Почтальон

Почтальон

   Всё началось со стука в дверь. Я подошёл и посмотрел в глазок – никого. В дверь снова постучали, и я снова посмотрел в глазок – никого. Тогда я вернулся в комнату и сел за стол. Когда постучали в третий раз, я понял, что стучат не в дверь, а в мою грудную клетку. Стук был глухим, суетливым и не походил на стук сердца – это был именно стук в дверь – тук-тук-тук. Я испугался и, накинув пиджак, бросился на улицу – через дорогу, где-то в трёх минутах от моего дома находилась поликлиника.

   Хирург, выслушав жалобу, дал мне направление к психиатру, тот, выслушав меня, задал мне несколько вопросов, потом достал стетоскоп и, послушав меня, поднялся и велел одеваться. Я натянул рубаху, заправился и тогда доктор поманил меня пальцем за собой. Мы спустились с третьего этажа снова на второй и вошли в кабинет хирурга. Маленький, тщедушный психиатр подошёл к грузному, красномордому врачу и стал с ним разговаривать. Он широко жестикулировал, показывал то на стетоскоп, то на своё ухо, то на меня.

   Хирург велел мне снять рубашку, пропальпировав мои грудь и живот он взял стетоскоп, а послушав меня спереди, со спины и даже почему-то с боков, повторно выписал направление и сунул его в мою руку.
– Это на УЗИ, идёмте – и мы дружно пошли, психиатр увязался за нами. Видно было, что ему интересно происходящее, и он не собирается пропустить нечто потрясающее. Врач УЗИ была миловидной женщиной лет эдак тридцати, и кабинет её располагался на первом этаже в другом крыле. Когда мы добрались туда и ввалились всем скопом, она возмущённо пыталась нас выставить но, поняв смысл проблемы, выглянула в коридор и, убедившись, что никого нет на приём, закрыла дверь на ключ.

   Она уложила меня на кушетку и намазала грудь гелем. Экран монитора был развёрнут так, что я не видел его, а трое докторов уставились в него с полным изумлением. Казалось, волосы на их головах встали дыбом, УЗИстка посмотрела на хирурга и сказала замогильным голосом:
– Это он! – здоровяк доктор в свою очередь повернулся к психиатру и подтвердил:
– Это он, – и закивал головой так сильно, что мне показалось, она отлетит как футбольный мяч.

   Тщедушный психиатр глянул на меня, и обречённо промямлил:
– Ленинградский почтальон. – А затем добавил уже более внятно, – там, у вас внутри, маленький человечек. Он в сером пальто и с сумкой на ремне.

   Я хотел подняться, что бы глянуть в монитор, но УЗИстка зашикала на меня и остановила рукой:
– Лежите, а то изображение собьется. – И я лёг, но тут же спросил:
– Что он говорит?
– Он не говорит, – сомнамбулически провещал психиатр, – он стучится в дверь… э-э-э, вернее в вашу грудную клетку, там, изнутри.

   Хирург почесал репу, и риторически спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Может узнать у него, что ему надо?
– Так спросите – я нервно заёрзал на кушетке, и на меня зашикали уже все трое. Я снова замер, а психиатр, весь подобравшись, утвердительно покивал, вытянул шею к монитору и с опаской поинтересовался:
– Кто там?

   И тут в голове моей взорвалось, словно кто-то включил в розетку радио, колёсико громкости которого было повёрнуто на максимум. Я схватился за уши, но громкость быстро отрегулировали, и мягкий, тихий фальцет ответил:
– Это почтальон, я принёс письмо. – И человечек, полез было в сумку, но психиатр (поскольку он начал разговор) опередил его:
– А вы не туда попали.
– Но откуда вы знаете, я же не называл адреса?

   Надо вам сказать, я прекрасно слышал человечка в своей голове, и даже мысленно представлял себе образ, не то что бы я видел его, но как он потянулся к сумке, чётко себе вообразил. И мои добрые доктора тоже слышали его, не знаю, каким способом, но слышали, а он (человечек) слышал нас, и топтался у двери, то есть у моей грудной клетки. Хирург с докторшей глянули на психиатра, мол продолжай, раз взялся за гуж, и тот деловито поправив галстук, продолжил:
– Понимаете, уважаемый, вы, как бы это сказать, не то что бы не по адресу попали, вы совсем не туда попали.
– Как это не туда, что вы такое имеете в виду? – засуетился человечек, и переговорщик поспешил с объяснениями, дабы успокоить взволновавшегося почтальона.
– Понимаете, ведь вы же Ленинградский почтальон? – скорее констатировал, чем спросил наш смелый психиатр. Визави замотал головой, подтверждая вопрос, и доктор продолжил:
– Так вот, значит, вы сейчас находитесь в Ленинграде, правильно я думаю?

   Человечек снова закивал и подкрепил жест словами:
– Это так, но ведь… – доктор снова перебил его:
– Извините, но ведь все мы, тут располагающиеся, находимся в другом городе, мы живём и работаем в Туле. И более того, вы сейчас стоите не у двери, а внутри гражданина нашего славного города, коий стал нашим пациентом час назад, и стучите вы не в дверь, а в его так сказать грудную клетку.

   Все замолчали на пару секунд, и в звенящей тишине было понятно, что почтальон верит всему говорящему, каким-то образом он понимал, что так всё и есть, и что ему больше нечего здесь делать:
– Ну, тогда я пошёл? Скорее всего, я не туда свернул, или путаница на почте. – И человечек собрался уже уходить, как хирург заорал:
– Погодите, так вы не сказали же адрес, там, в Ленинграде, – и с этими словами достал из кармана халата химический карандаш и протянул его коллеге с третьего этажа. Тот, не раздумывая, взял его и, обслюнявив, записал адрес на каком-то пустом бланке.

   Человечек попятился назад, во тьму, потом ещё шаг, и ещё. Он спускался спиной вниз, под стук наших сердец, по обветшалой лестнице, и мрак постепенно поглощал одинокую фигуру, пока в черноте проёма не блеснули последний раз его удивлённые глаза. Затем раздался стук парадной двери, и звук, рождённый когда-то включённым радио, разбился на тысячу осколков в наших одуревших головах.

   Я сполз с кушетки и вытерся полотенцем, на душе было погано и хотелось пива, но эту роскошь я запретил себе вот уже третьего года. В окно застучал дождь со снегом, и стало ещё тоскливее.
– Так что же, – спросил я, – что же мне делать?
В ответ, словно колокол, раздалось гулкое молчание. Я натянул рубаху, уже в который раз за последний час, и решительно шагнул к выходу – УЗИстка открыла ключом дверь, а за спиной я услышал:
– Это твой рецепт, – тщедушный доктор протянул мне бумажку с нацарапанным ленинградским адресом и добавил, – поезжай туда и выясни, что за чудеса творятся в этом мире...