Не только романтика

Автор:
Pashket
Не только романтика
Аннотация:
Мой самый первый рассказ. Документальный. Опубликован в газете "Питерский рыбак" в 2001 г. Фотка с мест событий, но гораздо позже (2016).
Текст:

рыбацкий рассказ

Спб, 1995г, декабрь

Наконец-то долгожданный ледостав в Лахте! Всю неделю мы то и дело бегали на канал (бывшая р. Глухарка), долбили палками лед и смотрели прогноз погоды. И вот, когда можно было не просто стоять на льду, но и попрыгать на нем не очень сильно, мы поняли, что ближайший выходной «обречен» на рыбалку.
Уйму нервных клеток нам стоил поиск мотыля. Пришлось ехать за ним на Кондратьевский рынок. Вечером, накануне – заточка поржавевших ножей ледобура, обдирание присохшего прошлогоднего мотыля от мормышки, накручивание новой лески, выпрямление кивка, поиск шерстяных носков…. Ну вроде бы все готово, можно ложиться спать, но не тут-то было – бессоннице посочувствует любой пенсионер.
Утро. На учебу не встал бы ни за что. А тут – шесть часов утра и уже делаю бутерброды и чай. В мыслях одно – все ли приготовил, что забыл? Черпак, удочки, запасные снасти, еда…. Уже собрался выходить. Черт! Мотыль! Нежно перекладываю «рубиновых» личинок в пенопластовую коробочку и прячу во внутренний карман куртки.
С Максом встречаемся как всегда на остановке в семь часов. Еще темно, температура около нуля, идет крупный снег, на асфальте темными кругами выделяются люки. Мой друг опоздал на пять минут, зевает, но вполне весел. Транспорт нас не волнует, так как мы живем в сорока пяти минутах ходьбы от Лахтинского разлива. Пройдя мимо последних панельных домов, погружаемся во тьму леса (это Юнтоловский заказник) и фонариком освещаем себе путь к неизведанному. Позади, оранжевым облаком, видно утреннее свечение Питера, впереди – светлая полоса Глухарки и темнее силуэты деревьев по берегам.
Вот и разлив. В темноте на льду видны тусклые огоньки – это «лещатники» колдуют в своих полиэтиленовых палатках. Лично я никогда не видел, как и что они ловят, но судя по раздолбанным пешней лункам, их добыча весьма солидна. Они молчаливы и уходят утром, когда светает. Только что пришли двое «окушатников», они сверлят лунки в устье Глухарки. Мы останавливаемся там же, но у левого берега.
И вот оно! Приятный хруст льда под ножами, потом окунание шнека вниз, выдергивание вверх со всплеском, унылая работа черпака, занудная настройка глубины и беспощадная казнь первого мотыля. Глубина около метра, кивок еще плохо видно, но игра началась – я начал бодро трясти приманкой с целью вызвать, таким образом, выделение пищеварительных соков в желудках рыб. И вот первый окушок! Тогда, по молодости, спешка и новый заброс, а теперь по пятьдесят за упокой первой рыбьей души – это обязательная традиция. Через полчаса полосатые тушки от десяти до пятнадцати сантиметров быстро разбавили белизну снега вокруг лунки.
Рассвело, и я оглянулся, сдвинув шапку на затылок. Более полугода я жил без этого великолепия – чистое пространство! Простота в красках, но каков масштаб! Вдали темнели деревянные сельские домики – это остатки старой лахтинской деревни. По берегам корявые заснеженные ивы в окружении бледно-желтого тростника. Солнце в облачной дымке своим идеальным кругом прохладно завершало этот унылый чухонский пейзаж. Унылый-то он унылый, но так хорошо! Хорошо, не смотря даже на ежегодно приближающиеся многоэтажки Приморского района к разливу. И ведь несколько лет и не будет ни домиков, ни ив, ни рыбы. Лишь вечный тростник, да покрышки, да свалки. Но пока клюет, сидим... шьем...
К полудню клев заметно ослабел.
- Макс, а давай на середину пойдем? – предложил я.
- Да там же не ловит никто, - он сплюнул семечью шелуху.
- Ну и что. Тут тоже не клюет. И вспомни позапрошлый год, когда мы место у островка открыли. Давай попробуем. Чего теряем-то?
На новом месте глубина была около трех метров. Все тоже – сидим играем. Пять минут ничего, десять – тоже…
- У меня, кажется, тронуло, - сказал Макс, щелкая семечкой.
Стало азартнее. Стараюсь играть аккуратнее, как можно более равномерно колебля кончик удочки, чтобы все человеческое в моих движениях стремилось к нулю. Опускаю мормышку на дно и медленно поднимаю вверх, мелко потряхивая – пусть думает падла, что рачок-бокоплав, а не кусок свинца с крючком.
Удар! Подсечка! И тяжелый кусок живой материи потянул, запружинил на леске. Удочку в сторону, рукавицы в снег. Осторожно выбираю тонкую леску – лишь бы не оборвалось. Сердце заколотилось... Макс смотрит, переживает. Что-то упрямое перед самой кромкой заходило кругами, как бы желая отрезать леску о лед. Шиш! Из темной, кажущейся нежилой, пучины вылезает яркий полосач грамм на двести пятьдесят. Колючки говорят – «живым не дамся»! А я тебя за жабры – посылаю телепатию окуню и выковыриваю крючок из крепких бледных губ. Запах рыбьей свежайшей сырости, наироднейший из всех ударил в ноздри.
- Ух-ты! Хорошенький. На игру взял? – спросил Макс.
- На игру, сантиметров в двадцати ото дна.
- Мормышка какая?
- Ну как обычно, Макс, желтая капелька.
Продолжаем колдовать. Вижу, Макс стал сосредоточенно мелькать хлыстиком меж пальцев другой руки. Это для бездушной равномерности, чтоб уж точно как бокоплав выходило. Ну и вот – пять минут и мне под ноги летит красавец на триста грамм не меньше.
- Молодца, дружище!
- Учись, пока я жив. Майне шуле! - Макс неплохо учил немецкий в школе (правда «obwohl»всегда произносил как «облом» - но это прикол).
За друга рад, но следующий, чур, мой. Так и есть – следующий экземпляр бьет прямо по руке. Чувствую крупный. Рукавица чуть в лунку не влетела. «Только не сорвись!» - думаю. Окунь опасно пружинит, тыкает носом о кромку льда, но все же выходит на свет божий, красиво загибая хвост на снегу. Тоже грамм на триста. И вот Макс тянет, а я еще не забросил. Ладно, не до соревнований. При правильной игре клюет каждые пять - десять минут. А окунь-то какой! Ни одного меньше двухсот грамм.
- Это, наверное, глубинный берет. - Сообщаю Максу. Тот не успевает семечку в рот закинуть, подсекает, но мимо. Рукавицы уже не одеваем.
- Да… я таких тут еще не ловил… такие на блесенку. Ах, ты черт! Сошел!
- Мотыля надо правильно и подожди, чтоб взял, у меня когда кивок вниз… Опа! Есть! – тяну.
- Вот блин, - негодует он. Но все же достает мормышку и видит на ней обсосок мотыля.
- Я тебе говорю, надо насадку нормально цеплять, - снимаю я некрупного окушка на сто пятьдесят, - а ты на одного мотыля хочешь десять штук, как на устье! Полюби рыбку-то, полюби...
С этого самого устья стали подбираться другие рыбаки. Видимо заметили как мы бодро «шьем».
- Ебтеть. Пацаны! – удивляются они, – на мотыля?
- Ага. Еще играть надо, – деловито-нахально, не отвлекаясь от кивков сообщаем мы. У Макса вместо слов треск - направо-налево постоянно мелькает семечья шелуха.
Несколько рыбаков рассаживаются метрах в двадцати вокруг нас, «ломая весь кайф». И буквально еще пару не особо крупных штук, и клев оборвало. За час с небольшим, с этого места, мы взяли два с лишним десятка отличных горбачей.
Пускай рыбаки долавливают, что осталось, а нам пора к островку – нашему излюбленному месту. Там глубина уже под четыре-пять метров. Пришли, просверлили, не успел отчерпатить ледышки, а Макс уже тянет.
- Чего, уже?! – спрашиваю чуть ли не с возмущением.
- Ага, - торопливо отвечает он, - кивок сразу подняло. – Макс, стоя на коленях сосредоточенно весь на нервах медленно и крайне осторожно тянет.
«Сейчас будет лещ» - думаю я, и заворожено смотрю. Только лещ поднимает кивок, когда клюет. Но на снегу у Макса вместо леща тяжело подпрыгивает окуняра грамм на четыреста точно.
- Ни фига себе! – одновременно протянули мы. Потрогав и рассмотрев добычу быстро рассаживаемся. А я еще и прикармливаю втихаря: знаю, что здесь и плотка хорошая и подлещики есть — ведь облавливает Макс, зараза... Но десять минут, пятнадцать... глухо. Я старался играть и так и эдак, клал удочку, снова играл и ничего. И у него, слава богу, тоже. Можно и размяться. Нахожу какую-то пустую банку из-под джина и, пнув ею в Макса, приглашаю вспомнить летние футбольные фишки, когда в бесклевье мы отрабатывали различные закрученные навесы и подачи какой-то полусдувшейся, лохматой футбольной бластулой. Мы стали носиться по льду, пародируя дриблинги и финты Марадонны и Бадджо, падали, валялись в снегу и с опаской замечали, как колыхалась в лунках черная вода. (...но лишь коснусь мяча рукой и сразу вижу образ твой Марадонааа!! - хохотали мы). Однако ж перволедье, забывать не стоит. Всё, устали… отдышались и попили чайку. Я подошел к своей лунке и вижу…
Кивок направлен чуть вверх, а леска ослаблена. Моментальная подсечка – есть! «А вот это уже серьезно» - трепеща всеми нервами, думаю я. Рыба совсем не сопротивляется и тупо висит на леске, но это не триста и не четыреста грамм. И это лещ. В лунке появляется голова, я быстро хватаю ее за жабры, и буквально протискиваю широкое тело в лунку. В этой золотистой фанерине оказалось почти восемьсот грамм! Круто! Макс опять спрашивает – на что? как? сколько сантиметров?... зеваю... вижу, снова приближается косяк рыбаков. Но я спокойный встаю, отряхиваюсь, руки в карманы, отворачиваюсь от них всех и смотрю на старую лахтинскую деревню. Левее от нее по мосту, под которым воды Финского залива соединяются с Лахтинским разливом, неспешно движется в Сестрорецк зеленая гусеница электрички.

+1
10:17
575
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Alisabet Argent