Чернавка (часть 1)

Горница, освещенная солнцем. Дубовый стол, резное кресло, лавки, крытые ковром, по углам светцы, у окна большие пяльцы. На лавках сидят три девицы и шушукаются.

1-я девица. Что-то заспалась сегодня царевна наша. Солнце уж высоко, а всё почивает…

2-я девица (лукаво). Как не почивать! Всю ночь с молодым супругом небось о делах государственных беседовали, под утро только вышел.

Хихикают. Из опочивальни слышатся голоса, в горницу высовывается ещё одна девица.

4-я девица. Девки, государыня проснулась! Велит одеваться да поутренять (скрывается за дверью, 1-я и 2-я девицы убегают за ней).

3-я девица (кричит в сени). Эй! Государыня проснулась, трапезничать будет!

3-я девица торопливо обмахивает лоскутом стол и кресло, распахивает дверь в сени, принимает и расставляет на столе снедь.

Из опочивальни выходит царевна, в летнике, но с непокрытой головой, за ней прислужницы.

1-я девица. А покрывало, матушка?

4-я девица. А бровки насурьмить, щечки подрумянить, государыня?

Царевна (отмахивается). Ах, не хочу. Потом. (Садится за стол, тянется к кувшину).

2-я девица (подбегает). Позволь, налью.

3-я девица. Не зябко? Душегрею не подать ли?

Царевна (со вздохом). Ну налей. И не мельтешите боле, от вас голова кругом.

Девицы послушно отбегают и выстраиваются возле стены.

Царевна (заглядывает в одну плошку, отодвигает, берет другую). А что королевич? В своих покоях?

1-я девица. Сказывали – к дружине пошел и воеводу позвать приказал. А тебя, государыня, будить не велел.

Царевна (с нежностью). Вот неугомонный… (Девицы тихо хихикают.) А скажите-ка, голубушки, где сейчас царицы покойной девка-чернавка? Что делает?

1-я девица. Так под замком.

Царевна (бросает ложку, изумленно). Как – под замком?!

2-я девица. Да вот как посадили сразу после возвращения твоего, матушка, так и сидит.

Царевна. Выпустить немедля! И привести ко мне тотчас же!

3-я девица (с испугом). Государыня, да она же ведьма!

2-я девица. Глаз у неё черный, нехороший!

4-я девица. В воду её бросить давно надобно!

Царевна (встает, резко). Замолкните, клуши! (Спокойнее) Подите и скажите: девку-чернавку царевна приказала привести без промедления. А если кто спорить вздумает – сам под замком окажется.

Девицы кланяются и убегают. Царевна подходит к окну.

Царевна (негромко, раздумчиво). Ах, Елисей-Елисеюшка… всё-то по-своему повернуть хочешь, сокол мой ясный. Ан нет, не будет так.

Дверь в сени открывается, 1-я девица и 2-я девица девицы заводят Чернавку.

1-я девица. Вот, государыня, привели ведьму как велено.

Чернавка опускается на колени и земно кланяется.

Царевна. Встань, встань. (Девицам) А теперь ступайте и в сенях ждите. (Девицы уходят с недовольным видом, царевна жестом приглашает Чернавку подойти ближе). Не обессудь, голубушка, я и не знала, что тебя заперли.

Чернавка (встает, тихо). То не беда, государыня.

Царевна (после некоторой паузы). Что обещала тебя пожаловать – помню. От обещания не отпираюсь. Проси, что хочешь… но только меру знай.

Чернавка. Ничего не надо, государыня. Ты и так меня уже пожаловала.

Царевна. Это чем же?

Чернавка. Жизнью. Сказывали, супруг твой грозил меня конями разорвать, что останется – псам скормить… а ты не дала.

Царевна (уверенно). Это он грозил только, а делать ни за что не стал бы.

Чернавка. Как скажешь, государыня.

Царевна. Не веришь? Зря. Но не важно. Хорошо, будь по-твоему, пусть за первый раз, когда ты мне жизнь подарила, я расплатилась. А за второй раз чем тебя пожаловать?

Чернавка. Так значит, ты догадалась.

Царевна. Да уж мудрено было не догадаться, что мачеха не усыпить, убить меня велела. Но ты снова не послушалась, таким яблочком угостила, что всех обмануть смогла – даже волшебное зеркальце. (Задумчиво). Ты ведь и раньше была ко мне добра, когда я ещё совсем была малая. Смутно помню: сад, мачеха кричит на меня – что-то я плохо сделала, то ли какой-то редкий цветок сорвала, то ли не из тех ягод бусики снизала… она кричит, топает ногами, мамки-няньки мнутся, боятся слово молвить, а я уже плачу… тут подбегаешь ты, что-то ей тихо шепчешь – и она сразу умолкает, поворачивается и уходит, а няньки кидаются меня утешать. Помню подушечку с душистым сеном для добрых снов. Помню сладкий взвар… (Пауза) А потом всё вдруг закончилось.

Чернавка. Госпоже донесли, она разгневалась, побила даже. Да и мамки твои, государыня, гнали подальше, гусынями шипели.

Царевна. Они говорили, что ты ведьма, но я никогда не верила.

Чернавка. Не ведьма я, государыня. Но скажу не хвалясь, что в травах и зельях много ведаю.

Царевна. Мою мать тоже ты убила зельями?

Чернавка. Так ты знаешь…

Царевна. Я не глупа. И умею слышать, о чём шушукаются, когда думают, что я сплю или не замечаю. А о том, как внезапно и странно умерла матушка, шушукались многие. И о том, что старая кормилица матушки бросилась батюшке в ноги, умоляя не венчаться с той, которая царицу извела, но батюшка не внял и прогнал вон.

Чернавка. Не вини царя и не суди строго, государыня. Не в своём уме он был тогда.

Царевна. Ещё одно зелье? (Чернавка кивает). Вот же скверная баба… так хотелось ей царицей стать?

Чернавка. Не без того… но царя-батюшку она и впрямь любила без памяти.

Царевна. Да?.. думала, она кроме себя никого любить не умела. (Отходит от окна, садится в кресло, Чернавке). Присядь поближе, не стой столбом.

Чернавка (кланяется). Благодарствую (присаживается на лавку у стола).

Царевна. Коль голодна, бери что по нраву. (Чернавка отрицательно качает головой) Тогда обскажи-ка мне, голубушка, то, чего я ведать не ведаю, но очень хочу, – и о матушке, и о батюшке, и о… и о обо всём.

Чернавка. Долгая это будет сказка, государыня.

Царевна. То не печаль. Царь-батюшка на богомолье отправился, сокол мой ясный к дружине завеялся... никто не помешает.

Чернавка. Что же как пожелаешь, государыня. Расскажу, не утаю. Только не обессудь, издалека заходить придется.

Царевна. Так не томи, голубушка, сказывай.

Чернавка (после небольшой паузы). Началась эта повесть давным-давно: не токмо тебя, государыня, даже матушки твоей на свете не было ещё. В большом царстве, твоего батюшки-царя государстве жил да был боярин славный со своей женой доброй. Всё у него было: и богатая казна, и высокий терем, и верная челядь… только вот деток не давал бог долго-долго. Затяжелела боярыня впервые, когда у её ровесниц уже внучата бегали, еле-еле дитя выносила, мучилась, рожаючи, страшно, к ночи родила – да к утру и преставилась. (Царевна вздыхает.) Да, государыня, так вот счастье горем обернулось. Остался боярин в тоске превеликой с дочерью на руках. А дитя-то родилось маленькое, слабенькое, того гляди за матушкой отправится.

Собрал тогда боярин самых лучших лекарей, самых надёжных нянек и самых здоровых кормилиц, злато-серебро посулил, коли дитя выходят, а коль не уследят – кары грозные пообещал. Стала дочь ему светом в окошке, единственным утешением.

Выходили лекаря да няньки девочку. Годы шли, боярышня росла – вот только хоть её на руках носили, ветру дунуть не давали, пылинке упасть, была она всё одно чахлая, капризная… и очень некрасивая. (Царевна удивленно ахает.) Уж поверь, государыня, когда увидела я госпожу в первый раз – ажно испугалась. Сама тощая как лучинка, личико в желтизну, спинка кривенькая, волосики редкие, ходит шаркая – не девица, а старая старушка. И нраву злобного. А то подумать: какой тут нрав будет, если каждая жилка болит ежечасно?

Царевна. Не жди, что пожалею.

Чернавка. Не для того сказываю, чтобы жалела, но чтобы понимала. (Пауза.) Будешь дальше слушать, государыня? (Царевна кивает.) Боярин славный к тому времени уже и сам занемог. Мучила его дума – если умрёт, на кого недужная дочь останется, кто холить-лелеять будет? И тут прослышал он о великом мудреце, лекаре и звездочете, что как раз мимоездом в ваших краях оказался. Нашёл его боярин, земным поклоном кланялся, молил исцелить любимую дочь. Подумал мудрец немного – и согласился. Уж больно ему занятно стало, сумеет ли превозмочь злую долю!

Целый год с половиной прожил великий лекарь у боярина и с дочерью его возился с утра до ночи, почитай, каждый день. Отварами её поили, в настоях купали, тельце гнули да растирали, заставляли ходить, кормили яствами невкусными, зато полезными. Ох, и злилась она поначалу! Кричала, посуду била, вставать из постели не желала. А лекарь обошёлся с ней неласково, дал оплеуху и сказал: "Хочешь быть на свете всех милее? Тогда терпи!". Она ещё поплакала, потом зубы сцепила и сделала, как велено.

Долго ли, коротко, – стала боярышня здороветь и хорошеть. Боярин нарадоваться на неё не мог, лекаря величал кудесником. Тот же, увидев, что дело его сделано, заскучал и начал снова в странствия собираться. А так как без зелий да растираний каждодневных хвори к боярышне сразу вернулись бы, продал ей девку-невольницу, выученицу свою.

Царевна. Тебя.

Чернавка. Меня.

Царевна. И служила ты с тех пор ей верой и правдой, все приказы выполняла…

Чернавка. Пришлось.

Царевна (помолчав). То дело давнее. Дальше сказывай.

Чернавка. То, государыня, была присказка, теперь сказка начинается. Госпожа в возраст вошла, заневестилась… да старый боярин никак не мог с милой дочерью расстаться. Всё казалось ему, что нет для неё жениха, по красоте и богатству равного. А в ту пору царь-государь, батюшка твой, о наследниках грядущих думая, собрался пару себе найти да под честной венец повести. По обычаю стародавнему устроены были смотрины, со всего царства родовитых девиц собрали, и, конечно, мою госпожу не обошли. Она и впрямь была тогда хороша – где надо тонка, где надо кругла, лицом бела, без румян румяна, средь других девиц как пава среди кур. Помню, смотрит в зеркальце и приговаривает: "Я на свете всех милее, всех румяней и белее! Кому ж царицей быть, как не мне!". Но сердцу ведь не прикажешь, на её беду царю другая больше глянулась. Твоя матушка, может, и не так ярка была, но нравом кротка и добра, в речах скромна – и при том весела без притворства.

Госпожа, как о царском выборе прознала, поначалу словно ума лишилась – то рыдала, то ярилась, кричала, что жизнь не мила, что разлучница проклятая украла у неё суженого. Потом притихла, только очи стали словно у зверя хищного. Заставила меня показать, какие травы ядовитые, усмехнулась этак криво и говорит: "Ох, и больно мне… но боль терпеть мне не привыкать. Будет он мой". Боярин хотел увезти домой – воспротивилась, упросила после царского венчания к молодой царице на службу пристроить. Чуял старик, что добром это не кончится, но не смог своему ясному солнышку противоречить, царю с царицей челом бил. А матушка твоя, душа светлая, ни в ком зла видеть не видела и принять её согласилась. Так и завязался этот узелок крепкий.

Царевна. Умна была змеища.

Чернавка. Умна. При царице услужлива да приветлива была, нрав смиряла до времени… вот холопьям её нелегко приходилось. Боярин уж не вставал, заступиться не мог, а у госпожи рука была тяжелая. Я-то ей нужна была – и то попадало, а над другими лютовала так… нет, не буду сказывать, прости.

Царевна. Бедные… (Пауза.) А ты никогда не думала…

Чернавка. Думала, не скрою. Только что потом бы со мной сталось? Боялись меня за занятья мои, сторонились, ведьмой кликали. Этот хомут привычный, а новый как бы шею не сломал.

Царевна. Твоя правда.

Чернавка. Сказывать дальше?

Царевна. Сказывай.

(Окончание следует...)