Человек, собака и ветер (часть 2)

Через километр я пропустил Ивана вперёд. Пусть идёт. В таком состоянии моим собакам лучше «сидеть на хвосте». Несколько раз попадались мокрые участки, где невесть откуда взявшаяся вода превратила снег в набухшую, леденеющую на морозе субстанцию, прочерченную чёрными следами лыж и нарт. Иногда мы умудрялись проскочить по твёрдому насту, но чаще всего собаки почти по брюхо проваливались в воду. Лыжи тоже намокали, к ним мгновенно примерзал снег, и какое-то время приходилось ковылять, яростно перебирая ногами, как по асфальту. Иван всегда останавливался, чистил лыжи, проверял лапы у своего маламута. Мы на время уходили вперёд, но через некоторое время снова уступали первенство. Корона тормозила всё больше и больше... Я синхронно мрачнел.

Постепенно приближалась россыпь огней прямо по курсу — село Большая Речка, где наш путь должен покинуть ледовые просторы и свернуть на уединённую лесную просеку. В это время в спину начали мягко подталкивать резкие порывы ветра. Началось! Не соврали синоптики — вечером обещали усиление северо-западного ветра до шести-семи метров в секунду, ночью снова ветер и снег, резкое похолодание до минус двадцати, утром и днём всё ещё сильный ветер, только на этот раз — на обратном пути — уже навстречу.

Так-то оно так, но попутный ветер, похоже, помог только Ивану. Медленно, но верно мой соперник удалялся, и мятущийся свет его фонарика постепенно растворялся в окружающей тьме. Корона совсем повисла на Сенечке, хромала, беспомощно оглядывалась на меня. Да что это такое?!

— Стоять!

Что там у нас? Ага! Последний оставшийся на задней лапе тапок обледенел настолько, что превратился в этакое тяжёлое ледяное сабо. Он только набивал лапу, мешался, вызывал неудобство. Не без труда я расстегнул смёрзшиеся липучки. Хм... Переобувать новые в такой ситуации нежелательно — лапы мокрые, на шерсть намёрз лёд — будет только хуже. Но у кобеля, который шёл без тапок, лапы в полном порядке. До следующего чек-поинта десять километров. Дойдём!

— Вперёд! Молодцы!

Трасса, обогнув длинный пологий мыс, повернула к берегу. Ветер дул теперь слева, со стороны лодочных гаражей, обращённых воротами прямо в воду, обмораживал щёку. Я натянул на уши флисовую трубу.

Откуда местные собаки всегда знают, что приближаются мои овчарки? Но это даже на руку: Сэнсэй, заслышав нестройный лай, заметно прибавил скорости, да и Корона, как ни удивительно, не отставала! Неужели всё дело было в ледяном тапке?

Дорога идёт по реке, вешки уводят под мост, где мы пересекаем автомобильную дорогу. Ещё несколько сот метров по улице посёлка, где лыжи, наконец, не вязнут и отлично катят по наезженной дороге, и мы упираемся в крутой подъём, исчезающий в сосновом лесу. Снимаю лыжи и быстренько взбираюсь наверх. Прямо на пути лежит рюкзак, а рядом сидит на корточках Иван, насколько я успеваю заметить, отдыхает. Мы ходко проскакиваем мимо. Настроение улучшается.

Не знаю, второе дыхание, что ли, появилось. Или перестало давить гнётом открытое пространство. А, понял! Сейчас дорога шла синусоидой вверх-вниз, но ни подъёмы, ни спуски не были крутыми. Под горку собакам, подгоняемым моим гиканьем, волей-неволей приходилось переходить на галоп, а лёгкие подъёмы позволяли почти не снижать темп. Иван остался позади, но тоже шёл достаточно быстро, чтобы не терять нас из виду. На спусках мы отрывались, на подъёмах разрыв несколько сокращался. Оба-на! А вот впереди и новосибирец! Пропускает меня. Сдулся, очкарик! Я чуть было не показал ему язык, когда проходил мимо.

Стало веселее. Показалось, что очень быстро, а на самом деле, почти через час после выхода на берег впереди замаячили яркие огни турбазы «Прибайкальская». Несколько непонятных поворотов трассы, и мы останавливаемся. Через минуту приходят оба моих преследователя.

Мы прошли пятьдесят шесть километров. Треть дистанции, причём самую лёгкую треть. Здесь я хотел остановиться на отдых. В прошлые годы спортсменам предоставляли комфортабельные номера, где можно было умыться, высушить одежду и блаженно вытянуть спину на кровати.

Эта гонка - линейная, кстати, единственная из проводимых в нашей стране. Это значит, что даётся только четыре часа обязательного неделимого отдыха на любом их контрольных пунктов. Всё остальное время секундомер не останавливается. Можно отдыхать, сколько хочешь, но время будет неумолимо тикать в пользу твоих соперников. Поэтому очень стратегически важно было выбрать место обязательного отдыха. Нужно было учесть состояние собак, оценить свои собственные силы и необходимость отдыха. Понятно, что все без исключения спортсмены останавливались на турбазе. Трасса была короче, половина пройдена, а перед сложным горным участком самое время было отдохнуть. Но в этом году условия изменились, о чём я узнал за два дня до старта...

Знакомые лица, все улыбаются. Жизнерадостно жмём руки, рассаживаемся. Жеребьёвка, обсуждение деталей гонки, вопросы — вот зачем мы собрались в конференц-зале этого шикарного отеля за два дня до старта. Маршал Блейк Фрекинг улыбается всем широкой американской улыбкой, только неискренне как-то, смущённо. Похоже, он ещё не совсем освоился в чужой стране.

Слово главному ветеринару гонки — несколько общих рекомендаций по наблюдению за состоянием собак. Затем рассказ Блейка, сопровождаемый слайд-шоу. О своих гонках, питомнике, собаках, тренировках. Это интересно! Народ оживился, начал задавать конкретные вопросы. Переводчица с трудом справляется со специальными терминами. Американец доброжелателен, открыт, приятен. Заокеанского гостя с трудом отпустили передохнуть.

Жеребьёвка порядка старта и получение стартовых номеров. Каждый по очереди тянет лотошный бочонок из шапки. Смешно, но такая традиция: и бочонки, и даже шапка те же самые, что были на первом местном соревновании пять лет назад. Моя фамилия в конце списка, жду своей очереди. Моя задача сегодня — вытянуть тринадцатый номер. Дело в том, что спонсоры учредили специальные призы участнику, которому выпадет несчастливая цифра. В эти суеверия я не верю, а призов охота!

Пятнадцать, три, семь, двенадцать... Мой черёд близок, а заветный бочонок всё ещё в шапке. Называют мою фамилию. Выхожу...

Бывает такое чувство, что о чём-то знаешь заранее. Недаром же говорят, что мысли материальны. Если долго и напряжённо думаешь о какой-то проблеме, то в воображении возникает настолько яркая картинка, что потом, когда всё так и происходит, думаешь: «Я знал!» Робкое предположение, недостойное называться уверенностью, вдруг торжествующе поднимает голову и обводит всех победным взглядом.

Я вытянул тринадцатый номер! И не удивился. Я хотел его вытянуть, значит так и вышло! Маленькая предварительная победа, которая дала уверенность и пакет с фирменными тёплыми рукавицами, флисовой кофтой и бейсболкой. И расслабляющая, крамольная мысль — взнос за участия я уже окупил, теперь можно не напрягаться.

Но оставались ещё вопросы к организаторам. Спортсмены надеялись убедить их с помощью опытного маршала, что список обязательного снаряжения можно сократить, убрав из него лишние предметы. Но тщетно... Американец остался политкорректным.

— Если это указано в Положении, то должно выполняться, — твердил он беспрестанно.

Да... Но ведь не гонщики составляли положение, а организаторы, главной задачей которых было обезопасить свой зад. Эта мнимая забота об участниках могла обернуться бедой — лыжник лишался главного своего козыря — скорости. Но спорить бесполезно... Пришлось смирится с тем, что на плечах будет болтаться громоздкий рюкзак с лишними, ненужными килограммами.

Тогда же мы узнали ещё два неприятных момента: турбаза не даёт номеров, гонщики размещаются на отдых в актовом зале, и собаки должны обязательно находиться на улице в специально отведённом для них месте. Убирать их в машину нельзя!..

Вот это известие бесило больше всего. Хотелось встать, бросить свой номер на стол и уйти, хлопнув дверью. Мои собаки живут в доме, они не приспособлены для ночёвки в снегу. Особенно Корона, у которой даже подшёрстка-то нет. Вся моя стратегия базировалась на трёх китах — мощный старт, отдых в машине, где собаки могут спокойно поспать, где можно в тепле обработать им лапы и сменить тапки, и, наконец, растягивание оставшихся сил по второй половине дистанции, стабильная, долгая, экономичная рысь со скоростью около десяти километров в час. Я знал, что мои любимцы могут идти так очень долго, но отдых им всё же необходим, как и мне. Я знал, что на улице они не отдохнут, будут скакать, лаять на других собак, нервничать, мёрзнуть. Но что тогда: годы подготовки, тысячи километров тренировок, тысячи, потраченные на снаряжение — всё псу под хвост? Не слишком ли жирно для пса? Нужно было срочно менять стратегию...

Сюда, на «Прибайкальскую», я передал сумку с палаткой, спальником и тёплой одеждой. Поставлю палатку прямо на чек-поинте, набью её сеном и залезу внутрь вместе с собаками. Буду спать с ними, завернувшись в спальник. Буду контролировать их отдых, пресекать возможные нештатные ситуации. Эту точку маршрут проходит дважды: сейчас и на обратном пути, ещё через пятьдесят километров. Отдыхать нужно здесь, но когда? Сейчас или потом?

Корона не дойдёт... Это ясно. Придётся её снимать. Но сейчас она ещё очень нужна — впереди тяжёлые подъёмы, где даже самая малая помощь будет неоценима. Можно дать ей отдохнуть, пройти перевалы и снять собаку на обратном пути. Или не отдыхать, идти вперёд, выжимая её силы до последнего? Возможность снять одну собаку я просчитывал. Даже тренировался с одним Сенечкой, приучая того работать в одиночку. Я был к этому готов. Но у меня не было помощника с машиной, я не мог отдать ему собаку на любой точке и спокойно поехать дальше. Эвакуация собак — забота самого участника — говорится в Положении. Я мог эвакуировать Корону, только прибегнув к помощи друзей. Но об этом ещё нужно было договориться...

Все эти мысли метались в моей голове ещё на подходе к турбазе, ведь сразу по прибытии нужно было дать ответ, буду ли я останавливаться на обязательный отдых. Если снег усилится, то и без того рыхлая трасса станет ещё хуже. Нужно успевать... Может быть, удастся проскочить по льду Байкала до самого сильного ветра. Может быть, Прибайкальский горный хребет не даст разгуляться ветру на ледяных просторах замерзшего моря-озера? Нет! Надо иди дальше! Только чуть отдохнуть, попить чайку...

Резкие порывы ветра пробирали до костей. Я расположился под навесом, где стояли металлические столы и скамейки. Достал термос, налил в кружку чай, моментально стынущий на ветру. Собаки лежали рядом, ветер ерошил их шерсть, мелкий снежок покрывал муаровым налётом. Достал лакомство, щедро выделил каждому по полкило. Попросил волонтёров принести тёплой воды, налил в миску. Подошёл главный ветеринар.

— Всё в порядке? — спросил он, показывая на собак.

— Устали... — я и сам ещё не знал, в порядке ли они.

Ветеринар оттянул шкуру у каждого зверя, отодвинул губы, заглянул в пасть.

— Кобель в порядке, а суке неплохо бы немного отдохнуть. Воды давали?

— Давал, не пьют. Снега наелись.

— Ну, решайте сами, думайте... Удачи!

При прыгающем ярком свете раскачивающихся под крышей навеса фонарей я смог тщательно осмотреть лапы собак. Плохо дело... Корона сильно ссадила палец на задней лапе, видимо срезала кожу острым куском льда. Кровь замерзала крупинками и терялась в снегу. Дальше рана раскроется ещё больше, тапок не поможет — будет натирать ссадину. Корона пройдёт, перетерпит эти полсотни километров. Я бы перетерпел, Сэнсэй, уверен, тоже. Рискнуть? Но сначала нужно найти машину...

Обстоятельства лишили меня права выбора. Оказалось, что через несколько часов отсюда уедут все, кто мог бы увезти мою собаку. Ничего не поделаешь, придётся снимать её сейчас...

Увидев машину, собаки оживились, запрыгали, заголосили, как будто и не устали вовсе. Я лишний раз убедился, что они помнят дорогу, помнят, что здесь их садили в машину на отдых. Они ждали этого и недоумевали, не находя себе места и не в силах расслабиться.

Корона, помеченная специальной краской, радостно прыгнула в багажник, Сеня решительно отправился следом.

— Нет! Нельзя! — сказал я ему строго и увидел некое подобие недоумения в ответном взгляде.

«У нас ещё всё с тобой впереди...» — добавил я уже мысленно.

Нужно было спешить, но спешить не получалось. После короткого крутого спуска, который я пробежал без лыж, начался длинный относительно ровный участок трассы. В прошлом году мы летели здесь с ветерком, еле успевая уворачиваться от нависших на уровне головы веток деревьев. Сейчас тоже был ветерок, он шумел где-то высоко в кронах сосен, швырялся оттуда снежными зарядами, которые рассыпались искрящимися в лучах фонарика облаками, не успевая долететь до земли.

Сэнсэй явно не хотел бежать дальше. Он несколько раз нагло разворачивался, бросался назад, наперерез вбок, скулил и смотрел на меня жалобно, давая понять, что идём мы вовсе не туда. К счастью, проблемы с его упрямством — пройденный этап. Ведомый крепкой моей рукой и решительными окриками, кобель через некоторое время сдался и лениво потрусил впереди. Но всё равно это было не то, на что я рассчитывал. Насколько было видно в теряющемся в ночи луче фонарика, дорога полого шла на спуск, но ожидаемой скорости не было.

Все остальные лыжники и одна упряжка из пяти, не окончивших гонку, остались на отдых на турбазе. Передо мной не было лыжных следов, только ровные линейки от полозьев нарт медленно покрывались мелким колючим снежком. Кобель не тянул. Бежал впереди, лениво переваливаясь из стороны в сторону, держал потяг натянутым, но при любом усилении сопротивления сзади тут же сбавлял темп. Халявил, короче. При этом послушно увеличивал темп, как только ускорялся я, словно давал понять: «Беги-беги! Как ты, так и я!»

Нужно спешить. На турбазе просто так потеряли чуть ли не час, пока решали все вопросы, и стартовали дальше без четверти двенадцать. Уже более часа проигрываем даже своему прошлогоднему графику, а скорость явно никуда не годится. Даже на тех участках, которые полого шли вниз, у меня никак не получалось разогнаться: лыжи вязли, скольжения не было никакого, руки чувствовали усталость и толчок палками не получался таким мощным, как ранее.

Я совсем не помню первый перевал... Время шло, мы двигались медленно, но верно. Даже на пологих подъёмах приходилось идти шагом: ширина трассы не позволяла ставить лыжи «ёлочкой», носки их втыкались в сугробы. Приходилось налегать на палки, кое-как, проскальзывая, «полуконьком» продвигаться вперёд. В какой-то момент крутизна подъёма увеличилась настолько, что быстрее стало идти пешком. Я снял лыжи.

Очень скоро я почувствовал всем своим организмом лишние килограммы за спиной. Ног хватало на тридцать секунд, после чего приходилось стоять и, тяжело дыша, давать забитым мышцам отдых. Хорошо, подъём скоро закончился.

Спускаться на лыжах по такой крутизне в темноте было самоубийством. Да и днём тоже: тормози, не тормози, а несёт так, что дорога превращается в сплошную пелену из бешено вертящихся снежинок. Я это знал, поэтому преодолел самую крутую часть бегом, держа лыжи наперевес. Всё же веселее, чем подниматься.

А потом Сеня работал тормозом! Он до последнего скакал впереди, освещаемый прыгающим светом фонарика, а потом испуганно отскакивал в сторону, давая мне дорогу. Я перехватывал потяг рукой и тут же чувствовал сильное натяжение. Не знаю, как это выглядело со стороны. Я тормозил изо всех сил, летел сквозь снежную круговерть, растопырив палки и выпучив глаза, а где-то за спиной ухал и тяжело топал мой кобель. Лишь по рывкам потяга я понимал, что ему нелегко, но ничего не мог поделать до тех пор, пока спуск не сделался положе.

Иногда после этого приходилось распутывать сдёрнутую через голову шлейку, но в целом результат мне понравился: спустились мы быстро и без падений.

Только это был ещё не конец, а лишь разминка перед следующим перевалом. Снова долгая и нудная дорога по относительно ровному участку и вдруг резкий и неожиданный подъём на четыреста с лишним метров. Опять остановки, ноющие, отказывающиеся работать мышцы. Снова треклятый рюкзак за плечами. Я шёл, наступая, как на ступеньки, в овальные вдавленные лунки. Это были следы проехавшего впереди каюра, который шёл пешком, помогая собакам тащить нарты в этот бесконечный подъём.

В моменты остановок ветер яростно задувал в спину, выхолаживая тепло даже из-под рюкзака. Здесь, наверху, почти ничего не мешало буре разгуляться в полную силу. Я засёк время. Подъём на перевал занял у меня ровно полчаса.

Два раза попался снегоход. Сначала он ехал со следующего чек-поинта навстречу, проверял, всё ли в порядке у гонщиков. Но, кроме меня, на этом участке ещё никого не было. Когда мы шли вверх, снегоход появился уже сзади.

— Всё в порядке? — спросил водитель Дима и продолжил после моего ответного кивка, — мы ждём в «Приюте»!

До чек-поинта «Приют старателей» оставалось всего несколько километров.

Спуск порадовал не только протяжённостью, но и состоянием трассы. Дорога стала шире и твёрже. Первые самые крутые полкилометра я спустился пешком, потом надел лыжи, заякорился Сенечкой, и вперёд! В основном кобель умудрялся бешеным галопом скакать впереди меня, лишь изредка приходилось использовать его в качестве тормоза. Пять оставшихся километров до «Приюта» мы пролетели минут за пятнадцать, я даже немного замёрз от встречного потока воздуха. Когда сквозь деревья блеснул фонарь, освещающий вход в дом, настроение моё значительно улучшилось!

«Приют старателей», гордо именуемый турбазой, по сути обычное зимовье — небольшая бревенчатая избушка, электрифицированная генератором. Здесь я решил чуточку передохнуть, привязал Сенечку к жердям, посадив его на тюк сена, и, чуть пригнувшись, шагнул внутрь.

В помещении примерно пять на четыре метра стояли три стола с лавками, было жарко от топившегося «Буллерьяна» и переменным светом горела электрическая лампочка под низким потолком. За одним столом сидели снегоходчик Дима и фотограф Виктор, за другим расположились двое девушек-волонтёров. Я снял насквозь мокрую и уже покрывшуюся ледяной коркой шапку, шейную трубу и перчатки, которые мало чем отличались на ощупь от шапки. Одна девушка споро принесла из соседней комнаты-кухни кипящий чайник. Какой кайф!

Я прихлёбывал обжигающий сладкий чай, закусывал самсой и вяло прислушивался к разговорам.

— Который год готовим домик для гостей, топим печку, а никто здесь не останавливается, — сетует Дима.

Вот как! А я и не знал, что для отдыха приготовлен отдельный домик, думал, здесь только можно сидеть, в этом помещении.

— Ну почему, — возражаю, — два года назад здесь Дима Бахарев отдыхал, сам видел.

Это так. Дима сидел за тем же самым столом, где сейчас Виктор, азартно резался в карты с волонтёрами и не спешил уходить в путь. Я обогнал его тогда примерно на час.

— Сейчас ехал обратно, смотрю — дерево двигается! — снегоходчик Дима увлечённо делится впечатлениями. — Фарой посветил, а это лось! Здоровенный такой! Рога его в темноте ветками показались. Вот так вот стоял.

Рассказчик протянул руку, показывая куда-то в сторону двери. Все восхищённо закивали.

— А где ваша вторая собака? — спрашивает девушка. — Вы же на двух овчарках стартовали?

Такое внимание к моей персоне было мне лестно.

— Я её снял в «Прибайкальской», — отвечаю, — лапу повредила.

На столе у мужиков появилась бутылка с коричневым содержимым и две рюмки.

— Будете? — спрашивает Дима, доставая третью. Понятно, что откажусь, но долг гостеприимства требует. Кстати, на этот раз здесь не было хозяина. Не знаю, как его зовут, но понял, что он уже спит в другом домике. Я ни разу не был здесь днём и даже не видел, что рядом есть и другие строения.

Я символически поднял стакан с чаем, мужики, крякнув, выпили. На секунду мне захотелось никуда не уходить, высушить свои вещи, раздеться до трусов в гостевом домике... Но это только семьдесят второй километр, впереди самый классный участок трассы — по льду Байкала, а палатка и спальник остались в «Прибайкальской».

— Ох, спуск мне понравился! — делюсь я впечатлениями. — Как на крыльях долетели! А по Байкалу как дорога?

— Отличная дорога! — говорит Дима. — сейчас быстро добежите! Разве что снегом маленько засыпало.

— Если ветер не помешает, — глубокомысленно возражаю я.

— Ну, это не знаю, — пожимает плечами мой собеседник, — я когда ехал, ветра не было.

— Вы когда пойдёте собаку кормить? — вспоминает Виктор о своих профессиональных обязанностях, беря в руки фотоаппарат.

— А я уже кормил. Сразу как приехал. А что, надо для истории?

— Да нет, можно просто так... — Виктор проверяет технику. — Но сначала здесь.

Он запечатлевает меня со стаканом чая в руке, потом выходим на улицу, я сажусь в сено к Сенечке, который сразу лезет «на ручки» и лижет меня в нос. Вспышка... Ещё. Ладно, пора и честь знать!

Убираю мокрые перчатки, надеваю запасные, поверх них верхонки — лишними не будут! Натягиваю мокрую шапку, предварительно засунув голову в горловину флисовой трубы. Отличные вещи! Даже мокрые, надёжно защищают от холода! Выхожу, отцепляю Сеню. Кобель нетерпеливо скулит — засиделся. Это хороший знак, значит есть ещё силы!

Зябко... Но ничего! Сейчас разогреемся! В этот момент за деревьями сверкает огонь фонаря и на поляну перед избушкой вылетает упряжка из восьми собак. Это Григорий из Братска, он останавливался на отдых в «Прибайкальской» и, выходит, уже на четыре часа опережает нас с Сеней. Но меня это не волнует — у нас одна дистанция, но разные дисциплины.

— Уже убегаешь? — кричит Гриша.

— Ну не тебя же ждать! — машу в ответ рукой и надеваю лыжи.

— Хоп! Пошёл!

Триста метров стремительного спуска до Байкала пролетаем за минуту. Резкий поворот вправо и трасса выходит на лёд.

Здесь широкая укатанная дорога, отличное скольжение и простор для толчков ногами и руками. Я сходу перехожу на размашистый, уверенный коньковый ход. Кобель, почуяв уменьшение натяжения потяга, продолжает нестись галопом. Корона бы так не смогла. Я улыбаюсь. Прав Дима, мигом долетим!

— Хоп! Пошли! Молодцы! — по привычке кричу я и тут же поправляюсь. — Мы с тобой.

Справа абсолютной чернотой на фоне почти чёрного неба возвышается громада покрытого густым лесом хребта. Этот участок защищён горами от северного ветра. Выходит, проскочили? Успели до бурана?

Вдруг прямо в лицо, точнее, чуть слева, ударил резкий и мощный порыв ветра, потом ещё один... Скорость тут же иссякла, как будто я натолкнулся на невидимую подушку. Ветер терзал одежду, сбивал дыхание, затыкая нос, кидал в глаза заряды снежной крупы. Сэнсэй прижал уши, испуганно озирался и, шатаясь, пошёл куда-то влево. Я позвал кобеля, стараясь перекричать свист ветра. Он испуганно и как-то виновато косился на меня, но, вместо того чтобы подойти, просто лёг на снег.

Я сам с трудом держался на ногах. Хотелось развернуться и, раскинув руки, улететь вместе с ветром обратно в «Приют». До него всего километр, а до Листвянки — следующей остановки — около пятнадцати. Но что за малодушие?! Вперёд, только вперёд!

Пригнувшись, словно Амудсен-Скотт при покорении южного полюса, я упорно передвигаюсь вперёд. Когда ветер чуть стихает, ещё можно идти, но когда дует в полную силу, то лыжи сами начинают катиться назад, особенно на участках голого льда. Я максимально натянул на голову флисовую трубу, остался торчать лишь один нос, из которого разматывается, растягивается на ветру длинная тягучая сопля. Время от времени я вытираю нос тыльной стороной рукавицы, обильно покрытой уже к этому времени ледяной коркой.

Сенечка понуро плетётся следом, низко опустив голову и наступая на пятки лыж. Все мои попытки уговорить его бежать вперёд не привели к успеху. Я уж и ругался, и угрожал, и умолял, и взывал к такой-то собачьей совести... Медленно, очень медленно, но мы продвигаемся вперёд.

Отворачиваясь от неласкового ураганного порыва, я заметил позади сверкание фонаря, и через несколько минут пришлось освободить дорогу упряжке Григория. Восемь хаски уверенно рысили навстречу ветру, мимо проехали нарты, но не видно было в них привычного силуэта человека. Не понял... И лишь потом я разглядел, что Гриша благоразумно присел сзади на корточки, спрятавшись от ветра за пологом нарты. Вот молодец! Так-то что не ехать!

Тут Сэнсэй воспрянул духом и смело рванул вдогонку. Наконец-то! Я помогал палками изо всех сил, и мы вполне споро проскочили около километра, а бесснежные участки гладкого льда пролетали вообще галопом.

Но скоро свечение Гришиного фонарика растворилось где-то в снежной круговерти, и очередной порыв бури выбил из моего кобеля всякую решимость. Мы опять выстроились привычным порядком: упорно продвигающийся вперёд я и понурый испуганный Сенечка следом.

Ничего-ничего... Мы дойдём! Силы ещё есть, и даже не самые последние! А самые последние нам понадобятся для того, чтобы пройти ещё один горный участок до «Прибайкальской».

Кто-то догоняет. Налобный фонарик прыгает всё ближе. Я уже научился отличать фонарик лыжника от фары каюра. Да и нет позади меня больше нарт — все впереди. Но кто же это? У меня преимущество перед остальными в четыре часа — я же не отдыхал. Неужели Илья?

Так и есть! После старта я его больше не видел — так мощно рванул он к победе. И вот здесь, на половине пути, уже обогнал меня на четыре часа. Невероятно!

Илья шустро проскочил мимо, как будто и не замечая встречного ветра. Его лайки — чёрная и белая — не очень-то и тянули, но, по крайней мере, не плелись за хозяином, как мой дармоед. Дармоед, как обычно, сделал вид, что он нормальная смелая ездовая собака и уверенно устремился вслед за лидером гонки. Нам бы только удержаться!

Держались мы минут десять, а потом молодой сильный лыжник не оставил нам шансов. Шёл он всё же не так быстро, как мог бы, временами останавливаясь переждать особо сильные прорывы ветра, но он, всё-таки, не так давно отдохнул и был явно в гораздо лучшей форме, чем я. Постепенно буран поглотил мерцание фонарика впереди нас и мы снова перешли на шаг.

«А посуда вперёд и вперёд, по полям и болотам идёт...» — обычно в голову лезет всякая всячина, иначе можно совсем отупеть от бесконечного нудного передвигания ног. Я именно шёл, шагал, переставлял лыжи с места на место, помогая палками, толкаясь вперёд, насколько ещё хватало сил в мышцах рук. Местами дорогу замело. Снег был плотный, мелкий, по нему лыжи вообще не ехали, но это было даже на руку — не так сносило обратно.

Прошёл час, за это время я (наивный!) рассчитывал уже добраться до Листвянки. Сколько ещё? Кто знает... Впереди только чёрное небо и ещё более чёрные горы справа. Там должен быть такой большой мыс, за которым трасса повернёт на северо-запад, и там уже рукой подать! Какая-то чёрная громада, разделившая небо на две части, медленно приближалась прямо по курсу. Это он? Слишком медленно...

Хотелось лечь прямо на лёд, прижаться к тёплой собаке и, прикрыв глаза хоть ненадолго, перестать видеть эту пугающую, враждебную человеку темноту, дать пустяшный отдых ноющим мышцам, красным глазам, исколотым бесчисленными льдинками-снежинками, расслабиться... Хоть на минутку... Прочь! Прочь, крамольные мысли! Это духи Байкала испытывают человека на прочность. Сдашься, остановишься, расслабишься — и навсегда останешься в этом замёрзшем мире! Вперёд! Только вперёд!

Через долгую вечность слезящих глаза ветров, белеющих щёк и метров соплей тёмная громада сдвинулась в сторону. Нет... За ней оказалась ещё одна чёрная гора. Последняя ли?

Но что это? Показалось, что небо за мысом чуть светлее. Слабое, различимое только привыкшими к темноте глазами жёлтое свечение ореолом окаймляло чёрный крутой силуэт горы. Листвянка! Не было никакого сомнения — это огни посёлка бросают отблески на хмурые низкие тучи и подсвечивают в танце хоровод бесконечных снежинок . Ура!

Теперь уже скоро! И теперь можно чуток перекусить. В самом деле, борьба со стихией сожгла все запасённые калории. Можно, можно уже заморить червячка, чтобы с новыми силами рвануть дальше.

Я скидываю рюкзак, отворачиваюсь от ветра. Сеня ложится рядом, спрятав нос под пушистым хвостом. Снимаю перчатку, даю собаке угощение. Достаю термос, наливаю уже почти остывшую жижу — многократно разбавленный кипятком первоначальный коктейль. Всё равно желудок отзывается благодарностью, усугублённой парой бутербродов с сыром. Всё! Не самое удачное место для пикника и ещё более неподходящее время. Быстро вскидываю поклажу на плечи, натягиваю перчатку на окоченевшую руку. Вперёд! Пальцы не спешат оттаивать — так и остаются онемевшими. Ветер выдувает из перчаток последнее тепло, не помогают ни усиленные физические упражнения, ни сжимание кулака. Не останавливаясь, стягиваю перчатку зубами и сую руку за пазуху. Не помогает... Не оттаивает она и подмышкой. Как будто все тёплые места в человеке разом сдуло безжалостным ураганом. Но нет! Не все! Я нахожу ещё одно тёплое место, сунув руку в трусы... Хорошо! Кончики пальцев защипало — размораживает...

Теперь на льду впереди явно различимо светлое блестящее пятно — отблеск огней посёлка, который вот-вот откроется перед нашими глазами. Сенечка почуял жильё! Куда девался страх и симулирование усталости! Теперь он несёт меня вперёд, не обращая внимания на ветер и озираясь по сторонам. Он помнит! Он ищет финиш.

Вот и посёлок — гирлянда фонарей вдоль дороги, помпезные фешенебельные гостиницы, на берегу, рестораны с видом на Байкал, магазины. Всё это залито ярким электрическим светом, дорогу прекрасно видно и без фонаря. В прошлом году финиш был здесь — прямо на льду в паре сотен метров от берега. Но сейчас нам нужно пройти ещё пару километров — нырнуть под мост и двинуться по ночным спящим улицам.

Сенечка бодро тянет меня вперёд, чуя человеческое жильё, а значит, скорую остановку. Я потерял вешки и решил пойти ближе к берегу — так мы точно не пропустим поворот. Путь идёт вдоль вмёрзших до весны кораблей у причала, мимо разнообразных увеселительных сооружений — горок, каруселей, аттракционов. Всё это располагается прямо на льду и ярко освещается прожекторами. Лёд истоптан, тут и там валяются окурки, пустые пивные банки, ветер крутит бумажки и фантики. Кстати, он ощутимо притих, похоже мы попали в самый шквал, когда вышли на лёд Байкала. Днём здесь шумно и многолюдно, но сейчас ни души. Ни одна машина не сверкнёт фарами на дороге, ни один гуляка не пройдёт, пьяно раскачиваясь, вдоль смотровой площадки.

А вот и мост! Вижу вешки, которые уводят на берег по руслу реки. Осталось совсем чуть-чуть! Проходим по льду, а потом как-то незаметно выезжаем на освещённую улицу. Посёлок спит, даже собаки почти не лают из-за высоких заборов. Дома здесь сплошь богатые — целые особняки, каждый второй из которых гостиница или кафе. Дорогу дальше я знаю и без вешек — сколько раз проезжал здесь на автомобиле. Вот и чек-поинт. Это усадьба Тюрюминых или Байкальский Центр Ездового Спорта.