Призрак одинокой старости

Ваш облик,говорит она в мой адрес,напоминает мне Францию.

Вот тут надо сделать отступление и сознаться сразу, что никакую Францию мой облик не напоминает. А если напоминает, то это какая-то странная Франция. И если мой облик вообще может что-то напоминать, то это скорее окажется скульптура девушки с веслом, а ежели мыслить глобально, местностями, как предлагает мне собеседница, то похожа я на квартал красных фонарей в Амстердаме.

Какая удивительная форма каблука, продолжает она. Я пялюсь на свой каблук, будто впервые вижу. Каблук, как каблук, но ей, конечно, виднее.

Вы, вообще знаете, говорит и говорит она, вы очень charmant. Да-да, я знаю, о чем говорю. Я древняя, как пирамиды, я могу судить. В пределах своей compétence, конечно.

А я вот совсем себя запустила, сетует она, видите, какой terreur. Знаете, старость сама по себе odieuse, а одинокая старость odieuse вдвойне.

Мне от этого монолога не уйти, да я и не ухожу. Я понимаю - может сложиться так, что я сама буду подкарауливать зазевавшуюся жертву, а потом крепко держать её за пуговицу, и рассказывать что и как было во времена моей jeunesse, хотя я вряд ли буду изъясняться на французском. Скорее, на немецком... если маразм не накроет. А вообще-то я и жестами смогу, была бы жертва.

Эта женщина преподавала французский. Я ещё помню ее в сумасшедших морковных париках, в элегантных черных драпировках, с беломориной в мундштуке. Сейчас передо мной горбатая, мне по пояс, абсолютно седая старушка в засаленной синей курточке. Никого у нее нет, собака только. Собака, которой она кричит: "Элла! Какого рожна ты ведёшь себя так... так.. так laidement?! Неужели нельзя делать это НЕ на gazon?!"

Ага, "gazon", с санорным звуком "н".

"Когда-то давно я была депутатом, ma fille. Два раза. И, знаете, что? Вчера президент прислал мне к празднику открытку! Ну, там, конечно, факсимиле, но ведь помнят, понимаете? Помнят! Je suis agréablement surpris!"

Простите мой сомнительный французский.

Чувствую себя безобразно.