Скрипач

Скрипка. Пожалуй, это первое, что я запомнил в детстве. Еще стужу...

Ледяную, и острую как лезвие бритвы. Забивающий дыхание холод пролезал в самые отдаленные уголки моей души. Вместе с Паганини, Вивальди и Чайковским.
Музыку я возненавидел с детства.
Мой отец умер за неделю до моего рождения. Потом я узнал, что его убили за карточный долг.
Квартира пошла следом. Бандюки… Зловещие девяностые.
Маму уволили с работы. Она играла в подземных переходах на потёртой, дешёвенькой скрипке,а я стоял рядом, мерз, плакал и нам давали деньги. Мать начала пить. Бабушка Катя забрала нас к себе. К маме стал приходить дядя, которого я называл Серж. Потом я узнал, что это его кличка. Почему кличка, а не имя? Потому что он был вор. Карманный вор.
Он никогда не повышал голоса. Никогда не пил, только курил. Курил недорогие сигареты, хотя имел возможность баловаться сигарами.
- Привычка - вторая натура! - повторял он, подкуривая „Приму”, обращаясь ко мне как к взрослому.
Он любил мою матушку. Он прощал ей пьянство, ночные загулы.
Я помню эти ночи, когда Серж молча курил на кухне... И ждал.
В такие времена я до утра смотрел телевизор, пока не засыпал перед экраном.
Серж все курил и курил. Он не бил мою мать. Ни разу. В каком бы она состоянии не возвращалась домой.
Моя мать была красавица. Каштановые, длинные волосы. Огромные изумрудные глаза.
Серж раз за разом спускал ухажеров с лестницы.
- Отстаивай свое! - говорил он мне.
Вообще- то моему «музыкальному» образованию способствовал именно он. Мать, время от времени, когда бросала пить, учила меня играть на скрипке. Это для меня было как наждаком по сердцу. Она лупила меня по пальцам  смычком.
- Ты посредственность! - приговаривала она. - Бездарность, как твой отец - покойник.
Первым мой талант заметил Серж.
- У парня острый ум, молниеносная скорость и актерский дар.
- Глупости, - отвечала мать. - Из него не выйдет ничего...
Она принималась плакать и жаловаться на судьбу, но к этому сценарию я уже давно привык.
Затем ей нужно было успокоить нервную систему, она выпрашивала деньги у Сержа, иногда через ссору, и плелась к ближайшему гадюшнику.
С чего началась моя «карьера»?
Первый кошелек я украл в школе. Учительница по математике была напыщенная и глупая утка.
Я склеил лопатник прямо у неё под носом из сумки. Мне было восемь лет. Я накупил себе конфет, пепси и сигарет. Сигареты продавала старая, противная бабка, в подворотне соседнего  дома, совсем рядом со школой. Все пацаны бегали на переменке за сигареткой.  Она «отстёгивала» участковому и всем было до фени.

Да, всем было до фени. Это первое, что я осознал. Всем всё до фени.

Я накурился до блевотины, все конфеты вылетели из меня, разукрасив школьную парашу дорогим шоколадом.
Школьный врач, очень испугавшись, немедленно отправил меня домой.
Но что сделал я? Следующим уроком - шла физкультура. Я вернулся.
Я просочился к классу, и подбросил пустой кошелек одном выродку, который издевался над тем, что я такой „дохлый”.
Через неделю его перевели в другую школу. Это мне понравилось! Две недели я ходил по школе присматриваясь.
Следующей жертвой стали „старшаки”.
Они постоянно оскорбляли нас - малолеток. Особенно во время обеденного перерыва.
Столовая - идеальное место преступления. Здесь толчея у входа.
Деньги здесь болтались просто по карманам. Что мне надо? По пятерке, по трёшке. Раз! И денежки перебегают ко мне в карман. Следующим из школы "вылетел" "старшак"по клике Кулак. Он подкарауливал, нас, малолеток и отбирал деньги. Я потянул лопатник у самого директора школы и сунул его в карман Кулаку когда он "шманал"  у меня по карманам.

Так продолжалось довольно долго но, сказка вдруг закончилась. Мою руку схватили. Я почувствовал стужу, острую как лезвие бритвы. Вызвали родителей.

Пришел Серж.
Он внимательно выслушал обвинения. Попросил не кричать на восьмилетнего мальчишку, извинился перед всеми и отвел меня домой.
Мамки не было. Я ждал наказания, но его не произошло.
- Рассказывай, сынок, как ты это делаешь?
Серж впервые назвал меня сыном. Я вдруг заплакал.
- Давай договоримся, что эти слезы будут последние в твоей жизни.
И я ему это пообещал. Пообещал, но через десять лет нарушил слово...
А сейчас я стоял перед Сержем с растертыми по лицу слезами вперемешку с соплями, и заикаясь рассказывал нехитрую историю своего воровства.
- Это у тебя в крови, - сделал он вывод, выслушав рассказ до конца.
Он закурил. Долго молчал. Он молчал, а я смотрел ему в глаза пытаясь проникнуть в его мысли.
- Твой отец был вор, он крутил крупные аферы. На карты его погубили, никогда не играй в азартные…
Он немного помолчал смакуя сигарету.
- За ночь он выигрывал машину и дачу на море. А утром мог быть уже нищим.
Он выпустил серую кучу дыма, снова помолчал, глядя куда-то мимо меня.
- Его зарезали за карточный долг.

Матери он так и ничего не сказал. Вскоре, перед самыми новогодними каникулами, мать пошла немножко «употребить беленькой», да и не вернулась.
Ее нашли где-то возле лесополосы с перерезанной глоткой.
- Она была халявой и алкоголичкой! - услышал я за спиной на похоронах.
Через два дня я пустил «красного петуха» сучке, которая это сказала.
Через три недели Серж усыновил меня. Теперь он стал моим официальным отцом.
В школе я уже не воровал.
- Не воруй там, где живешь! - как-то проронил Серж.
Он отправил меня в музыкальную школу.
- Ты должен учиться играть на скрипке, - проговорил он. - Твоя мать этого желала.
Я шел на очередной урок. Как я ненавидел это...
Нет, я не крал у учительницы.
Однажды, волочась на урок, подбрасывая футляр со скрипкой, я столкнулся с подвыпившим дядькой.

- Эй, - говорит он мне. - Малый! Где тут музыкальная школа?
Оказалось, что его дочь играет на пианино.
А главное из его кармана подмигивает мне толстенный «лопатник».
- Подержите футлярчик, - говорю я ему. - Сейчас вам нарисую как туда попасть.
Дядя расплылся в улыбке, словно кто-то швырнул в лужу увесистый камень.
Он осторожно поддерживает футлярчик, а я тем временем рисую на нотах направление движения.
Он говорит, что я хороший парень, будущий Паганини и всякую ерунду.
Я отдаю ему рисунок, забираю футлярчик, делаю лапкой „аривидерчи” и направляюсь в музыкальную школу. Дядя идет себе в обратном направлении.  Где портмоне?! Уже давно у меня.
Это произошло настолько быстро, что даже я сам не понял - когда.

Я просто не мог удержаться. Это игра.

Мне стукнул «червонец» .
Летом на каникулы мы с Сержем поехали к морю.
Я впервые увидел море. Я стоял и смотрел с раскрытым ртом на синее покрывало, исчезающее где-то там, за горизонтом.
- Дурачок, - усмехнулся Серж. - Скидывай одежду и скорее в воду!
Я так и сделал.
Это была фантастика!
Но мы проехали не греть свои кости. Мы приехали работать.
В свои десять лет я неплохо „наблатыкался” пиликать на скрипке.
И это учитывая всю ненависть к этому музыкальному инструменту.
Я играл незатейливые популярные мелодии, играл и смотрел, как работает Серж. Он действительно был виртуозом, глядя на него, я дал слово стать лучшим.
 Через неделю в комнате, где мы жили, появился телевизор и игровая приставка.
Он покупал мне всяческие модные „шмотки”, хотя на „дело” я выходил в дерти. Это был психологический ход. Он все время смотрел за мной. Но я воровал перед самым его носом. Мы вернулись домой, настоящими богачами.
Я продолжал ходить в школу. Понемногу лазил по карманам, так, себе на сладости. Летом мы снова выехали к морю.
Все шло как по маслу, скрипочка пиликала жалобные мелодии, Серж чистил карманы и сумочки. В один дивный, летний вечер он не вернулся.
Я ждал его весь день, ночь. Утром, в комнату, в которой мы жили, пришли милиционеры.
Меня забрали в участок, долго расспрашивали. Я изображал из себя дурачка, такого себе „лоха”.
Через четыре часа меня с сотрудником милиции отправили домой.
Дома начались приколы. Меня забрали в детский дом. Родственников у Сержа не оказалась...
Только там я проведал, что Сержа закололи „заточкой”.
Я когда-то пообещал ему не плакать и на этот раз я сдержал обещание.
Скрипку я разбил в первой же день, когда меня решили испытать на вшивость.
Я разбил ее об башку одного из старших ребят.
Меня сильно избили, прибежал директор, долго спрашивал - кто?
Я молчал. Так я стал „своим пацаном”.
Пацаны делились на несколько кланов.
Младшие - „слиньки” выпрашивали на вокзале. Старшие - шарили по карманам. Но делали это совершенно бездарно. Элита - ничего не делала, собирала дань,  нюхала клей. Это были настоящие гоблины.
На свои одиннадцать лет я выглядел как на семь. 
По телосложению меня и отправили в младшую „бригаду”.
Надо было надавить на слезу, и за день выпросить не меньше полтинника.
Тебе шла - пятерка. Вот такая арифметика...
Я шил дурака, шел на вокзал будто - то выпрашивать.
И пока я шел у меня в кармане уже грелась сотня.
Я сворачивал с направления указанного „старшаками”, бродил по городу, толкался у газетных киосков, заходил в гастроном, купить бублик с маком, останавливался у пузатой, жёлтой бочки, попить кваску...
Таким образом я нагуливал до пятисот рублей.
Найдя парочку потаенных уголков "нычек", я прятал деньги, а остальные отдавал „старшим”.
Прошло несколько лет. Несколько серых, мышиных, безликих лет.
Шестнадцать. Я получаю паспорт. Прописывать меня было некуда, квартира Сержа испарилась в неизвестном направлении.
Я, пробежав по своим „заначкам”, и насчитав деньжат достаточное количество, снял однокомнатную квартирку. Я ушел из приюта послав всех к черту.
Хотя на то время я уже сам был в „старшаках” и собирал дань.
Поэтому я перевернул эту страницу и начал работать сам.
Квартиру надо было привести в порядок. Я купил такую себе дешёвенькую скрипочку, но с хорошеньким футлярчиком. Главное хороший „понт”.
Скромненький костюмчик, белая рубашка, галстук. Аккуратные ботиночки.
Что еще?!
Маленький нюанс. Очки.
Ученик консерватории. Продуманный имидж!
Представьте, к вам подходит такой застенчивый паренек, он немного заикается, краснеет, перед красивой мадамочкой. Если это "жирный клиент" то ведёт себя, скромно, но уверенно.

„Как пройти на улицу?”
„Ах, извините я не запомню.”
„Подержите скрипочку, я сейчас запишу.”
А летом к морю!
Белый костюм. Модный галстук.
Ни каких ресторанов, ни каких спиртных напитков. Я хорошо помнил судьбу собственной мамочки.
Осторожность и еще раз осторожность. Я хорошенько запомнил чем закончил Серж. Ни каких азартных игр. Я не забыл фатум своего отца.
Жизнь катилась по рельсам, и выбраться из нее я не мог, да и не хотел.
Мне исполнилось восемнадцать, в тот день я увидел Елену.
 Ее глаза. Я всегда смотрю в глаза своим жертвам.
Взгляд неземной, будто из другого измерения.
Она шла мне навстречу, и на мгновение сконцентрировала свой взгляд на мне.
И этого было достаточно. Она прошла мимо, и я потрясенный, стоял посреди улицы. Кто-то из прохожих толкнул меня, развернув в обратном направлении.
Я пошел за девушкой и не мог найти причину подойти и познакомиться...
И я сам придумал повод. Ну, разумеется, я слегка догнал её, а дальше дело техники.
- Девушка, - окликнул я красавицу. - Это не вы уронили кошелька?!
Она сначала посмотрела на меня, потом на открытую сумочку.
- Спасибо, - ответила она, забирая из моих рук собственный кошелек.
- Надо быть осторожным, - я пошел рядом. - Сейчас такое время...
- Я всегда забываю застегнуть сумку, - ответила она улыбаясь. - Меня зовут Елена.
- Серж, - почему-то соврал я.
Меня понесло. Через мгновение я превратился в безудержного оратора. Молол всякую чушь о музыке, гастролях и сочинении симфонии для скрипки с большим оркестром, малого театра.
Через пять минут мы уже сидели в кафе, беззаботно поедали мороженое и болтали обо всем на свете.
Я влюбился. Она была на год младше меня, такие вот себе - Ромео и Джульетта.
 Дорогие цветы. Изысканные духи. Она была поражена.
Итак, я вскружил девушке голову.
Я врал, врал на каждом шагу.
Как я мог объяснить откуда берутся такие деньги?!
Итак я, молодое дарование,концерты, гастроли.
Беспокоило только одно. Она все время просила, чтобы я поиграл на скрипке.
И я продолжал лгать. Я выдумывал всякие глупости.  Про  бесценную скрипку, которую нельзя носить по улице. Да, я перестал таскать свою деревяшку на свидания с ней.
Это случилось неожиданно, как и все в жизни.
Она не пришла на свидание. Телефон не отвечал.
Я отправился к ней домой.
Дверь открыла женщина.
- Вы явно Сергей?! - спросила она. - Я ее мать. Произошел несчастный случай, Елену сбила машина.
Я почувствовал как от меня убегает земля. Я летел в черную бездну...
- Заходите, я все расскажу.
Из того что она мне рассказала, я понял что Елену сбил какой-то пьяный, ментовской сынок, что она сейчас в больнице, состояние очень тяжелое, срочно нужна операция.
- Я найду деньги! - сказал я, бросаясь на улицу.
Улица это мой хлеб, моя кормилица, моя мамусенька.
Я кружил по городу, кружил словно сумасшедшей напрочь забыв об опасности.
Рыболовные места - гостиницы, вокзалы, рынки.
Вообще я не работаю по таким „точкам”, здесь все и всё находится под „крышею”, поэтому надо отдавать „доляху”. Но мне сейчас не до правил.
Я направляюсь к кассам железнодорожного вокзала.
Вот где эльдорадо! Здесь работают "местные щипачи". За нарушение территории, запросто вонзят „финку” в печень.
И у меня нет выбора.
Покупаю букетик цветов, строю из себя встречающего поезд „лоха”.
В толпе, намётанным глазом, замечаю „коллег по цеху”. Это плохо! Они меня явно «засекли» . Но это сейчас нюансы… Работать надо виртуозно. Здесь с трех сторон - ловушка. Клиент, „менты”, «коллеги».
Со стороны должно сложиться мнение, будто молодой студент, забыв номер вагона, бегает по перрону как «пердя» по ярмарке.
Это не тот!
И это не подходит!
Вот он!
„Шифруется!”
Скромный костюмчик под «лоха». Но меня трудно обмануть.

Дорогие ботинки. Не менее ценные очки, и дорогие часы.
В руке он крепко держит спортивную сумку. Он спешит и все время оглядывается.
Иди за ним. На мою удачу он направляется к камерам хранения.
Я не иду следом, просто жду его на выходе. Он мой!
Оглядываюсь, вроде „братьев по профессии” рядом нет.
Вот и он. Прохожу рядом, момент и квитанция у меня. Кошелек выбрасываю, мелкие деньги в карман.
Скорей к камерам хранения ручной клади, через три минуты сумка у меня. Иду прочь, подальше от места преступления. Сумка тяжелая. Сердце колотится - чует наживу.
Не в силах терпеть, открываю сумку...
Небо за меня! Сумка доверху забита деньгами! Это как в сказке!
Какая сказка без серых волков?
- На чужой собственности пасешься?
„Выследили!”
Бросаюсь в сторону, сбиваю какую-то ротозейку.

- Сумасшедший! -летит мне в след.

Крепко держу сумку. Я не имею права бросить это. Это жизнь моей девушки.
- Стоять! Сука!
Оглядываться некогда. Слышу - отрываюсь. Еще, еще...
Вдруг что-то влетает в затылок. Падаю.
„ Суки ! Бросили камень”
Наваливаются сверху. Бьют. Сумку не отпускаю.
Пытаюсь повернуться, чтобы разглядеть их рожи. И напрасно. На голову наваливается тьма.
Сознание возвращается фантастическими картинами.
Я вижу Сержа играющего на пылающий скрипке. Вижу маму, которая зовет меня в новую квартиру. Захожу и вижу закрытый гроб. Мать открывает крышку, там я. Дальше вижу Елену. Она улыбается, и что-то мне говорит. Я не могу понять о чем... Это меня беспокоит, я просыпаюсь, вижу незнакомые стены и чужие лица.
- Он пришёл в себя.
Стены окрашены в тошнотворного зеленого цвета. Два варианта, тюремная камера или больница.
- Доктор, он очнулся!
Уже лучше. К кровати подходит врач.
- Ну, вам казаче и попало...
Я молчу, вычисляю ситуацию. Вспоминаю последние события.
- У вас, дорогой мой, ножевое ранение, - говорит он. - Не страшное, но три, четыре недели пробудете у нас.
„ Блин, надо ждать ментов.”
- У вас есть родные, отец, мать?!
- Нет, я сирота, - пытаюсь подняться.
- Нет, нет, - возражает врач. - Это вам строго запрещено.
- Присматривайтесь за ним, - обращается он к медсестре и исчезает из палаты.
Я осматриваю перевязанную грудь. Она втыкает в мою руку иглу, я засыпаю.
С утра меня уже ждет следователь. Он в штатском, но я узнаю „ментов” за километр.
Традиционная процедура. Фамилия, имя, и отчество.
Расспрашивает, переспрашивает, выясняет. Такая работа. Рыщет.
„Не знаю, не помню, не понимаю».
Он чует, что я „мутный”.
Чувствует, но поймать меня на слове у него нет оснований.
Я осторожен, я очень осторожен.
Я „фильтрую” каждое слово. Ведь я не „засвечен”.
Мои  „черные” пальчики в прокураторе не "маячили". Он покидает меня,   чувствую,  ненадолго. И сейчас все мои мысли о Елене. Я расспрашиваю медицинскую сестру о девушке. Поступала такая в больницу?
Она обещает узнать, и по глазам я вижу, что ей безразлично.
Всем на всех ... Я делаю вид что уснул, медсестра, стряхнув термометр, выходит из палаты. Пора "делать ноги"
Я плетусь по коридору, на меня никто не обращает внимания. Всем на всех...
Вижу пустую палату, джинсовый костюмчик. Ботинки падла, узковаты.
Выхожу через приёмный покой. Всем на
Голова кружится, пытаясь не упасть, хватаюсь за чью-то руку.
- Вам плохо?!
Поднимаю глаза, меня „заклинивает на полную”. Это тот мужчина, у которого я украл сумку с деньгами. Я что-то мурчу в ответ.
Он берет меня за руку, осторожно, словно собственного сына. Рядом лавочка.
- Может врача?! - спрашивает он.
- Нет, нет, все в порядке, - отвечаю я. - Врачи делают настоящие чудеса.
- Наверное, - говорит он. - Но не в моем случае.
Я чувствую, как промокает под курточкой футболка. Вероятно швы разошлись. Мужчина говорит и я слышу что-то знакомое.
Напрягаю последние остатки воли, чтобы не потерять сознание.
Что, что он говорит?! Что-то родное, близкое...
- Простите, о ком вы рассказываете?! - спрашиваю я, вглядываясь ему в глаза.
Глаза... Почему я не вгляделся в его глаза там, на железнодорожном вокзале?
Ведь я всегда вглядываюсь в глаза „клиента”. Времени, времени было в обрез...
Это ее глаза...Не надо так...
- О ком вы рассказываете?! - холодея переспрашиваю я.
- Леночка, моя, Леночка! Моя доченька! Её сбила машина, я вёз деньги…

Он закрывает лицо руками.
- Это я виноват, только я, - говорит он, покачиваясь на лавочке. - Я не должен был оставлять деньги в камере хранения. Их украли, я не успел…

***************************
Я иду, нет, я убегаю прочь... Убегаю...
Глаза, я вижу, вижу ее глаза...
Я иду к ним, иду...
Стужа, острая, как лезвие бритвы... Пронзающая мозг... Сковывающая мысли.

Горячей ручеёк стекает по моей груди, я падаю и лютый мороз накрывает меня белым саваном.

Скрипка. Пожалуй, это первое, что я запомнил в детстве.
Еще стужу...