Я, ты и звезды
«Отдам Звезду в добрые и заботливые руки», — гласило объявление, оттиснутое мелким шрифтом на последней странице электронной Московской газеты, коих в каждом вестибюле хоть пачку бери. Я его не сразу-то и увидел, спешно пробежав глазами несколько сменяющихся раз в минуту колонок с рекламой на пластиковой бумаге. Но подсознание каким-то образом все же выделило это сообщение из сотни других, призывавших либо купить что-то ненужное, либо воспользоваться помощью некоего ужасно талантливого мага — и это в век торжества науки…
Я всегда окидывал взглядом последнюю страницу — редко, но иногда там попадалось что-нибудь интересное. Так я недавно обзавелся довольно новенькой вещицей: компактным голографическим компьютерным модулем, использующим квантовые сети, а жена — моя дорогая и горячо любимая Зои — необычным зверьком: снурром, этакой помесью кошки с белкой, доставленной с какой-то малоизвестной планеты. Космическая экспансия началась сравнительно недавно — каких-то сто лет назад, а предприимчивые люди уже нашли, на чем можно заработать дополнительных денег: ввоз полезных ископаемых считался нерентабельным, и на Землю оные почти не попадали — вся космическая техника и инфраструктура строилась где-то в созвездии Лебедя, на мощностях космической станции «Вселенная». А вот зверушки, не смотря на запрет, все же проникали на Землю, и любители диковинной живности, не справившись с уходом, были вынуждены отдавать животных потом чуть ли не даром. Зои, впрочем, была счастлива от нового питомца, а мне другого и не надо.
Пока недавно проснувшийся мозг соображал, глаза вернулись к написанному. Что же такое подразумевал автор под словами «Отдам Звезду»? Причем, именно с большой буквы «Звезду». И всего одна строчка текста: «Заинтересованным связаться с ID 1-7-077-3368415». Что все это значит? То ли он собрался передать в добрые руки какого-нибудь Киркорова, которому «двести лет в обед» скоро стукнет, то ли это нечто необычное, под названием «Звезда», или же действительно Звезда — звездная система в глубоком космосе. Пока доехал до работы, слегка заболела голова от размышлений — вот умеют же люди придумать головоломку, и всего-то нужно написать объявление без конкретики. «Продам то, не знаю что…» А ведь интересно, что же это за звезда-то такая, которую просто отдают! ОТДАЮТ! И это в наш век, когда ничего просто так не делают…
Желание узнать разгорелось словно костер из сухих елок, вспыхнуло внутри, затрещало, «зашкворчало», зажгло нестерпимым пламенем. И я понял, что, не выяснив эту загадку, работать не смогу. Взгляд целенаправленно цеплялся за газету, манившую тайной одного лишь маленького объявления.
Еле утерпев до обеда, и вместо оного, я вбил в компьютер ID владельца. Сгорая от нетерпения, несколько долгих секунд ерзал на стуле, следя глазами за вертевшейся иконкой соединения. Наконец, после короткого сообщения: «Соединение установлено», с экрана на меня уставился старичок. Этакий седовласый гном в очках, что само по себе было необычным: в век технологий этот пережиток прошлого можно было встретить только в музее, зрение же либо лечилось, либо использовались вживляемые чипы, немало увеличивающие возможности мозга к восприятию мира вокруг. Да и вообще, ему не надо было быть таким старым. Давно уже отгремели древние времена, когда человек внезапно умирал от старости, и любой мог сколь угодно долго продлевать свою молодость. Видимо у деда была своя грустная история, из-за которой и не стал или не хотел жить дольше. Гном ожидающе уставился на меня и изрек одно лишь слово:
— Да?
— Я по поводу объявления… — начал, стараясь подобрать слова и спросить, но дедулька меня прервал, замахав руками.
— А это… Хи-хи, — как-то сконфуженно и сдавленно у него получился смех, отчего я и сам смутился. — Я уже звонил в газету и отменил объявление. Мне, право, неудобно…
— Как отменили? — я почувствовал, как обманутое тайной Эго внутри заворочалось, обиженно сопя. Наверное, чувства отразились на лице, и старичок виновато развел руками.
— Вы, видимо, свою бабушку представляете? — залепетал он, быстро проговаривая слова, будто боясь быть непонятым. — Не следовало мне. Кхм-кхм. Не следовало… Но знаете, иногда такая тоска находит, что не удержался. Вот… выделился! Дурак старый! Не следовало… впрочем, я это уже говорил. Извините меня, молодой человек, и извинитесь перед своей бабушкой.
— Постойте, — перебил я, все меньше понимая, о чем старичок говорит. Может, болезнь какая старческая? Но последние слова и извинения вызвали во мне лишь недоумение. — О чем вы? Какая бабушка?
— Ну как же… — теперь в ступор впал дед. Он недоуменно хлопал глазами, не зная, что сказать, но, наконец, все же заговорил. — Я с утра подал объявление в электронную газету, правда тут же забрал… мол: «Я, Свиридов Сергей Васильевич, сто шесть годков от роду, статный, видный, богатый, ищу спутницу жизни, чтобы провести оставшееся время вместе. На вредные привычки плевать, легкость в общении и приличие со своей стороны гарантирую. Соискательниц прошу в онлайн, пообщаемся, узнаем друг друга ближе.» Разве вы не от своей бабушки? Я думал, что женщины скрытные, что попробуют как-то по-особенному связаться, но…
До меня, наконец, дошло, и я замахал руками.
— Что вы! Нет! Сергей Васильевич, я совсем не поэтому вам позвонил! Я по поводу Звезды, — выпалил на одном дыхании и пристально уставился на меняющегося в лице старика. Осознание, что он только что выдал тайну, не предназначавшуюся для моих ушей, окончательно расстроило его. И Свиридов, сбиваясь и путаясь в словах, и часто-часто моргая, попытался оправдаться.
— Я, молодой человек, хотел… Извините за стариковскую глупость... Я тут наговорил много… Ненужного… Много компрометирующего… Мне, право, неловко.
— Сергей Васильевич, — прервал я, и со всей возможной проникновенностью произнес. — Давайте считать, что я ничего не слышал? Просто забудем этот разговор и начнем сначала. Меня не интересуют чужие интимные тайны, я больше желаю узнать судьбу Звезды…
— Звезды… Кхе-кхе… — Свиридов слегка улыбнулся, его взгляд на мгновение сфокусировался в невидимой точке за монитором, словно проникнув в другой никому неведомый мир. — Как давно это было. Как давно…
Я слегка кашлянул, чтобы напомнить, что еще здесь, и хотел бы продолжить разговор. Семен Викторович опять заморгал, вновь возвращаясь из незнакомой мне реальности, и задал вопрос:
— Молодой человек… как вас кстати?
— Андрей. Маркин Андрей.
— Так вот, Андрей, прежде чем рассказать, хочу спросить. А готовы ли вы к межзвездным путешествиям?
— Семен Викторович, в наше время космические путешествия не столь дёшевы. И бесплатно никто никого в космос, а уж тем более в далекие солнечные системы не отправляет. Откуда у простого нейробиоинженера из Москвы такие деньги? Мне никогда не скопить на собственный корабль и не купить Звезду. Думаю, это не под силу никому. Только корпорации способны…
— Я вам дам корабль и отдам звезду, — перебил меня Свиридов. Я ошарашенно замолчал, не веря ушам. — Только у меня будет к вам маленькая просьба. Маленький такой… хм… интим.
Я осторожно молчал, не зная, что попросит старик. Ведь за корабль со звездой иные могли потребовать и душу.
— У вас же есть любимая? — он пристально посмотрел мне в глаза, пытаясь заглянуть глубже. — Я вижу: есть! Так вот. Да. Расскажите мне как вы встретились. Вы ведь помните?
Конечно же я помнил! Сказочней события не было в жизни!
***
— Дорогой, хочу звезду с неба, — голос девушки звучал колокольчиком. Даже странно, что я его расслышал среди бьющих в уши барабанов: громкая танцевальная музыка расплылась по крыше, накрыла людей, заставляя дергаться, словно одержимых, в такт звуку. И на кой черт, спрашивается, меня понесло тогда на эту студенческую вечеринку для старшекурсников? Особого желания отплясывать, как жрец какого-нибудь южноафриканского племени, не было, да и особой популярностью у девушек не пользовался, принеся бушующие гормоны в жертву учебе. И не сказать, чтобы уж очень сильно расстраивался этим: будущая работа и жизнь сулили долговременные перспективы, а не мимолетное, сомнительное удовольствие.
Скорее я желал общения: его нехватку очень серьезно ощутил на последнем курсе звездного института. Нет, конечно, в космонавты меня не готовили. В Звездном вообще не готовят космонавтов. А обучают астрофизиков, терраформаторов, биоинженеров, космобиологов и кучу людей других специальностей, иной раз столь же трудно произносимых, как и ксенолингвист. А космонавт по сути — это космический путешественник, и это не работа или специальность. Теперь — это призвание и образ жизни. С освоением дальнего космоса жизнь на Земле слегка оскудела на приключения. Умы многих и многих давно витали за пределами планеты, и редко возвращались на переполненный человеками голубой шарик, где давно было все изучено. А звезды манили, притягивали и не отпускали, благо теперь была возможность покинуть матушку и дотянуться до ярких бриллиантов, мерцавших в небе, пусть и несших неведомую опасность и угрозу. Кого это волновало?
Я прислушался: не то чтобы любил подслушивать чужие разговоры, но этот обещал быть интересным. Давно уже никто из девушек не просил у своего парня звезду с неба. Теперь это не романтика, а суровая правда жизни, ведь звезда — не таинственная точка в небе, а огромное и яркое солнце для какой-то планеты, на которой пытаются выжить люди. Эти пылинки в наш век оказались настолько близко, что трудно было игнорировать их исполинский размер.
— Ну, Ром! Хочу звезду! Тебе сложно, что ли?
— Отстань, — отмахнулся высокий и красивый парень, отпивая из бокала коктейль. Танцпол его интересовал явно больше, чем причудливое желание девушки. Оно и понятно: странное, невыполнимое желание невыразимо скучнее наполненной молодыми девушками крыши небоскреба.
— Ром, — девушка прильнула к парню всем телом, вынуждая оторваться от созерцания танцующих красоток и отставить на столик стакан с коктейлем. — Ну что тебе — сложно? Протяни руку и дотронешься до них…
Я взглянул вверх, и от удивления открыл рот, поразившись. Августовская ночь на редкость ярко облепила ночное небо звездами. Даже светомузыка не могла погасить их, не говоря о смоге, который, несмотря на век высоких технологий, все еще укутывал Москву тяжелым одеялом. Среди застывших, пробивающихся своим мерцанием через атмосферу далеких светил скользили яркие капли метеоритного дождя, столь сильного в это время года. И точно: казалось, можно дотронуться до них, подтолкнуть и помочь перемещаться по черному небосклону. И куда делась романтичность звездного неба? Неужели иссякла под тяжелым гнетом людской прагматичности?
— Слушай! — раздражался тем временем Роман, мягко отстраняя подругу. — Я не затем сюда тащился через весь город, чтобы пялиться на небо!
— Но, Ром! Это же звезды! Разве можно их не любить?
— Господи! Достала! — я от удивления дернулся, когда парень довольно грубо оттолкнул девушку. Она отступила на несколько шагов назад и с обидой, молча, уставилась на него, видимо подобные ссоры происходили уже не раз. — Как идиотка со своими звездами! А что тебе тут не нравится? — Роман обвел руками дискотеку, потом махнул рукой и резко гаркнул: — Хочешь витать в облаках — витай! А я жить хочу! Здесь и сейчас. Адиос!
— Ром! — всего одним словом пыталась она остановить парня, обида чувствовалась и в позе, и во взгляде, но девушка не разрыдалась, как многие в подобном случае, не побежала следом и, что самое удивительное, не ушла. Она прикусила верхнюю губу и, гордо вскинув голову, отошла к краю крыши. Я даже подумал, что она перемахнет сейчас через невысокий бордюр и прыгнет… Но нет. Девушка посмотрела вверх и стала любоваться ночным небом, отрешившись от всего земного. От только что бросившего парня, от шумной дискотеки и неуютной крыши одной из многочисленных высоток Москвы.
Что я чувствовал? Не берусь описать, но что-то родственное связало меня с ней в тот вечер. Осторожно и тихо, словно боясь спугнуть наваждение, я подошел к девушке и робко произнес:
— Я готов достать звезду! — Услышала ли? Шум дискотеки почти заглушил мои слова, а стук сердца страшным набатом отдавался где-то в голове, предвещая отказ. Отдав жизнь учебе, я совсем забыл, как общаться с девушками, и совершенно не представлял, что говорить дальше. А она не поворачивалась, и мысль, что мои слова поглотил ветер, лишь крепла с каждой секундой в голове. Я уже отчаялся и хотел развернуться, поглощенный тем, что пошлет, куда подальше, как она заговорила, все еще всматриваясь в небо. Ее звонкий голос «перекричал» шум музыки и жаркой волной облил с головы до ног неведомой мне раньше энергией.
— И как же ты это сделаешь? — без насмешки или иронии, хотя она явно понимала, что я подслушал их разговор. И следующие слова дались мне легче.
— Не обязательно быть физиком, чтобы достать звезду, — заметил я. — Но, чтобы получить ее, тебе придется повернуться…
— А если я это сделаю, ты мне ее подаришь? — в голосе чувствовалась игривость и заинтересованность. — Вот прямо сейчас?
— Иначе, не отрывал бы от них и их холодного и чарующего света.
И она повернулась, легко и грациозно, как будто была со мной давно знакома. Длинные темные волосы лишь слегка взметнулись от легкого ветерка, а глаза — бездонные и безумно красивые — казалось, заглянули в душу.
— Я жду, — с легкой улыбкой напомнила девушка и легко и мягко ткнула пальчиком мне в грудь. — Только скажи, как зовут этого фокусника?
— Фокусника? Нет! — засмеялся я. — Обычного московского старшекурстника…
— Все! Стоп! Не хочу об этом ничего знать! — тут же прервала она ироничным тоном. — Любой, кто достанет звезду — как минимум фокусник, или нет… волшебник!
— Андрей. Меня зовут Андрей, — представился я и продолжил, — Ну что ж… Тогда для несравненной и прекрасной…
— Зои, — добавила она, представившись.
— Зои, — повторил я, смакуя ее имя, — настоящее волшебство!
Взял со стола два бокала, наполнил красным вином, благо на вечеринке этого добра было достаточно, и протянул один девушке.
— Ну и? — требовательно спросила красавица.
— Осторожно загляни в бокал, — приблизившись прошептал я на ухо, а она не отстранилась. — У тебя в руках звезды!
Зои охнула. Темная жидкость в бокале отразила маленькие искорки великих светил. Я физически ощутил пробежавшую по ее телу дрожь. Точно такая же била и меня. Я чувствовал родную душу, чувствовал, как никто другой. Ощутила это и она. Подняла на меня глаза и серьёзно спросила:
— Андрей, ты всю жизнь будешь дарить мне звезды?
— Конечно, — пообещал я, придвинувшись ближе. — Ведь они и у тебя в глазах...
Сотни маленьких и ярких точек отражались, смотрели на меня из глаз Зои, как две маленькие вселенные, как две бескрайние и безмерно глубокие пропасти, в которых я и утонул навсегда.
Обещание же полностью мне воплотить не удавалось, работа и быт поглотили наше время, и, казалось, навсегда изжили мечты. Нет, конечно, разговоры о звездах были, и мы, как и прежде, грезили о космических путешествиях, с годами отчетливей понимая, что земное притяжение оказалось для нас слишком сильно. Моя дорогая Зои осознавала это, и не требовала воплощать обещания в жизнь, видимо, она находила что-то во мне каждый день, что вполне исполняло ее желание обладать звездами, и мы были счастливы, находя недостающие части друг в друге.
***
«Летун» — легкий двухместный беспилотник-такси — высадил на балконе, служащим одновременно и причалом для флаеров. Вокруг словно странные деревья из стекла и бетона высились многоуровневые небоскребы, свет окон которых лишь слабо походил на звезды, скорее на сюрреалистичный космический пейзаж в окрестностях одной из звездных станций.
— Дорогая! Зои! — я ворвался в квартиру на сто пятом этаже в предвкушении эффекта, который окажет на Зои новость о звездном путешествии. Но меня встретило молчание. Только из дальней комнаты тревожно урчал снурр. Я побежал туда, ощущая неясное пока беспокойство. Ведь снурр обычно мурлыкал — если можно так назвать этот звук.
— Зои! — Меня словно окатило ушатом холодной воды, ладони вспотели, а сердце судорожно забилось в груди. Любимая лежала на полу в полупрозрачной тунике, безвольно раскинув руки в стороны, глаза закрыты, не движется. Зверек прижался к груди и урчал что-то на своем снуррском языке. Коленки подогнулись от слабости, но сделав над собой усилие, я подошел к Зои, присел рядом и нащупал артерию на шее. Слабый пульс вызвал облегчение: жена жива. Следующим порывом было вызвать скорую, но в тот момент зазвонил видеофон.
Я непонимающе уставился в янтарные глаза Торика — но зверь молчал, только бело-рыжая шерсть необычно топорщилась, торчала местами, да глаза смотрели как-то жалостливо, почти по-человечески… сострадательно. Да ну! Бред!
— Кто там? — вопрос был задан в пространство, но умная система распознала голос, соединила с домофоном и включила громкую связь.
— Городская медслужба, — разнесся по дому усиленный скрытыми динамиками синтезированный голос. Робот-врач явно вознамерился попасть в мою квартиру, стоя на балконе. — Бригада скорой прибыла и желает осмотреть больного или потерпевшего.
Быстро же они! Я с облегчением разрешил дому впустить бригаду. Очевидно же, почувствовав недомогание, Зои сама и вызвала бригаду. Моя умничка! Я бы еще долго возился, пытаясь справиться с эмоциями и волнением. Взял Торика на руки, почувствовав через густую шерсть сильную дрожь, и отошел в сторону, пока дроид осматривал бессознательную Зои. Пластиковое композитное лицо не выражало чувств, а механические движения рук и пальцев не вызывали доверия, но роботы были намного точнее людей, да и скрытых «фишек» — всевозможные датчики, сканеры, — в них было натыкано уйма. В данный момент — скорость решала больше, нежели желание присутствия в столь интимной ситуации человека, а не машины. После быстрого мониторинга дроид поднял безразличное композитное лицо.
— Требуется срочная госпитализация.
— Что с ней? — я с беспокойством подался вперед.
— Пока налицо глубокий обморок, состояние шока. Более точно можно будет сказать после всестороннего обследования в клинике. Я прошу вашего…
— Давайте! Не медлите! Забирайте ее в поликлинику! — Как же нервировало иногда эта особенность, внесенная конструкторами: робот обязан везде и всюду спрашивать разрешение. Даже в таком случае, когда от него зависела жизнь. Нет конечно, если б Зои нашли одну, то никто никого не спрашивал бы, а тут видите ли я — датчики и поддержка глобальной нейронной сети роботу-врачу уже сообщили, кем я являюсь больной, поэтому он и спросил.
Ну вот, разрешение получено, и без всяких звуков в помещение вплыли носилки и второй робот. Они аккуратно упаковали Зои в белую синтетическую ткань и еще бережнее переложили на носилки, которые тут же сами направились к выходу.
— Я хотел бы…
— Да, конечно, Андрей Юрьевич, — робо-доктор уже знал, как меня зовут. — Данные о местоположении жены в вашем компьютере.
— Спасибо, — я едва успел бросить благодарность выходящему из моего дома роботу. Механические люди ее никогда не требовали и не просили, и явно в ней не нуждались. Бесперебойные, чаще молчаливые, но немного пугающие спасители… Но как же не хватает людей на их месте.
Все еще держа на руках Торика, я подошел к главной компьютерной панели, голографической проекцией повисшей на стене, и забил ID моей супруги: по белому мерцающему холсту побежали строчки поиска, а я автоматически почесывал за ухом у снурра и тихо шептал:
— Что ж, милая… звезды придется отложить. Но как выздоровеешь, обещаю, я их тебе подарю. — пообещал я статичному бессознательному изображению моей жены.
***
Впервые Зои на столь долго пропала из моей жизни. Домашний экран выводил из больничной палаты ее изображение вместе с показаниями различных датчиков и жизненных параметров прямо на стену, что практиковалось повсеместно — не было смысла ехать в больницу и «висеть» над человеком, к тому же никто бы меня не пустил. Зои неделю была в беспамятстве, и я на свою беду наблюдал за этим. Не находил места. Прикрепил изображение больничной койки с любимым человеком «к себе», и дом, куда бы я ни шел, создавал рядом мини-монитор, который сопровождал постоянно.
Странное чувство поселилось во мне: будто от меня целого откололся ощутимый кусок, и теперь я, как в дыму или в толще воды, пробиваюсь наощупь, медленно, тяжело и превозмогая давление — одиночество впервые окутало с тех пор, как познакомился с Зои. Я уже и забыл это пугающее и наполняющее пустотой чувство, снедающее в последний год учебы. Если бы не работа и не снурр, то я, наверное, свихнулся. Первая отвлекала от тяжелых мыслей, второй — от полного одиночества. Когда я приходил домой, Торик сидел перед изображением Зои и вглядывался в показания, лишь с моим приходом он позволял себе расслабиться и составить мне компанию, но все же, как и я, иногда напряженно поглядывал на монитор. Мне даже стало казаться, что зверь все понимает. И не только, что Зои плохо, а и значение цифр, бегущих рядом.
Потом я мотал головой, и наваждение проходило, и вновь прижимал к себе диковинного, ставшего домашним зверька из глубин космоса, который волей случая оказался нашим питомцем. А он благодарно мурлыкал, прямо как кошка, вибрируя всем телом. Когда же я забывался беспокойным сном, то снурр возвращался к монитору, опускал голову на передние лапы и смотрел на неподвижную Зои. Это я видел, когда выныривал из беспокойных кошмаров, которые заканчивались всякий раз какой-нибудь бедой с моей любимой, и видя, неустанно бдящего перед экраном Торика, я успокаивался. Как будто животное, пусть и инопланетное, могло знать, что с ней происходит.
А что мы знали о снуррах? Совсем ничего! Частный коллекционер, у которого мы забрали умирающее животное, на вопрос что это за зверь, лишь пожал плечами и промычал что-то себе под нос. Оказалось, его выловили на малоизученной планете в единственном экземпляре контрабандисты — естественно коллекционер не сказал «контрабандисты», но мы-то разумные люди… Как обращались все это время с животным, пока он летел на Землю, не известно: но не самым лучшим образом. Контрабанду прятали в тайниках, чтобы пройти многочисленные досмотры в портах, а тайники вряд ли были оборудованы для содержания животных. В итоге мы забрали у коллекционера изможденного, умирающего зверька, за которым не известно, как ухаживать. Он был единственным в своем роде, но печальные янтарные глаза пленили нас с Зои. Она прижала бело-рыжую зверушку к себе и больше не отпускала. Кормила молоком из пипетки, брала с собой в постель и прижимала дрожащее тельце, заглядывала в глаза и долгими часами разговаривала с животным. И терапия любовью возымела свое действие. Снурр окреп, повеселел и прочно занял место в нашей жизни.
Тем не менее, я очень удивился, когда зверь разбудил меня. Снурр был неестественно оживлен и не находил себе места, мечась по кровати. Он разразился неслыханной до этого трелью, и лишь сообразив, что с монитора на меня смотрит жена, я сорвался с постели, запутавшись в синтетическом одеяле и растянувшись на полу.
Мне надо было срочно прибыть в больницу…
— Андрей, могу я вас так называть? — врач — единственный человек в этом механическом стерильном царстве — пристально заглянул в глаза. И, получив согласие, продолжил. — Прежде чем что-либо говорить о вашей жене, позвольте поинтересоваться… Как вы относитесь к смерти?
— Что? — я не мог понять, куда он клонит. И не хотел. — О какой смерти вы говорите? В наш век…
— Спокойнее, молодой человек. Спокойнее, — осадил доктор. — Я лишь задал риторический вопрос.
— Риторический? — по-моему в моём голосе прорезались истерические нотки. — Вам не кажется, что больница не место для таких распросов? Может, сразу скажете, что и хотели?
— Хорошо, — вдруг слишком легко согласился врач. — Ваша жена больна. Очень…
— Но, Вениамин Абрамович, — так звали специалиста, — разве медицина не шагнула далеко вперед? — прервал я. — Разве сейчас не вылечивают от всех болезней? В том числе и генетических?
— По большей части — да, но…
— Но? Что «но»?
— Но, увы, не все. Часть болезней, очень маленький процент, до сих пор не поддается лечению.
— То есть… моя жена… моя Зои… умирает? — я не мог поверить, в что говорю. — Но это же чушь! Она же молода и здорова! Ведь так доктор?
— Выслушайте, молодой человек, — начал он, но увидев мое состояние, вдруг тряхнул за плечи и довольно громко и жёстко прикрикнул: — А ну успокойтесь! Возьмите себя в руки, наконец! Вы мужчина или нет? Выслушайте и примите правду!
Это подействовало. Словно окатили из ушата холодной водой. Я притих и молча уставился на Вениамина Абрамовича, ожидая продолжения.
— Ретроцеребеллярная киста головного мозга. Находится в толще мозга, из-за чего неоперабельна. — Каждое слово ложилось на плечи тяжелой гирей. — Право на риск есть только у пациента, то есть, согласие на операцию мы должны получить от Зои. Но… успешность операции всего тридцать процентов — есть риск повредить мозг.
— И… долго она проживет, если не оперировать?
— Тут будет зависеть от кисты. Может месяц, а может и несколько лет. Я гарантий дать не могу.
— Что требуется от меня? — спросил потухшим голосом. Мечты о долгой и счастливой жизни рухнули в мгновение ока. Надежды на будущее развеялись, словно их и не было. Я прекрасно осознавал, что если не лечить, Зои рано или поздно умрет, а если оперировать, то может не дожить до окончания операции… Как можно выбирать в этом случае? Дать жить, умирая, или убить, пытаясь спасти…
— Вам надо поговорить с женой.
Как я мог с ней об этом говорить? Как сказать любимому человеку, что он вот-вот умрет? Но это сделала Зои, сняв тяжесть решения с моих плеч.
— Спасибо.
— За что? — удивился я.
— Что вызвал скорую, — Зои слабо улыбнулась, прижимая снурра к груди. Зверек льнул к жене, ласкаясь словно котёнок. Мои брови полезли вверх — еле смог их удержать на месте, и сохранить невозмутимый вид: я-то знаю, что не вызывал неотложку… А если не жена, то кто? Я подозрительно уставился на Торика: на мгновение мелькнула дурацкая мысль, что зверек не такой простой, каким кажется. Но жена прервала размышления, и подозрения тут же развеялись.
— Андрей, я умираю? — грусть на лице, печаль в глазах, понимающих все без докторов.
— Нет милая! Нет!
— Не ври мне. Я чувствую, что что-то не так… Что говорит врач?
— Врач… — слова дались с огромным трудом, но в голове забрезжила бредовая мысль. — Он говорит… Он… Милая, а хочешь я подарю тебе звезду?
— Звезду? — она слабо улыбнулась. — Ты шутишь? Как тогда… на крыше? Неужели я не понимаю, что это невозможно? Андрюш, не надо меня успокаивать…
— Но это возможно! — горячо воскликнул я, и, может быть, вера в глазах настолько сильна, что Зои притихла. — Любимая! Это возможно!
***
Кто дал мне право распоряжаться чужой жизнью и вселять в любимую надежду? Жестоко? Ничуть! Я хотел исполнить ее мечту и свои обещания, данные на заре нашей совместной жизни. И еще меня грела надежда на межзвездные путешествия, вернее на камеры гибернетического сна, которые продлят наше время. В организм вводится специальное вещество, которое замедляет считывание и копирование генетической информации, что приводит к глубокому сну, а камера помогает человеку выдерживать невероятные нагрузки. И поскольку, благодаря Свиридову такой шанс у нас появился, я предложил его Зои, и она не отказалась.
— Как красиво! — усталый голос жены выдавал слабость от полета. Мы успешно долетели до базы «Вселенная» в созвездии Лебедя, проведя в состоянии анабиоза всего год. Первые полгода на разгон, остальные — на торможение. Остальное расстояние корабль покрыл почти мгновенно, нырнув в червоточину.
— Тут совсем другие звезды! — радовалась она. Обзорный экран ресторана «Млечный путь» выходил прямо в космос. На фоне двойного солнца — поляризаторы делали их свет безопасным — пояс астероидов, переливающийся множеством ярчайших бликов, и гигантская верфь звездного флота, вокруг которой сновали корабли всевозможных размеров и форм. Млечный путь, намного ярче видимый, чем с Земли, распростерся слева направо, оттеняя все это великолепие. Снурр сидел рядом на стуле и не отрываясь смотрел в космос, словно помнил, откуда его доставили.
— Я очень рад, что счастлива, дорогая.
— Очень, Андрюш! Очень! Это просто невероятно! И ты сдержал обещание! — я улыбнулся. Меня очень радовал ее светящийся и счастливый вид. Что ни говори, но это путешествие стоило унылого прозябания на Земле, где неизбежность быстрее съела бы мою Зои.
— Но как ты это организовал?
— Это Свиридов Семен Викторович, — не было смысла скрывать цель и планы этого путешествия. — Он подарил нам Звезду.
— Что? Это разе возможно?
— Видишь ли, дорогая. Он один из первых покорителей космоса. А тогда существовала целая программа по освоению. Астронавты могли выбрать себе звезду в долгосрочных планах. И когда техника позволит — лететь на планеты, окружающие ее, и осваивать. Несколько таких программ и сейчас успешно проводятся. Наградой человеку, решившемуся на это, служил бы целый мир, и часть его богатств. И сейчас проводится полное исследование космоса, но кадров катастрофически не хватает. И вот отставникам и предлагают собственный мир. Дают в пользование автономный жилой модуль, который занимается терраформированием, а они в это время спокойно спят в гибернетических капсулах. А когда приходит время и планета становится пригодна к жизни, автоматика их будит. И для людей в будущем готова целая планета для существования, а ты — герой, не побоявшийся послужить всему человечеству. Целый мир, Зои! Я, ты и звезды!
— А почему Свиридов не полетел?
— Ему не с кем, — я пожал плечами. — Из-за длительных полетов он так и не нашел свою любовь.
— Как печально, — Зои отвернулась от еды и надолго всмотрелась в млечный путь, пересекающий обзорный экран позади двух притушенных светил. Потом посмотрела на меня и улыбнулась. — Ну и какая из звезд наша?
Я тоже улыбнулся, встал и подошел к жене, потом указал на ту часть галактики, где приборы обозначили мне звездную систему.
— Вот, — обвел рукой область. — Здесь. Она пока имеет сугубо техническое название. Что-то… типа… МН5667110. Но мы же назовем ее сами?
— Несомненно, — согласилась Зои, улыбаясь, и поцеловала. — И наши дети увидят свой мир…
Я улыбнулся и обнял жену, а взгляд, меж тем, уткнулся в гигантскую вервь, дрейфующую за обзорным экраном. Там чуть с краю, уже готовые, парили в невесомости несколько модулей жизнеобеспечения и терраформации — хищные и агрессивные формы, которые никоим образом не мешали функциональности, а лишь разрабатывались с идеей, что красота и эстетика — лишние для космоса определения. Вместе с надеждой на наше будущее возникло легкое ощущение тревоги, въедливым червячком заползло в душу и осталось там.
***
Звезда МН5667110 была настолько удалена от «Вселенной», что наш корабль должен сорок лет разгоняться и тормозиться, а потом еще пятьдесят, или около того — зависит от атмосферы, лет терраформации. В общем подсчёте, мы с любимой и Ториком провели бы около ста лет в анабиозе. А потом… потом начали бы осваивать планету. Как хорошо, что технологии шагнули столь далеко. Нам ничего практически не оставалось. Модуль, а это была целая роботизированная система, сам выбирал планету по анализу атмосферы и возможности ее изменить, сделать пригодной для человека. Самостоятельно выбирал место и садился на пустой, безжизненный камень, летающий вокруг звезды и покрытый в основном льдом, запускал необходимые механизмы и жестко отслеживал происходящее вокруг. И только, когда атмосфера становилась пригодной для людей, а несколько гектаров взращённого вокруг сада устойчиво приносили урожай, автоматика будила людей, а они делали тесты, оценивали проделанную машиной работу и только тогда направленным сигналом через червоточину сообщали в общегалактический центр об успешном завершении работы. Потом на планету направлялись колонисты.
Риск минимальный, но он, к сожалению, существует. И под какой процент попали мы с Зои, мне не известно, но что-то пошло не так уже на третьем этапе. Автоматика разбудила меня, вывела из гибернетического сна на те самые пятьдесят лет раньше положенного срока. Оглушенный и почти не соображающий, я понял, что ситуация далека от идеальной по надрывному вою звуковой сигнализации. Доза адреналина, впрыснутая в кровь механизмами, дала энергию, что и позволило мне «доскакать» в чем мать родила до блока управления.
Показалось, что приборы свихнулись. Я, не веря глазам, запросил у компьютера повторное сканирование, на что через секунду и получил подтверждение.
Несколько десятков лет назад МН5667110 переродилась в сверхновую и сожгла девять планет из двадцати одной. Ужасающих размеров огненный шар заполнил весь обзор. Поляризаторы еле справлялись с ярким светом, а облако обломков наполнило пространство вокруг. Тело ощетинилось волосками вовсе не от холода, даже волосы на голове и то зашевелились. Выступил холодный пот.
Компьютер чудом избежал столкновения с обломками еще трех планет, корабль лишился нескольких маневровых двигателей и аграрного модуля и быстро отплывал к окраине системы. Наиболее благоприятная для нас планета превратилась в топливо для сверхновой. Ничего не оставалось, как вернуться обратно, потерпев полное фиаско.
И все же что-то толкнуло меня дать компьютеру команду просканировать оставшиеся планеты. И чудо: одна, из-за удаленности от солнца не имеющая шансов на преобразование, теперь могла быть терраформирована! Разросшаяся звезда, настолько приблизилась к окраинным планетам, что одна почти оттаяла. Ледяной покров источился и возможностей капсулы оказалось более чем достаточно.
— Вперед! К ней! — скомандовал я компьютеру и устало откинулся в кресле. Тут же мне на колени вскочил ярко-рыжий меховой комок. Автоматически я обхватил его руками, прижал снурра к себе и заглянул в глаза. Боже! Столько печали в этих почти кукольных янтарных глазах я никогда не видел. Сердце гулко стукнуло в груди, а в голове молнией проскочила мысль: «Зои!»
Шлепая босыми ступнями по холодному металлическому полу, я помчался к капсулам сна. Подбежал, впился полными тревоги глазами через подсвеченное изнутри стекло в лицо любимой, ожидая любой картины, но ничего не изменилось. Она все еще спала. Датчики жизнедеятельности тихо пощелкивали, и всего-то. Я уже было успокоился, но вдруг вспомнил: в случае опасности модуль должен разбудить и ее. Все члены экипажа поднимались по тревоге. А тут…
Я бросился к пульту ручного управления камерами, и нервно щёлкая пальцами по сенсорной панели, попытался открыть механизм, но красная мигающая табличка на экране предупредила: «Механизм поврежден. Опасно. Гибернетический сон прервать невозможно. Вызовите специалиста!»
— Ну и где, уроды, я его возьму?! — ахнул в ярости, что есть силы несколько раз ударил кулаком по приборной панели, и бессильно опустился прямо на холодный пол. Заплакал первый раз в жизни. Но ничего поделать не мог.
Странный рок повис над нами с Зои. Как бы ни хотелось мне в него верить, но злая судьба указывала именно на него. То киста, то теперь, когда выход, казалось, уже был найден, это…
— Корабль входит в атмосферу, — возвестил зачем-то электронный голос, — стабилизация включена, все механизмы работают нормально.
— Да что ты несешь? — тихо возразил я кораблю, как будто он мог понять меня. — Механизм Зои… он не работает!
Но вдруг понял, что, отнюдь, капсула-то в порядке. Не работал лишь механизм открытия-разморозки. А это значило, что с Зои почти ничего не случилось. Она жива и спит, только заперта навсегда во чреве жестокого металлического со стеклом гроба. Как спящая царевна в ее хрустальном мире, подвешенном где-то в неизвестной пещере.
***
— Запись тысяча триста двадцать. — сказал я в видеоглазок. — Вот, дорогой дневник, мы и подошли к концу этой печальной истории. Ровно тысяча триста двадцать дней я блуждал один по терраформирующей автономной станции. Настраивал системы, следил за началом процесса превращения ледяной безвестной глыбы в новый будущий мир Зои — так я назвал планету, приютившую нас с женой. Возможно и к лучшему, что она застряла в анабиозе. Ведь ее болезнь прогрессировала и могла оборвать жизнь. А теперь я присоединюсь к ней, и мы проспим сколько потребуется, прежде чем планета станет пригодной к жизни и модуль отправит сигнал на базу. Кто знает, может люди к тому времени найдут способ вылечить Зои. Вернее, нет. Не так. Прилетят, разморозят и вылечат. Я почему-то верю, что к тому времени люди победят любые болезни. А пока мы подождем. Я и она, вместе. Одни на краю Вселенной. Жаль, что не удалось отловить Торика, чтобы запихнуть в капсулу сна — Зои очень огорчится. Но я не могу вечно гоняться за снурром. Странный он какой-то последнее время… Надеюсь, он продержится как можно дольше. Во всяком случае, мы не знаем, сколько живут эти существа. Дай бог, вечность… Ведь так охота, находясь на краю бесконечности, верить в вечность, припасенную для нас с Зои им — Создателем. Огромная просьба к тем, кто нас найдет: пожалуйста, аккуратней, ведь мы, хозяева этой планеты, старались для вас. И в ваших руках наша судьба.
***
— Запись тысяча триста двадцать первая, — много позже продолжил другой голос, какой-то игрушечный и слегка неестественный для человеческих связок. Разглядеть говорившего не было возможности: видеокамера оставалась отключена. — Кхе, кхе… Дорогой Андрей, это Ареф Т'цок Тцулла, более известный тебе, как Торик. Я прибыл с исследовательской миссией на далекую планету. И успешно выполнял эту миссию, когда представители Земли пленили меня. Естественно, я очень разозлился, но что мог сделать без своего корабля и оружия? Ты не представляешь, в каких условиях мне приходилось жить. Та тесная клетушка, куда меня поместили, на сорок ваших лет стала домом. Представляешь? Сорок лет одиночества! И питательные смеси: ничего ужаснее не пробовал… «Если выживет, — говорили они, — то продадим за баснословную цену.» Выжил. Попал в другую клетку. Не лучшую. А теперь представь, как высокоорганизованному существу жить в клетке? Ты бы смог? Вот и я не смог. Отказался от пищи и решил умереть, когда в жизнь вошли вы с Зои. Свобода и любовь, которые вы мне дали, и вернули к жизни. А еще вернули исследовательский интерес. Я всегда мог послать сигнал и улететь с вашей планеты: спасательная экспедиция прибыла бы через ваш земной год. Но я остался. Стал агентом своей расы в вашем мире, жил, наблюдал, присматривался. Да, это я сообщил в скорую об обмороке Зои. И теперь помогу вам. Вчера удалось связаться со своей расой. Скоро за мной прилетят, мы возьмем вас с собой, изучим, чтобы узнать, насколько вы изменились с момента рождения, поможем, и вернем обратно, так что обо мне останется лишь эта запись. Очень люблю Зои, ведь если б не она, никогда не познал этого красивого чувства, и, возможно, поэтому я теперь понимаю больше людей. Их гнев, злость, радость. Спасибо вам, Андрей, за чудесные годы, проведенные вместе. И… живите долго и счастливо. Ваш Торик.
