Про Настю, Томаса и холодный кофе

  • Опубликовано на Дзен
Автор:
JulyLex
Про Настю, Томаса и холодный кофе
Аннотация:
Рассказ с турнира магреализма
Текст:

— Ты не видела мой гребень? — голос матери всколыхнул сонную утреннюю лень.

Настя выдвинула ящик комода, растормошила ворох шелковых шарфов — гребень лежал среди них.

— Нет, — крикнула девушка, резко задвинула ящик и вышла из спальни.

Через несколько минут она шла по садовой дорожке. Мать склонилась над кустом роз, длинные волосы касались новых бутонов.

— Что там сегодня? — спросила Настя с надеждой.

— Только белые, слава богу… Кофе готов, — мать кивнула в сторону веранды, — идем завтракать.

Она подошла и взяла Настю под локоть.

— Гребень опять потеряла, представляешь?

— Мам, ну что ты вечно с ним. Будто реликвия. Давай, я щетку куплю?

— Не надо! — мать разозлилась, ущипнула Настю. — У меня без него весь день насмарку — сложно понять?!

Настю тоже можно было понять: мать ведет гребнем по волосам и утро застывает будто в смоле. Увязнув в тягучих нотациях и упреках, невозможно дождаться, когда закончится завтрак. Проще спрятать гребень и, наскоро перекусив, сбежать на работу.

Настя налила кофе из горячего кофейника и тут же поднесла к губам. Не обожглась. Кофе был привычно холодным — еще одна особенность бесед с матерью. Будто Настя вспоминала о своей чашке, только выслушав кучу жалоб: на нерадивых детей, хохочущих в соседском дворе; нерадивые цветы, подсовывающие розовые бутоны вместо белых; и нерадивую дочь, бросающую мать ради первого встречного.

За Матвея доставалось больше всего пощечин. Словесных, конечно. Но не менее болезненных. Каждый день мать пророчила Насте предательства и измены. И ее называла предательницей. Кто еще оставляет родного человека в одиночестве? Мать каждый раз переживает: у нее давление, сердце, мигрень. А с утра после Настиных свиданий на кусте белых роз — розовые бутоны.

Разумеется, Настя не верила в эту чушь. Про бутоны. Про давление и сердце — верила. Звонила Матвею, тоскливо отменяла следующую встречу.

Ловя Настино настроение — всегда на грани счастья и нервной печали — Матвей давно уговаривал съехаться. Просил о знакомстве с матерью — так, мол, она успокоится на его счет.

Настя и представить не хотела такого знакомства.

Было уже однажды.

Мать вышла к столу растрепанная, разглядывала ухажера с дотошностью энтомолога, устроила допрос, напирая на воображаемые изъяны в порядочности. На этом романтическая история закончилась.

Когда появился Матвей, Настя твердо решила — домой его не приведет.

И на переезд решиться не могла.

Что будет, если начнется очередной приступ? Кто присмотрит? Кроме Насти, у матери никого.

Да и у Насти других родных нет. Отец ушел. «Бросил», — уточняет мать, поджимая губы. Настя едва его помнит — по фотографиям и отпечатавшемуся в памяти жесту. Вместо приветствия и прощания он всегда козырял — руку к виску. Вот и все, что осталось. А мать всегда рядом.

Так и жила Настя который год: оставаться больно, а уйти тяжело.

Допив кофе, она целует мать в щеку и отправляется в депо.

Если бы спросили, что в ее деле самое сложное, она бы, смеясь, ответила: «Не уснуть в первый утренний рейс».

Трамвай укачивает не хуже люльки. Глаза так и норовят закрыться. На это случай Настя кладет в карман флакончик с водой. Пара пшиков из распылителя на лицо — и дрема вздрагивает, исчезает. На втором круге спать уже не хочется. Остается только удовольствие и ощущение силы: маленькая и хрупкая, она одним движением сдвигает с места двадцатитонную тяжесть!

Назад в депо Настя едет одна, высадив на конечной последних пассажиров и кондуктора. Лучшее время. Колеса стучат в унисон с сердцем, погружая в мечты и фантазии. Она оглядывается по сторонам — никого. Закрывает глаза. Пантограф делает пару пробных движений и снимается с проводов. Трамвай отрывается от рельсов и поднимается в небо.

Настя не поняла, как это случилось в первый раз. Подумала вскользь: «Вот бы полетать». И очень испугалась, когда земля исчезла из поля зрения, а небо стало надвигаться. Она отпустила педаль безопасности, но состав не думал останавливаться и приземляться. Поднялся над зелеными кронами, обогнал кудрявое облако и выровнялся горизонтально над улицей. Настя сидела не шелохнувшись, повторяя незатейливую мантру: «только не упади-только не упади».

Трамвай не упал, а плавно опустился обратно на рельсы за сотню метров до ворот депо. Настя очнулась от наваждения, поозиралась и, не увидев больше ничего необычного, вновь тронулась в путь.

Сдала смену, рассеянно расписалась на проходной и спросила у краснощекого охранника:

— Дядь Вась, вы ничего странного не видели, когда я подъезжала?

— Странного? Да вроде не было…ага... Разве что пес тебя снова ждет.

— Какой пес?

Настя выглянула в пыльное оконце: у бетонных ступеней сидел огромный лохматый ньюфаундленд.

— Это не мой… С чего вы взяли?

Охранник почесал лоб:

— Так неделю уже ходит — с тобой сюда, за тобой обратно...ага…

— Ерунда какая-то, впервые его вижу, — бубнила Настя, попрощавшись и выходя за дверь.

Увидев ее, пес поднялся и вильнул хвостом.

— Иди-иди, — опасливо посторонилась девушка, — я тебя не знаю.

Пес снова сел, но через пару мгновений побрел за Настей, держась чуть поодаль.

Девушка заново погрузилась в переживания от внезапного полета. Первоначальный испуг сходил на нет. Его место занял запоздавший восторг. Летела! Над деревьями! Над людьми! Над маленькой жизнью внизу!

Никому об этом приключении Настя не рассказала.

С того дня трамвай поднимался в небо всякий раз в конце смены. И всякий раз девушка испытывала ликование. Еще бы — гора металла рвется в облака на одном ее хрупком желании.

Она выглядывала из окна, любовалась игрушечным городом далеко под колесами. И мечтала. О том, как мама забудет о гребне и позволит розовому кусту оставаться розовым. О том, как подружится с Матвеем и избавится от болячек. О том, как детский смех будет раздаваться не только у соседей, но и у них в саду.

Конец маршрута очень кстати приходился на тихую улочку. Настя внимательно следила, чтобы никто не заметил ее проделок. Только черный пес задирал морду в небо и провожал трамвай влажными глазами.

Настя парила над миром. Во всех смыслах. Даже общение с матерью стало не таким тягостным.

Но хорошее однажды заканчивается.

Какому-то проныре удалось увидеть полет трамвая и, что еще хуже, снять на камеру. К вечеру запись была в интернете, а оттуда перекочевала на телевидение. Изображение получилось четким, и запечатлело не только номер маршрута, но и Настино счастливое лицо.

Домой она понуро брела в ожидании неприятностей.

Мать набросилась на девушку прямо с порога. Назвала ее бездумной эгоисткой.

— А что если ты свалишься оттуда?! — зло кричала она и дергала Настю за руку. — Кто обо мне позаботится? Думала ты об этом?! — и хваталась за сердце.

— Не упаду, — устало протестовала девушка.

— Самая умная? Я может тоже могла бы… может тоже… Но я всю жизнь — о тебе! Отец ушел, теперь ты. Давай — улетай от меня!

— Я не улетаю, просто немножко...

— Не хочу слышать об этом! Поняла? Чтоб никогда больше!

Она вышагивала взад-вперед, седые пряди падали ей на лицо, и она без перехода грозно спрашивала:

— Гребень мой где? Ты спрятала!

Ущипнув Настю за плечо, мать ушла в дом, шумно хлопнув дверью.

Настя налила себе холодный кофе и расплакалась.

В следующую смену поднять трамвай в небо не удалось. Толпе зевак, собравшейся внизу, осталось только ругать сетевые фейки и глупость журналистов.

За дверью проходной Настю снова ждал черный пес.

— Ну, чего тебе нужно? — буркнула девушка, почти не взглянув на него.

— Наконец-то, — хрипло отозвался пес.

Настя вздрогнула, посмотрела внимательней. Он шел рядом и тоже смотрел на нее.

— Еще и рехнулась, — пробормотала Настя.

— Не рехнулась, — возразил пес, — я в самом деле разговариваю.

— Не бывает говорящих собак!

— И летающих трамваев — тоже...

Она остановилась, скрестила руки на груди.

— Ладно. Допустим. И что ты хочешь?

— Проводить тебя кое-куда.

Настя задумчиво смотрела на него, потом оглянулась на дверь проходной.

— Не бойся, не обижу, — пообещал пес, — я же не человек.

— Ладно. Но если что, — девушка порылась в сумочке и достала флакон с водой, — у меня — вот. Перцовый!

— Не пригодится. Идем, — и он молча побежал впереди.

Они шли по липовой аллее, чуть погодя свернули в сторону и вышли за пределы города. Асфальтовая дорога отделяла редкие домики от широкого поля. Посреди дороги стояла большая лужа. Внутри нее плыли рваные облака и летали птицы. Пес легко перескочил на другую сторону.

— Ты не отразился! — Настя отпрянула. — Я дальше не пойду…

И вдруг увидела в поле мужскую фигуру. Что-то было в ней знакомое, а что — уловить не получалось. Завидев собаку и девушку, мужчина приблизился. Подозвал пса — тот радостно понесся галопом.

— Молодец, Томас! Привел, все-таки, — и козырнул Насте, — здравствуй, дочка!

— Папа? — Настя шагнула прямо в лужу; с губ сорвался вопрос, на который никогда не находилось ответа, — почему ты ушел?

Отец подошел, протянул жилистую руку:

— Пойдем, поговорим.

Настя перебралась через лужу, и отец повел ее на другую сторону поля. Томас бежал рядом. Девушка исподтишка посматривала на отца: он не изменился, если память ее не обманывала. Даже волосы не поседели.

На краю поля замаячили темные оградки.

— Зачем туда? — спохватилась Настя.

— Потерпи немного, все поймешь, — отец приобнял ее.

Они пробрались узкими проходами между оградками и остановились у заросшего васильками холмика с надгробной плитой. Фотография на металлической табличке сильно выцвела, но взгляд и улыбку Настя узнала. Побледнела, перевела взгляд на отца, стоящего перед ней. Живого.

— Мама поначалу приходила, плакала. Укоряла, что обещал всю жизнь быть рядом. Так и не простила. Потом и приходить перестала.

— Не может быть, — шептала Настя, — получается, ты нас не бросал. Получается — тебя нет? — она вцепилась в оградку.

— Получается, — отец взял ее за руку, смахнул с ладошки приставшие кусочки облупившейся краски. — Дочка, ты ее прости. На себе это не тащи. Не трамвайчик же — не сойдешь.

— Один — мертвый, другой — ненастоящий…

Настя стояла между двух отцов, которых не было. Выдернула руку из отцовской ладони и зашагала прочь.

— Я провожу, — подал голос пес.

Отец кивнул.

Выйдя с кладбища, Настя обернулась. Отец смотрел ей вслед. Улыбнувшись, он поднес руку к виску:

— Прощай, дочка!

— Спасибо, папа, — шепнула она и повторила жест. Пес проводил ее к дороге, боднул на прощание широким лбом и убежал назад.

Войдя во двор Настя пулей пронеслась мимо матери, стоящей с секатором над розами, влетела в дом, в материнскую спальню, бухнулась на колени и вытащила из-под кровати коробку. Вывернула на пол содержимое: бумаги, справки, гарантийные талоны. Переворошила все — вот оно!

Вошла возмущенная мать.

— Что это?! — рявкнула Настя.

Мать посерела лицом:

— Как ты смеешь?

— Смею! Ты как смела?! Врунья! — она встала и нависла над матерью.

— Разве я врала? — мать прислонилась к косяку. — Он был всем. Всем! И ушел!

— Умер, мама. Он — умер! — Настя сунула свидетельство в ее руки.

— Думаешь, есть разница? — мать скомкала бумагу и бросила под ноги.

— Думаю — есть!

Настя закрылась в своей комнате, не вышла к ужину и на робкий стук в дверь не отвечала.

Утро она встретила невыспавшейся, но решительной. Оделась в рабочее, выудила из комода гребень и вышла в сад. Мать сидела с каменным лицом. Настя положила гребень на стол перед ней. Мать ожила:

— Красивый, да? Зачем ты его прятала? Я могу подарить.

— Нет, мама, это твое.

И замолчали — только шмели гудели над цветами.

Настя первая решилась:

— Матвей предлагает съехаться…

Мать потянулась за гребнем и принялась расчесывать длинные пряди. Ничего не произошло. Время не подчинилось.

— … я думаю, это правильно. Ты не волнуйся, я буду приезжать.

Мать молчала, поджав губы.

Настя налила кофе. Поднесла кружку к губам и тут же отдернула удивленно — обожглась. Мать взглянула неодобрительно.

— Ладно, мама, мне пора. Вечером обсудим.

Настя прошла мимо куста, сплошь покрытого розовеющими бутонами, и шагнула за калитку.

Липы шелестели, небо блестело синевой, галдели птицы.

— Полетаем! — шепнула им Настя.

И полетела.

Другие работы автора:
+11
11:40
439
19:38
+1
Очень трогательно! bravo
13:02
+1
Спасибо )
23:58
+1
На это случай Настя кладет в карман флакончик с водой.

на этоТ случай, скорее всего.
Не бойся, не обижу, — пообещал пес, — я же не человек.

Шикарная фраза! просто под дых.
Рассказ хорошо помню с конкурса, но с огромным удовольствием перечитала
12:08
+2
Спасибо, Рена)
Да, пес такой — ироничный))
11:07
+1
Рассказ великолепный. Есть все, правда жизни, магия — чудесная, волшебная, тонкий психологизм. Остается светлое чувство умиротворенности, после прочтения этого рассказа. Вам удалось пройти по тонкой грани стыка реализма и фантастики. Успехов.
11:56
Великолепный — это, конечно, громко сказано. Не без недостатков текст. Но приятно, что вам понравилось. Спасибо)
12:33
+1
Недостатки? Все так относительно и в жизни и творчестве и так субъетивно. Есть правила, каноны, но не всегда они работают. Это общии рассуждения. Вы просто молодец! Я про рассказ rose
12:48
Загрузка...
Светлана Ледовская №2