Вырой мне могилу

Закат девятнадцатого века я, Эрих Дикман, встретил в Гамбурге. После длительной и нудной учёбы я стал служить в пароходстве секретарём. Моя заурядная жизнь была переполнена гнетущей скукой и холодными туманами. Радужные мечты, угасая, тонули в этой мгле. Они исчезли бы навсегда, если б однажды ко мне в дверь не постучал Фридрих Гиллен.

– Меня прислал ваш дядя Юрген Дикман, – заявил он, входя в комнату, которую я снимал за весьма обременительную цену. На вид гостю было не меньше пятидесяти лет. Длинный острый нос, тёмные волосы и чёрный сюртук делали его похожим на ворона.

– Видимо, произошла ошибка, – пробормотал я. – У меня нет и не имелось дяди.

Раскрыв свою папку, Гиллен достал из неё несколько бумаг и попросил:

– Пожалуйста, взгляните на фотографии. Вы никого не узнаете?

Мне не пришлось долго рассматривать потёртые снимки, чтобы с уверенностью сказать:

– Это мой отец вместе с каким-то незнакомцем.

Гиллен кивнул, удовлетворённый ответом, и сказал:

– Теперь, молодой человек, будьте добры, прочтите документы. Это свидетельство о рождении Юргена Дикмана и письма, полученные им от вашего покойного родителя.

Минут через пять я вынужден был согласиться:

– Да, почерк отца. Но как вы докажете подлинность бумаг? Отец никогда не упоминал о брате. И даже если у меня действительно есть дядя… Что с того? Я не обязан быть сиделкой у старого больного родича, который никогда раньше мной не интересовался. Так что мы напрасно теряем время.

Взяв документы, Гиллен вернул их в папку и невозмутимо проговорил:

– Я больше не собираюсь вам ничего доказывать. А денег у вашего дяди столько, что он может нанять легион сиделок. Но тогда вам в наследство не достанется и пфеннига.

* * *

Итак, Фридрих Гиллен был адвокатом дяди. Гиллен утверждал, что мой отец ничего не рассказывал о своём единственном брате по причине их давней ссоры. В 1871 году, ещё до моего появления на свет, Юрген Дикман покинул Германию, и родственники долгое время ничего не знали о его дальнейшей судьбе. Они полагали, что он погиб. Но на самом деле ему неведомо как удалось разбогатеть, после чего он поселился в Трансильвании. На севере этого таинственного края он приобрёл замок.

Юрген не раз просил у брата прощения за некие ошибки и приглашал к себе, но мой отец категорически отказывался возобновлять отношения, о чем говорилось в двух коротких письмах. Кроме того, отец написал, что Юргену не может быть прощения.

Адвокат не знал, что рассорило братьев, и потому не утолил моё любопытство полностью. Хотя мне, в сущности, было безразлично, что там у них произошло. Меня прежде всего интересовали деньги, способные воплощать мечты в жизнь.

По словам адвоката, наследство могло достаться мне лишь после того, как я встречусь и поговорю с дядей. Такова была его воля. И мне следовало поторопиться, ибо Юрген Дикман в самом деле тяжело болел и лежал при смерти. В случае моей неявки всё состояние дяди отошло бы к его единственному лакею, который верой и правдой служил ему восемнадцать лет. Поэтому я два дня спустя вместе с Гилленом сел на поезд, шедший в Клаузенбург через Прагу, Вену и Будапешт.

* * *

На протяжении утомительного путешествия мы много беседовали о Юргене Дикмане. По мнению адвоката, мой дядя был создан для жизни в Трансильвании. Не изведав любви к женщине, он страстно влюбился в природу, историю и культуру этой страны. Часто совершал продолжительные одинокие прогулки, не единожды организовывал археологические раскопки и открыл музей в небольшом городе под названием Гайстиг.

По прибытии в Будапешт Гиллен извинился и сказал, что не сможет сопровождать меня дальше, так как у него имеются неотложные дела. Однако он обязался приехать в замок после кончины моего дяди, дабы оформить все необходимые документы.

– На вокзале в Клаузенбурге вас будет ждать карета, – заверил адвокат. – На ней вы благополучно доберётесь до замка.

Именно так и случилось.

Когда же я перебрался из поезда в экипаж, то смог вдоволь насладиться пейзажами. Небеса были безоблачны, но их словно бы затянула некая вуаль, не позволявшая летнему солнцу светить слишком ярко и наполнять Трансильванию зноем. Роскошные дубравы, беседуя с тихим ветром, степенно покачивали могучими кронами. Высокие матово-зелёные холмы походили на стада гигантских допотопных животных, дремлющих под надзором аккуратных ферм. Светлые постройки последних источали неподдельное умиротворение, выделяясь на фоне обширных сосновых лесов. Над узкими сонными речками нависали старинные каменные мосты… Но особенно взор путешественника притягивали Карпатские горы. Их заснеженные пики возвышались надо всем и казались титанической короной, возложенной на Трансильванию самой Вселенной.

Правда… есть там кое-что, вносящее в безмятежные красоты некоторую долю неизбывной печали и даже тревоги. Я имею в виду доисторические мегалиты, а также средневековые руины, нередко встречающиеся в пустынных местах. Эти угрюмые серокаменные памятники навевают мысли о неизбежной смерти, о сумрачном хладе, костях и прахе, сокрытых под тёплым идиллическим полотном цветущей природы.

А ещё я заметил, что вполне обычные сельские погосты тоже попадаются на пути чересчур часто и отстоят от деревень непривычно далеко.

Интересно, все ли виденные мной холмы имеют естественное происхождение? Сколько среди них курганов?

* * *

Вечером я добрался до жилища дяди.

Заходящее солнце окрасило небо всеми оттенками красного. Багряные лучи скользили по верхушкам лесных деревьев и обнимали древний пепельно-серый замок. Его полуразвалившиеся четырёхугольные башни напоминали гнилые зубы. Черепичные кровли давным-давно выцвели. Узкие стрельчатые окна безжизненно взирали на округу. Крепостные стены изобиловали бойницами. Некогда они служили надёжной защитой от вражеских нападений, но теперь тоже находились на грани разрушения. Окованный железом подъёмный мост был опущен на неглубокий замшелый ров. Распахнутые врата приглашали гостей во двор, вымощенный булыжником и заросший травой.

Да, не так я представлял себе обитель богатого родича.

Кучер остановил карету перед мостом, подождал пока я выйду и, не сказав ни слова, погнал коней обратно. Этот малый даже не удосужился слезть с козел, чтобы помочь мне с двумя тяжёлыми чемоданами.

Пройдя через двор, я стал перед массивной деревянной дверью, обитой ржавыми железными пластинами. На ней висел отполированный стальной молоток, имевший вид клыкастого звериного черепа. Воспользовавшись им, я сообщил обитателям замка о своём прибытии. Однако стук не дал желаемого результата.

Меня посетили неприятнейшие мысли. «Что если в замке никого нет? – подумал я. – Что если дядя умер и теперь наследство принадлежит слуге?»

Я толкнул дверь. Она поддалась.

Стены в пыльном вестибюле были украшены охотничьими трофеями – головами кабанов, оленей, волков и других диких животных. От их вида меня бросило в дрожь. Глаза чучел горели, как раскалённые угли, и мнились живыми. Но вскоре выяснилось, что причиной тому свет заката.

В дальних углах темнели две арки.

Я подал голос. Ответа не последовало.

Оставив чемоданы у порога, я поднялся по изогнутой каменной лестнице на второй этаж и оказался в длинном тёмном коридоре со множеством дверей. Все они были заперты. Кроме одной у окна в конце прохода. Я открыл её и увидел русоволосого мужчину в чёрной ливрее. Он стоял перед камином в просторной немеблированной комнате и неторопливо скармливал огню старинные книги, которые грудами валялись на полу.

Похоже, это и был тот самый слуга, второй наследник. Не оборачиваясь, он проговорил тихим хрипловатым голосом:

- Ваш дядя ждет вас. Наверху.

Пламя удивило меня своим необычным тёмно-зелёным цветом. Тогда я решил, что всё дело в древних фолиантах, изготовленных невесть из чего.

Закрыв дверь, я вернулся к лестнице.

На третьем и последнем этаже обнаружился точно такой же коридор. Но на этот раз мне не пришлось проверять все двери, чтобы найти нужную комнату. Одна из первых дверей была приоткрыта. Несмело шагнув за порог, я замер в уютно обставленной спальне. За окнами быстро темнело. На громоздком письменном столе в серебряном подсвечнике тускло горела толстая свеча.

Дядя лежал на широкой кровати, до подбородка укрытый одеялом. Я сразу понял, что это Юрген Дикман, хотя старость безжалостно изуродовала его. На подушке покоилась лысая голова, напоминающая потрескавшийся череп. Глаза глубоко запали и глазницы полнились тенями. Бледную кожу сплошь изрезали морщины.

- Ты всё же… приехал, - прошептал старик. – Ты успел.

- Да, – сказал я, приблизившись к одру.

- Наследство твое. – Лицо дяди сморщилось больше. – Но тебе придётся… ещё кое-что сделать… для меня. Чтобы спокойно наслаждаться… богатством. Это моя… предсмертная воля. Последнее желание.

Стало попахивать испражнениями. Вонь быстро распространялась по комнате.

- Сделаю всё, что смогу, - пообещал я. – Говорите.

Старик приподнял голову и зашептал чуть громче:

- Позади замка начинается тропа. Она тянется… далеко в лес. Она приведёт тебя… к могучему древу с двумя дуплами. И я хочу, чтобы моё тело… покоилось под ним. Но необходимо, чтобы ты сам… вырыл мне могилу. Только не лопатой. После моей смерти… вырой мне могилу… руками… Только руками.

Наверно, свеча стала гореть ярче, потому что глаза старика вдруг проявились в провалах глазниц. Мутные, больные, безумные очи.

- Что?! – изумлённо спросил я и невольно попятился.

Дядя ответил не сразу. Долго смотрел на меня, а потом попросил:

- Поклянись… Поклянись своей жизнью, что исполнишь… моё последнее желание.

За дверным проёмом возник силуэт слуги. Я не подал виду, что заметил его. И спокойно проговорил:

- Клянусь своей жизнью, что похороню вас так, как вы хотите.

Я, естественно, решил, будто старик бредит, и не собирался пачкать руки несмотря ни на какие обещания. В то время любые клятвы были для меня пустыми звуками. Я не понимал, что за каждой из них следует мстительная тень проклятия.

- Замечательно, - шепнул дядя, расслабляясь. Вонь стала почти нестерпимой. – Замечательно. Только… к тебе обязательно придёт… деревенский священник. Будет убеждать, что меня… надо похоронить по-христиански… Не верь ему. Гони в шею. Пусть бубнит свои молитвы... перед стадом… На моей могиле не должно быть креста. А сейчас… Сейчас иди. Отдыхай.

- Спокойной ночи, - сказал я и охотно вышел из комнаты.

Мне показалось, будто умирающий тихо-тихо рассмеялся.

Слуга ждал в коридоре. Попросил следовать за ним, и я последовал. В полумраке мы спустились на второй этаж и вошли в комнату рядом с той, где сжигались книги. Это была спальня с огромным шкафом на ножках, старомодным комодом и манящей кроватью под балдахином. В камине теплились угли. Я только теперь почувствовал, как сильно устал.

- Доброго сна, господин, - сказал слуга и ушёл. Так вот просто. И никакого тебе ужина. Никакой ванны. Браво!

К счастью, возле кровати стояли мои чемоданы, а в них, кроме одежды и бритвенного прибора, имелись хлеб, сыр и бутылка с водой. Поэтому голодным я не остался. А после еды запер дверь на засов, сбросил дорожный костюм и забрался под толстое одеяло. Оно пахло плесенью, но мне было всё равно. Мною быстро овладевал сон.

Глядя на затухающие угли, я подумал о дыме. В замке топились два камина, однако я по прибытии не видел, чтобы из труб поднимался дым. Странно…

* * *

Поздним утром я проснулся усталым, раздражённым и с тяжёлой головой. Вспомнив предыдущий день, пробормотал ругательство. С трудом встал, оделся и отправился на поиски уборной. Она… хм… не порадовала.

Потом я заглянул в комнату дяди и выяснил, что он скончался. Этот факт поднял мне настроение. Обществом старого маразматика я уже успел насытиться.

Теперь следовало потолковать со слугой. Но найти его не удалось. Я блуждал по замку не менее получаса и всюду натыкался на запертые двери. А когда, начиная злиться, решил поискать негодного лакея во дворе, то обнаружил в столовой первого этажа остывший завтрак, большую связку старых ключей и записку. На пожелтевшем листе бумаги аккуратным почерком сообщалось:

«Ваш дядя умер перед рассветом. Я незамедлительно отправляюсь в Гайстиг, дабы встретиться с доктором Ларенсом и помощником Гиллена. Думаю, что к полудню они прибудут в замок. Я же не вернусь. Но я договорился с женщиной из близлежащей деревни, чтобы она работала у вас приходящей прислугой. Она слишком дорого ценит свой труд, зато хорошо говорит по-немецки».

Подписи не было, поэтому имени слуги я так и не узнал. Оно осталось тайной, как и его лицо, которое я не смог рассмотреть, когда он в полутьме вёл меня к спальне.

* * *

Во время еды я глядел в окно, любуясь лесом и горами, отчего у меня возникло желание прогуляться. Так что следующие два часа я бродил вокруг замка. Бродил, пока не прибыли доктор и помощник Фридриха Гиллена. Их двуколка подъехала к мосту в час с четвертью.

Засвидетельствовав смерть Юргена Дикмана, почтенные господа откланялись. Они наотрез отказались заночевать в замке. По их словам, в банке меня ждала астрономическая сумма денег, но я не мог воспользоваться ими, пока Гиллен лично не составит необходимые документы. Мне нужно было подождать ещё пару дней. Всего лишь. И кто бы мог подумать, что за этот срок я испытаю такие потрясения, после которых до конца жизни буду спать при свете!

Но всё по порядку.

Прогуливаясь, я выяснил, что восточная башня в прошлом служила обитателям замка часовней. Об этом свидетельствовал позолоченный металлический крест, который некогда свалился с короткого шпиля и теперь лежал на краю щербатой черепичной крыши.

К часовне примыкали три склепа, построенных в том же стиле, что и замок. Один весьма кстати был открыт и пустовал. На закате я принёс туда завёрнутого в одеяло дядю, уложил в серокаменный саркофаг и, поднатужившись, водрузил сверху плиту. Вот и все похороны. Не надо рыть могил, не надо бормотать молитвы, не надо звать или прогонять попов.

А местный священник, между прочим, пожаловал ко мне следующим утром. Видимо, прознал, что старик преставился. Годы отметили святого отца сединой, но выглядел он вполне бодро. Во всяком случае, в дверь бухал так, что едва не расколол её ко всем трансильванским чертям.

Я просто не открыл ему, и он ушёл…

Затем явилась дородная деревенская женщина, упомянутая слугой. Её я впустил с радостью, ибо в искусстве приготовления пищи смыслил мало, а уборку люто ненавидел. Так что для крестьянки день прошёл в заботах, а для меня в праздности. Правда, я осмотрел замок и его содержимое, прикидывая, сколько смогу выручить за всё сразу.

А вечером, после того как служанка ушла домой, со мной стали твориться странные вещи.

Когда я, сидя в постели, собрался потушить свечу, то понял, что вовсе не хочу этого делать, не хочу темноты. Меня вдруг охватила необъяснимая тревога. Удивительно, ведь никогда прежде, даже в детстве, я не испытывал ничего подобного.

Итак, оставив свечу гореть, я залез под одеяло и долгое время лежал с закрытыми глазами, тщетно пытаясь уснуть. И я вздрагивал при каждом шорохе, скрипе или стуке, которые часто раздаются в старых строениях.

Конечно, я понимал, что веду себя глупо. Понимал, но почему-то не мог совладать с расшалившимися нервами. В животе поселился противный холодок, руки будто покрылись льдом, а по спине и затылку сновали мурашки… Неудивительно, что я вскрикнул, когда где-то неподалёку хлопнула дверь.

«Это ветер гуляет по коридорам, - подумал я, открыл глаза и поглядел на собравшиеся в углах тени. – Всего лишь ветер. Сквозняк».

Но при мысли о длинных тёмных коридорах со множеством дверей, за коими могло скрываться всё, что угодно, мне стало ещё страшнее…

Да, уснул я не скоро. Долго ворочался, пытаясь найти наиболее удобное положение. Меня бросало то в жар, то в холод. Особенно когда слышались какие-нибудь из вышеупомянутых звуков. Пару раз мне даже показалось, что кто-то зовёт меня по имени…

* * *

Я проснулся, разбуженный собственным криком. Мне привиделся жуткий сон.

Несколько минут я лежал неподвижно, только водил взглядом по комнате. Свеча сгорела лишь наполовину. За окном темнела ночь. Словно раненый зверь, завывал ветер.

Осознав, что со мной всё в порядке, я попытался восстановить в памяти сновидение. Но несмотря на уверенность, что я превосходно помню его, вспомнить не удалось ничего, кроме страха. И он с новой силой обрушился на меня, когда я вытащил руки из-под одеяла… Их от кончиков пальцев до локтей покрывала грязь, сырая земля!

Заскрипев, открылась дверь. На пороге выросла человеческая тень, которая была чернее коридорного мрака позади неё.

Я закричал. Заорал как никогда в жизни. А тень прыгнула. Пролетела через всю комнату, пала на меня и повергла в беспамятство…

* * *

Очнувшись, я обнаружил, что спускаюсь по лестнице. Вокруг было темно, очень темно, однако я ни разу не оступился, не наткнулся на стену. Потом впереди появилось много красных огоньков. Это горели стеклянные глаза звериных голов, украшавших вестибюль. Теперь заходящее солнце не могло быть тому причиной, но я совершенно спокойно бормотал:

- Закат. Всего лишь закат…

Отодвинув тяжёлый засов, я открыл дверь и вышел во двор. Ветер утих. Плотные тучи скрыли луну и звёзды.

Не задумываясь, куда направляюсь, я уверенно прошагал по мосту, обогнул замок и углубился в лес. Какое-то странное безразличие овладело мной. Ноги, казалось, жили собственной жизнью.

Тьма в лесу была почти осязаемой, а тишина – гробовой. Наверно, я шёл по тропе. Примерно полчаса. Потом замер. Покровы туч разорвались и на землю пролился мертвенно-бледный лунный свет. Передо мной была поляна, посреди которой возвышалось высохшее серое древо. Его толстые ветви когтистыми лапищами тянулись к небу. В необхватном стволе зияли два дупла, похожих на пустые глазницы человеческого черепа. Они безмолвно приказывали приблизиться и заглянуть в них, дабы мне открылась некая древняя тайна. Но я не подчинился. Я перевёл взгляд на того, кто находился рядом с деревом, и ко мне вернулся ужас.

Это был дядя. Абсолютно голый, тощий, как скелет, он стоял на коленях и рыл землю руками. Большая куча, насыпанная неподалёку, свидетельствовала о том, что старик трудится давно, однако яма… Её не было…

- Будь ты проклят! – закричал старик, обернувшись. Из его глаз по сморщенному лицу текла мерцающая зелёная слизь. – Будь ты проклят!

Дядя вскочил на ноги и бросился ко мне, вытянув перед собой руки с ободранными до костей пальцами.

Я хотел убежать, но не смог сдвинуться с места. Даже не закричал от невыносимой боли, когда дядя сшиб меня на землю и оторвал руки. Кровь хлынула из ран в плечах.

- Ты выполнишь обещание!!! – оглушительно проорал старик. – Ты поклялся!!!

И вновь я провалился в тёмное забытьё, в котором изредка вспыхивали кошмарные видения…

* * *

Оклемавшись, я открыл глаза и застонал. Я лежал рядом с мёртвым деревом, и полная луна безразлично взирала на меня. К счастью, руки не были оторваны. Только перепачкались в земле.

Дядя бесследно исчез.

«Видимо, это сомнамбулизм, - подумал я, поднимаясь. – Ничего особенного. С людьми такое иногда случается».

Успокаивая себя подобными мыслями, я подошёл к дереву, опустился на колени и… начал рыть. Вскрикнул от изумления и попытался прекратить абсурдное занятие, но ничего не получилось. Руки не слушались меня. Всё тело не подчинялось мне. Опять. И стало понятно, что никакого сомнамбулизма не было. Я просто поклялся, и должен был исполнить клятву, хотелось мне того или нет…

Я кричал от страха и боли в пальцах, все глубже и глубже рывших твёрдую, изобилующую корнями землю…

Не знаю, сколько времени я трудился, но дело двигалось невыносимо медленно. Лишь на рассвете яма была готова. Почти готова. И тогда моё плечо сжала чья-то рука. Я тут же замер, потом содрогнулся и повалился в могилу.

- Вы не избавитесь от Сатаны, если будете исполнять его волю, – сказал по-немецки незнакомый мужской голос.

Меня вытащили из ямы и усадили на её край.

Это был священник. Тот самый. В чёрном костюме, с крупным серебряным крестом на груди и блеском в ясных глазах. Он сел рядом, а я… разрыдался, как ребёнок. Прижал грязные ладони к вискам и принялся сбивчиво рассказывать обо всём происшедшем…

* * *

Скрытое за лесом солнце неуверенно тянуло между деревьями тусклые лучи. Ни одна птица не приветствовала свет пением. Тяжёлое безмолвие встречало день.

- Это призрак дяди заставил меня рыть яму? – спросил я, когда немного успокоился. Мои руки буквально гудели от перенапряжения, а пальцы болели и кровоточили. Все ногти были сломаны.

Священник покачал головой:

- Нет, вас пленил не старый Дикман, а сила, которой он поклоняется. И она способна вернуть его к жизни во плоти… У вас два выхода. Вы можете исполнить клятву, перезахоронив дядю. Но я не думаю, что после этого он оставит вас в покое. Вы также можете попытаться отправить его в ад, где ему самое место. Советую поступить именно так. Ведь, воскреснув, Юрген Дикман уже не будет человеком. Даже вообразить страшно, во что он превратится, и какие это будет иметь последствия. Он и так навлёк на эти края достаточно бед… Он долго искал здесь тёмные знания. И нашёл… Так уж случилось, что с незапамятных времён Трансильвания сделалась обиталищем чернокнижников. Столетиями они вершили нечестивые ритуалы во тьме горных пещер, в тумане гиблых болот, в сумраке первозданных лесов. Чары колдунов призвали сюда вампиров, оборотней и многих иных монстров, имена которых известны лишь древним гримуарам.

- В сумраке лесов… - тихо повторил я. – Значит… здесь тоже?

- Да, - кивнул священник и перевёл взгляд на чудовищное древо. – Этот высохший дуб – дьявольский алтарь и дверь в потусторонний мир.

Посмотрев на дупла, я тут же отвернулся и прошептал:

- Почему я? Ведь у дяди есть слуга.

На это священник ответил:

- Вырыть могилу руками должен обязательно родственник. Я же советую вам поучаствовать в отпевании. Если, конечно, хотите выбраться из демонической ловушки.

Несмотря на боль, я сжал руки в кулаки и пообещал:

- Сделаю все, что скажете. Только бы кошмар закончился.

- Хорошо, – сказал священник и поднялся. – Тогда нам надо возвращаться в замок. Сможете?

Вместо ответа я встал на ноги. Они дрожали от слабости. На таких не побегаешь, но спокойно идти можно. Священник на всякий случай взял меня под руку.

Когда мы вышли на тропу, я обернулся и застонал от очередного потрясения. Из дупел дерева в яму текла мерцающая зелёная слизь. А густой туман, клубясь над землёй, быстро окружал поляну.

- Лучше не оглядывайтесь, – посоветовал священник.

* * *

Где-то через час мы пришли в замок. Стало совсем светло, однако серые тучи заволокли небосвод. Я совершенно не чувствовал себя готовым к предстоящему обряду и во всём полагался на священника, который, кстати, именовался Стефаном. Этот человек действовал быстро и решительно, приободряя тем самым и меня.

- Вход в часовню открыт? – спросил он, едва переступив порог вестибюля.

- Да, но лестница того и гляди рухнет, - ответил я, косясь на чучела, которые снова были нормальными.

- Хорошо, - сказал священник и прошагал к правой арке. За ней тянулся широкий коридор с пятью дверями и чередой мутных окон. Там, где он поворачивал, разинула пасть ещё одна арка – проход в башню. Помещение часовни располагалось под самой крышей, куда зигзагами поднималась деревянная лестница с шаткими перилами. Доски ступеней были толстыми, но старыми. Вдобавок их повредили древогрызы.

К счастью, лестница не развалилась под нами. И, как ни странно, восхождение прибавило мне сил, а не отняло последние.

В часовне было три окна, по одному в каждой стене, кроме восточной. От витражей в трухлявых деревянных рамах осталось лишь несколько цветных осколков. Восточную стену прежде украшал большой христианский крест. В том месте, где он долгое время прилегал к безупречной кладке, поверхность камней была заметно светлее. На полу валялись четыре повреждённых винных бочонка, пара ночных горшков и не меньше десяти кусков чёрного мрамора. В углах бурели кучки высохших человеческих испражнений. Под сводчатым потолком на ржавых цепях висела потемневшая бронзовая люстра, обвитая пыльной паутиной.

- Ваш дядя постарался осквернить это место, - сказал Стефан. – Правда, не довёл дело до конца.

- А кто построил замок? – полюбопытствовал я, сев на бочонок.

- Его возвели во второй половине десятого века по приказу вельможного чернокнижника Волаха Кеми, - ответил священник. – В дальнейшем твердыней владели его дети, внуки и правнуки, пока в начале тринадцатого столетия замок не захватил отряд рыцарей Тевтонского Ордена*. Их предводитель Конрад Гессенский убил Яноша Кеми, который своими колдовскими деяниями наводил ужас на всю округу… Существует мнение, что тевтонцы пришли в Трансильванию не только для того чтобы помочь королю Андрашу Второму бороться с половцами. Есть основания предполагать, что это был тайный крестовый поход, имевший своей целью очистить наши края от чародейского зла. Именно Конрад устроил здесь часовню. А после тевтонцев хозяевами замка были самые разные личности. Многих из них не без причины подозревали в колдовстве, как и вашего дядю. На протяжении столетий замок частично перестраивался, приобретая готический вид.

Рассказывая, Стефан разложил куски мрамора в центре пола. Они оказались частями разбитого настенного креста. Удовлетворённо хмыкнув, священник собрал в бочонок дюжину обломков. Поднял ещё два, но не мраморных, а бронзовых.

- Возьмите, - он протянул их мне, - пригодятся.

Я взял, решив поначалу, будто они от люстры. Пригляделся и понял, что это куски колокола.

- Вы верите в Бога? – спросил священник.

- Теперь, конечно, верю, - пробормотал я. – Ведь… если существуют Силы Тьмы, то существуют и Силы Света.

Стефан внимательно поглядел на меня и задал другой вопрос:

- А вы знаете, что в отличие от Сатаны Бог всемогущ?

- Да, - кивнул я.

- Хорошо, - сказал Стефан, улыбнувшись.

Подойдя к северному окну, он осторожно достал из рамы разноцветные осколки витража и положил их в бочонок с мрамором. То же самое проделал возле других окон, а затем бесстрашно и ловко вылез через южное на крышу. Две черепичины сорвались с края, упали во двор и разбились.

Испугавшись за нового друга, я прокричал:

- Надо было взять верёвку!

Он, делая своё дело, не ответил, а я… снова залюбовался белыми вершинами гор и зыбкими серыми небесами. Мне захотелось бесконечно сидеть здесь, глядеть на вязнущие в тучах пики и слушать посвистывание беспечного ветра, пролетающего сквозь пустые окна. Некая первозданная безмятежность снизошла на меня…

Добыв позолоченный башенный крест, священник благополучно вернулся в зал.

- Теперь можем приступать, - сказал он, беря почти полный бочонок. – Идёмте в склеп.

- А позавтракать не хотите? – предложил я.

Стефан покачал головой:

- Не сейчас. Дело прежде всего.

И мы спустились обратно на первый этаж, вышли во двор и приблизились к часовне снаружи.

- Тут? – спросил священник, указав крестом на усыпальницу под восточной стеной башни.

- Да, - кивнул я. Отворил скрипучую дверь, но первым не пошёл.

Трансильванец шагнул за порог, поставил бочонок на каменный пол и огляделся. Длина склепа примерно шесть метров, а ширина – около четырёх. Саркофаг находится посередине.

- Занятно… - проговорил Стефан и смахнул с крышки гроба пыль.

- Вы о чём? – не понял я.

- В этом склепе был погребён Конрад Гессенский, - сказал священник, и я, склонившись над плитой, увидел, что на ней выбито имя выдающегося рыцаря. – Можно лишь гадать, кто из чернокнижников вынес отсюда его останки, и что с ними сделал. Где-где, а тут ваш дядя меньше всего хотел оказаться после смерти. Странно, что он и здесь не устроил нужник.

Священник сдвинул тяжёлую крышку, наполовину открыв саркофаг. Сперва мне показалось, что дяди в гробу нет. Показалось. В действительности он лежал там. До головы закутанный в одеяло.

- Итак, приступим, – сказал Стефан, повернувшись ко мне. – Вот, что от вас требуется. Постарайтесь не терять самообладания, если опять случится что-нибудь невероятное. Внимательно слушайте мои молитвы. Когда я буду говорить «аминь», повторяйте это слово громко и чётко. И при этом ударяйте осколками колокола друг о друга. Ясно?

- Вполне, - кивнул я.

Священник отвернулся и, держа перед собой позолоченный крест, начал молиться на латыни. Произнеся «amen», я стукнул бронзовыми обломками. И тотчас дверь бесшумно притворилась. Возможно, её толкнул ветер. Возможно, незримый враг. В склепе сделалось темнее.

Взяв из бочонка обломок мраморного креста, Стефан положил его в угол саркофага. Другим куском подпёр дверь, предварительно распахнув оную пошире.

После двух следующих молитв, во время которых трансильванец опустил в гроб ещё пару частей настенного креста, ничего необычного не произошло. Но едва священник положил в саркофаг четвёртый обломок, пол усыпальницы дрогнул, будто началось землетрясение. Из образовавшихся трещин, змеясь и скрипя, выползло шесть толстых древесных корней. И они дымились, хоть и не горели. Дымились, устремляясь к мертвецу, из глаз коего потекла светящаяся зелёная слизь.

Произнося пятую молитву, Стефану пришлось бить корни металлическим крестом. Получив удар святыней, они всякий раз на несколько секунд замирали. А когда священник, выкрикнув «amen», положил крест на грудь Юргена Дикмана, корни уползли обратно под пол. Один за другим.

- Аmen! – словно запоздалое эхо, повторил я и стукнул колокольной бронзой. Потом позволил себе закашляться от едкого дыма, заполнившего склеп.

- Слава Богу! – воскликнул трансильванец.

Закрыв саркофаг, он подхватил бочонок и вышел наружу. Я за ним.

- Вы знали, что так будет? – спросил я, наслаждаясь чистым воздухом.

- Предполагал, – ответил Стефан, улыбаясь.

- Ну, теперь всё кончено, - сказал я, собираясь присесть.

- Ещё нет, - возразил священник, захлопнул дверь склепа и снова подпёр её обломком креста. – Возвращаемся в лес. И чем скорее, тем лучше.

Я со стоном вздохнул. Но выбора не было.

* * *

Когда мы прошли больше половины пути, Стефан попросил меня молчать и ступать как можно тише. Мы свернули с тропы и приблизились к поляне, которую окружила завеса тумана. Осторожно выглянув из неестественной дымки, мы увидели мёртвое дерево, могилу и дядиного слугу, стоящего возле неё на коленях. Из дупел уже не текла зелёная слизь. В этом не было необходимости, ведь яма наполнилась ею до краёв. На поверхности плавала раскрытая книга. Я не заметил на страницах огня, но от них поднимался дым, разделялся на два потока и скрывался в дуплах.

Слуга стоял к нам спиной и, протягивая руки к дереву, что-то бормотал. Наверное, заклинания.

Взяв из бочонка кусок мрамора, священник размахнулся и метнул его с меткостью Давида. Камень угодил колдуну в затылок. Лакей подавился словами, упал в могилу и пошёл ко дну вместе с книгой. Я так и не увидел его лица. А слизь тут же забурлила, забулькала.

- Быстрее! – сказал Стефан, широкими шагами приблизился к дереву и бросил два мраморных обломка в дупла. Остальные вместе с осколками витражей высыпал в клокочущую могилу. Отшвырнул опустевший бочонок, повернулся ко мне и прокричал: – Теперь вы!

Прильнув к морщинистому стволу, я кинул обломки колокола в дупла. Изнутри донёсся громкий переливчатый звон.

Священник схватил меня за руку и оттащил обратно на край поляны. Очень вовремя, потому что дерево ожило в буквальном смысле слова. Сухие ветви со скрипом, свистом и треском принялись бить друг по другу. Вскоре на стволе осталось лишь несколько острых суков, а в дуплах вспыхнули смарагдовые огни, подобные зрачкам огромного зверя. Разрывая дёрн, из-под земли показались корни. Те самые, что пытались помешать нам в склепе. Теперь они не только испускали дым, но и полыхали зелёным пламенем, стремительно превращаясь в никчёмный пепел. И когда последний из них рассыпался, ствол рухнул на могилу, переломился пополам и тоже обратился в прах.

- Будьте здесь, - велел мне Стефан, а сам подошёл к яме.

Подхватив бочонок, он стал брать им землю из кучи и засыпать могилу.

- Надо было взять в замке лопату, - сказал я и, глупо рассмеявшись, опустился на траву…

Закончив работу, священник сел рядом и проговорил:

- Теперь действительно всё, финал.

- Финал, - повторил я, а неподалёку робко зачирикала какая-то птаха.

Однако мы не покинули поляну, пока не рассеялся туман. Ждать пришлось недолго. Аккурат столько, чтобы передохнуть.

* * *

Проснувшись в замке следующим утром, я открыл глаза и увидел древнюю каменную стену со стрельчатым окном. За пыльными стёклами, воплощая собой истинную невозмутимость, в серые небеса вздымались буро-белые горы.

На душе вновь было удивительно мирно и приятно. Как тогда, в башне.

Я зевнул, улыбнулся и понял, что хочу, отвергнув городские суеты, остаться в Трансильвании навсегда. Хочу отреставрировать замок, а прежде всего часовню, чью крышу собственноручно украшу новым позолоченным крестом. Хочу жить в этой древней твердыне, умереть в ней и упокоиться в склепе, который построю для себя из горных камней.

«А ещё надо больше узнать о Конраде Гессенском и его рыцарях, - подумал я, вставая с постели. – Надо сделать Трансильванию лучше».

==================================================================

* ТЕВТОНСКИЙ ОРДЕН – немецкий духовно-рыцарский орден, основанный в конце 12-го века. Первые тевтонцы участвовали в Третьем Крестовом Походе. Главными задачами ордена были помощь нуждающимся, борьба с язычеством и распространение христианства.

Отличительный знак рыцарей Тевтонского ордена — черный крест на белом фоне. Девиз: «Помогать, Защищать, Исцелять».

В 1211 году король Венгрии Андраш II пригласил тевтонцев в Трансильванию, попросив их помощи в борьбе с ордами половцев. Когда в 1225 году нашествие кочевников было остановлено, венгерский правитель изгнал крестоносцев со своих земель.