Преступление и преступление

  • Кандидат в Самородки
  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Анастасия Балюлина
Преступление и преступление
Текст:

С детства мать внушала Эдеку веру в провидение, счастливый случай, ожидающий самых упертых где-то за границей отчаяния. И он готовился к этому случаю: с юных лет записывал мысли в толстую тетрадь, сочинял, читал запоем. Чтоб стоять на ногах крепко, освоил профессию бухгалтера. Уже позабыв о выбранном предназначении, Эдек очнулся на четвёртом десятке. И вновь принялся писать ночами, лелея прежние мечты. Книги Льва Кунга лежали на видном месте и в минуты отчаяния возвращали надежду. От того он считал их своим талисманом, постоянно открывал на случайной странице, минуты чтения спасали от душевного смятения. 

Столь обожаемый автор уже много лет ничего не издавал. Большинство читателей считали его мёртвым, якобы где-то на городском кладбище находили памятник с выбитым именем. Однако до Эдека долетали слухи, что старик жив, но стал затворником. И вряд ли он пишет, а если пишет, то в стол. Не общается с журналистами, редко выходит на улицу. Его почитателям оставалось лишь сожалеть и перечитывать старые книги.

Эдек много думал о кумире. Представлял его дедушкой с застенчивой улыбкой и добрыми глазами, хриплым голосом и лёгким нравом. Мысль о том, что они живут в одном городе в одно время, не давала покоя. А как будет славно, если старик вновь возьмётся за перо. И какое счастье очутиться рядом, помогать и поддерживать. Движимый мечтами, Эдек устроился на курсы стенографистов. Уж если судьба смилуется над ним, подарит шанс — он будет готов.

***

Сложившийся в голове за много лет образ Льва Кунга рассыпался с первой встречи. 

— Я ваш давний поклонник, — радостно объявил Эдек, садясь за письменный стол. — Так много раз перечитывал книги. 

— Довольно трепотни, — старик плюхнулся в кресло. — А если б читали ещё что, может, к своим годам добились большего, — лицо писателя скривилось, он с наслаждением наблюдал, как растерянный Эдек выронил папку с листам.

В первый день Кунг диктовал более двенадцати часов. Рука Эдека болела и ручка впечаталась в пальцы. Сам же писатель сначала диктовал десяток страниц, потом требовал всё зачеркнуть, и они начинали сначала. Старик сочинял не прерываясь, каждые два часа домработница приносила ему чашку кофе с печеньем. А Эдек не ел с утра, и у него от голода кружилась голова, терялось внимание. Старик бранился на стенографиста и больно тыкал тростью в бок.

На следующий день Эдеку не хотелось идти к писателю. Утром он позвонил приятелю, устроившему знакомство с Львом Кунгом. Вислав глубоко вздохнул, будто про себя посчитал до десяти, чтобы не накричать на друга.

— Но ты дал слово, старик рассчитывает, — и, не получив ответа, продолжил. — Ну что же ты так реагируешь, таланту можно всё простить. 

Проговорив всю ситуацию, Эдек уже сам себе казался капризным. Ведь ничего такого не произошло, хоть старик совсем не похож на родившийся в голове образ, он всё тот же автор любимых романов. И он уже собирался согласиться, попрощаться, повесить трубку и идти на работу. 

— А впрочем, знаешь, у меня ещё несколько кандидатов. Пара студентов, они сами пишут, такое знакомство принесёт им пользу.

— Ну, может, я всё таки попробую ещё?

Следующую неделю Эдек работал у Кунга, а ночами расшифровывал текст. Утром старик читал написанное накануне и, недовольный, бросал бумагу в камин.

— Я не верю, что так паршиво нынче излагаю мысль. Вот чертовщина! Вот проклятье!

— А по мне, совсем неплохо. Даже очень хорошо.

Лев Кунг, отвлечённый от собственных мыслей, грубо шикнул на стенографиста. А после, словно осененный догадкой, залепетал.

— Кажется, понял! Я всё понял! — непривычно резво старик вскочил с кресла. — Это всё вы! Моё выбрасываете, а свою галиматью показываете! То-то я гляжу, глупость всякая написана. А я-то думал! — старик расхохотался. — Ну уж я вам лучшую книгу испортить не дам, — тонкий палец старика очутился рядом с носом Эдека.

В этот день Кунг отпустил стенографиста в первом часу ночи и потребовал принести расшифрованный текст утром. 

Так прошли полгода. За это время Эдек не один раз порывался уйти, но знакомый редактор каждый раз уговаривал остаться.

— Это невыносимо, Вислав, он издевается надо мной. Это старый дурак, и в чём польза общения с ним? Решительно ничему я не научился, только время потерял, — он глубоко вздохнул, отхлебнул кофе.

— Вижу, ты совсем отклонился от цели, — Вислав похлопал приятеля по плечу. — Я с таким трудом достал тебе место, перерыл всех. А ты распустил сопли и вечно ноешь, — голос приятеля стал жёстким. — Ах, боже мой, вредный старик портит жизнь. А что ты сделал, чтоб он говорил с тобой на равных?

После разговора с Виславом Эдек твёрдо решил показать старику отрывок романа. Не спал ночь, несколько раз перечитывал, правил. К утру он пришёл в дом Кунга в приподнятом настроении. К идее почитать отрывок старик отнесся благосклонно. Он сел в кресло, закурил и открыл первую страницу. Эдек в ожидании глядел в окно, слушая шелест переворачивающихся страниц, и душу щекотала призрачная надежда. 

— Да, а я и подумать не мог, что вы пишете, — бурчал Лев Кунг под нос. — Однако любопытно.

Вот оно — теперь великий писатель оценит и примет в свой круг. Эдек закрыл глаза в ожидании похвалы, желал растянуть момент, снившийся ему всю жизнь.

— Прочитал, — холодно сказал Кунг и отложил папку на стол. — А теперь за работу!

— А можно узнать ваше мнение?

— Признаться, не вижу смысла рецензировать туалетную бумагу, — тонкие губы обнажили пожёлтевшие от табака зубы — старик наслаждался своим превосходством и не упускал возможности для обидных уколов.

Работа над книгой постепенно завершалась. Сам Кунг повторял, что осталось несколько глав, и он, наконец, хорошенько проветрит квартиру после посещений Эдека. А сам стенографист с тоской смотрел в будущее, в котором больше не осталось ни мечты, ни ориентиров. Вислав, как мог, поддерживал приятеля, но оба они сходились во мнении: едва ли из Эдека выйдет писатель. Энтузиазм испарился, за свой роман он не брался несколько месяцев, да и книги забросил окончательно. Когда Эдек видел букинистическую лавку, ему хотелось ускорить шаг и идти, не оглядываясь.

— Литературный мир отторгает меня. Я чувствую себя посторонним в нём.

Вислав листал отрывок романа Эдека, иногда удовлетворённо улыбался, кивал. Глаза его излучали искреннее сочувствие.

— Ну-ну. Дружище, не конец света. Написано неплохо, местами даже хорошо. Найти бы издателя, с редактурой уж можешь на меня расчитывать. Вот только, кто станет печатать роман неизвестного автора. Тут нужно или что-то гениальное, или связи. 

Эдек равнодушно слушал и запивал печаль. Сквозь опустошающие мысли доносились утешения друга. И говорит он всё верно, и всеми силами пытается помочь. А в душе Эдек хотел стукнуть по столу и прокричать:«Не хочу я больше писать, понимаешь ли ты это или нет.» Заорать так, чтоб слюна забрызгала очки Вислава и он, обозвав Эдека последними словами, ушёл прочь. Каждый день, работая стенографистом, он сталкивался со своим бессилием лицом к лицу. Сравнивая свои рукописи с незаконченным романом Льва Кунга, он проваливался в беспросветное уныние. Порой ночью в тревожных видениях являлся старый писатель и, хрипло смеясь, нёс подмышкой рукопись Эдека в клозет. А каждый раз, когда он перечитывал незаконченный роман Кунга, сердце стенографиста ныло. Вот если бы ему написать что-то стоящее, хоть отдалённо столь же прекрасное. Слава — не последовательная богиня, она несправедлива, предвзята — это стенографист понимал с ранних лет. Но талант старого писателя вовсе не тень громкого имени. От чего природа избрала его, а не Эдека?

— А я не буду вам платить, — Лев Кунг нарочно пустил кольцо дыма в лицо Эдека. — Нет, вам уплачен аванс — ну и хватит, — пожелтевшая рука старика указала на выход.

Возмущение захлестнуло Эдека, но не давало постоять за себя. За полгода он привык к грубостям, хамству, дурному обращению и постоянной усталости. Но как быть с накопившимися долгами? Никакого контракта Эдек не заключал, напрасно понадеялся на громкое имя и порядочность. Что ж, как сказала бы его мама: “впредь будет умнее”. Только расплачиваться за квартиру нужно сейчас. Телефон Вислава был занят, и сердце Эдека билось в унисон гудкам.

— Ну а я откуда знаю, что тебе делать. Вернись в контору, например.

— Думаешь, это так легко? Я потерял место!

 Приятель долго молчал в трубку.

— Слушай, а книга в самом деле так хороша? Ну, ты говорил…

Эдек бросил трубку и схватился за голову. Надежды на помощь не оставалось. С двенадцати лет он не имел ничего ценнее стопки книг Льва Кунга. Теперь он рвал страницу за страницей, поджигал, топтал ногами, вымещая злость на автора. 

— А так нравится? — он оторвал обложку и зашвырнул книгу в стену. — Я ненавижу вас Лев Кунг, — повторял Эдек, как скороговорку. 

И тут он затих, будто в его его голове кто-то нажал на выключатель и картина мира стала предельно ясна. Эдек понял, что будет теперь делать. Он кинулся к рабочему столу, собрал в кучу черновики и всё, что осталось от работы с Кунгом. Перебрав все бумаги, стенографист понял, что на руках у него остался весь роман. 

Книгу с восторгом приняли в первом же издательстве. Главный редактор находился под впечатлением и пророчил Эдеку великолепную карьеру. До выхода книги в печать оставался месяц, и новоявленный писатель с ужасом ждал разоблачения. Слова матери снова всплывали в голове. Она любила повторять: “Милый, всё что даётся легко, к беде ведёт.” Но, что если один шанс на миллион выпал Эдеку нынче? 

Бессонные ночи наполнялись тяжелыми раздумьями, и он не мог уснуть до утра. Вислав, узнав обо всём, восхищался смелостью друга.

— Ну, а если этот старый мерзавец опомнится, так-то, может, и лучше. Представляешь, какой резонанс в прессе, тебя назовут великим вором. Тебя тут же начнут печатать. 

***

Только из печати свежая — казалось, ещё тёплая — книга манила покупателей. Студент, проходивший мимо прилавка, схватил один экземпляр, полистал и двинулся к кассе. Где-то в газете прочитал он хвалебную рецензию на роман и теперь нетерпеливо крутил книгу в руках. А дома, позабыв обо всех курсовых проектах, грядущей сессии, он сел за книгу и не отлипал от неё до рассвета. Как и тысячи других читателей, студент раструбит о книге всем своим знакомым, и те тоже выстроятся в очередь у касс.

— Говорят, что-то невероятное — сказала женщина, схватившая последний экземпляр с полки. — Столько магазинов обегала, вот хоть удалось вытащить — ей одобрительно кивали в очереди.

— Как же, уже все вокруг уши прожужжали. Не верю во все эти новинки я. 

Среди полок с книгами, прислушиваясь к разговорам покупателей, бродил Эдек. Стараясь остаться неузнанным, новоиспечённый писатель гулял по городу, ловя в шуме улиц разговоры о книге. И от каждой услышанной похвалы его сердце наполнялось радостью. Временами он совершенно забывал, что не имеет к роману практически никакого отношения. Частенько Эдек давал интервью, а на улице его без конца окружали толпы поклонников. Он любил рассказывать, как многие годы, работая в конторе, вынашивал идею, искал прототипы героев — читатели внимательно слушали и заглушали аплодисментами. Вспышки камер ослепили Эдека, затмили его разум. Он нёсся на волна успеха вперёд, одаренный незаслуженными плодами. 

И перекрикивая гул медных труб, Вислав твердил другу, чтобы тот сел за перо.

— Надо ковать, пока горячо. 

Но написать более двух страниц у Эдека никак не получалось. Да и те на следующий день скомканными лежали в помойном ведре. 

От Льва Кунга едва ли не каждый день приходили письма. В них он грозил возмездием, высшим судом, проклинал Эдека. Первое время гневные послания старика пугали, и бывший стенографист хотел во всём признаться. Да только Кунг кроме угроз не предпринимал никаких действий, и через пару месяцев его письма кроме ухмылки ничего не вызывали. Да и в проклятия Эдек не верил.

Спустя полгода после выхода книги он всё так же почивал на лаврах. Киностудия купила права на экранизацию, а это значило, что денег хватит на сытую безбедную жизнь. Хотя он скрывал от Вислава, но за последнее время понял: более всего в писательстве его манили гонорары и слава. Теперь же, когда Эдек обрёл всё, оставалось только жить и радоваться. 

— Сейчас вы над чем-нибудь работаете? — очередная журналистка хлопала пушистыми ресницами и задавала привычные вопросы.

Прошло три года с момента, когда роман увидел свет. Эдек врал и каждый раз говорил, что у него работа кипит, но пока он не готов ничего явить миру. Издательства осаждали, со всех сторон за ним бегали агенты. А он просто прожевал деньги, иногда писал забавы ради, встречался с танцовщицей и наконец обрёл спокойствие души. Однако от него ждали книгу — да чтоб не хуже первой. 

Эдек кормил туманными обещаниями публику, издателей, Вислава— всех. Поклонники на улице подходили к нему и выпытывали дату выхода новой книги.

Вся эта шумиха изрядно надоела Эдеку, и он снял коттедж у моря. В последний день перед отъездом в почтовом ящике вновь лежало письмо с проклятиями от Льва Кунга. Он развернул и прочитал его, не скрывая снисходительную улыбку. 

Мелкие дела были быстро улажены, и в последний вечер в городе Эдек решил встретиться с Виславом.

На углу какой-то мужчина поравнялся с ним. Эдек машинально потянулся за ручкой, чтобы дать автограф. 

— А, вы Эдуард Качмарек! — радостно воскликнул он — писатель учтиво улыбнулся и протянул руку, незнакомец жадно вцепился в неё и потряс. 

— Я обожаю ваш роман. Перечитал его раз десять. Хотите, процитирую отрывок? Давайте, назовите страницу и я слово в слово перескажу!

— Спасибо большое, но я, признаться, тороплюсь. 

На секунду с лица прохожего соскользнула улыбка и он отстал, но вскоре снова нагнал.

— А в больнице я вас только и читал. Там же скучно — дом скорби, одним словом.

— Рад, что скрасил нелёгкое время.

— Лучше вашего романа ничего нет в целом свете. 

— Ну, это вы уже перегнули. 

— Это правда. Это правда, это правда! — кричал он на всю улицу. 

Эдек сильнее ускорил шаг — до Вислава осталось не более квартала. А вдвоём они отвадят надоедливого поклонника. 

— А когда новая книга? 

— Скоро.

Неожиданно сильная рука вцепилась в плечо Эдека. 

— Не надо, не пишите. Прошу вас, не пишите. Не пишите! — он затараторил бессвязными, слипшиеся воедино фразами. 

Эдек резко выдернулся и, не оглядываясь, побежал по мостовой. Он свернул в подворотню, надеясь срезать путь, но заблудился. А из-за спины послышался неприятный голос. 

— Представьте себе, какую славу обретёте в веках, если больше ничего не напишете. Представьте себе славу, если умрёте на взлёте, оставив после себя один единственный романа и неисполненные надежды. Вы для меня столько сделали — и это наибольшее что я могу для вас, — Из кармана незнакомец вынул перочинный ножик.

Эдек безуспешно попытался вырваться. 

— Пожалуйста, я больше не буду. Прошу. 

Первый удар пришёлся в бок, за ним последовали второй и третий. Эдеку мерещилось лицо Кунга, удары его потёртой тростью, презрительный смех. 

— Простите, что не могу для вас большего сделать. Простите... — лепетал незнакомец.

Другие работы автора:
+2
11:10
255
один единственный романа
17:27
" А он просто прожИвал деньги, иногда писал забавы ради, встречался с танцовщицей и наконец обрёл спокойствие души".
Атличная история! thumbsup
Неожиданная концовка.
Загрузка...