Сердце

Тома проснулась от чьего-то шепота, пробирающегося сквозь гулкий громкий стук. Все вокруг окутывала беспросветная темнота - тусклая зимняя ночь не проникала сквозь тяжелые шторы, межкомнатная дверь была заперта на щеколду. Звуки окружающегоо мира надежно отсекались созданными ею заслонами, кроме одного. Стук рождался где-то глубоко внутри Тамары, а за ним следовало эхо, как в длинном коридоре. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Постельное белье противно липло к влажной коже и на душе было как-то гадко. Ей точно снилось что-то неприятное, но что именно, вспомнить не получалось. Спать совсем расхотелось.

Тамара откинула тяжелое одеяло и прошлепала к окну. В ушах стучало все так же громко, но шепот больше не повторялся. Она приоткрыла штору. На улице тускло светило всего два фонаря, снег не шел, ветер замер и одно мгновенье ничем не отличалось от второго. Звуки, если они и были, оставались за толстым стеклом. Чтобы успокоиться, Тамара всегда использовала бальзам для губ - это можно и днем, и ночью, и на занятиях, еще и пахнет вкусно. Стук понемногу затихал.

Сначала казалось странным, что соседи не слышат этого. Когда Тамара с полгода назад впервые услышала, каким громким может быть ее стук, то жутко испугалась, зная нравы сварливой бабки за дверью напротив - та непременно бы доложила хозяйке о неподобающем поведении, и пришлось бы расставаться с уютной и недорогой квартирой на третьем этаже. Тамара даже сочинила историю - будто завтра у нее в университете очень важный доклад, и нужно готовится каждую свободную минуту, а наушники как на зло сломались. Но ночью никто не пришел. И утром никто не ждал ее под дверью, а с любопытной соседкой она столкнулась только вечером по пути домой, у подъезда, та только привычно поворчала на недостаточно женственные томины брюки да поковыляла к подружкам в соседний двор. То, что стучало, все еще было внутри нее, все еще оно.

Стук всегда был с Тамарой, но раньше он был равномерно тихим, незаметным, и мама говорила, что это совершенно нормально, надо только меньше волноваться, не принимать все близко к сердцу, пить таблетки и ходить ко врачу. С ним не сложно было смириться как с тикающими часами, которые ты только начал носить. Тамара и смирилась, старалась пореже думать о нем, готовилась к поступлению и поступив, радостно собиралась к переезду в незнакомый город. Но после переезда вдруг начала иногда вот так просыпаться - в поту и оглушенная, или вскакивала посреди пары, потому что слушать это было невыносимо. Тома старалась верить в свою счастливую звезду, что закончит третий курс и уедет на практику в Индонезию лечить слонов, и что стук когда-нибудь прекратится тоже. На случай если нет - она знала, что делать.

Конечно, иногда накатывало. И усталость, и одиночество, и слезы, и опасение, что из-за Стука шансов на успех у нее меньше, чем у всех. Сегодня он не успокаивался долго - она сидела и думала на маленькой кухне до рассвета, и только к шести утра задремала, опустив голову на руки, сидя за столом.

Когда она открыла глаза, за окном было уже темно, спать не хотелось. Электронные часы показывали шесть вечера, за стеной дрелили, на улице кричали дети, внутри нее стучало тихо, равномерно. Тамара вскочила и через пять минут уже выбежала на улицу.

Стук был таким тихим, что слышно было, как падает снег. Совсем как раньше, незаметный, звук успокаивал. Тамара пробежала до соседнего дома, но стук не усилился. Тогда она дошла до музыкального магазина, звуки из которого всегда действовали на стук одинаково. Но даже когда она простояла на морозе несколько минут прямо под динамиком, ничего не изменилось.

Тут же откуда-то из подворотни раздался женский шепот - тихий-тихий, прямо как ночью. Сквозь негромкий стук его было слышно куда лучше, но все еще нечетко. В подворотне никого не было, но чем ближе Тамара подходила, тем отчетливее и яснее проступали слова в шепоте. Она не могла разобрать язык, тот был как азбука Морзе: только длинные и короткие звуки, а ее собственный стук отталкивался от стен, набирая силу и звучал все громче. Тамара не могла остановиться и шла вглубь двора-колодца, хотя уши уже болели. Сама не своя, она как зачарованная шла к середине. Сквозь один шепот проступал другой, за ним третий, они все гремели, перебивая друг друга, пытались что-то сказать. Когда Тамара дошла до центра, ее будто отпустило и она кинулась к арке, через которую вошла. Но звук не стихал - даже когда Тамара выбежала из двора стук ее собственный и тот, что появился только что не стихал. Сейчас какофония была совсем не похожа на шепот - теперь казалось, будто толпа засела у Тамары в голове, и кто-то там пляшет на каблуках, кто-то бежит, и все это слилось с ее собственным стуком.

“Пусть оно замолчит, пусть оно замолчит!”

Тамара не заметила, как добежала до местной больницы. Сейчас там было пусто, но казалось, что сотни невидимых посетителей, все, кто когда-то здесь был, пришли сюда сейчас и толпились в холле. Однокурсница Тамары на стойке регистратуры сказала что-то, но сквозь грохот ничего не было слышно. Схватив бумажку, Тамара написала что-то и протянула девушке. Та выскочила из-за перегородки и побежала к лестнице. Она, в отличие от Тамары слышала только стук своих каблучков (и упавшего на пол бальзама для губ.?)

“Пожалуйста, пусть оно остановится, пожалуйста, остановись, хватит, хватит, хватит!”

Все стихло. Люди из холла куда-то исчезли, пропал шепот, снег перестал падать. Вокруг Тамары была непроглядная темнота и тишина. Ее собственный стук постепенно затихал.