В прихожей

В прихожей

— Миша, сходи в гараж за картошкой.

— Обязательно, — бормочет муж, не отрываясь от картины.

— Миша, между прочим, я с тобой разговариваю.

— Обязательно, — следует неизменный ответ.

— Михаил Васильевич, если вы сейчас же не прекратите! — женщина проходит в мастерскую. И в тот момент, когда художник делает пару шагов назад, она загораживает собой мольберт и добавляет, — иначе я приму меры!

Мужчина непонимающе поправляет очки, а затем поднимает свои тёмные глаза на жену и на автомате произносит:

— Обязательно. А теперь, Лидусь, извини, мне нужно работать, — и он пытается отодвинуть её в сторону.

— Михаил Васильевич, даже и не думай, — говорит женщина ледяным тоном, при этом её лицо излучает саму непоколебимость.

— Лида, ты же понимаешь, всю серьёзность моего положения. Мне нужно, во что бы то ни стало закончить натюрморт к сроку и предоставить его в Союз художников. Там же председателем — сам Волконский. А если я придусь им ко двору и тогда… — он воздевает руки вверх, словно получая будущие почести, — … тогда ты просто не представляешь!

— Как раз представляю, уважаемый! Примите мои искренние поздравления, будущий член Союза, — она делает дурашливый реверанс, — но в то же время я боюсь, если вы будете упорствовать в своём неведении, то мы все умрём с голоду, не дождавшись вашего триумфа! — Впрочем, — она поворачивается и хватает с предметного столика первое, что попадается под руку.

— Лида, прошу тебя! — спохватывается непризнанный гений.

— Да, ладно чего ты? Это же обыкновенное папье-маше! — женщина скептически поглядывает на румяное яблоко и подносит его ко рту с явным намерением откусить кусочек.

— Лида, но это же несъедобно!

— А вы уверены, будущий член Союза?

— Обяза… — начинает муж и, спохватившись, откладывает кисти в сторону. — Извини, дорогая! Так о чём мы говорим? — переспрашивает он серьёзным тоном.

— Ми-иш, — повторяет женщина, — картошка закончилась. А завтра я хотела бы пригласить Поповых!

— Поповых?! — переспрашивает муж, — а в честь чего, интересно?

— Ну, вы, Михаил Васильевич, совсем…

— Это я совсем?! — улыбается мужчина.

— Ага! — кивает жена и направляется в кухню.

— Лидусь, извини. Правда, — и он замолкает на полуслове, — ой, и точно! Совсем из головы вылетело! Петюне же одиннадцать исполняется, — и художник картинно хлопает себя по лбу, догоняет любимую, подхватывает её на руки и кружиться по комнате. — С именинником тебя, Лидия Павловна!

— И тебя милый, — отвечает женщина, целуя мужа в небритую щеку.

— Так, где у нас ведро? — деловито говорит мужчина и открывает тумбочку под раковиной.

Через пять минут, накинув на худые плечи рабочую куртку, он суетится в прихожей, выискивая обувь, а после тщетных поисков вновь появляется в кухне, растерянно разведя руками:

— А где они?

— Кто? — переспрашивает Лидия, положив нож на разделочный столик.

— Мои старые сапоги.

— Как всегда на месте.

— Нету, — обречённо выдыхает мужчина.

— Не может этого быть! — отвечает женщина и, вытирая на ходу руки, выходит в прихожую. — Вы, мужики, как всегда, ничего не видите! Вот, они на месте, — и растерянно смотрит на пустую полку, — странно! Может быть, они упали или завалились за неё, — она наклоняется, заглядывая и протягивая под шкаф правую руку. — А-ай!

— Что с тобой?

— Так, ерунда. Пальчик уколола, — отвечает Лидия, слизывая выступившую каплю крови.

— Дай, посмотрю, — просит Михаил и берёт жену за руку. Действительно, у неё на указательном пальчике, на подушечке краснеет маленькая ссадина. — Ничего, до свадьбы заживёт! Приду из гаража, гляну, что там такое. Вроде бы ничего острого там не было. Надену ботинки — ничего страшного…

В этот момент слышатся повороты ключа в замочной скважине, входная дверь отворяется и в проёме, радостно гавкнув, сначала возникает Арчи — маленькая такса, а затем появляется «Петюня». Собака, приплясывая на своих коротких лапах и старательно виляя куцым хвостиком, бросается к женщине. Лидия приседает и поднимает домашнего питомца на руки.

— У-ути, пу-ути тути, — наговаривает она, — это кто у нас тут нагулялся? Это маленький наш нагулялся. Арчу-уля, нагуля-ался. — Довольная собака елозит на женских руках и норовит лизнуть человека в нос. — Не надо, не надо, милый, ты же у нас воспитанный пёсель, — деланно возмущается женщина, но Арчи продолжает свою любвеобильную пляску. — Ладно, ладно ступай, — соглашается Лидия и опускает пса на пол, а тот радостно тявкнув, кидается к мужчине.

— Мам, пап, привет! Вы чего? — подаёт голос ребёнок, снимая куртку и пристраивая её на вешалку.

— О-о, именинник привет! — гнусавит отец и грабастает сына в охапку. — Совсем большой, скоро нас перерастёшь!

А Арчи, получив свою долю внимания и постукивая коготками, несётся к своей миске в кухню.

— Да, ладно, пап, а ты куда? — сын отстраняется от отца и снимает обувь.

Теперь приходит очередь объятий матери:

— За картошкой. Я его в гараж отправила!

— Пап, а можно с тобой!?

— Куда-а? Марш передеваться! За стол и за уроки…

— Лидусь, мы быстро, — встревает в командную речь супруги муж. — Одна нога здесь, другая там, не успеешь оглянуться!

— Только быстра! — разрешает родительница, немного подумав.

— Мам, пока! — чмокнув её в щеку, отпрыск натягивает обувь и выскакивает на площадку.

Михаил обняв жену, выходит вслед за ним. Они спускаются во двор, пересекая его наискосок, в сторону недалёких гаражей.

— Петюнь, а ты не видел мои старые сапоги?

— Старые сапоги? — переспрашивает сын и уточняет, — это вчера, в которых ты работал? На субботнике? Не, не видал.

***

Она долго и молчаливо смотрит на закрытую дверь.

Внезапно на неё накатывает непонятная тоска и апатия. Безразличный и потухший взгляд женщины скользит по вещам мужа, по вещам сына развешанных на блестящих крючках прихожей.

Тяжело вздохнув, она поворачивается в комнату, делает шаг в гостиную и, неожиданно для себя пошатнувшись, опирается рукой о стену.

Перед ней возникают мельтешащие чёрные мухи и в тоже время яркие солнечные лучи, падающие через широкое окно гостиной, вызывают нестерпимую резь в глазах. Она прикрывает веки и машет свободной рукой, прогоняя нелепое наваждение но, и это слепое движение вызывает ещё большое головокружение. Женщина делает на ощупь ещё пару шагов, надеясь дойти до мягкой тахты и там переждать пугающий приступ.

Неожиданно ноги отказываются ей служить. И она падает головой вперёд, словно безвольная марионетка, лишившись поддерживающей нити своего кукловода.

Удивительно, Лидия совсем не чувствует боли, её охватывает полная безразличие к себе, к той ситуации в которой она оказалась. Безраздельная и беспричинная меланхолия опутывает лежащую жертву плотным саваном. Не в силах двинуть своими членами, ни рукой и не ногой, она приоткрывает веки и смотрит перед собой.

Перед её глазами, старая треснутая половица и плинтус, обыкновенный коричневый плинтус, убегающий вдоль белоснежной стены. Человек фокусирует своё зрение и с неожиданным страхом для себя осознаёт тёмную пелену чёрного, почти осязаемого тумана — где-то там, совсем рядом, на грани восприятия. Кажется, он ждёт и выжидает, когда лежащая женщина окончательно потеряет сознание. С трудом подтянув правую руку к лицу, Лидия трёт глаза, надеясь отогнать дьявольское наваждение.

Малой частью это ей удаётся, морок отодвигается назад, но при этом она понимает, ему дана всего лишь недолгая отсрочка. Плотное, почти осязаемое облако продолжает ожидать свою жертву. Тогда набрав воздуха в горящие лёгкие, женщина надрывно кричит, проталкивая хрипящие звуки через пересохшее горло:

— А-а-а… Про-очь! Па-ашли все про-очь…

То есть она хочет выкрикнуть, выплюнуть эти слова, отстаивая своё право на жизнь, но в её ушах всего лишь стоит тяжёлый и сиплый шёпот.

Свистящий шёпот с непонятными и невнятными словами.

Человек переводит дыхание.

«Что же это со мной? — думает Лидия, — что такое? Почему я лежу здесь? Мне же нужно… и под рёбра чего-то давит», — она неловко высвобождает левую кисть и ещё раз проводит по своему лицу ладонью.

Из кухни, к ней выскакивает Арчи. Он крутит своим куцым хвостиком и лижет лежащую хозяйку в лицо.

— Про-очь. Поди про-очь, Арчи, — шипит Лидия, — поди про-очь, — с огромным трудом отодвигая пса в сторону.

И здесь одна маленькая незначительная деталь привлекает её внимание ― маленькая ранка на указательном пальчике правой руки.

Она вглядывается, пробует шевельнуть кистью и понимает что совершенно не чувствует своего тела, а по запястью, по её локтю ползёт и поднимается странное онемение.

К её ужасу, пальчик теперь напоминает…

Теперь указательный пальчик женщины напоминает сосиску, мягкую, противную и донельзя податливую. Взяв себя за повреждённую фалангу, она с не меньшим страхом осознает, что косточка внутри тела отсутствует.

Её просто нет.

Лидия брезгливо отдёргивает здоровую руку и видит, что за ней тянутся нити тонкой почти неосязаемой слизи.

— А-а-а-а! — истошный вопль вырывается из глотки человека. — А-а-а-а! — но на деле это всего лишь хриплый шёпот. — А-а-а-а! — кричит женщина, надеясь отсрочить неизбежное.

А пугающий холод онемения ползёт выше, и выше по локтю, по плечу, и ещё выше, растекаясь по лопатке и по спине, пожирая части её тела.

Гавкнув, Арчи удивлённо смотрит на хозяйку. Такса смотрит на своего человека:

«Почему большой лежит на полу? Почему он издаёт странные шипящие звуки?»

Собака вновь подскакивает ближе, понимая, что хозяйка затеяла какую-ту новую, захватывающую игру, правила которой ещё предстоит узнать.

— Гав! Гав! Га-ав!

Звонкий лай пса вызывает нестерпимый звон в ушах. Лидия морщиться, с трудом опираясь на здоровую руку, приподнимается и на четвереньках окончательно вползает в гостиную. Такса путается у неё в коленях, потом ухватывается острыми зубами за поясок домашнего халата и тянет его на себя.

— А-арчи, отста-ань, — сопротивляется хозяйка, но сил для прекращения проказ собаки и противодействия необычному и страшному явлению просто-напросто нет.

Сил практически не осталось.

Со стоном человек опускается на живот и затихает, в ожидании пугающей неизвестности.

Выпустив обмусоленную тряпочку, собака останавливается и, склонив голову, смотрит на хозяйку в ожидании увлекательного продолжения игры.

А Лидия вновь краем глаза замечает сгущающийся сумрак в углах комнаты.

Теперь женщина понимает страшный и тёмный туман действительно пришёл к ней и за ней, для того чтобы поглотить её без остатка.

Она с трудом поворачивается на спину и здесь её тело сводит резкая боль. Лидия пытается крикнуть. И кричит изо всех сил, но из сжатого спазмами горла вырывается только сдавленный хрип.

По телу человека пробегает первая, другая и последующие волны резких судорог. Женщина, её конечности изгибаются под немыслимыми углами. Клочьями на голове лезут светлые волосы. А в ушах появляется непонятный и неприятный звук:

— Ша… Ша… Ша… Ша…

Потявкивая и подпрыгивая на задних лапах, собака вновь срывается с места и подскакивает к хозяйке.

Наконец-то Арчи дождался удивительного продолжения, но неожиданно для себя, получает мощный пинок от лежащего человека.

Звонко взвизгнув и перекувыркнувшись через голову, он по диагонали летит через небольшую гостиную и смачно ударяется маленьким тельцем о металлическую ножку дивана.

В увлечённом порыве.

В желании отомстить обидчику.

В горячке игры, такса бросается назад, но при этом задняя часть тела отказывается ей служить. Подволакивая зад, Арчи в недоумении оглядывается, а затем, приняв неизбежное, с трудом заползает под тот же диван и обиженно поскуливая, кладёт голову на передние лапы.

— Ша… ша… ша…ша…

Человек ненадолго затихает и осматривается, надеясь найти источник странного и пугающего звука.

«Больно нет, сил терпеть!»

Её лоб раскалывается от неимоверной давящей боли. Кажется, голова распухла и выросла до огромного размера. Лидия поднимает руки, для того чтобы сжать и вернуть на место этот чудовищный шар.

Но её ладонь ощущает вполне обычный размер. А затем она удивлённо всматривается в клок зажатых в кисти светлых волос

«Почему волосы светлые?! — хочется спросить ей, — я же брюнетка! Почему-у?»

И на этот вопрос она тоже не может дать ответ.

А вслед на неё накатывает следующий ещё более пугающий приступ терзающей боли, не в силах сопротивляться возрастающему напряжению и давлению женщина вновь затихает.

«Почему? Почему? Почему-у?!» — хочется крикнуть ей. Этот и на миллионы других вопросов без ответа, бьются в гудящей голове человека.

Немного отлежавшись, она приподнимается и делает несколько движений в сторону маленькой тумбочки с телефоном.

«Нужно позвонить… Нужно обязательно позвонить…»

— Ша… ша… ша… ша…

Она неловко опирается на онемевшую руку и…

Её правое запястье надламывается с характерным треском.

Женщина утыкается лицом в ковёр.

Она приподнимается и расширившимися от ужаса глазами видит, пока ещё видит скошенный конец белой кости предплечья в окружении плоти.

Её гнилой плоти.

И эта плоть она живая, она поднимается и опадает, словно кузнечные меха.

И практически мгновенно, на глазах белая кость темнеет, приобретая серый оттенок.

Мраморный кусок кости торчит из небольшого комка тёмно-бурой плоти.

Она поворачивает голову и с ужасом смотрит на торчавшую из раны мраморную кость.

Крови нет.

Просто, нет совсем.

Как нет мышц и остальных мягких тканей человеческого организма.

Есть только мраморная кость, торчащая из бесформенной лужи на полу, в центре комнаты. Но буквально через несколько мгновений кусок скелета то, что когда-то было человеческой рукой окончательно растворяется в луже тёмной желеобразной массы.

— Бо-оже… Боже… Боже… — всхлипывает женщина. — Боже, спаси и помоги-и! — Откуда идут эти слова, она не знает, но именно сейчас в момент опасности, в момент угрозы всесильный ангел вкладывает молитву в её уста. Всемогущий ангел вкладывает молитву в уста человека, — помоги-и! Помоги-и, бо-оже, — причитает она.

Но Лидию окружают только бездушные и безликие предметы.

В её ушах стоят только судорожные человеческие всхлипы, тонкое поскуливание несчастного Арчи и бесконечный изматывающий душу звук, идущий из ниоткуда.

— Ша… ша… ша… ша…

— А-а-а! — новый приступ панического страха накатывает на женщину. — Хватит! Хва-атит! — кричит она.

Лидия отчаянно отталкивается ногами и, прижимая культю правой руки к своей груди, отползает к дальней стене комнаты.

Только бы подальше от страшного исчадия ада, от того что когда-то являлось её рукой. Ужас и страх от увиденного вытесняет из её сердца все эмоции, включая боль и переживание за свою трагическую судьбу. За судьбу мужа и сына.

Спустя немного времени, она, ещё глубже, забивается в угол и, всхлипывая, принимает позу зародыша.

А где-то внутри, внутри её тела поднимается жгучая волна холода, смешанного с жалостью к себе. На глаза наворачиваются слезы.

Больно.

Больно!

Когда приступ немного отступает, она поднимается на четвереньки и снова ползёт к телефону.

Правая сторона тела покрывается многочисленными мурашками. Каждое движение причиняет мучительную боль. Она скользит взглядом по больной руке и ужасается произошедшему изменению. Кроваво-красная рубчатая ткань обхватила её локоть и на глазах поднимается выше, к плечу.

Она вновь беззвучно кричит.

Хватает воздух широко раскрытым ртом.

Слёзы текут из её глаз.

Кровавые слёзы.

И новый приступ боли жгутом скручивает её тело.

Женщина ничего не видит и чувствует, кроме сокрушающей и всепожирающей боли.

Её нервы – это оголённые провода с пропущенным высоковольтным напряжением.

Больно.

Очень больно.

Невыносимо больно.

А её сломанная правая рука живёт своей собственной жизнью.

Из мутировавшей ткани торчит мраморная кость предплечья. Пожравшая человеческую плоть проказа поднимется к плечу. И выше к голове.

Страшная граница пузырится, захватывая новые и новые участки белоснежной кожи.

— Больно-о-о! — кричит Лидия и впивается уцелевшей рукой в свои глаза.

Кровь.

Алая кровь течёт между пальцев.

— А-а-а-а!

Она поднимает голову, вновь слышит неприятный звук, поворачивает голову и вглядывается кровавыми глазницами в пустоту надеясь узреть неведомое.

— Ша… ша… ша… ша…

Ненависть накатывает на человека.

Ненависть накатывает на существо уже ничем не напоминающее человека.

Всесокрушающая всепожирающая не знающая пощады ненависть к окружающей обстановке.

Оно яростно бросается на стены, на предметы мебели, повсюду оставляя красные отпечатки.

Пух из разорванных подушек, куски дерева, ДВП и тканей покрывают пол квартиры ровным слоем.

Искалеченная собака заходится истошным лаем. Соседи стучат по батареям требуя унять беспокойного пса.

Но в квартире, рядом с ним, уже не человек.

Это оно, ненасытное существо в своей неописуемой жажде разрушения и ненависти.

Агонизируя, оно вскакивает и, не видя окружающих предметов, делает два стремительных шага.

Запинается за сломанный журнальный столик и, глухо чавкнув, утыкается в бетонную стену.

А затем бесформенной массой сползает на ковёр…

В летних сумерках пустой квартиры еле слышны короткие телефонные гудки. В середине мягкого ковра засыпанного последствиям разрушений пузырится бледно-красная склизкая лужа.

Она пульсирует и перемещается по органической ткани, выжигая её своим ядовитым дыханием.

На лестничной площадке раздаются звуки голосов: один слегка простуженный мужской баритон и другой высокий, принадлежащий подростку. Они хохочут и о чём-то весело спорят.

Слышны повороты ключа в замочной скважине.

Входная дверь мягко отворяется.

Щелчок электрического выключателя…