Катька

- Это передай своей Катьке,- и папа положил на стол большой пакет. Я развернула, все увидели белый горшок со щербинкой на самом неудачном месте и бумажку, на которой было написано: «Ночная ваза». Цена - два рубля восемьдесят копеек.
- Купил со скидкой, - сказал папа, - отбит немножко, но лучше такой горшок, чем срать под каждым деревом, - и он глазами показал на туфли, которые не раз «вступали». Мама опустила глаза, она даже слово «какать» не говорила, но папа был другой закалки и выражений не выбирал. Он даже стукнул горшком по столу, снизу откололся ещё кусочек и отлетела бумажка с названием и ценой в два рубля восемьдесят копеек.
Мы жили тогда в старом доме, Катька во флигеле. Туалет во дворе один на всех, пока взрослые туда бегали, дети сидели на горшках. Катька презрительно называла всех сидящих на горшках «буржуями» , сама же, если никто не видел, по-пролетарски «экспроприировала» все деревья и кусты. А если кто и видел, разве Катьку догонишь?
Я принесла Катьке горшок, думала, не возьмёт, но практичная Катька осмотрела подарок, проверила все щербинки, даже посидела на нем, потом кинула в темный чулан и сказала: «Пусть малявки какают». Малявки - две младшие сестрички. Были ещё две старшие, дядя Ваня - многодетный папка работал машинистом паровоза, дома бывал редко. Приедет, сделает сестричку и - на паровоз!
Катька всегда была голодной, её любимое слово - «тырить». Тырила она всё, даже сухой столетник из соседнего окна, потом посадила его в мой горшок и тихо сказала : «Не могу я какать в твой подарок». Очень любила она воскресенья, по воскресеньям мама и две сестрички ходили просить. Сидели у церкви, им подавали мелочь, еду, даже игрушки, вечером Катька набивала едой карманы, стучалась в мою дверь и кричала: «Живём!».
Через двадцать лет мы с мужем шли по Крещатику. Был ноябрь, холодина, из ресторана «Столичный» нёсся запах киевских котлет, я нащупала в кармане мятую заначку и через пять минут мы уже сидели в ожидании котлет. Через десять минут нам принесли сморщенные шарики, муж потребовал шеф-повара, шеф-повар явился - зеленый кримпленовый костюм, зеленые изумруды освещали каждое ухо, а при ближайшем рассмотрении шеф-повар оказался Катькой.
Я пришла в ее двухкомнатный рай - хрусталь, фарфор, ковёр и, конечно, стол. Коньяк желтел, икра краснела, слюнки текли, я представила, что в ресторане сегодня крупная недостача и шепнула в ее изумрудное ухо: «Тыришь?». Она кивнула, вывела меня на балкон и тихо сказала: «Ненавижу своё детство, ничего не взяла оттуда, ничего, только это», - и показала мой подарок: белый горшок в котором доживал стыренный столетник.