Мы так устали

  • Опубликовано на Дзен
  • Достойный внимания
Автор:
Илья Эл
Мы так устали
Аннотация:
На конкурс Бумажный слон 9
Текст:

— Никогда! Ты слышишь, подлый сеньор Антонио, никогда ты не станешь моим мужем. Педро не оставит меня! Он по-настоящему любит меня, — Мария, как всегда, закрывает ладонями лицо. Роза в её черных волосах трясётся, и ровно через две секунды я подхожу к ней.

— Дрянная девка! Как ты смеешь противиться мне?! Я богат! Я кормил тебя и твою семью! Ты мне обязана всем! – И тут же бью её по лицу. Да, знаю, это некрасиво, но таков уж я. Я злой феодал, и нужно это показывать во всём. В манере поведения, речи, обращении с женщинами. Но клянусь вам – я никогда не осмелился бы ударить девушку по лицу.

Мария падает на колени, громко вскрикнув от боли. Через пять секунд в комнату врывается возлюбленный Марии по имени Педро, со своим другом Хуаном.

— Мария, – юноша в соломенной шляпе бросается к девушке, прижимает к себе и смотрит на меня, – вы не посмеете больше её бить. Она не станет вашей женой. Никогда!

Хуан вытаскивает ножик, а я, засунув пальцы в рот, издаю громкий свист. Вуаля! На сцене появляется стража. Остаётся ещё три минуты.

— Дон Антонио всегда получает то, что хочет! – Пафосно, знаю. Но это не театр в центре Мадрида, а обычная таверна. Здесь главное – показывать эмоции и что главный злодей будет наказан.

Завязывается драка. Хуан убивает стражников, но падает на землю с ножом в спине. Педро вскакивает на ноги, выхватывает складной нож, и мы вместе кружим по комнате, лицом друг к другу. Ножи сверкают и бьются, но итог один – нож Педро протыкает моё коварное сердце. Я падаю лицом вниз, а Педро целует Марию. Ровно десять минут моего появления на Сцене заканчиваются. Вот и весь финал.

Нет, конечно, спектакль ещё идёт. Будут и финальная песня любви, и восторженные аплодисменты. Но я этого никогда не видел и вряд ли увижу собственными глазами. Меня, как и Хуана с мёртвыми стражниками, укладывают в огромный Сундук, где у каждого своё место.

Да, ведь я забыл сказать: все актёры спектакля – куклы. И следом настанет черёд Марии, Педро и их родителей. А потом крышка деревянного Сундука закроется на пару дней. И старый кукловод вместе с дочуркой поедет дальше. И там всё повторится опять. И опять. И опять.

И снова я буду падать лицом вниз, говоря пафосный бред.
Буду видеть, как дети восхищаются смелостью Педро, завороженно слушать голос Марии и зло тыкать пальцами в толстого Дона – то есть меня. Даже эти десять минут моего появления на Сцене – десять минут моей жизни – наполнены горечью. Как же мне хотелось остаться ещё на пару минут и посмотреть на детей! Хотя бы поприсутствовать на прощальной песне Педро и Марии... Но никогда не удаётся.

Остаётся тешить себя этими минутами. Ведь кукла только и должна играть свою роль, ведь так?

* * *

— Кукла должна играть роль, – сказал Хуан. Он у Старика появился самым первым. Кто-то сказал, что Старик сам его сделал, но никто толком ничего не знает. — Наши нитки соединены с его пальцами, он дарует нам Сцену. И все эти глупости выкинь из своей тряпичной головы. Будет легче.

— Ага, конечно. Ты на Сцене появляешься на целый час, а мы? — Один из стражников покачал головой, второй стражник кивнул.

— Это наша судьба. Мы персонажи пьесы. У каждого своё место, – Хуан дёрнул себя за длинные усы. – Это вас Толстяк надоумил?

— Хуан, право слово…

— Замолчи! – от громкого голоса притихли все остальные куклы. В нашем «доме» мы все были бережно и заботливо укреплены проволокой каждый к своему месту. Так мы меньше портились. – Замолчи, Толстяк! Все эти мысли с тебя и начались! Как только Старик сжёг старого Дона, он приобрёл тебя. И пошло-поехало. Расспросы, желания остаться на Сцене.

Я опустил глаза. Да, в их труппе, в их коллективе я был новичком. Я даже не помнил, кто меня сделал. Помню, как старческая рука накрыла мою голову и потащила к себе в телегу, открыла ящик и крепко привязала меня к внутренней стенке.

— Ты давай на Антонио не накидывайся, как старый пёс на кость. Лучше скажи нам всем, почему Старик не поменяет пьесу? – спросил его Первый стражник.

Я сам со стражниками уже давно сдружился. Во-первых, наши места находились рядом. Во-вторых, нас в одно и то же время убирали в Сундук. Времени поговорить и помыслить у нас хватало.

— Это неважно. Важно то, что он даёт нам взойти на Сцену. Он дарит нам свой Голос. Вы говорите его Голосом. Он и его дочь. Всё, остальное неважно. Мы были созданы для этого. Наша жизнь – это сюжет именно этой пьесы.

— Ну лично нам он Голос не дарит, – фыркнул Второй стражник и озорно подмигнул Марии. Педро, Хуан и Мария висели на противоположной стенке. Та отстранённо улыбнулась и поглядела на своего жениха.

— И так будет всегда, Хуан? – спросила она у самой старой куклы.

— Да.

— А когда мы станем разваливаться на части, – я не смог сдержаться, – нас всех заменят на новые? И мы больше ничего не увидим в нашей жизни, кроме этого места и десяти минут Сцены?

— У меня целый час, – сказал глуповатый Педро.

— Да какая разница? – впрочем, если бы я мог поменяться с ним ролями, я бы, наверное, был бы доволен. Я бы увидел всё то, что видят они с Марией каждый раз. – Десять, две, три минуты… Просто я не хочу постоянно ждать, когда откроется Сундук.

— Да хватит вам уже! – завопили старички-родители, которые появлялись на несколько минут в самом начале. – Хуан всё правильно говорит, а Антонио слушать не стоит. Мы куклы. У нас есть Старик. Мы даём представления. И мы должны быть за это благодарны ему.

Я замолчал. Как я мог объяснить им, что творилось у меня внутри? Что я… я устал от этого всего. От такой нелепой и короткой жизни. Что надоело постоянно умирать на сцене. Лучше бы я остался в этом ящике навечно, чем те десять минут моего выхода, в промежутке мед которыми меня то убирают, то достают опять.

— Успокоились? Вот и хорошо. – Хуан поправил усы, оглядел нас стеклянными глазами и закрыл их. – Запомните раз и навсегда мои слова. Вы куклы! Вы больше никто в этом мире. У вас нет желаний, надежд и прочего. У вас есть одна цель – играть эту пьесу. Я… – Хуан хотел что-то ещё сказать, но вдруг изменился в лице и громко сказал: – Старик!

И мы все замерли. Как обычно.

* * *

— Дочь, ты чего там глядишь?

— Мне показалось, там раздался какой-то шум, отец, – смуглая девушка хмуро оглядела хранилище кукол. Пламя от свечи освещало дорожный Сундук. Куклы были на своих местах, хотя кукла дона Антонио завалилась на бок. Девушка снова нахмурилась.

— Крыса что ли забралась? – старик кукловод поправил кругленькие очки и привстал с кровати.

— Нет, пап, всё хорошо, – девушка поправила Антонио и ласково погладила его по голове. «Смотри, не падай больше!» – тихо шепнула она кукле, а затем ответила отцу, – Нет, пап, всё нормально. Послезавтра будем давать очередное представление?

— Да, надо только закупить всего. Сама знаешь, вагончик наш уже хлипким стал. Еды, корма для лошадей, ниток новых для кукол. А то пальцы уже не чувствуют их. Антонио то и дело выскальзывать стал. У него слишком тонкие нитки. Прежний хозяин вряд ли грамотно умел обращаться с марионетками.

— Сделаем всё, что говоришь, пап, а теперь ложись спать, – девушка задула свечу и легла на свою самодельную кровать.

— Ты закрыла крышку? – через пару минут спросил кукловод у дочери. Девушка поднялась с кровати и закрыла Сундук.

— Сладких снов тебе, пап.

— И тебе сладких снов, доча.

* * *

Всё продолжалось по-старому. Отыгрывали спектакли и ложились в Сундук. Редко кто вёл между собой беседы – лишь иногда, когда кто-то получал новую обновку из нарядов. Зачастую это были как раз главные герои. Марии меняли платья, розу в её волосах. Старое пончо Педро сменили на новое. Так продолжалось много раз. Перечислять бессмысленно. Каждый отыгрывал своё отведённое время на сцене, и его убирали обратно в Сундук, до следующего представления.

Редко, в спешке, нас меняли местами. То есть мы оказывались совершенно с другими соседями. И как-то раз я оказался рядом с Марией. С красоткой Марией.

— Знаешь, – очень тихонько прошептала она, – я помню времена, когда дочь Старика доставала нас из ящика вместе с Педро и играла с нами. Расчёсывала волосы, пела, и мы вместе с Педро, другим Педро, а не этим болваном, который боится абсолютно всего, видели дивный мир. Совершенно другой. В нём не было детей и взрослых, но были мы. И он был так огромен…

— Не знал, что Педро тоже заменяли.

— Это было давно. Он был милый. Тоже, как и ты, хотел узнать, что там за переделами ящика. Потом – вагончика. И… – она протянула руку и сжала мои пальцы, – это ему удалось.

— Что? Как?

— Однажды дочь Старика взяла нас и играла у колёс вагончика. Боже, Антонио, если бы ты видел это! Крыша того мира была просто огромна. И облака сами двигаются по небу. Зелёная трава шевелится, огромный шар светится и… и… – Мария судорожно сжимала мои пальцы, а я сжимал её ладонь. Слушал и не верил тому, что она говорит. Не могло этого просто быть.

— Антонио, как бы я хотела вновь побывать там! Не видеть над собой постоянно крышу вагончика и свет ламп. Я хочу туда, – она вдруг опустила голову, – я так устала от этого вечного спектакля, Антонио.

Как я её понимал в этот момент.

— Может, нам повезёт? – с надеждой спросил я у куклы

— Наверное нет, хоть верить и хочется. Хуан прав. Для куклы нет большего счастья, чем играть свою роль. Хочется к Педро…

Мы замолчали. Тишина сейчас казалась нестерпимой после такого откровения.

— Так что стало с тем Педро? – спросил я у Марии.

— Ему повезло – его забыли. Он остался где-то на зелёной траве. Может, его нашёл какой-нибудь ребёнок, и до сих пор играет с ним, сколько душе угодно. Или так и лежит под синей крышей.

Я попытался представить, каково это – не ждать с нетерпением короткого промежутка времени, но ничего не вышло. Прекрасное чувство, но зачем думать о том, что с тобой никогда не произойдёт?

Потом Марию вернули на место, и всё стало по-прежнему.

* * *

Выступление должно было пройти хорошо. Сегодня его пальцы совершенно не болели. Сам кукловод чувствовал себя куда лучше, чем в прошедшие дни. Видимо, чёртова духота измотала его во время переезда. Плюс в этом городе можно выступить даже на окраине. Лезть в сам город безрассудно, а здесь среди вагончиков таких же бродячих артистов самое удачное место.

Кукловод услышал, как ступеньки фургончика заскрипели.

— Доброго дня, я… – Старик уже хотел произнести стандартное приветствие представителю власти, и открыл крышку Сундука, чтобы показать свой багаж и что ничего незаконного у него нет.

— Ну, прювет, – верзила поднялся в вагончик. Он едва помещался в нём, и доски жалобно заскрипели под его поступью. С интересом оглядел стены, украшенные декорациями для пьесы, а затем спросил: – Значит-с, приехал в город давать выступления?

Глядя на посетителя, Старик только кивнул. «Типичный мордоворот», – пронеслось в голове у артиста.

— Это, конечно, хорошо, – верзила взял со стола спички и медленно повертел их в пальцах, – только места тут уже нету.

- Как нет? Некоторые фургоны прибыли после нас, – возмутился Старик, прекрасно понимая, чего хочет верзила.

— Отец, – лицо бандита искривилось, – ты же прекрасно всё понимаешь. Не молодой-наивный, разъяснять не буду.

— Но послушайте, я ещё не дал выступления! Мне нечем платить.

— Нам совершенно плевать на это, плати, – верзила с длинным носом толкнул кукловода на стул. – Твои проблемы, отец. Нужно было думать, где ты останавливаешься. Так что чтобы до вечера вас уже не было.

— Позвольте, но кто вы такой? – кукловод попытался обойти незваного гостя, который с ходу начал ему угрожать. Хорошо ещё, что в этот момент дочери не было, она ушла за покупками.

— А тебе не всё ли равно? – мозолистая рука бандита сжалась в кулак, смяв коробку спичек. – Раз ты тут, значит должен платить. А нету денег – проваливай. Иначе дочурка твоя может вернуться к папке слегка подпорченной!

Верзила швырнул через плечо коробок, и тот угодил прямо в Сундук с куклами.

— Чтобы вечером вас тут не было! – громила поспешил выйти из фургончика.

Кукловод выдохнул и сел на стул, размышляя над случившимся.
Когда вернулась дочь, он сказал ей:

— Милая, в этом городе у нас не получится выступить.

— Почему? – ставя корзину с едой на пол, спросила девушка. – Что случилось, папа?

Она подошла к нему и взяла его худые руки.

— Местные просят платить за вступления. Причём это случается в каждом городе. Ты сама знаешь, – старик вздохнул. Ему было тяжело сказать следующие слова, но он сказал: – Ты знаешь, нам стоит прекратить давать такие выступления.

— Что? – его дочь не сразу поверила. – Папа, но как ты…

— Погоди, я же не говорил, что нам придётся бросить это навсегда. Устроимся в родном городишке. Заработаем побольше денег на том же пошиве или ремонте старых кукол и устроимся в заметный театр. Это займёт от силы пару-тройку месяцев.

— Папа, это всё очень странно слышать от тебя… – Заметив, что крышка Сундука открыта, она поспешила его захлопнуть.

* * *

Что-то квадратное отскочило от стенки, где висели Хуан с Марией, и упало к ногам Первого. Я открыл было рот, как на меня цыкнул Хуан и кивнул на поднятую крышку. А потом Старик заговорил с дочерью. И они говорили слова, от которых каждому из нас становилось всё тяжелее и страшнее. Закрыть театр? Оставить нас в сундуке? Через несколько месяцев возобновить?

— Дела, – хмуро сообщил самый старый жилец Сундука. – Но ничего, всё это быстро пройдёт. Старик не в духе, но скоро всё станет как прежде. Ведь сказал же, что устроит вас всех в театр. Хотели перемен – вот они и настанут. А теперь ждите их.

От этих слов стало как-то не по себе. И никто особо не верил в слова Старика, он уже сдался. Кто-то пытался верить в иллюзии, как Педро, но даже он до конца не верил в истину этих слов.

— Чёрт возьми, что это такое? – буркнул Второй стражник. Он первым нарушил тишину, когда крышку закрыли. Повертел головой и пнул деревянный короб ногой.

— Спички, – сказал Хуан. – Скорей всего пустые. Нужно подождать, пока Старик или его… Антонио, не смей!

Ага, размечтался. Я наклонился вбок и попытался дотянуться до деревянного короба. Пальцы уже чувствовали его.

Педро и Мария с удивлением смотрели на меня. Переглядывались с коробка на меня.

— Идиот, нет там ничего! Это просто коробка! – сказал Хуан, но я в тот момент его не слышал. Я тянулся изо всех сил. Чёртова проволока крепко сдавливала мои ноги – всё сильнее с каждой новой попыткой дотянуться до спичек.

Это были именно они. Все видели, как Старик перед выступлением зажигал лампы для освещения сцены. А что, если… если…

— Антонио, это бесполезно, – продолжал Хуан.

— Помоги мне, – обратился я к висящему слева от меня стражнику. Второй не сразу понял.

— Что? Антонио, я не понимаю, – Первый повернул голову, – я не понимаю, как я могу тебе помочь.

— Толкни коробку к себе. У тебя ноги подлиннее моих.

Стражник попытался дотянуться, но сапог на его ноге только скрёб по крышке злосчастного коробка.

— Ударь по краю! – вдруг меня осенило. Даже если не получилось бы, мы узнали бы, пустой он или нет.

— Думаешь? – стражник ощупал проволоку. – Она мне не позволит, Антонио. Крепко держит!

— Да что вы творите? Первый, прекрати! Не хватало ещё, чтобы ты разорвался на части, – в голос запричитали родители Марии, которые всегда говорили в унисон.

— Первый, не делай глупостей, – бросил Хуан, – у Старика и так много проблем, вряд ли он будет возиться с тобой. Может даже просто выкинуть тебя. И одного стражника хватит.

Первый замер. Он действительно испугался.

— Или ты будешь вечно лежать в этом Сундуке, – сказал своему партнёру Второй стражник, – а даже если ты будешь появляться на Сцене, то всего на пару минут, а затем обратно в Сундук.

Педро захныкал, старички запричитали сильнее, а мы пытались как-то убедить Первого.

— Чёрт с вами! – он напрягся и с силой рухнул вниз, ударяя по краям короба. Нога стражника хрустнула, но осталась на месте. И нигде он не порвался, вопреки ожиданиям Хуана или стариков.

Короб поднялся ровно настолько, чтобы я успел поймать его ногами и подтащить к себе.

— Вы всё слышали, выступлений может не быть несколько «месяцев».

Что такое месяц, вряд ли кто знал, но по словам Старика было ясно, что это долго. Очень долго.

— Мы должны быть в этой пьесе. Точка!

— Пока нас не заменят другими, да, Хуан? – я приподнял носком крышку короба.

— Антонио, тут есть спички! – радостно воскликнул Второй стражник. – Сейчас я помогу тебе.

Стражник упёрся ногами в коробку и помог мне подтащить её ближе. Я дотронулся до спички. Взял её. Тяжёлая! Я едва не выронил её на дно Сундука. А потом я взглянул в глаза Марии. Она кивнула. Оба стражника одновременно кивнули. Они поняли мою задумку.

— Не делайте этого, глупцы! Вы… вы же никогда не станете… вы не сможете больше играть! – Хуан трясся, зло шипел и крутил головой. Хорошо, что его крепко держала проволока. Из него вышел бы неплохой дон Антонио. А с меня хватит.

— Хуан, нам надоело, – сказал Второй. Его маленькие ручки держали спичечный коробок. Первый улыбнулся Марии совершенно другой улыбкой, как мне показалось.

— Мы не хотим ждать участи старых марионеток. Мы хотим сами решить свою судьбу, Хуан. Хотя бы раз в жизни.

Старички-родители жалобно запричитали. Педро захныкал ещё сильнее.

— Мария, Мария, скажи им. Пожалуйста! Мне же страшно!

— А стоит ли? Ведь рано или поздно нас выкинут или также сожгут. Работа и постоянная камера тут, Педро, – сказал я, ударив головкой спички о коробок. И… ничего.

Я продолжал стучать, замечая, как серная головка стачивается и от неё откалываются кусочки. А под конец она согнулась и упала на дно.

— Ничего у тебя не выйдет, – Хуан подкрутил усы. Физиономия старой куклы выражала самодовольство. – Ты всё равно не уйдёшь от судьбы, Толстяк. Хотя мне уже ужасно хочется, чтобы Старик побыстрее тебя заменил.

Я тупо глядел на спичку, потом на короб. Но как же так? Я же сам видел, как Старик бьёт о коробок, и она загорается таким ярким светом. Неужели всё напрасно? Неужели мы обречены быть тут навсегда?

Я взял последнюю спичку.

— Три, просто три, Антонио, – шепнул Второй. – Не стучи.

— Пробуй, у нас всё равно больше не будет шанса, – сказал Первый. Его стеклянные глаза с надеждой смотрели на погнутую спичку.

— Антонио, прошу! – воскликнула Мария. – Я не хочу оставаться здесь. Я устала от этого. Вспомни, о чем я говорила.

— Но вдруг там ничего не будет? – засомневался я.

— Зато не будет этого всего. Антонио, мы так устали. Мы так устали от вечного спектакля.

Первый, Второй, Мария смотрят на меня стекляшками, заменяющими нам всем глаза, и кивают головами. Я вспомнил повторяющийся спектакль. Каждый раз одно и то же. Спектакль, который не меняется никогда.

Я чиркнул спичкой о бок коробка, и пламя охватило головку.

Другие работы автора:
+5
21:24
600
10:51
+2
Уважаемый автор, уведомляю, что внес Ваше произведение в Месячный отчет за июнь как одно из лучших за отчетный период. Спасибо вам за него, заходите чаще (:
14:55
+1
Спасибо большое! Приятно слышать и постараюсь больше не теряться и писать произведения дальше)
Загрузка...
@ndron-©