иванчик отсутствовал на работе два дня.
То есть, в принципе, все происходило точно по той же схеме, что и в прошлые разы, когда Семен Михалыч развязывал на полную катушку. Сначала два дня один, а затем гости.
Однако определить по внешнему виду Михалыча, что у него проблемы с алкоголем, было нельзя. Выглядел он отменно. Свежий, гладко выбритый, в белой рубашке, при галстуке, в хорошо отутюженных синих брюках со стрелками. Создавалось ощущение, что Семен Михалыч собирается идти на какое-то важное мероприятие и ждет машину с личным водителем, или же, наоборот, только что с него приехал и не успел переодеться.
- Давай, проходи, Степан Петрович, не стесняйся – бодро произнес Михалыч: Куртку вот сюда, шапку тоже сюда, тапочки вот.
Я повесил куртку на вешалку в прихожей, на полку сверху кинул шапку, и, выдернув ноги из ботинок, сунул их в предложенные Семеном Михалычем домашние тапки синего цвета.
Конечно, можно было и без тапок, но только не у Михалыча. Культура!
Затем мы прошли в гостиную.
Там, на круглом столе, покрытом белоснежной скатертью с узорами в виде ромбов, я увидел шахматную доску с уже расставленными для игры фигурами. Помимо доски на столе стояла нераспечатанная, запотевшая, видимо только-только из холодильника, бутылка «Кедровой» 0,75 литра и две хрустальные стопки дымчатого цвета. В качестве закуски были выставлены: 200 граммовая банка красной икры, тарелка с тонко порезанными кусочками ржаного хлеба, и тарелка с аппетитно выложенными, в масле, кусочками сельди атлантической.
Также на столе имелись две пустые тарелки, у каждой справа по ножу с вилкой. Видимо, для нас.
- Белые – черные? Выбирай сам – предложил Семен Михалыч: Мне все равно.
- Михалыч, давай сегодня без шахмат, а? – ответил я, присаживаясь на стоящий возле стола табурет.
- Чего так? – он изменился в лице. Было видно, что погрустнел.
- Да не в настроении я. Может так посидим?
- Хорошо, давай так – печально согласился Семен Михалыч и принялся открывать бутылку с водкой и наполнять стопки.
- Ну. Будем – не дожидаясь моей реакции, он задрал голову кверху и опрокинул содержимое стопки себе в рот. Я тут же последовал его примеру. Закусили хлебом и икрой. Повторили. Снова закусили.
- Знаешь, я вот тут подумал – произнес Михалыч: Сколько все это будет продолжаться?
- Что все? – не понял я.
- Ну все – продолжил он: Жизнь наша вот такая.
- Какая такая – я посмотрел на него: О чем это ты, Михалыч?
- Да, ладно. Забудь – отмахнулся он: Это я так. Скажи лучше – потеряли меня на заводе?
- Ну, да – ответил я: Ты же знаешь. Без тебя, как без рук.
- Пожалуй, что так – согласился он. Но без какой-то там гордости или зазнайства в голосе, мол, ничего-то вы без меня… А спокойно, и даже с какой-то обреченностью. И дал сигнал, показав пальцем на бутылку: Наливай.
- Михалыч, а Михалыч – закусывая, начал я: Вот все хочу спросить: а как это у тебя происходит?
- Что происходит? – теперь уже не понял Михалыч.
- Ну, запои эти твои – продолжил я: Ведь ты же образованный человек. Понимаешь, что все всегда одним и тем же заканчивается. И страдаешь потом, наверное, от этого. А все равно каждый раз начинаешь снова. Неужели без этого никак, а?
- Хм, странные ты вопросы сегодня задаешь, Степан Петрович – он покачал головой: С чего бы вдруг?
- Нет, ты от ответа не уходи – не отставал я
- Не хочу тебя обидеть, Степан Петрович, но ты ведь и сам в таком положении иногда оказываешься. Или я не прав? – прищурился Михалыч.
- Да, не. Чего обижаться-то. Но я - это я. Жизнь у меня такая, бестолковая. Потому бывает и пью. Но ты-то ведь – другое дело. Так что, не пойму я.
- Эх, Степа – вздохнул инженер и снова наполнил стопки.
- Понимаешь – не могу я без этого. Душа требует. Вот не пью, не пью, терплю, терплю, а на душе все черней и черней делается. Гложут там ее изнутри, душу, мысли разные. Покоя не дают. И всё копятся, копятся. А потом, когда накопятся и начинают уже через край лезть, понимаю – предел. И за стакан - стресс снимать. А остановиться уже не могу. Понимаешь?
- Понимаю – покивал я
- Ни хрена ты не понимаешь – вдруг резко, со злостью оборвал меня Михалыч. Так, как было на него совсем не похоже. Но тут же смягчился.
- Прости, нервный я стал что-то – и давай настукивать вилкой по тарелке, монотонно так: дзинь – дзынь, дзинь – дзынь, дзинь – дзынь.
Минуты две настукивал, а я сидел и ждал, пока ему надоест.
- Да. А остановиться не могу – уже спокойно, как ни в чем не бывало, заговорил он.
- И ведь, понимаю, что если начну, то точно до победы. До чертиков.
- А что тебя гложет-то, Михалыч? – поинтересовался я.
- Да разное – он на секунду задумался: Больше всё мысли о жизни нашей нищей и никчемной.
И подняв кверху указательный палец, громко, будто с трибуны, произнес:
Ведь, ты только подумай, Степа - мы же никогда хорошо не жили. Слышишь? И раздельно, по слогам повторил: Ни-ког-да!!!
А дальше Михалыча понесло.
- Обратись к истории, Степа.
И он сначала вспомнил Ивана Грозного, да Смуту, потом Петра, при котором Россия с колен вставала, да мужицкими костями дороги себе в Европы прокладывала, затем заговорил про еврейские погромы и крепостное право, не оставил без внимания Екатерину Великую и других наших правителей в царской России, включая последнего - Николая Второго, потом переключился на вождей пролетариата, которые этого самого Николая, а заодно и всю его семью в расход пустили. Далее прошелся по коллективизации и ГУЛАГу с репрессиями, когда мы сами, по его словам, своими же руками, народ свой уничтожали. Не забыл про БАМ, устланную костями заключенных и про другие чудеса Советской эпохи. При упоминании про оттепель 60-х он было уже остыл, но снова весь побагровел, едва добрался до перестройки и распада СССР.
- А 90-е? Петрович! А 90-е то, а? – уже не говорил громко, а кричал он: Ведь всех же ограбили, всю страну.
- У моих родителей на полмашины было накоплено – все «сгорело» к чертовой матери – он рубанул рукой в воздухе: «Ножки Буша» жрали, да спирт технический пили. Забыл?
Глаза Семена Михалыча налились кровью. И не давая мне вставить слово, продолжил: А инфляция эта из года в год, а дефолты гребанные? Только люди денег подкопят – нате Вам, выкусите!!!
И он потряс у меня перед носом фигой.
- Михалыч, ну – попытался все-таки успокоить его я: Сейчас-то вроде получше…
- Получше? – от этого он взвился еще больше.
- Год через год кризисы, да цены растут. Этот сра.ый доллар всех задолбал. Растет и растет. Это тебе получше? Люди, как мухи, дохнут, без медицины. Образования нормального нет, науки нет, специалистов на завод нормальных не найдешь, по дорогам хрен проедешь – он уже не сидел на стуле, а вскочив, расхаживал по кухне взад и вперед.
- Получше ему! – хмыкнул Михалыч и вдруг оценивающее уставился на меня. – Конечно, получше. Да таким, как ты, стопку плесни, и то вам получше. Рады - радешеньки, ни хрена больше не надо!
Выпалил и сразу осекся, замолчал. Видимо, сообразил, что увлекшись, в пылу ляпнул лишнее, то, чего говорить не следовало. И теперь уже молча, продолжал ходить по кухне.
Наконец, остановился, постоял несколько секунд и уселся за стол напротив меня.
- Слушай – смотрел он при этом не на меня, а куда-то в бок: Я не то хотел сказать…
- Да я понимаю – стараясь не показывать виду и очень спокойно ответил я: Разошелся, так сказать - всех под одну гребенку. Бывает. Давай, лучше, выпьем.
Мы не чокаясь, выпили.
На самом деле, эти слова про «стопку плесни» меня очень задели. По-настоящему.
Конечно, я человек без высших образований и не такой культурный, как он. И выпить люблю, чего греха таить. Но за стопку совесть свою на кон никогда не ставил и ставить не буду. И в жизни своей не одни эти стопки вижу.
Я сидел и прямо всем своим нутром ощущал, какая вдруг неловкость повисла в воздухе.
Чувствовал это и Семен Михайлович Иванчик, главный инженер завода, образованнейший человек, да и вообще, мастер на все руки.
И я был уверен, что в этот момент ему очень неудобно передо мной, но еще было более неудобно и противно ему за себя, за то, что не удержался, выпалил, что было на уме, о чем не раз уже думал, но никогда не говорил, чтобы не обидеть.
Но поправить ситуацию он уже не мог, как бы ни хотел. Сказанного не воротишь.
И я не мог тоже – что бы не сказал сейчас, как бы ни старался вывернуть услышанное наизнанку – например, не придавать этим его словам значения или, еще лучше, превратить всё сказанное в шутку.
Невидимый барьер вдруг поделил стол, за которым мы сидели, пополам. На одном конце сидел Семен Михалыч Иванчик, а на другом я.
Надо было как-то выходить из ситуации.
- Ух, ты – я посмотрел на часы и изобразил удивление на лице: Время-то уже! Пойду, пожалуй.
И наигранно улыбаясь, встал из-за стола: Завтра на работу в первую.
- М-м – понимающее закивал Михалыч: Да, поздновато уже. Я тоже, пожалуй, сейчас лягу. Устал что-то.
И показательно зевнул.
Я прошел в прихожую, поспешно натянул ботинки, куртку, шапку.
- Ну, спасибо, тогда – и, не дожидаясь ответа, вышел из дома.
Сказал мне Семен Михалыч что-то на прощание или нет, я не слышал. Минут через двадцать я был уже дома, а через полчаса крепко спал.
На следующий день, в шесть тридцать, я, как по будильнику, проснулся и начал собираться на работу. Смена начиналась в восемь. До завода было идти десять минут, так что в запасе у меня было больше часа.
Голова не болела. Видимо, было не с чего. Много-то мы выпить не успели. Точнее, я не успел. Михалыч до меня уже был хорошо заряжен.
К проходной я подошел, когда часы показывали 7.40
Достал пропуск, подождал, пока турникет откроется и мимо вахтерши пошел к противоположному выходу, на завод.
- Слыхал новость-то – уже дойдя до дверей, услышал я в догонку.
Честно признаться, новостей я не люблю. Мне как-то легче, когда их нет.
- Что за новость?
Вахтерша подалась всем телом вперед и выпалила: Инженер-то наш, Иванчик - помер сегодня ночью, в больнице. Сказали, мол, сердце.
И подытожила: видать, допил.
Я встал, как вкопанный. Мысли проносились в голове одна за другой.
Как же так… Мы же только вчера с ним… Он же спать собирался… Сердце, допил… Да у него здоровья на семерых…
Мимо проходили люди. Кто-то без остановки, а кто-то после слов вахтерши останавливался, понимающее кивал и уже затем шел дальше. На смену.
