Кнопка

Вызвав лифт, Евгений пристроил под мышку папку с документами, вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо тетрадный листок, развернул его и стал рассматривать. При этом он глупо улыбался, благо, никто его не видел. В это дождливое зимнее утро в фойе было тихо и пусто.

Разъехались двери лифта. Женя шагнул вовнутрь, продолжая любоваться рисунком, и нажал на кнопку верхнего этажа. Лифт шатнуло, и Жене показалось даже, что он не поднимается, а опускается. Оторвав, наконец, взгляд от рисунка, он ошалело уставился на пульт, на дисплее которого поочередно сменялись цифры: -21, -22, -23, -24…

Евгений натянуто улыбнулся: «Шутники, однако! Наверняка припрятали где-то напротив скрытую камеру, снимать испуганные физиономии жертв розыгрыша. Так не дождетесь же!»

Женя собрался c духом и изобразил непроницаемое лицо игрока в покер. Оно пригодилось ему тут же: лифт остановился, и внутрь кабины всунулось  рыло мультяшного монстра.

Увидев Женю, чудище очень натурально остолбенело, а потом заорало и бросилось наутек, громко топоча громадными босыми ступнями. Женя постоял пару секунд, ожидая смеха и аплодисментов. Не дождался и шагнул в коридор.

Он оказался совсем не там, куда направлялся. Длинный, прихотливо изгибающийся коридор не имел явно выраженных стен и потолка, да что там – он и пола-то не имел, в привычном понимании. Овального сечения кишка, психоделически раскрашенная кислотными полосами всех цветов радуги, светилась, как внутренность лампы дневного света.

От этого зрелища у Жени немедленно закружилась голова. Он посмотрел в обе стороны и нерешительно ткнулся обратно, в уютную прямоугольность кабины лифта.

Звук закрывающихся дверей заставил его вздрогнуть. Женя нажал на кнопку с номером 3 и почувствовал, что на этот раз лифт идет, как и положено, вверх. Выдохнув облегченно, он посмотрел на все еще зажатый в руке рисунок. Монстр на картинке был ярко-фиолетовым, как тот, заглядывавший в лифт. У Жени зашумело в ушах, и пол ушел из-под ног.

С трудом устояв на ватных ногах, Женя вышел из лифта и зашагал в нужный отдел. Через минуту головокружение прошло, и впечатления стали блекнуть, как лужа на солнце.

Общаясь с чиновником, Евгений решил, что вся поездка вниз привиделась ему в мгновенном обмороке. «Надо бы сахар проверить», подумал он, вспоминая симптомы. Спускаясь на всякий случай другим лифтом, он просматривал в телефоне почту, и утреннее происшествие вспоминалось уже смутно, как сон.

* * *

Вечером Женя достал из кармана дочкин рисунок и разрыдался, уткнувшись лицом в рубашку. Бурные слезы кончились быстро. К ужину он вышел внешне спокойным.

Жена ни о чем не спросила, но, кажется, догадалась. После ужина, сидя рядом с ним в двойном кресле напротив телевизора, она сказала, глядя в экран:

— Если не хочешь, больше не буду класть тебе рисунки в карман.

— Нет, что ты, ни в коем случае! Мне очень нужны эти приветы…

У Жени перехватило горло. Он поспешно схватил чашку с чаем и сделал большой глоток.

После «ухода» их Татки (они никогда не говорили «умерла», а только – «ушла») остались сотни ее неумелых рисунков, от самых первых — «каляки-маляки», до последних, по взрослому лаконичных и осмысленных.

Оставляя мужу на утро глаженую рубашку, Лена иногда клала в нагрудный карман один из детских рисунков. Это был как-будто привет от их девочки, из того далека, где она теперь находилась. Как письмо с дороги, из длинного путешествия.

Их дочь не дожила до своего девятого дня рождения. Опухоль съела ее за три месяца и усилия врачей ничего не изменили. Владик, классный врач-радиолог, старый друг еще по КСП и туристским походам, напился на поминках вдрызг и рыдал на кухне.

— Если бы хоть на месяц, всего лишь на месяц раньше! Я бы вытащил ее, мы все успели бы…

А Женю алкоголь не брал, и только темная злоба наполняла его до краев, злоба на бессмысленное, злое и неостановимое время, отнявшее у них самое дорогое.

Похороны были осенью, в ноябре, а сейчас кончался декабрь, и католики уже отгуляли рождество, и по телеканалу "Меццо" гремела Рождественская оратория, а по российским каналам вовсю крутили затасканную "Иронию судьбы".

Никаких признаков Нового года в доме не было. Не для кого было наряжать елочку, не для кого покупать подарки и зарывать их в вату возле Деда Мороза.

Женя заикнулся было насчет ёлки, но Лена так на него посмотрела, что он передумал. Ему оставались только рисунки, появлявшиеся в кармане.

Евгений проснулся в два часа ночи, от грохота и света. За окнами бушевала зимняя гроза. Он прошел по дому, проверяя окна, и задержался в детской. Вспомнив случившееся утром, присел на стул и выдвинул ящик стола.

Да, они были тут, все вместе, мирно, не ссорясь. Зайчики, гномы, феи и монстры, лошадки, цветы, птицы, ангелы… Женя взял в руку картинку, одну из последних. Вспомнил разговор с дочкой.

— Что это, солнышко?

— Это ангелы, папа! Видишь, они с крыльями и летают. А я вот здесь, между ними, тоже летаю, только без крыльев. Мы дружим, поэтому они мне помогают. Они меня за руки держат, и мы вместе летаем, видишь, папочка?

— Вижу, вижу, милая! А ты вправду с ними дружишь? Может, можешь попросить у них … что-нибудь?

— А я уже попросила! Чего-то очень, очень хорошего!

— И что же они тебе ответили?

— Они говорят, что исполнят все наши желания, но по-своему. Не так, как мы думаем. Говорят, мы поймем, но не сразу. Поэтому не надо плакать. Никогда. Это только мешает им искать лучшие возможности.

Таня явно гордилась, что без запинки произнесла такую заковыристую формулировку. Женя осторожно обнял ее, стараясь не касаться бинтов на стриженой головке. Напоминание о бесполезной неудачной операции.

Они долго молчали, обнявшись, думая каждый о своем, хотя, может быть, и об одном и том же.

А сейчас Женя сидел, слушая раскаты грома, держал рисунок и вспоминал. Внезапно догадка кольнула в сердце. Сумасшедшая мысль захватила его врасплох и полностью.

Тогда, утром, он нажимал кнопку лифта, зажав в руке рисунок с монстром. А куда он попадет, держа рисунок с ангелами?

До утра уснуть Евгений не смог. Выехав ни свет, ни заря, к открытию он был на месте, возле вчерашнего офисного здания. В 8.00 Женя стоял возле лифта, тщетно пытаясь совладать с нервами. Он не замечал катящихся по щекам слез.

Появилась уборщица в форменном халате, посмотрела внимательно на плачущего парня с бумажным листком в руке и ушла по коридору, толкая перед собой тележку с ведром и шваброй. Евгений зашел в лифт, и, ничего не видя от слез, нажал кнопку.

Ехал он долго. Лифт трясло и шатало, как шлюпку в шторм. Женя успел успокоиться, спрятал рисунок в карман, вытер лицо руками. Двери открылись, и он шагнул наружу, не колеблясь. Только пришлось зажмуриться от яркого света.

Он стоял в том же вестибюле. Но кое-что изменилось.

Света было слишком много. «Да это же солнце», — догадался Женя.

Да, это было солнце. Щедрое, летнее. Оно лезло в фойе изо всех сил, как ребенок — в стаканчик с мороженым.

Евгений растерялся — он ждал совсем не этого. Он вышел во двор, постоял, щурясь, впитывая полузабытую летнюю жару. Сбросил куртку, расстегнул воротник рубашки, присел на лавочку.

Похлопал машинально по карманам в поисках несуществующих сигарет. Привычка из прошлого. Он бросил курить в день свадьбы, сделал подарок молодой жене.

Рука нащупала телефон. Женя вынул его, посмотрел. Третий Элджи, он раздавил его ключами в кармане, осенью, в машине скорой помощи.

Женя посмотрел еще раз на телефон. На экране светилась надпись: второе июня, девять часов утра.

Евгений замер, слушая толчки сердца уже не в груди, а где-то под горлом. Если все это правда, если ему ничего не снится…

Получается, что у них еще есть время. Самое драгоценное на свете время.

Он сейчас же отправит Владьке грозную эсэмэску, и тот, ничего не спрашивая, устроит немедленно подробнейшее обследование в своей больнице. И они успеют и обнаружить болезнь, и победить ее.

Женя набирал текст трясущимся пальцем, а в ушах у него гремела Рождественская оратория Иоганна Себастьяна Баха. Музыка говорила, что времени нет, и смерти нет, и дружба с ангелами даёт иногда неожиданные возможности.

Он не догадывался, что скоро забудет все случившееся, как смутный сон. А общаясь на пикниках с другом, принимая от него комплименты так вовремя случившемуся озарению, каждый раз будет оправдываться:

— Ангелы подсказали!