В эпоху развитого гуманизма. 1

Усатый дядька, самый противный из комиссии, в задумчивости постукивал карандашом по столу. Все остальные уже высказались.

- Мда, - наконец произнёс он. – Неплохо всё это, конечно, - он покачал карандашом в направлении объёмной картинки, рядом с которой стоял Герман. – Но… Но не хватает глубины по женской линии.

В комиссии зашумели.

- Товарищи! Товарищи, тише, - сказал председатель. – И, таким образом, каков ваш вердикт, Иван Павлович?

Все остальные шесть человек сказали однозначное "да", но этот таракан Иван Павлович Круглый мог всё испортить.

- Я предлагаю отправить на доработку. Всё-таки без существенной роли женщины никак нельзя. Хотя задумка интересная.

- Да почему же без? Есть же женщина… Даша вот! – в отчаянии крикнул Герман.

Таракан поморщился

- Герман Карлович, спокойно, - сказал председатель. - Принято! – стукнул молоточком по столу. – Через месяц повторное слушание кандидата на воплощение суицидального сценария. Повторное и окончательное.

Задвигали стульями, зашуршали одеждами – комиссия, переговариваясь, засобиралась на выход.

Понурый Герман сворачивал свою презентацию.

- Ну и стоит ли так расстраиваться? – К нему подошёл председатель, высокий, широкий, и весь огромный. Крепкий, но стройный Герман казался совсем мелким на его фоне. – Доделайте вашу Дашу, и всё получится. Знаете же, что… что Круглый к женскому вопросу неравнодушный. Уважьте. И всё будет! Умрёте, как миленький! - Он похлопал Германа по плечу. – А интересный сюжет вы выстроили… ох интересный. Завидую! Я бы так не смог. Ну, удачи! - Он пожал вялую руку Германа и пошёл на выход.

А Герман, справившись с разочарованием и желанием съездить по усатой физиономии Круглого, уже размышлял, как доработать своё творение. В задумчивости он вышел из здания Суицидального суда на пересечении Садовой и Сахарова. Прогуляться.

Положительных вердиктов Суицидальных комиссий добивались единицы по всей Земле, а уж в Москве такое случилось последний раз год назад.

- Ладно… Ладно! – кивал Герман сам себе.

***

Всё началось с архива. Этих архивов кругом было просто завались. И желающих самоубиться тоже хватало. И поумнее, и поизобретательнее Германа. Два преимущества у него было – усидчивость и везение.

Кругом преобладали бездельники, дел в современном мире никаких почти не имелось. Каждый сам себе выбирал развлечение. Но за почти бесконечную жизнь любому надоедят, например, все эти путешествия – хоть на край Земли тебя доставит за несколько часов метролэнд. Только чего там глядеть? На полпланеты ледник, города, все одинаковые, под куполами запрятались. Снаружи ледяная пустыня, не сказать, чтобы особо интересная. А если к экватору поближе, то там истощили всё давно, изрыли котлованами и скважинами, изуродовали вырубками. Всё испещрено оврагами, почва сползла, лесов нет, как и полей с реками и озёрами. Океан – грязная лужа с бескрайними островами мусора. Так себе удовольствие, эти путешествия. Народ, конечно, в виртуальный мир лез, но сценарии предлагались унылые, очень похожие на реальность вокруг. Вот и ходили постылые, скучные, думали, как бы эту жизнь многогранную если не раскрасить, так прикончить.

Только вот нельзя, запрещено. И даже если решишься, нарушить закон вряд ли получится: подхватят тебя возле земли, пулю отведут, верёвку ослабят, мыла не дадут, поезд остановят – а потом ещё и на ассенизаторские работы отправят в наказание. Навеки. Жизни себя не лишишь, а испоганить её, и так унылую, почти бесконечную, сможешь. За убыванием численности населения (при полном отсутствии воспроизведения – разучились) планетные властители следили жестоко.

Только один шанс и оставался – через Суицидальные суды.

***

Герман развлекать себя умел, он в архивах любил копаться. Но жизнь оборвать тоже хотел – тут он от многих миллионов ничем не отличался. Подумаешь только, что всё вот это и ещё тысячу или даже две-три лет будет длиться... Тоска – цап за горло, дышать сложно.

Он искал утешения в бесконечных бумажках, файлах, штибликах, плёнках – всё, что накопилось у человечества к нынешнему дню. Изучал, записывал на корочку – помогало от тоски. Но ненадолго. Только представит, как интересно люди раньше жили, пусть и коротко (по-современному считай, и не жили вовсе), так горечь душит, что не в тот век уродился.

Архив московского Турклуба изучил весь насквозь. Копаясь попутно в географии двадцатого века. Уже не очень девственная природа, уже прилично люди потоптались. Но Германа цепляла именно эта грань – когда человек брал много, но ещё и поглядывал: а ничего, а справится Земля-то? Ведь нужно очень… чтобы летать, а не ползать.

Долетались.

Так вот идея и пришла.

Народ-то всё больше примитив подавал на соискание в комиссию. А ведь после заседания шоу для всей Земли делали на основе одобренного сценария. Чтобы, значит, и остальные развлеклись; поэтому подходили к вопросу отбора тщательно, чтобы захватывающе, а не абы чего. Но лезли с банальными "прыгну со скалы", "убьюсь головой об стену", "замёрзну на леднике". С ледником всё больше, правда, в реальности пытались: через портал вылезали наружу, в снег и лёд закопаться; тут их сразу же роботы-охранники и хватали. Дермецо откачивать, дорогой, теперь милости простим.

Вот в прошлом году интересную штуку паренёк из Гватемалы придумал; Герман тогда, как и все не отрывался, следил целый месяц за перипетиями обречённой жизни паренька в телевизоре. Океан тот решил переплыть на шлюпке. Героя своего (себя как бы) заделал почему-то белым. И от штормов, и от голода уберегался, от рыб страшных, всё плыл. Рейтинги были высоки. А потом банальная простуда и привет. Отмучился паренёк. Повезло.

Герман шёл по Садовому кольцу, зелёному, малолюдному; платаны и грабы чуть шелестели, навевая такой надоевший покой. Шёл, и в глазах стоял заученный текст отчёта о походе на байдарках – так это называлось - и для Германа звучал этот текст, как музыка.

Собственно, этот отчёт тысяча девятьсот восемьдесят третьего года стал тем фундаментом, на который водрузил Герман и всё остальное: реконструировал климат целого континента, географию и гидрографию; привлёк социологию, экономику и политику. Он работал над этим десять лет, оживляя картинки для презентации. Если сценарий одобрят, именно по этому проекту технологи состряпают новую для Германа реальность, полную жизни; которую он сам и нарисовал. Жизни с неотвратимым концом.

***

Дашу он вылепил со своей Даши (клона для себя Игорем обозвал – давно ему это имя нравилось), замешивая в ней те представления о характерах и взаимоотношениях, что почерпнул в своих раскопках по архивам.

А этот таракан - не хватает глубины. Тьфу.

- Даш, пойдём, погуляем. – Он заявился к подруге без предупреждения.

Они жили в одном доме, но отчего-то не в одной квартире. "Так интереснее", - говаривала она. Ей вообще жилось интереснее, чем всем другим, и шоу это дурацкое она не принимала. И Герман её в планы свои и не посвящал. Вдруг расстроится.

Точно расстроится, но хотя бы не сейчас, решил Герман. Даже она, эта хорошенькая, тоненькая черноволоска не могла задержать его в этом тускло раскрашенном мире.

- А пойдём, - согласилась она, улыбаясь.

- На лодочке, может, прокатимся? – предложил Герман.

- На лодочке? – Даша вскинула чёрные брови.

- Ты против?

- Чего это сразу против? Просто не плавала никогда. Ну и… воды боюсь. Немного, - смутилась она.

- Да? – Герман задумался. И его озарило: вот она - глубина. Воды боится. – Да ладно. Пошли!

- Ладно так ладно. А куда?

- В парк эМВОшный, вроде там была лодочная станция.

- Годится, – согласилась она.

В парке стояла тишина, подёрнутая забвением. Редкие горожане предпочитали для прогулок центральные части города, или уж если зелень понадобится – то это в дремучий Измайловский лес. А тут? Несколько прудов, дорожками всё изрезано, маленький стадион. Для местных жителей. А где они, местные? Повывелись все.

Но лодки возле причала покачивались. Самые разнообразные: ялики с парусами, обычные распашные шлюпки, водные велосипеды, водные же мотоциклы, маленький экранолёт затесался, каноэ с воздушным приводом.

- Ого! – воскликнул Герман, увидев среди этого запылившегося разнообразия байдарку. – Как я мог позабыть, - растерянно пробормотал он, вспомнив разом все часы дни и месяцы, потраченные на осознание этого гребного судна по картинкам, описаниям и видео. А тут вот, реальный экземпляр.

Даша прохаживалась по причалу, выбирала кораблик покрасивее и понадёжнее. Герман же отстегнул картой москвича двухместную байдарку. Посудина очень напоминала очертания со старинных иллюстраций: металлический лёгкий каркас, обтянутый чем-то резиново-тканевым. На дне - два двулопастных весла. Он сел на корму, взял весло, взмахнул в воздухе раз-другой. Улыбнулся.

- Дашка, садись! – позвал он.

Она обернулась, нахмурилась.

- А не нужно нам… кораблик побольше? – спросила Даша, оттопырив губу.

- Не нужно. Садись! – Он поглядывал на весло, чувствуя под собой податливую в движении лодку и колыхание воды за бортом от каждого движения тела.

Даша вздохнула и, ойкнув, неуклюже села в закачавшуюся байдарку.

- Бери весло.

Она взяла.

- Опускаем одну лопасть, потом другую. Вот так. - Он показал как. – Видишь, плывём.

Рассекая устланную кое-где упавшим листом тягучую воду, они не очень умело двигались по глади пруда. Сделали несколько кругов. Даша освоилась и хулиганила, побрызгивая на своего капитана прохладной водой.

- Давай-ка на течение. - Герман лёгким движением направил лодку на выход из парка.

Река Яуза прозрачно журчала среди зелёных пешеходных набережных, безлюдных, как и парк. Байдарка, повинуясь течению, повернула нос и понеслась вниз.

- Быстро как! – воскликнула Даша, и непонятно было, то ли восхищается, то ли вновь пробрал её мандраж.

Они прошли по глубокой излучине и выскочили на простор. Река тут замирала перед Сыромятническим шлюзом. Слева проход для судов горел красным запрещающим сигналом, посредине искусственный островок с изящными арками, а справа шумел водопадом водосброс.

На разливе перед плотиной выдавался от берега причал, где приткнулись прокатные лодки.

- Может, против течения гребанём и вернёмся туда же? – предложил Герман.

Он чуть шевелил веслом, и байдарка кружила по разливу.

- Давай в следующий раз?

- Вообще, да. Хорош, наверное. Только не здесь будем вылезать, а чуть ниже. Там удобнее, - на ходу придумал Герман и резким гребком повернул лодку, укладывая на курс правее острова.

Даша весло положила на борт и смотрела вперёд, выглядывая, где же там причал.

- Гера, а куда мы?

Повернулась к Герману, и он подметил: "Хороша как, а…".

- Дашуль, сейчас скатимся и там сразу причалим, - невнятно объяснил он.

- Там что-то шумит, - пробормотала она, бледнея – впереди воды видно не было, а в ушах стоял гул.

- Держись! – закричал Герман в непонятном азарте.

Задыхаясь от усилий, он разогнал лодку до перегиба, где она, высунув нос, ухнула по крутому скату, упав с разгона в пенный котёл. Дашу накрыло с головой, она пискнула. Герман с хищной улыбкой беззвучно трепыхался, бесплодно зарубаясь веслом в белую воду. А нос уже повернуло, на борт надавило падающей сверху водой - лодка дрогнула и перевернулась.

Отплёвываясь, они выползли на отмель чуть ниже острова.

- Ты что, дурак совсем? – откашливаясь, спросила Даша.

А Герман, тяжело дыша, с водой в ушах, носу и, кажется, везде, задумчиво глядел на реку, и голову буравила одна мысль: "Вот она - глубина". Даша смотрела на него зло и испуганно одновременно.

- Дурак, - жалобно повторила она, и только тогда он подошёл и прижал её к себе, вздрагивающую тихими всхлипами.