На. sick. О. Моё.
В шестнадцать мы писали стихи, вычурные и пафосные, как и наше представление о окружающем мире. А потом, обреченность и бессмысленность поглотила нас, и мы в каком-то смысле потерялись. Мы наполнились безысходностью, а она тягучая и опустошающая как три глотка дешевой водки, от которой пахнет ацетоном.
Иногда хочется посмотреть на мир с той былой наивностью. Было в тех днях что-то томное, ну или темное. Темные дни и томные ночи. Только это проигрышный вариант. Нас тогдашних сломала повседневность. Наша наивность была скоропостижно удручена итогом юности.
И вот смотришь на сегодняшних детей, у них есть еще иллюзия будущего. И хочется им сказать нечто доброе и воодушевляющее, а получается блеклое «не пейте водку дети, от нее потом гудит голова.»
Да и что ты можешь им сказать? Тот чья мантра выживания «я не знаю.»
Не знаешь, так не знаешь. Иди себе дальше, динозавр. Ну а как тебя еще назвать? Твои сородичи либо вымерли, либо видоизменились в амфибий и куриц. Только ты бродишь по свету, хладнокровно жалея себя, мечтая о падающей звезде что положит конец твоим стенаниям.
Слова приходится выдавливать по капле, а когда-то они текли из тебя бурным потоком, как кровь из свежей раны. Но раны зализываются, раны затягиваются. И ты такой весь в бледных шрамах с неровно сросшимися костями, ненужная достопримечательность несущественной эпохи. Эпохи падения промеж стульев.
