Хроники Раскола. Глава восьмая. Пламя. Часть вторая
— Сейчас выстрелят! — заметила дежурившая подле меня Кадмия.
На командирской вышке вывесили черный, затем красный флаги. Полтора десятка требушетов один за другим отправили в сторону сереющего на холме замка рой огненных глыб. Большая часть раскрошилась о крепостную стену, не причинив существенного урона; пара перемахнула через зубцы, раскидав, точно «городки», фигурки защитников; несколько, не долетев, упали в ров, проредили частокол ощетинившихся копий. Осадные расчеты кинулись к орудиям, перезаряжая для нового залпа.
— Хорошо подготовились, курвы, — покачала головой коготь. — Кладка сама по себе прочная, а они успели укрепить ее чарами.
Я досадливо потеребил рукоять кописа, оглянулся. На выжженном поле возвышались три одиноких великана — три осадные башни, на которые хватило уцелевшего леса. Сплюнул хрустящий на зубах пепел. Неужели придется ждать, когда подтянется брошенный позади за ненадобностью резерв?
Вопреки предложению Кагероса я покинул Морской дворец, вернувшись к армии. Просить у моря погоды? Надеяться, что все уладится само собой? Бесцельно скитаться по лабиринтам коридоров? Искать встречи или, наоборот, виновато избегать ее, страшась заметить лед в родных глазах?
Время. Безжалостный убийца и лучший целитель, оно тупит копья и заставляет тускнеть краски, стирает чувства, в том числе боль, неприязнь, обиду. Пери требовалось время. Я понимал опасность спешки и готов был дать девушке отсрочку, пускай каждая минута добровольного отшельничества впивалась в сердце иглой боли.
Но вместе с тем я не собирался напрасно терять отпущенные мне мгновения. Место Демона льда, мое место, здесь, на поле боя. Цель не изменилась. Я поставлю подлунные королевства на колени. Создам мир, благосклонный к наследникам Древних. Мир, о котором мечтала Вьюна.
И, возможно, тогда фея простит меня?
— ...разрушили и сожгли все, что не получилось забрать с собой. Хорошо, мы наладили подвоз фуража через портал, — Кадмия замялась. — Эсса, не сочтите за дерзость, но, вероятно, лучшим решением станет обойти крепость стороной.
— Повтори, — нечто в словах когтя привлекло внимание.
— Я говорю, что разумнее взять замок в осаду и двинуться дальше. Несколько месяцев истощат запасы противника...
— Нет. Про портал.
Моего терпения хватит только на одну вещь. И если в отношении Вьюны я собирался ждать, сколько потребуется, то в иных делах промедление казалось недопустимым!
Я прищурился, изучая сеть опутавших камни заклятий. Недобро усмехнулся. Рискованно, даже самоубийственно, но никто раньше не проворачивал подобный трюк, а потому есть шанс, что сработает.
— Найди мне пять десятков добровольцев, знающих, с какой стороны браться за меч, и дружащих с плетениями.
— Эсса, что вы задумали?
— Кое-что... занимательное.
— Прошу прощения за вмешательство, эсса, — стоящий неподалеку дракон с белесой ниткой шрама через правый глаз приблизился, качнул головой в коротком поклоне и тут же поднял лукавый взгляд. — Мне послышалось, вы ищете смельчаков, готовых принять участие в некой опасной затее?
«Уделите мне внимание... эсса».
Я раздраженно поджал губы, оценивающе изучил влезшего в мой разговор с когтем наглеца. Не атлет — невысокий, худой, скорее, ловкий, чем сильный — он, вероятно, пользовался успехом у женщин: сквозило в загоревшем лице что-то порочно-смазливое, перед чем тают сердца и юных ищущих романтических приключений девиц, и пресыщенных жизнью богатых матрон. Впрочем, в магии дракон, судя по ауре, преуспел не меньше, чем в искусстве обольщения, а значит, вполне справится со стоящей перед нами задачей.
Я медленно кивнул, процедил:
— Допустим.
Он улыбнулся, и улыбка неприятно напомнила мне шатена.
— Я осмелюсь порекомендовать вам мой отряд.
***
— Первую группу поведу я лично. Вторую с интервалом в полторы минуты, — я покосился на выскочку, — Фервинг. Наша цель — открыть ворота и продержаться до прихода подкрепления. Вопросы есть? — окружившие меня маги промолчали. — Получасовая готовность.
Насупленные лица, угрюмо сдвинутые брови, поджатые губы. Драконы прекрасно осознавали, насколько сомнительна авантюра, в которую мы собирались ввязаться. Будь я менее взбудоражен, не решился бы разбрасываться жизнями алых. Или, по крайней мере, трижды подумал, просчитывая ситуацию до последней мелочи. Но сегодня мне хотелось испытать удачу. Хотелось поставить все на кон и сыграть партию в «свинью»[1] с Серой Госпожой. Повезет или нет — мое будущее в ненадежных руках Шанса!
— Кадмия, — я активировал плетение, коготь сразу же отозвалась. — Начинайте штурм.
Женщина запнулась, прежде чем подтвердить получение приказа. Она, мягко говоря, оказалась не в восторге от плана. Я помнил смятение, отразившееся на грубоватом лице, когда воительница услышала подробности. Желание оградить от угрозы, забота о моем благополучии в той мере, в которой она сама разумела это, боролись с привычкой безоговорочно подчиняться Повелителям Небес — и я обрадовался, когда последнее победило. Мне достало и одного вольномыслящего когтя.
Я оборвал связь раньше, чем Кадмия решилась высказать терзавшие ее сомнения. В десяти верстах к югу войска выдвигались на позиции, пробовали крепость стен. Чтобы намеченный удар принес наибольший эффект, сначала требовалось отвлечь силы защитников.
Скучая, я обводил взглядом окрестности. Красиво здесь! Было. В воображении рисовались прозрачная березовая рощица, звонкий ручей, бегущий в овраге. Пестрел ковер вымахавших до пояса луговых трав, тяжелое золото ржи колыхалось под синей скатертью неба. Приглашала отдохнуть деревянная беседка, беленая, ажурная, которой неизвестный отметил место, благоприятное для открытия портала.
Выпущенное на свободу пламя съело все краски, оставив один серый цвет: пепельная безжизненная земля, черные тени редких деревьев, выцветший белесый свод, заполонивший горизонт дым. Удушливый, забивающий нос, скребущийся в горле запах гари, вонь паленой шерсти и обугленного мяса. Аура отчаяния, ужаса, смерти! Я гневно стиснул рукоять меча. Твари! Какое право они имели уродовать окружающий их мир! Мир, созданный не ими!
Со злостью посмотрел на собственную ладонь. Почему люди? Почему Древние, создавая нас, выбрали именно человеческую расу? Предвидели ли они возвышение Империи, обернувшееся гибелью других народов, и просто без всякой задней мысли использовали в качестве носителей перспективный материал? Надеялись, что внешнее сходство позволит лучше понять друг друга, наладить мирные отношения, свести две культуры воедино? Либо же, наоборот, отталкивали цивилизации людей и драконов, еще несколько тысячелетий назад закладывали запал для взаимной вражды: ведь ничто не раздражает сильнее, чем неуклюжая карикатура, находящаяся рядом с оригиналом?
Чего добивались Древние? Ненависти или понимания?
— Эсса, пора, — вернул в реальность голос Фервинга.
Я кивнул. Проверил, насколько легко клинки ходят в ножнах, подтянул ремни на наручах. Убедился, что драконы заняли предписанные места внутри круга, сосредоточился на плетении. Мне нередко приходилось пользоваться порталами, в том числе открывать их «с нуля». Начать перемещение не так сложно, гораздо опаснее не успеть быстро и правильно скорректировать оконечную точку и влипнуть в препятствие, например, застрять саженях в двух под землей. Вывести отряд невредимым посреди хаоса, царящего в охваченной боем крепости, удавалось только в одном случае...
Шум битвы — яростные крики людей и драконов, лязг стали, скрип механизмов, грохот взрывов — после ватной тишины внемирья и мертвого молчания выжженной рощи оглушал. На мгновение мы зависли в воздухе. Сквозь зубцы виднелось темно-серое полотно степи в черных кляксах атакующей армии. «Кляксы» делились, ползли, сливались вместе, неумолимо накатывали на цитадель, и было что-то внушающее трепет в этой неотвратимости, в идущих на штурм отрядах, в сплоченности, едином порыве, превратившем драконов и людей — мыслящих, чувствующих, мечтающих, живущих своими подчас незаметными стремлениями и проблемами — в толпу, безликую серую массу.
Зрелище завораживало, гипнотизировало. Но я не мог позволить себе отвлекаться. Внизу, в шести саженях под ногами, впереди на стенах — везде суетились солдаты, напоминая муравьев в разворошенном муравейнике. Взгляд выхватывал отдельные детали: ковылял мальчишка-разносчик стрел; подавая наверх чаны со смолой и снаряды для баллист, крутили барабан подъемника быки; резервные отряды строились напротив ворот. Солдат, заметивший нас, раскрыл рот от изумления: черные фигуры, неожиданно материализовавшиеся в воздухе, — со стороны, должно быть, и впрямь смотрелось эффектно.
На краткий миг я ощутил себя птицей, ястребом, что парит в небесной вышине, выискивая добычу. А затем земля неизбежно позвала обратно, устремившись навстречу.
Гравий, несмотря на заклятие замедления, чувствительно приложил по пяткам. Я вынужденно присел, гася удар. Кинул веер морозных копий, расчищая плацдарм. Рой острых ледышек нанес колоссальный урон, окрасив серый камень внутреннего двора в багровый, враз выкосив два десятка человек: семь или восемь мертвецов, прочие — раненные, искалеченные — корчились, выли в беззвучной, неслышимой в общем грохоте агонии или скрючивались на земле.
Передо мной образовалась пустота.
Краем глаза отследил положение воинов отряда. Успешно приземлиться удалось не всем. Двое безжизненно повисли, напоровшись на выставленные копья. Третий словил в бок шальную стрелу, выпустил из-под контроля заклинание и нелепо, оглушено пытался встать на переломанные ноги, пока меч одного из защитников не опустился сверху, обрывая мучения.
— Драконы!.. — отражаясь от каменных стен, на внутренний двор обрушился встревоженный рев горна. — Драконы внутри!..
Я выхватил клинки, ринулся к подъемному механизму решетки. Уклонился от удара первого стражника, парировал и тут же контратаковал второго. Просвистел редкий болт, найдя цель за спиной — арбалетчики не решались стрелять, боясь зацепить своих.
Сверху упала сеть. Копис зло и бессильно заскрежетал по металлическим нитям. Я выпустил клинок, чтобы не запутаться самому. Обезоружив замахнувшегося на меня человека, убил противника его собственным мечом... паршивым, надо сказать! Раздраженно отбросил бестолковую болванку в сторону. Освободившейся рукой перехватил копье за древко, дернул очередного вояку на себя...
Шаг, еще шаг по направлению к цели. Рубить, колоть, пригнуться, уклониться, ударить в ответ, ненадолго отступить, чтобы через мгновение снова броситься в атаку. Я потерял чувство времени, счет убитым и раненым. Вокруг царил хаос! Внутри сжигала жажда, особенная жажда, сродни лихорадочному безумию, удовлетворить которую могла только пьянящая брага схватки. Шершавая рукоять кописа грела ладонь. В ушах звенело от криков и лязга стали. По лицу тек, разъедая глаза и губы, соленый пот вперемешку с кровью — чужой, а может, и своей.
— Опускай! Руби противовесы!
Нет уж! Ледяная стрела вонзилась в спину бежавшего к грузилам человека, заставив его споткнуться, сделать несколько неуклюжих шагов и упасть. Я занял позицию у рычагов, не позволяя обрушить решетку.
Мимо промчалась пара драконов, нырнула в арку прохода, атаковала тыл отряда, защищающего ворота. Под ударами тарана дерево скрипело, проминалось, щепилось, но до сих пор держалось. Ничего, несколько минут — и мы откроем путь.
Рой снежных копий, еще один... Я не жалел резерв: глупо скупиться, когда в любую минуту можешь умереть. Серая Госпожа обожает подкрадываться незаметно даже к тем, кто мнит себя неуязвимым... особенно к ним. Грохот сверху. Усмешка на лице врага, в чужих глазах, как в зеркале, отразилась опрокинутая тележка. Я метнулся в сторону, уходя из-под обрушившихся сверху булыжников. Ноги обдало каменной дробью.
Проскользнул мимо ощетинившейся копьями «черепахи», рубанул крайнего. Добавил заклятием — малоэффективно: большинство ледяных стрел раскрошилось о сомкнутые щиты. Обернулся.
Нельзя позволить им опустить решетку!
Поздно заметил выскочившего из-за бочек солдата. Завязки лопнули, шлем поскакал по земле. Удар, пусть и пришедшийся вскользь, оглушил, ослепил, прокатил по гравию. Мир закачался, словно палуба корабля в штормящем море.
Застящий глаза туман прорвал блик нависшего над головой меча. Успел подставить клинок, спустить вражескую сталь по касательной. Рукоять кописа едва не вывернулась из пальцев. Ответил заклинанием — человек отшатнулся, хватаясь за изуродованное лицо.
Хаос! Надо встать!
Расшвырял спешащих ко мне гиен очередным плетением. Вскочил, и тут же подсечка сбила меня с ног, гулко приложив затылком о камни. Сверху упала сеть...
Полетела в сторону, отброшенная магией. Три фигуры в черно-красных доспехах заняли оборону по периметру, точь-в-точь как предписывали учебники. Фервинг склонился, протянул руку, помогая подняться. Хватка длинных холеных пальцев оказалась неожиданно крепкой.
Уже прошло полторы минуты?!
— Целы, эсса?
В глазах двоилось, то темнело до непроглядного мрака, то снова прояснилось, предметы надвигались и отскакивали. Контузия? Во рту царил противный привкус металлической желчи. Воздуха не хватало.
— Ворота...
— Все в порядке. Смотрите!
Проследил за рукой алого: конница черным бурлящим потоком вливалась во двор, заполняя его, точно вода сосуд. Сражение сместилось ближе к центральным постройкам, шло на крыльце у главного хода. Массивная грузная женщина в боевом доспехе, придержала лошадь, оглядываясь, кого-то тревожно выискивая.
Я приветственно махнул ей, почти повиснув на Фервинге. Поморщился от боли, сдавившей виски тугим обручем. Приказал.
— Выведи меня.
***
В крепости догорали пожары, зло пыхая вверх клубами дыма — чудилось, неведомый пес-великан раскидал по грязно-желтому ковру закатного неба клочья черной шерсти. Стены и башни пустовали, приспущенные флаги траурно обвисли. Сквозь ворота нескончаемой вереницей текли люди и обозы, связав неразрывной нитью павший замок и раскинувшийся у холма лагерь. В душе царило чувство опустошенного удовлетворения и заслуженной неги, что приносит трудная, но наконец-то завершенная работа. Лень, безмолвие, сонливость патокой растекались по миру — штиль, всегда наступающий после бури.
Эта особенная лень читалась во всем: в тяжелой поступи тянущих подводы волов; задумчивой тишине, нарушаемой редкими пошлыми шутками рассевшихся вокруг костров солдат; в расслабленных позах дежуривших чуть ниже драконов Фервинга, чей отряд я временно назначил в свое личное охранение; усталых плавных движениях рук целителя, накладывающего швы.
Даже скачущие вдалеке галопом всадники и те приближались обманчиво медленно, теряясь среди бескрайних просторов степи. Отряд обогнул лагерь, встал у подножия холма. Возглавляющая алых женщина спешилась, направилась ко мне. Караульные встрепенулись, но, узнав прибывшую, снова расслабились, отступили, пропуская.
Излишняя бдительность охраны имела вполне объяснимую подоплеку — желание произвести впечатление на эссу. Фервинг после спасения моей жизни мог рассчитывать на награду и, чем Хаос не шутит, заслужить благосклонность, стать когтем. Причина нынешнего назначения дракона ни для кого не являлась секретом: я присматривался к воину.
Кадмия приблизилась, сняла шлем, преклонила колено. Доложила.
— Эсса, сопротивление подавлено. Замок полностью в наших руках. Какие будут распоряжения?
— Что ты думаешь насчет небольшого рейда? Слышал, у эссы Анзеля возникли затруднения на севере. Я собираюсь повторить наш маленький трюк.
Женщина вскинула голову, на ее лице отчетливо читалось неодобрение. И все же она промолчала, готовая простить мне любое сумасбродство. Пусть я ценил Кадмию именно за беспрекословное повиновение, но сегодня покладистость когтя неожиданно разозлила. Ей следовало отбросить вечную выдержку, один-единственный раз высказать те мысли, что тенями мелькали в глазах, но никогда не добирались до воплощения в словах! Отчитать меня, как мать отчитывает провинившегося мальчишку, способного пострадать из-за собственных шалостей и упрямства!
Я, морщась от ломоты в висках, то ли усмехнулся, то ли скривился. Кланы не воспитывают свободомыслие. Каждый из нас инструмент, и Кадмия просто меч в моих руках — превосходный меч, верный, исполнительный, понятливый... таким же был я сам. Был, пока судьба не свела меня с Кагеросом. Я ни на мгновение не забывал мечту о принадлежащем драконам Небе и все же временами сомневался, верно ли поступил, разрушив существующий миропорядок, привнеся в кланы независимость.
Благо это или зло?
Что хуже? Слепое подчинение приказам? Преступным, чудовищным, временами кажущимся бессмысленными? Абсолютное доверие к командирам? Убежденность: тем, кто парит выше, видно дальше — всю картину, а не отдельный фрагмент мозаики — и всякий их выбор, бесспорно, важная деталь глобального, пусть и неясного обычным драконам плана. В подобной системе есть свои достоинства... если считать, что тот, кому принадлежит право повелевать, ошибочно ли, намеренно не ведет следующих за ним к гибели.
Другой полюс — свобода воли, желание жить согласно собственному разумению. Даже если отбросить присущий любому существу эгоизм, темное начало, временами толкающее самых праведных и добродетельных на неблаговидные поступки, если верить, что каждое деяние вызвано исключительно заботой о клане и ближних, когда сотни стремлений — правильных, ошибочных, поспешных, стихийных, разных — столкнутся друг с другом, словно цветные шарики в детской игре, родится Хаос. Пожалуй, если существует что-то опаснее деспотии, это анархия.
Молчание затягивалось. Кадмия ждала конкретных указаний, я размышлял. Если я решу шагнуть с обрыва, воспримет ли коготь мой выбор с привычным смирением, полагая, что мне виднее? Отправится ли следом? Кейнот бы вмешался... Тьфу! Слишком часто я за последние сутки вспоминал лиса. Мы оба оказались плохими... непослушными клинками.
Я мягко отстранил хлопочущего надо мной эскулапа, тихо бурчащего под нос, что травмы головы порой имеют непредсказуемые последствия и даже легкое, на неопытный взгляд, ранение без должного лечения способно привести к смерти.
— Забудь. Я пошутил. Три дня на отдых, учет и дележ добычи. Оставляю организационные вопросы на твое усмотрение.
Горячка боя выжгла все силы: как физические, так и душевные. Я, шатаясь, направился в палатку. Для одного дня достаточно безумств. Мне требовалась передышка.
***
— Как вы себя чувствуете?
— Твоими молитвами.
Кадмия смущенно отвернулась. Судя по тому, что мой сон затянулся почти на сутки, без магического вмешательства или настоек не обошлось. Вряд ли женщина сама отдавала приказ целителям — она была отменным исполнителем и совершенно бездарным безынициативным организатором — скорее, невзначай наябедничала Валгосу или Альтэссе Запада, а те подсуетились. Следующая фраза подтвердила подозрения.
— Первый коготь просил вас воздерживаться от необдуманных поступков.
— Дай воды, — женщина услужливо вложила ковш в мою протянутую ладонь. Мне не нравилось, когда принимали решения за меня, но ворчать на искреннюю заботу было глупо.
С сомнением изучил отвар, терпко пахнущий горечью трав, подозревая эликсир сна, но осушил, залпом, забивая противную сухость во рту. От приторной сладости свело зубы, зато и вялость сняло как рукой.
Я принялся облачаться в доспех, без чьей привычной тяжести ощущал себя голым. Военное время диктовало свои правила: убийцы Альтэсс могли напасть в любой момент. Хорошо, кописы обнаружились рядом, даже правый клинок, потерянный мной в крепости.
Кадмия ждала. Приказов, вопросов, позволения идти.
— Что ты думаешь о Фервинге? — неожиданно для самого себя осведомился я, затягивая ремни на наручах.
Воительница заложила руки за спину, отчеканила.
— Фервинг из рода Сэлерис, второй сын старшего брата здравствующего главы рода. Сто тридцать восемь лет, не женат, не помолвлен. Первое столетие провел затворником в кругу семьи, практически не участвуя в жизни клана. Обучался на дому, но, судя по списку приглашенных наставников, парень натаскан не хуже, чем выпускники Пламени. После смерти лорда Ранкера с неожиданной легкостью выдержал испытания в крыло теней, а спустя еще десятилетие был рекомендован в основу...
О, как! Успела подготовить полное досье?
— Нет. Что думаешь ты? — оборвал я доклад.
— Он превосходный маг и умелый мечник, — Кадмия запнулась, ощутив мое недовольство, спросила. — Эсса, не могли бы вы уточнить, что именно вас интересует?
— Как ты считаешь, он способен стать моим когтем?
Вопрос обрадовал воительницу: по ее мнению, свита командора отличалась редкостной скудностью — всего две опоры вместо принятых пяти-десяти. Появление еще одного защитника усилило бы мой личный круг охранения и сняло часть обязанностей с остальных. Мысленно леди Виккер уже дала положительный ответ, хотя вслух всего лишь осторожно заметила.
— Этот вопрос вам следует задавать первому когтю, эсса, не мне.
— Непременно.
Я потянулся, взмахнул руками, убеждаясь, что броня села как следует и не сковывает движения, удовлетворенно улыбнулся, подхватил клинки, направился к выходу. Воительница покорно тащилась следом.
Дежуривший снаружи дракон кивнул-поклонился.
— Фервинг, едешь со мной! Кадмия, свяжись с Валгосом, пусть готовится к... впрочем, не надо. Устроим ему сюрприз.
Мальчишка-грум, повинуясь жесту, привел двух каурых тонконогих жеребцов с лоснящимися крупами. Я вскочил в седло. Фервинг замешкался, решая, не приказать ли своему отряду сопровождать нас, и я ответил на невысказанный вопрос.
— Мы отправимся вдвоем.
— Эсса, смею заметить, это небезопасно, — озвучила Кадмия сомнения, появившиеся в глазах обоих драконов. Фервинг промолчал, но я чувствовал, что он солидарен с воительницей. Хаос, если я все-таки возьму его когтем и эти двое споются, мне понадобится немало сил, чтобы противостоять их сковывающей по рукам и ногам заботе. Тем более лорд Сэлерис не ограничится одними робкими замечаниями.
— Убежден, твои разведчики прочесали местность на сто верст окрест, уничтожив любой намек на вражеское присутствие. Так что не веди себя как наседка, квохчущая над цыплятами.
Сжал коленями бока коня, направляя вниз с холма. Фервинг спускался следом. Встреченные драконы провожали нас заинтересованными взглядами, особенно доставалось моему спутнику, которого явно не радовало всеобщее внимание — алый нахохлился, опустил лицо и нервно стискивал пальцами поводья. Тени не любят выходить на свет.
Я свернул влево, предпочитая сделать крюк и объехать лагерь по дуге, чем пробираться сквозь скопище палаток и их хаотично шатающихся обитателей, занятых повседневными делами.
Вставшая на отдых армия постепенно удалялась, как уплывает густонаселенный остров от покинувшего его корабля, тает за горизонтом вместе с гамом, суетливыми хлопотами, бьющей через край жизнью. Пепельная степь, тянущаяся до самого неба, сливающаяся с ним, напоминала замерший в угрюмом молчании океан. Невообразимые просторы, где ты лишь незаметная песчинка, затерявшаяся в бескрайности.
Мне до сих пор не доводилось выходить в море, но, судя по рассказам пьяного в стельку мичмана, с которым я однажды коротал ночь в трактире не самого высокого пошиба, ощущения должны быть схожи.
Рыжее солнце низко висело над горизонтом. Кони неспешно трусили по утоптанной земле, взбивая копытами золу. Подгонять их, делать что-то, нарушающее умиротворение подкрадывающегося вечера, не хотелось. Нас словно окружил кокон немоты, отделил от прочего мира незримым барьером. Изредка уединение прерывалось «рыбацкими лодками» дозорных отрядов, уходящих либо возвращающихся с патрулирования. Временами их курс сближался и шел параллельно нашему, но, узнавая, алые неизменно сворачивали в сторону
Фервинг следовал за мной, почтительно отставая на лошадиный корпус. Я жестом пригласил его ехать наравне, разрешил.
— Можешь говорить вольно.
Алый кивнул, промолчал, не уподобляясь большинству, в схожей ситуации несшему бред об оказанной им чести. Тишина надоедала. Развлекаясь и не только, я спросил.
— Расскажи о себе.
Это была та причина, по которой я не взял сопровождение: наедине драконы откровеннее, чем при толпе благодарных слушателей.
Фервинг неприятно усмехнулся.
— Хотите знать, почему птенец Селэрис две трети жизни провел пленником родового особняка, эсса?
Никакой ложной скромности, самоирония, легкий вызов — я удивленно отметил, что обаяние дамского угодника начинало действовать и на меня: проще говоря, Фервинг мне нравился. Но демонстрировать благосклонность было рановато, поэтому я просто ответил.
— Хочу.
— Надеюсь, вам знакома клятва «чистоты помыслов», принятая среди хранителей памяти?
Я подтвердил: культ служителей Древних — та еще закрытая секта, неохотно расстающаяся с собственными тайнами.
— Прежний глава рода, уважаемый мэтр Ранкер тиа Селэрис, имел близкие связи с хранителями памяти. Он регулярно жертвовал ордену щедрые членские взносы, в том числе собственными сыновьями, отданными в услужение. Меня готовили стать Гласом Отвергающим.
Должности-функции хранителей памяти назывались гласами, что временами служило причиной шуток об их здравомыслии: ведь когда в голове звучит сразу несколько голосов — это явный признак сумасшествия.
— Понятно. Внутренняя стража...
Где есть секреты, существуют и те, кто следит за соблюдением принесенных обетов. Из парня воспитывали карателя в масштабах отдельно взятого сообщества.
— Не только, — заметил Фервинг, непочтительно перебивая. — Иными временами Глас Приказывающий требует... устранения дракона, непричастного к ордену. Если исполнителя поймают, он будет отрицать какое-либо отношение к лиаро и понесет наказание по всей строгости законов клана.
Я нахмурился: внутренние разборки ордена — это внутренние разборки ордена, но последнее попахивало вмешательством в дела управления кланом, покушением на власть Альтэссы. Кагерос прав, утверждая, что хранители, прикрываясь именем Дракона, используют дарованные им привилегии ради собственных целей.
— Затворник без друзей и покровителей, которого семья с готовностью объявит душевнобольным... Я предпочитал служить, а не быть разменной фигурой, которую легко сбросит с доски чужое сумасбродство.
Как похоже! И лиаро, и Альтэсса руководствуются представлениями о высшем благе и светлом будущем, пусть ради этого будущего и придется пожертвовать кем-то из младших послушников. Если сказанное правда, у нас с Фервингом много общего: он тоже мечтает о едином оберегающем своих птенцов клане, тоже верит в ценность жизни каждого дракона.
Я прикусил губу: симпатия, которую вызывал алый, настораживала. Ему хотелось доверять, но доверие — слишком ценный дар, чтобы разбрасываться им направо и налево, особенно доверие мятежного эссы, за голову которого объявлена награда. Сомнения червями-древоточцами разъедали сердце.
Действует ли Фервинг по собственной воле? Говорит ли искренне, либо же вся его легенда – хорошо отрепетированный спектакль, чтобы заручиться моим расположением? Выполняет ли он приказ хранителей памяти? Или же Альянса? Я вспомнил слова Кадмии, что парень входил в основу теней, в элиту разведки кланов.
Кому принадлежит верность лорда Селэрис?
В любом случае его цель не устранить меня: возможностей у алого хватало — всего-то требовалось немного «опоздать» при штурме замка. И тем не менее я предпочитал держать опасного спутника в поле зрения, чем за спиной.
Мы проговорили несколько часов. Фервинг был не глуп, понимал, что я его испытываю, а потому с готовностью честно отвечал на вопросы или же настолько искусно лгал, что я не чувствовал ни грамма намеренной фальши, лишь временами легкую браваду и неосознанное стремление утаить кажущиеся постыдными или легкомысленными вещи, присущие любому разумному существу. Разговор с ним — непринужденный, наполненный самоиронией и неожиданной глубиной — доставлял истинное наслаждение. Давно я не беседовал с кем-то по-приятельски: приходилось постоянно держать себя в руках, чтобы не сболтнуть лишнего.
Сомнения утихли, посрамлено отступили, но не исчезли полностью. Поэтому, когда спутник предложил открыть портал, я настороженно следил за каркасом чар, готовый вмешаться, если Фервингу взбредет переправить нас к войскам Альянса.
Не взбрело.
Перемещение закончилось на окраине угрюмой деревушки. Солнце еще не село, но центральную, и единственную, улицу заполонили тревожные разбавляемые редким лаем собак сумерки. Дети попрятались по домам. Жители глядели испуганно, исподлобья, не спешили покидать дворы, а если возникала нужда, торопились укрыться за соседскими плетнями. Воины, ощущавшие неприязнь, даже враждебность крестьян, держались в боевой готовности, не спеша расслабляться. Напряжение, пропитавшее воздух, напоминало туго натянутую тетиву, которая вот-вот лопнет.
Валгосу лучше передислоцировать отряды, иначе не избежать расправ. Я не жалел людей, просто глупо резать овец, с которых собираешься стричь шерсть: даже драконы, не говоря уж об искателях легкой наживы, составляющих большую часть армии, не способны питаться одним эфиром — кому-то надо растить и собирать урожай, заготавливать провизию для армии.
Стража у приземистого потемневшего от времени дома, невзрачного и надежного, встрепенулась и тут же расслабилась. Я оставил Фервинга у порога, поднялся по расшатавшимся ступенькам крыльца. Чтобы пополнить свиту, эссе не требуется согласие первого когтя, но мной овладела странная нерешительность, в кои-то веки вынуждая просить совета. Существовала и еще одна причина: я элементарно соскучился по Валгосу. В конце концов, его поддержка то единственное, что сохранилось от прежней, канувшей в небытие жизни.
Тусклое пламя витых ритуальных свечей едва рассеивало тьму, темным медом растекаясь по низкому потолку, дощатому полу, грубо вытесанной столешнице и скамьям, беленой известкой печи. Приветствие так не прозвучало, не осмелившись нарушить тишину.
Плотные шторы на окнах. Одиночество. Малая Церемония Прощания, устроенная драконом, не предполагала свидетелей.
Коготь, сгорбившись, сидел спиной к входу, угрюмо смотря на пиалу с горькой росой[2], вторая стояла напротив, перед пустым стулом. Молчание, заполонившее комнату, требовало фраз, которые уже никогда не прозвучат. Не достигнут того, кому предназначены.
Валгос потерял кого-то из друзей или родственников? Почему мне не доложили?
Слова сочувствия и извинений замерли на губах. Обычно хранят медальон с портретом либо боевое оружие, но в этот раз на память об ушедшем осталась тонкая истрепанная тесемка с золотой нитью — такой столичные модницы украшают замысловатые прически... а некоторые подвязывали чересчур длинный для алого хвост.
Из оцепенения вырвал вздох-вопрос когтя.
— Осуждаете?
Я помедлил, собираясь с мыслями, качнул головой, уселся третьим, протянул руку. Валгос вложил мне в пальцы пиалу. Напомнил.
— Сегодня шестьдесят девять дней.
Да? Сакральная дата. Считается, что добро и зло уравновесилось и душа наконец-то обрела покой под крылом Великого Дракона. Умиротворение, которого не познать мятущимся в поисках правильных ответов живым.
Губы обожгла соль ритуального вина.
Кейнот...
Мы не разговаривали с начала лета, да и раньше не стремились к задушевным беседам, замерев в шаге от того, что стало бы самой преданной и крепкой дружбой.
Кейнот…
Я не прошу простить.
Я не прошу понять.
Я прошу... наблюдай за мной, как наблюдал доселе. Ты обязательно должен увидеть, куда приведет выбранный путь.
— Эсса, знаю, это против традиций, но не могли бы вы...
По предателям и врагам не поют Песнь Прощания. Но сколько еще врагов, что были друзьями, нам предстоит потерять? И сколько друзей мы убьем во имя общего блага? Ведь наши мечты совпадают, различаются способы.
Вино впиталось в опилки на полу. Я непозволительно опоздал. Но поздно все же лучше, чем никогда?
—E'shronnih adel'e K'eynot tia Vayksit, relikt ali-v'uina tel' Is...[3]
Валгос опустил взгляд, беззвучно повторяя за мной слова поминальной молитвы.
— Nihadel'eK'eynot, nihasei-rit, nihasei-ri, nihaidmi’aK'eynot. Yu sel’er’e-n'e-rohta oilrand-sel’. Yu wingai'e-rohta sky oil-chrono, yu wingai'e-rohta Dargon, greta fata. Yui wingai sar e kalmat. E nih... Nih ver’e yui liabrity. Nih simen’e aler'e niha tel', nih simen'e sel’e olga itron-rohta, sel'e loshorta-oilrand. Nih simen'e yui e yu sitk’e nih!..[4]
Свечипочтидогорели. Молчание затягивалось.
— Зачем вы хотели видеть меня, эсса?
— Перемести головной отряд. Здешняя нездоровая атмосфера пагубно сказывается на моральном духе воинов.
Валгос задумчиво кивнул.
— Благодарю за совет. Но это не та причина, по которой вы приехали лично, — он угадал: чтобы командовать войсками, проще пользоваться ментальной связью; ради инспекции послать кого-нибудь из многочисленных подручных. — Что-то случилось?
— Я искал ответ на вопрос. И, пожалуй, нашел.
Я дружески хлопнул здоровяка по плечу, удивив его проявлением чувств, вышел из комнаты. Махнул рукой, подзывая Фервинга. Обратный путь, благо до точки сопряжения сфер оказалось не больше версты, мы проделали в молчании. Воин мастерски скрывал недоумение, вызванное внезапной холодностью, но я догадывался, какие вопросы крутились у него на языке: о чем мы разговаривали с Валгосом и что сообщил мне первый коготь, раз я изменил свое отношение.
Я обернулся только у командирских палаток, отпустив лошадей.
— Благодарю за службу. Отдыхай.
И мне, и Фервингу было ясно: это отказ. Плечи алого разочарованно поникли, губы скривила горькая улыбка, знакомая, а потому отталкивающая и притягивающая одновременно — так улыбался Кейнот, получая не слишком приятный приказ, в частности, когда я отсылал втайне увязавшегося за мной алого домой.
Наконец-то я понял, чем меня притягивает лорд Селэрис.
Любое живое существо испытывает инстинктивную, непреодолимую тягу к себе подобным, ищет «якоря», которыми цепляется к этой жизни. Кейнот, я, сам того не осознавая, отчаянно нуждался в друге — друге, с которым разделил бы тяжесть выбора, друге, с которым бы сбросил вросшую в кожу маску эссы, глашатая воли Древних. Друге, которым мог стать ты. Я поздно признал собственное желание, вероятно, к лучшему, потому что удел Повелителей Небес — одиночество.
Я обрадовался, найдя знакомые черты во встреченном случайно драконе. И чуть не совершил новую ошибку, в заблуждении считая, что исправляю старую. Но прошлое — это иллюзия, а иллюзии — это непозволительная слабость, их следует отпускать.
Демону льда не нужны друзья.
Приказав не тревожить меня до рассвета, я закрыл вход в палатку с твердым намерением лечь спать. Пусть и сомневался, что сумею без медитации избавиться от навязчивых мыслей о Кейноте и его отражении — Фервинге.
— MiiGard? Это ты?
Девушка, зябко кутаясь в накинутый поверх платья кардиган, шагнула навстречу.
Я споткнулся. Дыхание перехватило.
— Вьюна...
Она пришла!
Зачем? Как? Когда? Треволнения минувших суток разом вылетели из головы, потеряли яркость, превратились в незначительные, не заслуживающие внимания мелочи. Важно одно — моя снежная фея здесь! Счастье переполняло от ее присутствия, и вместе с тем я боялся поднять взор, увидеть отголоски той ненависти, что погнала прочь из Западного Предела. Зачем она пришла? Сказать, что все кончено? Если так... молчи! Дай мне еще один шанс!
— Ты быстро покинул Морской дворец, милый. Неужели ратные подвиги тебе дороже, чем я? Я чувствую себя оскорбленной.
Она... не злится? Раздражена, но ровно в той мере, что это выглядит кокетством, приглашением к игре, которую с нескончаемых времен ведут женщины, пряча за показной холодностью желание упасть в объятия. Я пересек разделяющие нас пять шагов, прижал девушку к себе, зарываясь в шелковые пряди. Вдыхая знакомый запах лилий. Как же мне не хватало ее!
— Все не так. Все совсем не так. Я думал... — Какая разница, что! Зачем огорчать пери моими заблуждениями? Довольно того, что Альтэсса ветров оказался прав, а я ошибся. — Вьюна, прости меня.
— Глупый, — бархатная ладонь скользнула по щеке. — Это я должна просить прощения. Я была... расстроена, вспылила, наговорила гадостей. Кагерос сказал, ты чуть не погиб из-за нашей ссоры.
Она волновалась? Пришла, потому что переживала за меня?
— Прости, драгоценная, — я нагнулся поцеловать ее, губы наткнулись на поднятую ладонь. Вьюна слегка отстранилась.
— Ты слишком важен, чтобы необдуманно жертвовать собой, miiGard, — пожурила пери. — Пообещай, больше никаких глупостей.
— Любое твое желание…
— Любое? — девушка проказливо улыбнулась. Тонкие пальцы сноровисто распутывали шнуровку на вороте плаща. — Тогда позволь мне загладить вину. — Я растерялся, промедлил: воспоминания о Кейноте не желали отпускать, не позволяли расслабиться и отдаться удовольствию. Пери недоуменно подняла лицо. — Что-то не так? Ты против, miiGard?
Я качнул головой, впился в послушно раскрывшиеся губы.
Демону льда не нужны друзья.
Но это не полный ответ.
Я решил. Единственная моя опора, мой желанный «якорь», единственная, кому принадлежит моя слабость всегда и сейчас, — Вьюна.
Кардиган послушно соскользнул с хрупких плеч, обнаружив тонкую полупрозрачную сорочку.
[2]Ритуальный напиток, используемый в обрядах поминовения усопших.
[3] Сегодня мы прощаемся с тобой Кейнот из рода Вайксит, достойный сын дома Льда...
[4] Мы прощаемся с тобой, брат наш, учитель и друг, покинувший земные дороги, навсегда возвратившийся в Небеса, под крыло Великого Отца-Дракона. Пусть высок и спокоен будет полет твой. Мы принимаем долг твой: смотри, как сберегут клан наследники твои и поведут к светлому будущему, к далекому горизонту…
