Добрые люди

Когда на улице снегопад или сильный дождь, окна кажутся закрытыми от всего мира занавесом и квартира становится похожей на сцену театра после окончания спектакля. Актёры, скинув костюмы, исчезают, но остаются их тени, словно воспоминание о сыгранном ими представлении один раз и навсегда.

Маму я потеряла несколько лет назад, в тот же год муж разбился на мотоцикле, а папу, помню смутно, его доконала язва желудка. Сын женился на москвичке, и родители жены стали его семьёй. Езжу к ним редко, если настойчиво пригласят, и полуторагодовалую внучку видела, только, два раза.

У меня есть друг детства Гоша, жена ушла от него, оставив дочь, которая в семнадцать лет оказалась беременной от неизвестного мужчины. Гоша содержит дочь и внучку. Возможно, я перевела бы наши отношения из дружеских в близкие, если бы, однажды, склонившись над компьютером, моим пожизненным станком, не проанализировала его поступки, и не поняла, что он сам так организовал своё бытие. Не хочу вторгаться в чужую жизнь, исправлять и переделывать взрослую, капризную девушку, не желающую ни работать, ни учиться, и её ребёнка, который в шесть лет, сидя на стульчике, как на троне, подставляет моему приятелю, склонившемуся над «сокровищем», ботиночек под нос, чтобы завязал шнурки.

Пустоту вокруг себя заполняю работой сразу в двух фирмах, не без успеха, объясняю себе и другим, что мечтала об этом всю жизнь.

В тот день, потревоживший меня, раздался звон колокольчика над входной дверью. Посмотрела в глазок: у соседа Паши - проблема. Повернула защёлку замка.

- Пойдем со мной, - произнёс он.

Это было так необычно, что я стала немедленно одеваться.

Пашу, как и Гошу, бросила жена, уехала с двумя детьми во Францию к лингвисту, познакомилась с ним, пока работала переводчиком на конференциях и симпозиумах. Оставила в Питере квартиру, машину и дачу.

Паша - преподаватель испанского языка в университете. После развода пребывает в постоянной депрессии. Возможно, он и раньше был таким, но соседи этого не замечали.

Машина сгнила в гараже, на дачу не ездил ни разу.

Если красят подъезд, он говорит, что цвет стен его не устраивает, до этого страдал от того, что старая краска облупилась.

Когда двор имел неухоженный вид, жаловался, что негде присесть, чтобы покурить. После того, как установили скамейки, игрушечный домик и качели у него болит голова от детского крика.

В прошлом году в нашем доме меняли трубы отопления и сантехнику, у Паши начали гноиться глаза. Зашла к нему спросить, когда дадут воду, и удивилась слою пыли в жилище.

- Твоя болезнь от грязи.

- Медленно работают, - ответил печально, - жду, когда закончат.

Я поняла:

«За время ремонта он ни разу не очистил квартиру от пыли».

Через силу ходит на работу, с трудом – в магазин, без интереса – к друзьям, питается бутербродами.

Инициатива ему не свойственна, поэтому, предчувствуя что-то необычное, не спрашивая, вышла с ним на улицу. Он направился со двора в сторону проспекта, я за ним.

- Куда идём? – поинтересовалась.

- Потерпи, сейчас узнаешь.

Минут десять терпела и собиралась повторить вопрос, но он свернул во двор какого-то дома, остановился перед дверью с домофоном и позвонил. Раздался щелчок, мы вошли в парадную.

Лестница - узкая с неудобными высокими ступенями, обшарпанными стенами, без лифта. В старом Петербурге её называли «чёрной».

Молча поднялись на пятый этаж. Одна из четырёх дверей распахнута. Вошли. Первое, что я услышала и увидела, это дети. Малыш с курчавыми, блеска антрацита, волосами катался в прихожей на трёхколёсном велосипеде, девочка лет шести дёргала за волосы другую, помладше, очень похожую на обидчицу, высокий мальчик, не старше двенадцати, вышел с грудным ребёнком на руках посмотреть, кто пришёл.

Поздоровались, Паша потрепал кудри велосипедиста, я попросила драчунью не мучить сестру. Сняли пальто и сапоги, прошли в небольшую комнату. В кресле, положив руки на колени, сидела женщина постарше меня, смотрела на нас с волнением и ожиданием в тёмных блестящих глазах.

Лицо милое, тонкое, нежное, сама доброта и беззащитность. Гладкие каштановые волосы, разделённые на прямой пробор, обнимают голову и собираются в пучок ниже затылка - лик питерской мадонны, которая в курсе выставок в Эрмитаже, Русском музее и Эрарте, но, купив коробочку с малиной, удивляется тому, что сверху положены свежие ягоды, а внутри - плесень, и не догадывается, почему бездомных котят подкидывают ей под дверь.

- Знакомься, - сказал Паша, - твоя сестра, Лида.

Изумление, как бокал вина, выпитый залпом, ударило мне в голову, так и села во второе кресло, придвинутое в этот момент, довольным собой, Пашей.

Несколько раз в разговоре с соседом я упоминала о том, что имею родственников по линии папы, не дожившего до моего трёхлетия, и хотела бы их найти.

Мне было восемь, когда к нам в квартиру зашла женщина с девочкой лет тринадцати. У женщины были глаза с набухшими веками, точно такие я видела на фотографиях папы.

Мама не предложила им сесть, быстро собрала какие-то вещи, и передала вместе с деньгами.

- Кто это? – спросила я, хотя, догадывалась кто.

- Папина сестра вышла из тюрьмы, пьёт водку. Живут в Луге.

- Почему ты не пригласила их побыть у нас?

- Не хочу иметь с ними ничего общего.

- Девочка тоже была в тюрьме?

- Оставим этот разговор.

Мама умерла, я так ничего и не узнала о родственниках.

Неужели эта приятная, интеллигентная женщина и есть та самая девочка, дочь уголовницы?

- Рассказывай, - произнёс Паша.

- Мы жили в Луге, - начала Лида повествование, - приехав в город, зашли к жене умершего брата моей мамы. Она плохо приняла нас. Помню, что дом был на этом проспекте.

- Как имя и отчество брата?

Сердце билось в горле, в голове, в ушах, везде.

- Иван Петрович.

- Правильно, а фамилия?

- Антонов.

- Верно! Неужели, Вы моя сестра?!

Непонятно, только, каким образом из Луги, где когда-то селись люди с «подмоченной» репутацией, сестре удалось перебраться в Питер, получить образование и квартиру? Как спросить и не обидеть? Оказалось, что они с Пашей много лет работают на одной кафедре в институте, но недавно он сопоставил её историю и мою. Паша ожил, повеселел. Лида смотрела в его сторону с восторгом и благодарностью. Мы говорили, и не могли остановиться. Вошла молодая женщина кавказской внешности, как дети, видимо, мать.

- Чай с пирогом хотыте?

- Да, Роза, принеси, пожалуйста.

Я подумала, что это невестка. Пили чай, смеялись, болтали, я уже любила Лиду, как сестру, хотелось обнять её и Пашу, но один вопрос толкнул изнутри, дурацкая привычка тестировать программы на сочетание различных вариантов, при которых может возникнуть сбой.

- Почему Вы не посещаете могилы моего папы и нашего с вами дедушки?

- Как же, обязательно, езжу туда весной и осенью.

- Не замечала следов присутствия там... Как отчество деда?

- Дмитриевич.

- Вы уверены?

- Конечно.

На надгробии моего, которого, даже, мама не видела живым, написано «Елизарович». Редкое, не спутаешь.

- Ваш на Охтинском кладбище?

- На Серафимовском.

Сказка закончилась. Паша расстроился, на лице женщины – сожаление, у меня снова пусто внутри.

- Спасибо за тёплый приём, чувствую родную душу, вот моя визитка, звоните, заходите, - я поднялась с кресла, - здоровья Вам и вашим внукам.

- Это не мои внуки, до свиданья, приходите ещё.

- Простите, ещё один вопрос, как Вы попали в Лугу? Вы оттуда родом?

- Мама закончила аграрный институт, лет пять проводила в Лужском совхозе исследования для диссертации, потом вернулись в город. Похоронена вместе с отцом, на Волковском.

«Совсем другая история, печально», - думала я, пока шли домой.

Паша поведал, что тринадцать лет назад, когда в ВУЗе платили копейки, нужда заставила Лиду сдать приезжему кавказцу в аренду небольшую комнату в двухкомнатной квартире. Он помогал хозяйке с ремонтом и мелкими проблемами по дому, потом женился, родили пятерых детей, для Лиды они стали семьёй, предложила им переехать в большую комнату, сама довольствуется маленькой. Когда заболела и попала в больницу, беременная Роза просидела у её койки неделю. Лида рада, что не одинока, но случается, что опаздывает на работу, мало спит из-за шума, приходит с головной болью.

- Когда сопоставил две истории, подумал, что тебе приятно будет пожить со своей сестрой, она, наконец, выспится, а кавказец может починить сантехнику в твоей квартире и ввернуть лампочку в люстру.

- У меня проблем с этим нет. Почему ты не пригласишь её к себе, Паша? Такая приятная женщина, пыль у тебя вытерла бы, подмела пол, обед могла бы приготовить…

- Нет, нет, ко мне не удобно, мало ли что подумают о нас на кафедре.

«Никто ничего такого про тебя не подумает, худенький человечек с большой лысой головой, похожий на гуманоида, никто не поверит, что найдётся женщина, которая добровольно возьмётся за излечение от депрессии мужчины, единственном достоинством которого является квартира, но три четверти её принадлежат бывшей семье, никто не возьмётся, кроме Лиды, потому что знает тебя с тех пор, когда, ты, тонкий и ласковый, имел неплохую шевелюру, и не замечает того, что её больше нет», - хотелось ему возразить, но я не знала как это сделать, чтобы не вызывать новую волну переживаний.

После Лидиного жилья в доме моём было особенно спокойно и тихо. Приятно, наверное, по утрам пить кофе в компании симпатичной женщины, но вечером к ней приведут внуков, и тихая обитель превратится в звенящий дом, заполненный активными отпрысками её плодовитого квартиросъёмщика.

Ещё нюанс: раз в неделю, по субботам, у меня бывает друг мужа, Олег, остальные дни он проводит с женой. Особое его отношение к себе я чувствовала задолго до гибели мужа, трагедии, которая не стала неожиданностью.Байкерский клуб, рискованные спуски по бурным рекам, охота в тайге, рыбалка на северных морях. Чем-то таким всё это должно было закончиться. Вёл себя так, будто с этой землёй его ничего не связывает, метеор, пролетевший на мотоцикле по касательной к «шарику». Мне остались снимки в «облаке», разбитый мотоцикл, дорогая машина, взятая в кредит, и заботы о семье.

После его гибели Олег стал моим мужчиной. Бесперспективные отношения.

Когда уходит, берёт мои руки в свои, виновато наклоняет голову. Встав на цыпочки, целую серебристый ёжик «каланчи».

- Она мне не сделала ничего плохого, не могу ей сказать, мы с тобой, ведь, не злые люди, правда? - спрашивает он.

- Правда, - отвечаю, - добрые, лампочка перегорела в гостиной, купи несколько штук, ты помнишь, в которой люстре миньон, в которой простой патрон, а я путаю.

Ничего не изменится, если любовника переведу в разряд друзей. Это немного успокоит моё самолюбие и обрадует Гошу. Больше никакого смысла. Некогда об этом думать, сажусь за компьютер. Осталось «сделать» ещё полтора миллиона рублей, чтобы сын купил квартиру в Москве. Кредиты не люблю, с трудом расплатилась за машину.

Звонить сыну по ватсапу - дело безнадёжное, занят на работе или семьёй. К скайпу не подходит, трубку домашнего телефона берёт тёща, тесть или бабушка.

- Здравствуйте, Елизавета Максимовна, рада Вас слышать. Что-то давно не было новостей, - изо всех сил стараюсь быть приветливой.

- Мы тоже рады, а ребят дома нет, работают. Любочкой занимаемся мы с бабулей. Устали, тесно.

«Толстый» намёк на то, что, я должна продать мои апартаменты и переселиться в скромную «однушку».

Работаю над тем, чтобы никому не отдавать тени в квартире, не могу расстаться с гостиной, где Гоша, погрузившись в мягкое кресло, рассказывает про дочку, внучку и Мику, щенка шарпея, следующий сюрприз от дочери. Потом, достав из сумки для инструментов разводной ключ, идёт чинить кран в ванной.

Не могу жить без спальни, где по вечерам читаю Пелевина, Сорокина, Улицкую или классиков, а один раз в неделю обнимаю человека, виноватого передо мной и женой.

Как обойтись без несчастного Паши, с его нелепой попыткой построить отношения посторонних людей, вместо того, чтобы заниматься своими? Теперь, наверное, не смогу расстаться и с Лидой, почти, сестрой.

У меня есть все.

- Кроме выходных дней и отпуска, - комментирует Олег и берёт мои руки в свои, - давай съездим на неделю в Турцию или Египет, найду, что сказать жене.

Рукам тепло от его дыхания.

- Нет, - возражаю, - ещё год или полтора у «станка», и наступит, наконец, день: я позвоню в квартиру собственного сына, а не его тёщи.

- Пусть сам зарабатывает, пойми, у него молодая жена, ребёнок, ему не до тебя…

- Обещал, что встретимся зимой, когда будет возвращаться из Финляндии после новогодних праздников, или летом, если от отдыха на Кипре останется несколько свободных дней…

Посмотрела на грустное лицо. Сколько лет я в ауре его любви? Много. Может быть, ему нужно больше, чем простое присутствие рядом и разговоры про работу, лампочки и тени в квартире? Он – не Гоша, его нельзя будет перевести из друзей обратно.

Неожиданная мысль:

«Только ли его жена причина того, что мы вместе один раз в неделю? Сегодня я готова была любить Лиду, которую увидела в первый раз в жизни, и, даже, не вспомнила о нём».