Ефремыч. Пародия на утопию

Автор:
stk0
Ефремыч. Пародия на утопию
Аннотация:
Текст большой и ещё в работе. Примечания в конце и по ссылке
Текст:

Ефремыч. Пародия на утопию

Ефремыч гордился, что был и слыл русским националистом. Именно националистом, ведь в две тыщи семидесятом, после спасательной экспедиции за и там расплодившимися китайцами на Марс, после миротворческой миссии по разведению сторон Аргентино-Австралийской войны в Африке, после конвейерного спасения голодающих в странах бывшего США и индивидуальных карманных аппаратов очистки и омоложения, продлевающих жизнь до ста восьмидесяти, патриотом России немудрено быть даже в мусульманской Индонезии!

Хоть всё же ещё не так, чтобы прочитав в рецепте название мочегонного "фуросемид" задумываться, что ему делать с фурой незаконных мигрантов из Израиля, или приходить в невыразимый экстаз от супербренда "Вятский овсяный квас", но, как он считал, человеку богемы -- а Михаил Ефремыч Мамантов1 с полным правом мог причислять себя к богеме хоть как певец и автор современных городских романсов, хоть как учёный, исследователь русских говоров и научный сотрудник института русского языка Академии наук, -- не говоря уже про приписного сотника рублёвского казачества, быть русским националистом вроде как Богом и Судьбой положено. И ведь "слава людская" хоть и проходит, но весьма недёшево даётся.

И сюда, в столицу Автономной Республики Донбасс, в сентябре он не мог не приехать и как певец (а где более благодарные слушатели и лучшие сборы?), и как учёный (ну ведь общеизвестно, что лучшие доклады по диалектологии русского языка только здесь, в Исайевской2 филологической школе!), и как ценитель красоты (ведь общеизвестно, что именно Донбасс зародил традицию "полиции прекрасного пола", и до сих пор полицейские Донбасса -- исключительно дамы, исключительно красавицы, исключительно здорового образа жизни, почти религиозной морали и законопослушной мысли -- уверенно держат верхнюю ступеньку любого конкурса красоты, хоть профессионального полицейского, хоть даже мирового масштаба). Да и как человек богемы (а где же ещё все наши собираются?), и как идейный националист, ведь именно здесь исток, корень и первопричина нового русского самосознания. И Славянск, дважды окружённый, сданный и взятый, но не сломленный. И Горловка, что как птица-Феникс возрождалась только лучше и краше. И Мариуполь-страстотерпец. И звёзды освободительной войны: Иловайск, Шахтёрск, Дебальцево, Соледар, Кровавый Лиман, Святогорск, Доброполье. И потому ехал-летел-стремился, в радостных ожиданиях и радужных надеждах, как свадебный генерал, задыхаясь от собственной важности.

И ведь не в первый раз приезжал на фестиваль "Звёзды над Донбассом"3, но... Но ведь успеть побывать на всех действиях, площадках, событиях за один раз даже такому непоседе, как Ефремыч, совсем не по плечу: и научные конференции, и выставки, и музеи, и галереи, и песенный фестиваль на главной площади города, и фантасты-литераторы, и спортсмены... Вот и в этот раз посреди безводных степей с балками и терриконами -- и вдруг парусные катамараны на водохранилище гоняются! И кубок4, которому лет больше, чем всей Российской Федерации! И целая очередь тележурналистов, спорткомитетчиков, спонсоров, международных фирм и рекламщиков! Ну как было удержаться, чтоб не поехать на броское зрелище, чтобы не сверкнуть двумя новыми песнями на их сцене и не сняться в экзотически-богатом антураже?

Вот только не повезло Ефремычу! Сначала оказалось, что Кубок Донбасса привязан не к фестивалю, не к Дню Освобождения Донбасса, а ко Дню Туриста, то есть и начнётся, и завершится позже, чем фестиваль, а значит, что? А значит, "все наши" из богемы уже давно отсюда тю-тю, и быть Ефремычу одному, если никого уговорить-уболтать не удастся. Дальше оказалось, что срок аренды авто, ижевского хетчбека "Ёжик", от времени фестиваля до времени кубка продлить не удастся ни за какие деньги, тут всё за два месяца по записи, и максимум, на что можно рассчитывать, это старый пятилетний немецкий "мэрс" с огромным вонючим газобензиновым двигателем и без малейшего представления о современном комфорте -- а как без огромного аккумулятора и зарядки от солнечных панелей к авто "фанерогенератор", медиа-компьютер для аудио-видео контента, заменитель целого оркестра инструментов, подключать? Не оставлять же авто заведённым, эдак и на цене топлива, и на эко-штрафах разоришься!

Так что уж если ехать петь, то или со старенькой акустической гитарой, или просто с готовой фанерой в записи, или а-капелла, а голосовые данные у Ефремыча слегка того... Нет, и голос есть, и дикция, как у любого лектора, весьма разборчива, но сам голос по сравнению с микрофонными усилителями очень и очень тихий... И окончательно добило Ефремыча, что въезд на территорию проведения соревнований только по пропускам, ведь акватория гонок -- сердце энергетической мощи Автономной Республики! А Донбасс нынче электроэнергию не только в Китай и Испанию продаёт, но и гораздо подальше.

Правда, всё разрешилось относительно успешно: милейшие писатели-фантасты Аркашка и Бориска Стругаченки5, типичные русско-киевские малороссы с богатым аллюзиями псевдонимом, с пышными усами и с уст рвущимися сотнями баек, шуток, анекдотов и тостов, как оказалось, и авто арендовали не на две недели, а на месяц, и с радостью помогут самому Мамантову, и даже, что важно для пропуска, родственников в самом городке энергетиков имеют, правда, с другой, неславянской фамилией.

И пока автопилот представительского "Каурого Турбо 750" вёл их по улицам, соблюдая все ПДД и требования пропускного режима, они так душевно посидели втроём под фирменную с фестиваля фантастики "русановскую на березиных почках"6 с салом и квашеной капустой...

И только добравшись, наконец, до места проведения соревнований, понял Ефремыч, в какую засаду он попал: гонок-то сейчас и нету, приостановлены, штормовое предупреждение, ветер больше двадцати метров в секунду порывами песок по берегу в смерчи завивает, лёгкие лодочки даже без парусов от земли отрывает, унести норовит. А значит, что? А значит, все на берегу, все обиженно-злые, все нервничают и смотрят ревниво, ищут, на ком бы или на чём бы зло согнать. А Ефремыч мало того, что ни в какой команде и без приглашения, да ещё и со свежим пьяным выхлопом. И Стругаченки, увидев такое дело, сразу к дядюшке Натану засобирались. И "фанерогенератор" Ефремыча из багажника выложить забыли.

И остался Ефремыч в толпе на Парусном Берегу один, с кошельком, гитарой и новомодным жидкостно-оптическим накопителем, где все его оркестровки-минусовки, в кармане. Правда, с выхлопом сразу и сообразил: вот автоматы со слабоалкоголкой, взять коктейль анисовый, часть себе на одежду, остальное внутрь, ну и что, что завтра с утра будет болеть голова, главное, чтобы сейчас от него анисовой слабоалкоголкой, а не спитягой несло!

А вот с выступлением -- облом: есть свободные площадки, есть даже и зрители, и узнают его, конечно, и кланяются, и автографы привычно, но... Но на площадках или столпотворение желающих выступать, или старое оборудование, без жидко-оптического порта! Даже с таким старьём как юсб или файбер-ченнел есть, а современных, уже почти год как появившихся, жидко-оптических почти что и нету!

И пригорюнился Ефремыч, и присел в очередь к новому оборудованию с не самыми противными своими конкурентами, и, от обиды, что сам Ефремыч и вдруг в общей очереди, да чтоб не в сухую сидеть, взял ещё одну слабоалкоголку, тоже сильнопахнущую, на мяте с корицей. Но, видно, сил не рассчитал -- развезло его. Тут уже на сцену идти, а он вдруг чувствует, что всё вокруг качается -- такой позор! Но всё же нашёл в себе силы, встал, почти дополз до кофе-мата, взял две чашки двойного, втолкнул в себя, справился. Даже, когда вышел на сценическую площадку, первую песню спел а-капелла, не ту, что планировал, не свою, а народную, казачью. И публика "Чёрный ворон" в его интерпретации и личной сценической манере приняла на ура.

А потом -- понеслось. Техника организаторов кубка его накопитель приняла сходу, в меню пульта разобрался легко, следующая песня -- вообще самое первое исполнение, третья -- одно из самых первых, сразу столько людей вокруг собралось, как слушали, как хлопали! Тут слёзы гордости и радости прошибли Ефремыча, грудь расправилась, взгляд загорелся, даже как будто сил и молодости прибавилось, и коленки почти совсем перестали дрожать! Решил он на бис самую-самую свою исполнить, славную да популярную, давнюю да забойную, где Русский Дух на Русский Мир волшебною иконой несёт-спасает, отступая, Крестом Донбасса осеняемая, Славянская колонна. Быстро в меню нашёл оркестровку-минусовку, микрофон со стойки снял, в руки -- и запел!

Ох, как он пел, как ему казалось! Как давно не пел, как будто на крыльях летел! Как голосом моделировал, какие переходы, какие субтона, какое резонансное пение! От старания и усилия на финальных крещендо припева, размахивая головой и разбрасывая выступивший пот, даже глаза зажмурил! И так до самого конца!

А потом открыл глаза, а вокруг -- никого! Вообще пустая площадка, только лодки-катамараны, что прежде на берегу, на песке без ничего стояли, уже вдали от берега парусами в циркуляциях похлопывают! А паруса такие яркие, и белые, и алые, и золотые, и нежно-салатные, и ослепительно-голубые! А он один -- и на берегу...

Опустились от огорчения и обиды руки, подломились колени, и в этот момент гнусаво возопила боцманская дудка, и звук выстрела в воздух, и флажки опустились разом -- стартовала гонка. А Ефремычу кажется, что это специально его одного покинули, и, издеваясь, уплывают навсегда и без него; что это от него убегает под всеми парусами его волшебная мечта; что это от него его счастье да удачу на всех парусах увозят! Так, стоя на коленях и не выключив микрофон, он и расплакался, слышит -- из-за спины авторитетно-окончательно так: "Он пьянь, что ли?"

Обернулся Ефремыч -- двое немолодых в тёмно-оливковой форме организаторов, один лицом то ли китаец, то ли кореец, а может, вообще то ли киргиз, то ли казах; второй, широколицый, носатый, кучерявая шапка волос обильно сединой бита -- то ли армянин, то ли грузин, а то и вообще цыган. И смотрят как бы сквозь него, глаза прямо на него, а глядят как будто дальше.

Ох как взыграло в Ефремыче ретивое! Ох как разобиделось нутро русского националиста! Ох как возжаждалось справедливости и добра, главное, чтоб себе самому, и лучше, чтоб побольше! И, как показалось с пьяных глаз, он орлом вскинулся да соколом полетел, хотя на самом деле криво вскочил да покатился-повалился, ногой за ногу и перецепился! И замахнулся в падении радиомикрофоном на "грузинистого", но, откуда ни возьмись, возникла охрана -- и полиция, и спецура, -- решительно и конкретно падающую тушку певца шокером по темечку приголубила, руки белые за спину заломила, наручниками умиротворила, да в полицейский Новый Третий Ларгус в зарешёченный задок и упаковала.

Последнее, что помнил Ефремыч из этого дня, как его под руки белые - ноги длинные четверо дюжих опричниц бережно вносили в КПЗ каталажки. И говорили друг другу:

-- Но ведь как пел! Как же ж пел!...

-- Мда... Но ведь...

-- Та да... Лепс...

-- Ну да, дура Лепс...

И ещё успел усыпающий удивиться, мол, кто такая эта Лепс и почему она дура7 -- и уснул.

Уснул -- и во сне увидел всё то же, что было с ним в этот день, но совсем по-другому: вот лысый Бориска ему первача наливает-наклоняется, а у него из лысины на глазах рожки лезут, остренькие такие, козьи, почему-то такие нежные и розовенькие, как младенческие пятки. А у волосатого Аркаши его стрижка в скобку вдруг сама по себе собирается в оселедэць, который то на одно ухо, то на другое, а то и по всей голове крутится быстро-быстро, так быстро, что, если не приглядываться, то и кажется стрижкой в скобку. И Аркашка произносит тост, а изо рта у него пузыри, мыльные, громадные такие, и одним из этих пузырей Ефремыча и накрывает. Смотрит Миша сквозь пузырь, а не слышит ничего, и рожи братьев вдруг такие противные, хитрые, злобные, как будто в кривом зеркале в комнате смеха.

А за спинами братцев не комфортные потроха седана бизнес-класса, а тёмно-коричневая муть с гадостями, как будто в канализацию заглянул. И муть эта тоже пузырится, вздувается, движется, на Мишу наползает. Вдруг увидел он просвет -- такое солнечно-голубое небо, как только в ясном сентябре в Донбассе бывает. Рванулся к нему -- а стенки пузыря такие плотные, эластичные, как будто надутый презерватив для влетевшей в него мухи. И откинула стенка Ефремыча обратно.

Откинуть откинула, но и сама туда, ближе к свету сдвинулась. Кинулся певец на пузырь ещё раз, и ещё, и ещё, понемножку да по-чуть-чуть пузырь к свету сдвигает, а за спиной у него, за пузырём, рожи братцев корчатся-хмурятся, не улыбаются, а злобно скалятся, кажется, рюмками-кулаками не тосты поднимают, а ему грозят-угрожают. И жуть такая пробирает до холодного пота и ледяного сквозняка по спине, от шеи до копчика.

И вот уже додвигал Ефремыч свой пузырь до света, до какого-то пролома в жути, прилип пузырь к этому свету. Глянул Миша, а там, на берегу, на песке, на знакомой сцене какой-то певец под фанеру поёт, орёт и дёргается, но что именно -- совсем не слышно. И тут команда на открытие гонок, и все слушатели-зрители тихонько так, чтоб певцу не мешать, уходят, а тот на эстраде всё прыгает-дрыгается, волосами размахивает с закрытыми глазами, как придуравошный! А за его спиной стоят другие, наверное, важные -- откуда тогда сразу столько охраны? -- и вообще не обращают на него внимания, о чём-то своём говорят. И пьяный придуравошный артистик вдруг вскакивает, и на этих важных бросается -- а они-то только глаза вытаращили, ведь совсем не при чём, ну просто ни сном, ни духом! И так горько, и так стыдно, и вообще лучше сразу помереть, лишь бы после такого людям в глаза не смотреть!

Пробуждение было жутким.

Проснулся Ефремыч поздно, много позже полудня, и, даже проснувшись, просто не мог открыть глаза. Не потому, что внутри пересохшая Сахара от носоглотки до глубин кишечника, и не потому что голова разрывалась на части от каждого удара пульса, и даже не от жуткого холода лежания на металлических нарах, прикрытых тонким колючим солдатским одеялом. Стыдно спросонья было Ефремычу, горько, обидно и стыдно.

Но случаются в жизни неприятности, не сказал бы похуже, но посрочнее кошмарных мук совести -- захотел Мамантов в туалет. Хоть и непонятно как с выжженой Сахарой внутри себя согласуется, но бывает, есть даже такое понятие, как "гидробудильник". Почувствовал Ефремыч, что ждать-терпеть дальше невмочь, с трудом открыв один глаз, обвёл мутным взором своё узилище, застеснялся и закрыл глаз обратно.

А всё почему? А потому, что обезьяник КПЗ он потому и обезьяник, что вместо одной стены -- решётка, а мёрзнущий в гордом одиночестве Ефремыч лишь в одном исподнем. И сидящие в "аквариуме" оперативного дежурного три дамы-полицейских и двое мужчин-милиционеров (ведь в Донбассе "он-мон" не обзывалка, а "отряд народной милиции особого назначения") могли лицезреть все его дряблые, бледные и далеко не спортивные телеса. А конфузлив был Ефремыч с детства.

Так что, с трудом открыв один глаз, обвёл Ефремыч мутным взором своё узилище, застеснялся и закрыл глаз обратно. И заворочался, пытаясь поглубже завернуться в колючее жёсткое одеяло, хотя бы чресла свои спрятать.

И тут же услышал какой-то резкий и ухарски-заинтересованный женский голос:

-- О! Проснулся, похоже!

Пришлось ещё раз глаз открывать, камеру оглядывать. И тут же распахнул оба глаза, ведь дверца в решётке открыта, а за дверцей дверь с давно чаемыми символами: треугольник остриём вниз, а рядом треугольник остриём вверх -- туалет! Ведь наверняка с умывальником! А там кран, а в кране вода!

И такая жажда вместе с "гидробудильником" навалилась, что пришлось вставать, забывая о стыде наготы, медленно и осторожно, боясь потревожить боль в голове или напрячь мочевой пузырь, сползать с нар, придерживаясь рукой о кирпичную стену, чтоб не поскользнуться босыми ногами на холодном кафеле пола, скользить по стенке, мимо решётки, в дверцу. Только потянулся руками к ручке двери в туалет -- другой, низкий, ласковый, заботливый и такой волнующий голос майора полиции:

-- А вот воды Вам сейчас и нельзя! Здравствуйте! Вот, сначала выпейте, как лекарство! - и оперативная дежурная протянула Ефремычу через окошко термокружку, всю какую-то неуставную-домашнюю, с чеканкой да финифтью мишками да белками, мячиками да зонтиками, листиками да ромашками, и даже крышку с неё сняла.

Взял Ефремыч кружку - а внутри горячее, аж пар идёт. И пахнет, и травами, и бульоном, и чем-то таким детским и домашним, как материнская ладошка. А майор полиции не унималась:

-- Ну что же Вы, будьте мужчиной, смелее, залпом!

Выдохнул Ефремыч, потянул залпом варево, прислушался, как разошлось оно по телу, как мурашками от спины вверх, как ожило, зашевелилось всё его нутро, как зашумело в ушах, посветлело в глазах, выступило по́том... И неожиданно резь в мочевом пузыре отпустила. И привалился в изнеможении к решётке. А капитан, которая рядом с майором, протягивает ему наманикюренными тонкими пальчиками пакет:

-- Вот тут Ваша одежда. Выстирана-отглажена-зашита. А вот тут вещи, что при Вас были. Проверьте и одевайтесь. - Ну что ж, дама просит, хоть и тем самым резко-противным голосом... Пришлось шевелиться.

Да, всё было в порядке, разве что туфли вычищены до зеркального блеска, на штанах, по нынешней моде состоящих из сплошных бахромящихся швов и штопок, добавилась пара свежих, да на рукаве рубахи аккуратный такой шовчик. А с вещами... Вот в вещах Ефремыч нашёл то, чего вчера ему так не хватало: переходник с жидко-оптического разъёма на обычный оптический, файбер-ченнел. Подумал... и решительно отодвинул:

-- Не, это не моё! Не было у меня такого вчера!

-- Знаем... И всё равно возьмите, это подарок. Одевайтесь и распишитесь... Вот тут... Тут... И вот тут, пожалуйста, тоже...

Глянул Ефремыч, где ему расписаться -- и вообще застыдился, аж запунцовел и в глазах защипало: Ага, опись имущества, всё перечислено верно. Ага, да, расписка, претензий не имеет. Ого, да ведь это ж его свежий концерт, прошлого месяца, ещё не всюду и продаётся... Запись фирменная, да ещё и целая коробка носителей!

И поспешил начать одеваться, потому что совсем неудобно: мало того, что его голым видели, так ещё и пьяным, и одежду постирали-зашили, и вот это лекарство, а тут ещё и записи...

А лейтенант ОНМОН, мужик весь в чёрном, мельком глянув на Ефремыча, продолжил разговор по телефону:

-- Ага, видео супер! Да, опять со старта Обуянь8 в левой гонке до второго буя первой шла, но на третьем, на фордаке с выходом в острый бейд, опять не справилась, закопалась, гонку слила...

И вдруг понял Ефремыч, что вчерашнее "Он пьянь" было всего-навсего "Обуянь"! И ведь читал вчера в гоночной таблице это имя лодки, -- и не про него, любимого, сказано было, а про лидера гонки, про лодку с таким именем! ... И совсем кошмар как стыдно стало, аж руки задрожали...

И аж всхлипывая, подписал, не читая, обе расписки, и распаковал коробку носителей, и на каждом "С извинениями и благодарностью, простите за всё!"...

И в кабинете районного судьи в здании напротив полицейского участка сразу со входа начал каяться, объяснять, мол, пьян был, глуп и глух, а потому принял имя лодки за упрёк, и в пьяном угаре, не помня себя, кинулся на совсем непричастных... искренне раскаиваюсь, приношу свои извинения, хочу загладить свою вину, ну и так далее... Так что судья, миловидная миниатюрная блондинка с громадными зелёными холодными глазами и тоненькими, как паутинки, пальчиками, хоть сначала и уколола:

-- А, залётная птичка, столичная штучка! -- но потом уточнила:

-- А что, слово «пьянь» и в пьяном угаре обидным было? А сейчас? -- и тут же стала надиктовывать секретарю, роскошной брюнетке с пышным бюстом и слегка бегающими от возбуждения сверкающими карими глазками, что "учитывая полноту раскаяния" и "окончательное признание собственной вины" "в соответствии с"... "суд приговорил" про пять суток административного задержания с обязательными общественно-полезными работами. И когда зачитали приговор, то Ефремычу вдруг ещё раз стало стыдно, но сразу и какое-то облегчение навалилось, точнее, наверное, надежда на облегчение.

Ведь общественно-полезные работы слагались из уборки территории памятников истории, культуры и социально-значимых объектов в первой половине дня и участия в культурно-массовых мероприятиях во второй, а единственное значимое культмассовое мероприятие, известное Ефремычу, это была регата, парусный Кубок Донбасса, а значит, есть надежда встретиться с теми двумя и принести свои извинения лично.

Солнце уже катилось за горизонт, когда Ефремыч вышел из здания суда, и лейтенант ОНМОН передал подконвойного казачьему патрулю. Начальник патруля, седоусый и лысый, сначала как-то зло одёрнул певца, мол, "не господин прапорщик, а товарищ вахмистр", а потом повёл его вежливо и неспешно по тенистой стороне улицы на два квартала дальше. И не мешал любоваться видами города, притормозил возле автомата с "традиционным кислым квасом Донбасса", даже пытался угостить сигаретой некурящего Мамантова.

Но любая дорога когда-нибудь заканчивается, а тем более всего через два квартала, и админзаключённый второй раз за этот день стоял в одном исподнем перед таким же "аквариумом" с дамами-полицейскими, сдавал личные вещи и одежду, получал одежду и обувь тюремные, примерял и крутился перед оценивающими дамами-полицейскими. Сперва ему подобрали форму песчаного камуфляжа по фигуре, потом он опять расписывался, и привычно ставил автографы, и дамы-полицейские млели, расцветали румянцами, улыбками и сверкающими глазками. Может, с этим были связаны одиночная камера и пусть и не роскошный, но сытный и показавшийся очень вкусным ужин из риса с рыбой и овощами, а может и нет -- кто знает? Но добрался до своей шконки в камере-одиночке Ефремыч, аккуратно сложил полученные вещи на тумбочку, прикрученную к полу, коснулся спиной жёсткого матраца, накрылся неожиданно тёплым одеялом -- и выключился.

И ночью во сне увидел продолжение кошмара. Сначала прилип он к стенке пузыря, а вон та, миниатюрная блондинка-судья с другой стороны пузыря прикладывает большой панорманый конверт его концерта, поверх которого напечатано слово "Приговор". А Ефремыч изнутри на стенке пузыря расписывается своей фирменной росписью для автографов. Размашисто так расписывается, и в конце с размаху ставит точку. И на точке пузырь лопается и даже не выбрасывает, а выплёвывает его! И выплёвывает куда-то в наклонный тоннель. И по дну тоннеля что-то вонючее такое течёт, как будто канализация. Глянул Миша назад -- а сзади всё те же Стругаченки, улыбаются, радостно руками машут, щедро так предлагают то его же фанерогенератор, то переходник с гелевой оптики на файбер-ченнел, то вкусный сегодняшний ужин, а то вдруг форму, песчаного камуфляжа, только почему-то с погонами сотника и целым иконостасом пластмассовых наград.

Рванулся от них Ефремыч вперёд, вверх по наклонному тоннелю, но поскользнулся, и начал, наоборот, назад, к ним съезжать. А за спиной у братцев всё та же вонючая чернота коричневая, только через коричневое уже кроваво-алое трещинами и сполохами пробивается. И побежал тогда Ефремыч к свету, к небу и солнцу, вперёд, но и в бок, на стенку, получилось, ещё больше наверх, и у него вышло. И как будто тоннель под ногами провернулся, и следующий шаг опять вперёд и в бок, и ещё, и ещё, а за спиной Стругаченки закрутились, как бельё внутри барабана стиральной машинки. И вот уже почти что совсем всё, вот он уже и выход, глядь -- а выход-то и заткнут, опять пузырём, и за пузырём почему-то город и производство, какие-то шпили, башни, трубы, газ горит, конвейер станками мельтешит, но ни звука. А вон та чернота да браты-Стругаченки -- они теперь не за пузырём, они теперь, хоть и дальше, но в одной с ним трубе, и медлить нельзя, потому что догонят. Рванулся Миша грудью в этот пузырь -- и проснулся. Проснулся с гудком, какие бывают на пароходах или паровозах, ну или сигналом подъёма где-нибудь на зоне.

Подъём был очень ранним -- никогда в своей жизни он не просыпался до рассвета, -- завтрак неожиданно вкусным -- или он уже успел проголодаться, ведь вчера только ужинал? -- а дорога до места работы короткой. И попал Ефремыч на объект, который назывался "Курган Памяти и Славы". Ефремыч только слышал о таких, и вот вдруг оказался на нём, с аккумуляторным пылесосом, пэтом воды, тряпкой и жёстким скребком в руках. И сразу аж мурашки по спине.

В принципе, каждый из этих курганов построен по образу и подобию Саур-Могилы с рухнувшей большой стеллой, как это было в начале Гражданской и Освободительной: невысокий курган с гранитными лестницами с четырёх сторон света, а на вершине кованая беседка с колоколом. И в каждом таком кургане похоронены павшие в Гражданской и Освободительной. Нет, не герои -- для героев Аллеи Славы. И не нацисты-пропагандисты и преступники -- их пепел всегда и только на заводы удобрений. Обычные люди, зачастую даже не военные, мирные. Ну или военные, погибшие при артобстрелах, от шального осколка, от пули снайпера, от ранений, от болезней, другого -- ведь война вынужденно рисковое дело, а чем больше риск, тем больше вероятности сгинуть ни за что, ни про что. В том числе и солдаты врага. И вдоль лестниц с каждой стороны стеллы с фамилиями-именами и датами.

Только часть стелл серого гранита, часть -- чёрного, или из мрамора. И чёрные -- мирняк и павшие воины Республики -- как бы окружены серыми. На которых ничем не запятнавшие себя солдаты врага. Но чёрные и стоят выше, и тут их больше, и они как бы раздвигают серое окружение. И перед входом -- перед каждым из четырёх входов на лестницы -- кованые же ворота. И на них надписи повторяются, всего две, одни и те же. "Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими". И "Мёртвые сраму не имут".

И над всем этим -- всё те же жуткие ветры Донбасса. Даже плотную форменную одежду продуло мгновенно, вышибая дрожь из дряблого певческого тела. Запахнулся Ефремыч поплотнее, надвинул кепку на глаза пониже, вспомнил родные московские промозглые дожди конца сентября, обрадовался и поспешил согреться работой.

Стоит признаться, такая работа не тяготила Ефремыча: потомок банкиров, он по наследству должен был получить большой дом с приличным садом в одном из самых престижных районах Москвы, потому с детства, с примера родителей "выйти навести порядок в саду" всей семьёй, это и им расценивалось как отдых и удовольствие. И даже то, что Мишенька не пошёл по отцовским стопам, стал, вместо экономиста-финансиста, гуманитарием и артистом, то есть человеком прежде всего публичным, как дед говорил, "краснобаем и рабом толпы", а раз так, то и родительский дом по завещанию получил не он, а младший его брат, Ефим, не напрягало певца.

И даже смена сценической фамилии с родной на матушкину и покупка своего дома, тоже на Рублёвке, правда, и дом пониже, и сад пожиже, и в не столь престижном квартале, хоть и представлялась тогда "акцией эпатажа", но... Но с течением времени обида прошла, а дом и привычка отдыхать, убираясь в саду, осталась. Вот и тут прежде всего нужно было представить, что это не Курган Памяти и Славы, а всё тот же сад. Ну, пусть не пять соток, пусть все пятьдесят или даже семьдесят, да хоть и сто, ведь это просто повод отдохнуть подольше, правда?

С такими мыслями закопался Ефремыч в работу, тщательно выбирая всё то, что не могли сдуть с кургана ветры Донбасса, отскребая и отмывая присохшую грязь, вырывая сорняки и выпалывая дикую поросль. И даже уже надписи на нижних стеллах с пооблупившейся краской совсем решился подправить, когда вдру услышал где-то рядом голоса.

Старческие, дребезжащие голоса пели. Достаточно стройно, но негромко. Пели что-то такое древнее, аж винтажное и по стилю, и по мелодии, и певец не сразу понял, что это песня, а не речитатив. Но прислушался -- и обомлел:

-- А что одеты мы не по погоде,
Так это никого и не #бёт!
А просто мы на небеса уходим:
Такой вот мы десант наоборот...
9

Услышать такие слова из-за плит с именами павших на кладбище само по себе мурашки по коже, но услышать певцу, профессионалу, да ещё и русскому националисту, и на Кургане Памяти и Славы... Не дыша, боясь произвести лишний шум, спугнуть песню, пробирался на звук голосов Ефремыч между стеллами, а громкость голосов понемногу нарастала, чтоб взорваться максимумом на:

-- Мы не герои и не оккупанты,
Мы просто те, кому не повезло!
Что родились мы здесь, во столько и тогда-то,
И жить нам отпустили только треть...
А чтоб понять, что душенька крылата,
Сначала правда нужно умереть!...

Какая-то дикая, древняя сила совсем простых слов захватила Ефремыча, смутила, закрутила и оставила в недоумении:

"Да кто же это? Если не герои, значит, не победители? А кто тогда, проигравшие? Как же это, тут, сейчас -- и проигравшие? Неужто, нет, не укропы, укро-солдаты, как их тогда называли, всу-чки?"

А из-за памятников неслось уже увереннее и громче:

-- А мы чеканим шаг побатальонно,
Держа равненье строго на закат.
А впереди Майкопская колонна,
А сзади те, кого забрал Герат...

"Герат -- это где, в Афганистане? А Майкоп, он ведь на Кавказе, майкопская колонна -- это когда? Чечня? Такая архаическая древность? Нет, я буду петь не Майкопская, а Славянская!" -- и сомненья в этот момент в душе не было, что он, именно он будет петь эту песню, точно будет!

А из-за могил и памятников аж звенело:

-- Года летят, как трассеры ночные,
А мы сквозь них идём -- и путь далёк!
А через нас спешите вы, живые,
Не зная, что как только выйдет срок
Раскатятся небесные куранты,
В июле упадёт на землю град.
И не герои и не оккупанты
Закончат свой невидимый парад!

И задрожали колени, и пересохло во рту, и от слабости он уселся на ступени. И от ощущения живого, сущностного, предвечного предсказания в очередной раз перехватило дыхание:

"Да-да, именно в июле! В июле четырнадцатого! Обстрелы "Градами"! А потом ещё... В каждом, что ли, июле? Военном? В каждую войну? Всегда? О жизни вечной? О вечной войне? С кем? Ангелы с Демонами?"

И, забивая последние гвозди в гроб сомнений, из-за памятников торжествовало:

-- И мы родимся здесь, во столько и тогда-то
И проживём две жизни за одну.
И будут наши душеньки крылаты,
И станут наши душеньки крылаты,
И улетят на новую войну...

Так в тот раз и не увидел Ефремыч тех самых певцов, потому что пока встал, пока пробрался между стеллами -- от высокого гранитного обрамленья кургана уже отъезжал микроавтобус, самый обычный грузопассажир, не элитный газовский "Першерон", а заштатный ульяновский "Битюг". И только возле одной из стелл чёрного цвета стояла догоревшая церковная свечка и полная рюмка, накрытая горбушкой чёрного хлеба...

В принципе, в первый день, как тогда показалось, больше ничего и достойного внимания Мамантова не было, не попал Ефремыч на регату. А в полном соответствии с приговором принимал активное участие в культурно-массовом мероприятии, отборочном конкурсе-концерте вступительного экзамена на эстрадно-певческое отделение Донецкой Государственной Консерватории.

В экзаменационном жюри три преподавателя, а в жюри "народном", помимо Ефремыча, ведущий музыкального канала Республиканского телевидения, Андрей, и тот самый вчерашний "товарищ вахмистр", правда, не в форме и папахе, а во входящем опять в моду фраке, при жабо и бабочке -- солист хора. Концерт проходил на стадионе, билеты продавались, и столичный житель в очередной раз удивился: ведь не только родители абитуриентов, вообще аншлаг и "лишний билетик". Но страсти -- тридцать абитуриентов на двенадцать мест -- разгорелись нешуточные.

И пришлось Ефремычу и аргументировать, и убеждать, и даже подпевать особо понравившейся девчушке с собственными, уникальными исполнением и аранжировкой народной "Полюшко-поле", и вообще, как в конце ему признались преподаватели, "он им всю картину сдвинул, прицел сбил, но и научил, и поправил". А музыкальный критик прекрасно знал историю музыки, а Степан Михайлович, "товарищ вахмистр", пел таким бархатным баритоном и так тонко и точно чувствовал музыку...

К ужину в местах заключения они опоздали. Потому члены обоих жюри устроили свой собственный "междусобойчик" на полпути к водохранилищу, в контактном этно-ресторане "Ларинский экопарк". И на вполне так себе сложившемся банкете к их столикам подходили и брали еду из рук прирученные животные, не только козы и маленькие вьетнамские свинки, но и косули, и лисы, и еноты, и даже волки и камышовые коты, но, к удивлению Ефремыча, не было ни в меню, ни на столах ни капли спиртного. Даже слабоалкоголки или энергетиков.

И вот тут-то он и спел а-капелла. Впервые за два дня. И вдруг захотелось, чтоб всё "не своё": то же самое "Полюшко-поле", а потом ещё и "Тёмную ночь", и "Не для меня придёт весна", но всё не в общепривычной, а в собственной манере. И растрогал всех, и даже музыкальный критик Андрей озадачился, мол, почему так, и для чего тут, а певец раздавал автографы. А потом Степан Михайлович доставил на своей машине "админ-ЗеКа Мамантова" к месту отбывания заключения, сердечно прощался, очень долго и эмоционально о чём-то беседовал с полицейскими, а "залётная птичка" только добрался до шконки в своей камере и опять провалился в сон, лишь спина коснулась простыни.

И всю ночь во сне он прыгал в огромном и тёмном ущельи с одного громадного пузыря на другой, а потом на третий, а пузыри летали то вверх, то вниз, и иногда снизу, а иногда изнутри пузырей на Ефремыча скалились и крутили рожи то какие-то крысы, то черти, то крысоподобные Стругаченки, а он так боялся, так рвался наверх, к свету, к солнцу, к небу, и в конце концов, успел, допрыгнул, почти что схватился за острый гребень какого-то скального пика, навалился на него грудью, и вдруг почувствовал, что сползает, что падает... Аж завыл по-звериному от отчаянья и боли, но тут же его схватила за руку и втащила, буквально подняла на гребень громадная, волосатая, звероподобная фигура в драном солдатском камуфляже и со старым калашом на шее. Подняла, поставила на пронизывающем холодном ветру, хмыкнула и вложила в слабые интеллигентские руки, в тонкие пальцы музыканта и филолога грубое и тяжёлое шахтёрское кайло... И потом два дня снов ему не снилось...

Второй день заключения привёл Ефремыча в музей Освобождения Донбасса в одноимённом парке в центре города, рядом с гостиничным комплексом "Победа". Тут "столичная штучка" познакомился с работой верхолаза, смывая жидкой пеной грязь с громадных фигур шахтёра и солдата, с замиранием сердца раскачиваясь на верёвочной страховке и боясь глянуть вниз. А потом ещё полдня тут же помогал критику Андрею подобрать лучшее музыкальное сопровождение и спецэффекты к речевым комментариям экспозиций автоматических музеев -- и победы в Великой войне, и в Последней Гражданской и Освободительной, -- и удивлялся: ведь опять, экскурсоводов практически и нет, и живой экскурсовод гораздо дороже стоит, всё на автоматике, а люди идут и идут. В третий день "залётная птичка" вычищал вечный огонь монумента "Жертвам Фашизма" между тремя двенадцатиметровыми пилонами под огромным металлическим венком на рукотворном холме на месте прошловекового немецкого концентрационного лагеря и, тем самым, причастился работе газовщика. И всё это время, все эти дни где-то в глубине его души звучали всё те же слова "мы не герои и не оккупанты", и "и проживём две жизни, как одну", и мыслилась, билась, крутилась неявная, чуть дребезжащая, как старческий голос, но очень рубленая мелодия.

И только вечером третьего дня, после дискуссионного шоу-концерта молодых авторов и исполнителей "урок у мастера" с разрешения Оксаны, ведущей и того экзамена-концерта, и этого, уже в телестудии добрался он до интернета, сделал запрос -- получил ответ. Текст песни Леонида Сергеева "Последний парад". И даже запись есть, старенькая, примитивно-плохенького, ещё ютубовского качества, но послушать можно. Слушал, ставил на паузу, отматывал назад, запоминал слова, и удивлялся:

"Парад... Почему парад? Марш же! А ведь и парад тоже, ведь закончат свой невидимый парад... Но тогда почему последний, если вечный?"

И, уже садясь в машину "товарища вахмистра", вдруг развернулся назад, и на задней торпеде отстучал ладошками тот самый, песенный маршевый ритм, как будто одной палочкой и кистью на барабане. И "товарищ вахмистр" вдруг удивлённо глянул на него, и всю дорогу был неспешен, задумчив и молчалив.

Четвёртый день начался с поездки на другой Курган Памяти и Славы: если в первый день он чистил Моспинский, то теперь Волновахский. И как будто что-то внутри у Ефремыча дрожало натянутой струной, готовило его к чему-то. Потому, не успев выйти из машины, сразу кинулся быстро-быстро шуршать-прибирать, чтоб, не дай Бог, не пропустить, успеть, приготовиться. И постоянно осматривался, искал глазами тот самый сине-серый "Битюг", который видел в первый день. И точно: ближе к полудню среди редкой кавалькады седанов с хетчбеками показалась знакомая округлая крыша, и заспешил певец навстречу.

Заспешил, да остановился. Потому как нечего ему пока сказать тем людям, они ведь не к нему, они к павшему, они к памяти своей -- какое он отношение к этому имеет? А потому просто отследил, куда пошли из "Битюга", пробрался туда же и сел, привалясь спиной к памятнику, в двух рядах от собрания приехавших. И дождался.

Когда закончились разговоры и тосты, воспоминания и поминания, они опять запели ту же песню. И как только зазвучало "А что одеты мы не по погоде", тут же застучал ритм по корпусу пылесоса и по пэт-банке, легонько так, ненавязчиво, но отчётливо. И сразу задышал в этом маршевом ритме, готовясь к пению, вгоняя себя в сценический образ. И на "Мы не герои и не оккупанты" стал подпевать, причём не первым голосом, а как бы из хора, но так, чтобы к концу захватить соло, именно так, как он умеет. И закрыл глаза, и даже головой о стеллу за своей спиной постукивал в ритме, легонько так.

И на "И улетят на новую войну..." он уже солировал стоя, в полный голос, на всё своё дыхание. И тут же оглядывался, выбирая, куда удирать: все ветераны-стариканы, как будто вспомнив молодость, пробирались на его голос между стелл, будто раскидывая ловчую сеть. Допел -- и удрал, стараясь прыгать между памятников в том же ритме, что и в песне.

А тут и сигнал на браслет заключённого, мол, пора сворачиваться, пора на обед двигать. И "товарищ вахмистр" в форме с папахой и нагайкой вверх по центральной лестнице поднимается, глазами своего подконвойного ищет. Вышел Ефремыч ему навстречу, выданное оборудование -- пылесос, пэт-бутылку, тряпку да скребок на себе тащит. А конвоир ехидненько так улыбается, берёт певца за руку, крепко берёт и ведёт... Да всё в тот же серо-синий "Битюг" ведёт!

И как ни рвался, как ни упирался Ефремыч, вцепился седоусый старикан в него клещом и всё-таки втащил внутрь. А внутри -- семеро, и все при орденах-медалях, и все аж светятся:

-- Михалыч, это точно он?

-- Да что я голос своего подконвойного не узнаю?

-- А песню откуда знает, он же молод, он же знать не должен?

-- А вот это у него и узнаешь, но не сейчас! Сейчас его на обед, а потом уже к вам в СВД!

-- А-а-а, стесняюсь спросить, СВД - это снайперская винтовка Драгунова? -- не сдержался Ефремыч, а все деды дружно покатились от хохота.

-- Это "Беркут"! -- захлопывая водительскую дверь как будто точку поставил или гвоздь забил "товарищ вахмистр", и тем самым вообще вогнал певца в ступор:

-- Как "Беркут"? Какой ещё "Беркут"? Пистолет-пулемёт для спецуры новый калашниковский или тот спецназ, который в Киеве на Майдане расстреляли?

-- Ты гляди, помнит!

-- А вот помнит или знает? А сколько тебе в четырнадцатом было?

-- В четырнадцатом меня ещё не было, я тридцать первого! А про преступления нацистского майдана даже в школе учат, ведь это начала патриотического русского национализма, возрождение русской нации! -- и опять в автобусе хохот в полный голос.

-- Во каша в голове, а? Вот как ты думаешь, кто мы тут все?

-- Как кто? Герои хотя бы потому, что победители! Цвет русской нации, лучшие её представители! Полноценное воплощение Русского Мира!

-- Ну, про Русский Мир мы пока не будем на голодный желудок, а вот про русскую нацию совсем интересно! Слышишь, Михалыч? Семён Михайлыч Вейланд как цвет русской нации!

-- Ага, и ты, Карлович! Главный русский националист Владимир Карлович Каражбей!

-- И русский богатырь Артур Ашотович Тадевосян! И Тимур Алиевич Керимов тоже! -- деды просто потешались над Ефремычем.

-- Подождите... Как же это?...

-- Да всё просто, мил человек! Тут выбирать нужно! Между национализмом и патриотизмом! Потому как если одной ж.пкой на двух унитазах, то тогда сначала фу-фу, а потом бо-бо будет!

-- Ну почему же, собственно, выбирать? -- и деды хором ответили:

-- Потому что Русский Мир!

-- Не понимаю!

-- Потом! Всё потом! Иди, обедай, тебя уже привезли! -- и "товарищ вахмистр" открыл сдвижную дверь перед озадаченным артистом.

Обед, как всегда, был простым, но сытным и вкусным: борщ, пшеничная каша с обильной мясной подливой, котлета и компот. Но Ефремыч не чувствовал вкуса пищи, лихорадочно размышляя над загадкой, которую ему загадали деды:

"Их семеро плюс Михалыч, итого восьмеро, и из них минимум четверо вообще неславянских наций, не говоря про русских. И они все воевали -- как это понимать? Получается, что половина воевавших за Русский Мир были нерусскими? За что же они тогда воевали, что для них Русский Мир? Или это половина выживших, а гибли именно русские? Эх, не посчитал я на плитах количество русских и нерусских фамилий... Нет, бред, не может быть, с чего бы тогда им вот так вот, несколько раз в неделю ездить поминать павших, если они их под пулю подставили? Так ведь не бывает! Значит, за Русский Мир тут воевали все, независимо от национальности?"

"Но почему или национализм, или патриотизм? Что, нельзя любить свою нацию и свою родину? Или, если родина многонациональная, то любить свою нацию это значит любить весь её национальный ареал, но не любить родину? Или, наоборот, если любишь родину, то любишь и всех тех, кто родился тут же вместе с тобой, к какой бы нации они не принадлежали?"

"Так что же тогда для них Русский Мир, если они не русские, и за него умирали?"

Так и не найдя ответов на свои вопросы, певец прояснил для себя главный. И пошёл на выход с единственной целью: выяснить, что же такое Русский Мир для ветеранов, для тех, кто за него воевал и погибал.

Построение, развод -- а "Битюг" уже и уехал! И конвоир у него уже другой, не Семён Михайлович: тоже старик, тоже казак, тоже седой, но волосатый и бородатый, и пузатый, фигура как груша хвостиком вверх. Подъесаул Казимир Францевич усадил своего подконвойного в, судя по ярко-салатному цвету, наклейке "ребёнок в машине", чехлам ручной работы и подушечкам с вышивками, опять личную машину; поправил зеркала и рванул какими-то дворами-проездами-переходами на предельной скорости куда-то в центр Донецка.

И оказался артист в исторической застройке, там, где и транспорт-то не всюду проезд имеет, возле Дворца Бракосочетаний. И отвёл Казимир Францевич певца к телевизионщикам, к Оксане, как всегда, сначала подсунувшей какую-то афишу с его портретом ему под автограф, а потом со вздохом спросившей:

-- Сами -- справитесь? Давайте, не стесняйтесь, я буду рядом, помогу!

И, всмотревшись в подписанную автографом афишу, понял Ефремыч, что сегодня он ведущий и интервьюэр открытого телеурока школьников по истории родного края, про казачество Донбасса и про СВД "Беркут"...

***

Возвращался в места заключения Миша в таких же раздёрганных чувствах и эмоциональной взвинченности, как и тогда, когда пел на Парусном Берегу, только сейчас был абсолютно трезв. Трезв-то трезв, но всё так же замкнут на себя и абсолютно невнимателен к окружению.

Охранница при появлении Мамантова просто выключила звук, и на секторном экране большого настенного теле продолжали крутиться записи: вот на канале "Пусть говорят", собственно, сам телеурок, который эмоциональная искренность и неприкрытое удивление ведущего совокупно с искренностью и открытостью детей и воспоминаниями ветеранов очень быстро вывели в топ российского телевидения; вот на канале "История и Культура" обсуждение именно этого телешоу, мнения историков и культурологов про возможно и невозможно вот именно такое в истории; вот на оппозиционном канале "Скепсис и информированность" дискуссионное шоу, обсуждающее саму личность Мамантова, насколько он искренен, а насколько играет, лжёт и подыгрывает, и даже сама возможность получить Михаилу Ефремовичу административный приговор за хулиганку по пьяни представляется напрочь невозможной.

Охранница смотрела на Мамантова несколько влажными и оторопевшими глазами, но певец попросту не услышал её слова, что "пятые сутки заключения закончились, Вам засчитали сутки в КПЗ до суда", а подошёл, глянул какими-то дикими глазами и отчеканил:

-- Госпожа майор полицейской службы! В нарушение требований режима содержания заключённых, прошу Вашего разрешения пронести в камеру для изучения в свободное время одну книгу, она называется "История Поверхнего Устава казачества Донбасса"!

Полицейская несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот, но ответила так же спокойно и деловито:

-- Так может Вам и сам "Поверхний Устав" с собой дать? Ведь пригодится!

-- Простите, а он у Вас есть, с собой? Я просто не нашёл его, уже вечер, поздно, всё закрыто...

-- Да, конечно, возьмите пожалуйста!

-- Искренне благодарю! -- и каким-то размеренным сценическим шагом сотник рублёвского казачества промаршировал в сторону "своей" камеры, сам, без сопровождения и охраны, не обращая внимания даже на то, что дверь камеры открыта, а на тумбочке выложен тремпель с его "гражданской одеждой" и пакет с его личными вещами.

А глаза шагающего Ефремыча жадно впились в первую фразу "Поверхнего Устава":

"Исходя из ответственности бытия в разумном мире, казачество Донбасса признаёт, что в мире не может быть прав без обязанностей, а потому считает необходимым принять для себя нижеследующий Устав поверх всех остальных Уставов и Законов Страны и Казачества, обязывающий каждого из казаков Донбасса исполнять перечисленные обязанности до получения любых прав, дарованных Законами и Уставами".

-- Ага, а СВД "Беркут" это союз ветеранов, ветеранов войны в Афганистане и ветеранов службы в МВД! То есть каждый из СВД, а потом из казачества, он как бы внутри себя несёт и службу солдатскую, и службу вэвэшную! Но ведь, если каждый внутри себя и воин, и законник-мент, тогда... Тогда ничего удивительного, что полицейская служба только для женщин, для хозяек очага и домоустроителей, тех, кто законников друг с другом помирить может!

И дальше всю длинную ночь в голове Мамантова теми самыми мыльными пузырями сталкивались, лопаясь и порождая новые смысловые пузыри, слова. Слова, фразы, реплики, строчки из песен, эмоции, воспоминания о сегодняшнем шоу, фразочки из разных программ телевизора на стене над пультом охраны.

И от столкновения этих слов, мыслей, эмоций и реплик ощущал он наяву себя так же, как в тех кошмарных снах. Хотя наяву ли? Ведь ночь, тюрьма, камера, усталость длинного дня, сна ни в одном глазу, и мысли, и слова, и звуки, и песни...

Сначала Ефремычу страшно не хватало ноутбука или на худой конец бумажки с карандашом, чтобы записывать собственные мысли, а потом он как-то приспособился, привык, запоминая сталкиваемые между собой мысли из "Устава", из "Истории Устава" и из того, о чём думал и помнил прежде. Постель так и осталась неразобранной, давно остывший ужин на краешке стола нетронутым, охранницы за ночь несколько раз подходили к открытым дверям камеры и смотрели на то мерно расхаживающего по камере и думающего, то лихорадочно читающего и лохматящего собственную гриву волос певца, но он и этого не видел.

-- И тебя за то, что ты дал мне закурить! Давай закурим, товарищ, по одной10!...

-- Ну неужели вы не видите, это же всё постановка, фарс, это шито белыми нитками!...

-- Илья Гулиев, лицей имени Захарченко, пэрви курс. Факультэт Бакланова. Я так дюмаю, что рюсски мир -- этта мир с русскими!
-- Илья, Вы имеете ввиду, мир вместе с русскими?
-- И жить вмэсте, и жить в мире! Этта нэ мир без рюсски! Только вместе с рюсски мы можем жить в мире! А без рюсски -- нэт, без рюсски опять друг друга рэзать будем. И бэз рюсски это будет уже кастрат, не мир... Рюсски нэобходим для мир. Я знаю, я сам с Кавказ...

"Первое. Будь Верным своей Вере. Исполняй Заповеди собственной Веры так же неукоснительно и постоянно, как и Тот, кто Заповедовал их верующим. Будь достоин собственной Веры, если ты уверовал сознательно, без принуждения, сам.

-- Ого! Это ж, нет, не богостроительство, не богоискательство, но, блин, будь достоин своего Бога? Ведь как там в христианстве, "не лги, не укради, не лжесвидетельствуй", вроде бы всё просто, но... Но ведь "не исполняют" оно от чего-то происходит? А если именно от отношения, от того, что "быть достойным своего Бога" как задача не стоит? -- а в ушах звучали фразы и воспоминания, а глаза бежали по тексту дальше:

-- А просто мы на небеса уходим! Такой вот мы десант наоборот!11

-- Ну, шо? Слава Богу, мы казаки? Будьмо!

-- Я никогда не поверю, что такую звезду эстрады, как Мамантов, смогут посадить за банальную хулиганку по пьянке! Более того, я лично знаю Мишаню, он по характеру боец, он упрямый, он никогда бы такого не допустил, никогда бы не согласился с арестом! Он бы деньги платил, на штрафы и кому надо, он бы скандалил, он бы писал в СМИ, он бы давал интервью, ведь это просто оскорбительно: звезда эстрады и какая-то там хулиганка!
-- Ого, "Мишаню"? Даже так?

-- ...Распустит роза цвет душистый. Сорвешь цветок, а он завянет. Такая жизнь не для меня. А для меня-а-а кусо-о-о-ок свинца...12

-- Елена Коренева, пятая историко-филологическая гимназия, седьмой класс. Мне очень трудно, но часто кажется, что пересилить себя и как в омут с гранатами под танк или грудью на амбразуру проще, чем семь лет стоять на передовой, закрывать грудью мирняк, и не отвечать. Это как Зоя Космодемьянская, нет, как генерал Карбышев: его фашисты обливают водой на морозе, а он молчит и ждёт смерти. В этом что-то библейское, страстотерпческое есть...

-- Ну вы же взрослые люди, что ж вы обманываете сами себя? Где вы видели таких детей, как в этом шоу? Что, кому-то из нас хоть раз удалось вытащить детей из интернета, из этих бесконечных игрушек, стрелялок-собиралок-бродилок хоть на сколько-нибудь длительное время? А тут полный зал детей, и все шпарят как по писаному! Вы ещё скажите, что это дети не нынешние, не всамделишные, что они какие-то бойскауты, и вместо интернета они в эту, как её, "Зарницу" играются!

"Второе. Быть Добру. Ищи Добро, свидетельствуй о Добре, думай и говори только о Добре, учи Добру других и твори Добро сам. Помни, что не умножающий Добро в этом мире поневоле помогает Злу, и следовательно, несёт за Зло всю полноту ответственности. Даже если сам Зло не творил и в Зле не участвовал".

-- Ага, а всё начиналось... -- Ефремыч закопался в "Историю Поверхнего Устава". -- Вот! Всё начиналось с "добродела", с "кондуита добрых дел", который казаки-беркутята вели ещё во время Гражданской и Освободительной, тогда, когда само понятие Русского Мира ещё только формировалось! И ведь писали тот кондуит в каждой станице, записывая добрые дела, которые помимо обязанности и оплаты, делают не только казаки, просто чтобы помнить и знать, а теперь оказалось...

А в ушах звучало эхо фраз на шоу, а глаза сами возвращались к "Поверхнему Уставу", к его четырём десяткам статей:

-- Вот всё правильно вы говорите, но дело в том, что Русский Мир такая хитрая штука...
-- Слушаем Вас, товарищ подъесаул, Вы хотели что-то дополнить?
-- Скорее разбавить, чем добавить. Русский Мир такая хитрая штука, что в каждый отдельно взятый момент его как бы и нет. А если глянуть чуток назад, а потом подумать про будущее, то он всегда есть, его не может не быть! Мне так думается, что Русский Мир это не состояние, а процесс! Что мы его каждый миг строим, пересоздаём. Все вместе, для каждого из нас, и для наших детей, и для прошлого, и для будущего. Оглядываясь на то, что было прежде, но строим заново. И каким мы его построим, таким он и будет после! Каждый миг, даже сейчас!

-- Я только верной пули жду, чтоб утолить печаль свою и чтоб пресечь нашу вражду... Когда мы будем на войне, навстречу пулям полечу на вороном своем коне... Но видно смерть не для меня: И снова конь мой вороной меня выносит из огня. И снова конь мой вороной меня выносит из огня...13

-- Ну хорошо, даже если допустить, что всё, показанное на шоу, правда, то... То тогда наш Миша Мамантов просто-таки продался! Да-да, продался этому казачеству Донбасса за грязные тридцать шекелей! Или какая там у них, в Донбассе, валюта сейчас...

-- Михал Ефремыч! А спойте для нас, да? Можно? Мою любимую, "Русское поле", можно?

"Третье. Помни о Зле. Не поминай всуе, но не забывай о Зле, о том, как оно случилось, как оно начиналось, к каким бедам и какому горю оно привело. Не допускай появления даже намёков на повторение Зла. Знай, только Добро ходит каждый раз новыми, как сказано в Библии, тонкими путями, Зло всегда повторяется, Зло всегда приходит привычными, избитыми дорогами. Отвращай от Зла людей и не повторяй Зла сам, не становись на привычный, избитый путь, примером своим, словом своим, делом своим, Добром своим не давай людям увлечься повторением прежде бывшего, ибо избитые пути всегда ведут к повторению Зла".

-- Ого! А ведь это что-то новое в морально-этической философии! Так что, и мне теперь не повторять привычные по организации концерты, сопрягая старые популярные удачные песни и новые, а делать только новые программы и концерты? Однако...

-- Ну почему же тогда казачество? Почему "Беркут" породил именно эту форму?
-- Ну, так получилось...
-- Почему?
-- Ну мы же тогда все пацаны были. Кто был в боях лучше всех -- на того на фронте и равнение держали. А потом "минский сговор", и многих из войск того. Да и тех, кто оставался, кого по ранению, кого по возрасту, кому вообще против нрава -- в тылу совсем другие правила, и оказались лучше всех тоже другие. А потом нищета, а потом работа, а потом выживание, взаимопомощь -- кто лучше всех? Кто лучше всех во всех этих ипостасях? Так и получилось, что самые в жизни и смерти устойчивые, самые ко всему приспособленные -- казаки. Ну или они сами пошли в казаки. Вот вслед за ними...
-- А потом, когда уже Поверхний Устав принимали, стало ясно, что то не блажь, а позиция, как у монахов пОстриг!
-- А что за Поверхний Устав?
-- Так Вы и этого не знаете? У-у-у-у, дети, что такое Поверхний Устав?
-- Яна Коростелёва, Макеевка, вторая общеобразовательная гимназия, пятый класс. Поверхний Устав -- это устав обязанностей, который принимают на себя казаки Донбасса поверх и кроме всех тех Уставов и Законов, что управляют жизнью гражданина и казака!
-- Спасибо, Яночка, только "регламентируют", а не "управляют". Поверх обязанностей гражданина России и казака российских казачьих войск! Те обязанности, который каждый казак Донбасса добровольно исполняет, помимо исполнения всех Законов и Уставов!

-- Но давайте всерьёз задумаемся об образовательной ценности подобного, если его можно так назвать, шоу! Что даёт вот это вот всё, что мы видели, в воспитательных и образовательных целях? Чему учат наших детей такие, если можно их так назвать, шоу? Вместо того, чтобы воспитывать уважения к главенствующим и доминирующим сейчас в мире общероссийским ценностям, прививать общемировые порядки и правила, такие, с позволения сказать, шоу, воспитывают детей в каком духе? Разве не в духе сепаратизма?

-- А чё, мне этот новый прикид Мишки Мамантова понравился! Нет, он, конечно, не такой конченый оторва, как наша тусовка, но надеть на себя форму зека и выползти с такой язвой перчёной на шоу! Молодец! Вот это эпатаж!

-- А теперь давайте все вместе, в конце нашего урока, скажем хором то, что говорят казаки Донбасса всех национальностей столько раз в день, сколько молятся! Скажем?
-- Да!
-- Хором:
-- Я -- русский казак, и тем горжусь!!!

-- За друзей казак просил, Чтоб их на чужбине Стороною обошли Алчность и гордыня14...

"Четвёртое. Учись и учи других. Помни, что только тот, кто познаёт новое, он движется вперёд. Тот, кто перестал учиться и учить, он поневоле откатывается назад. И если впереди Бог, то сзади даже не диявол, а просто зверь. Самый обычный, грязный, вонючий и кровавый. Ты ведь казак, впору ли тебе скатываться до зверя?"

-- Ну, полезло ницшеанство изо всех щелей. Хотя какой интересный поворот, даже если и ницшеантво, то только для процесса обучения. Хотя и самоусовершенствования. То есть и эту философию взяли, но указали ей точное место и время, точный процесс, обучения? Однако ницшеанство как раз полностью отвергает фрейдизм, встречу ли я фрейдизм в этом Уставе?

– И мы родимся здесь, во столько и тогда-то, И проживём две жизни за одну. И будут наши душеньки крылаты, И станут наши душеньки крылаты, И улетят на новую войну15...

...

Очнулся Миша уже под утро, когда в окно камеры, глядящее на восток, стало видно сереющее небо с блекнущими звёздами. Оглянулся как-то вдруг прояснившимся взглядом по сторонам. Увидел ужин, жадно выпил давно остывший чай. Увидел свою одежду на тумбочке. Увидел камеру каким-то другим, новым взглядом.

Встал, потянулся, не спеша переоделся в гражданское. Умылся из рукомойника в углу камеры. Аккуратно сложил на тумбочке "зекашную" форму. И, понимая, что всё ещё рано, что тревожить и будить не только бессмысленно, но ещё и невежливо, достал из-под рукомойника веник и тряпку и зачем-то начал генеральную уборку в камере.

***

По всей столице гремели новогодние концерты, сверкали огнями дискотеки с танцполами, на каждом углу пели и плясали, раздавая подарки детям и крутя барабаны мгновенной лотереи для взрослых муниципальные Деды Морозы со Снегурочками. Но перекормленные зрелищами и шоу москвичи и гости столицы чаще уже равнодушно проходили мимо. Но не всегда.

Ведь на концерте Мамантова, теперь уже "есаула рублёвского казачества", как прежде, яблоку негде было упасть, все билеты проданы за две недели и столичная полиция дружно и массово отлавливала перепродающих "лишний билетик" втридорога. Ещё бы, его новая концертная программа "Старые песни новее всего" имела неизменным только костяк, только треть всех номеров, да и исполнение этих песен от концерта к концерту менялось. И какой новизной, каким глотком свежего воздуха тянуло от старых, привычных, ещё бабкиных текстов песен в новой аранжировке, новом мелодическом строе, новой манере исполнения -- за право записи и трансляции в эфире и интернете каждого из концертов устраивались аукционы и насмерть стояли грудью продюссеры, импрессарио и антрепренёры певца в количестве больше шестидесяти человек.

Вот и сейчас, только закончился концерт в свежевыстроенном спортивно-развлекательном центре "Новые Лужники", а вокруг громадного овального цирка уже носились толпы поклонников, собирателей автографов, репортёров, фотографов, почитателей и друзей артиста. Все уже знали, что певец гримёрку покинул, но из здания ещё не выходил. Здание громадное, выходов, как и входов, больше двадцати, из какого именно выйдет Мамантов, не знал никто, а потому фанаты нарезали многие десятки кругов, что по зимней слякотной погоде вполне можно было рассматривать как подготовку спортсменов-марафонцев.

Были среди фанатов и знакомые нам личности, Бориска с Аркашкой Стругаченки. Когда к грузовому выходу номер восемнадцать бэ подъехал крытый грузовичок, вывозящий гримёрку-костюмерку-аппаратуру певца, все дружно ломанулись туда, но братья-фантасты за спортивной фановской молодёжью просто не успевали. И когда все остальные дружно выдыхали разочарованное "у-у-у-у", глядя на водителя и трёх работяг в старой грязной робе "Москонцерт", грузящих в кузов "Битюга" ящики и кофры, браты-малороссы только-только выскакивали из-за угла, чтобы столкнуться и сбить с ног толстого такого, большого и раздутого грузчика, с какой-то жиденькой косичкой волос на макушке, узкой бородкой клинышком и раскосыми глазами.

-- Ах, опять нет, где же он? Мы ж не успеем забронировать на новогодний концерт в Кремле! -- отчаянно взмахивали руками Аркашка с Бориской, даже не подумав помочь грузчику подняться. А азиат загрузил последний кофр с микрофонами внутрь кузова, залез следом и закрыл за собой дверь.

"Битюг" тронулся, подфафакиванием раздвигая скользящую по утоптанному снегу толпу фанатов. Грузчик в темноте кузова зажёг фонарик, снял с себя подбитый подушками костюм "Москонцерт", вытащил из волос и из бороды спицы с резинками, стёр с лица грим влажным полотенцем и оказался Михаилом Ефремовичем Мамантовым, в теперь уже привычном новом сценическом облике: офицерской полевой форме без знаков различия. С болью и огорчением рассматривающим порванный подкованным ботинком Аркашки на штанине комбинезон грузчика и наливающийся сине-багровым из-за ботинка Бориски синяк на левой ладони.

А потом взмахнул своей общеизвестной непокорной гривой волос, извлёк из недр того же "Москонцерта" кубанку и планшет малоизвестной и непопулярной фирмы "Phoenix", открыл маленькую дверцу и проскользнул в кабину "Битюга", на пассажирское сиденье.

Глянул в окно, на призрачное марево рекламы в вихре падающих снежинок, на поток обгоняющих шустрых и кургузых обрезков-легковушек, на дедов-морозов со снегурками на зарплате, на гуляющих москвичей и гостей столицы. Подул на наливающуюся сплошным кровоподтёком левую руку. Опустил взгляд в планшет:

-- Как же долго оно грузится, это тебе не "Госуслуги", -- привычно ругнулся, проходя длинную авторизацию в приложении "Казачество Донбасса": сначала логин-пароль, потом ключ персональной цифровой подписи, заверенный госуслугами, потом код по смс, потом отпечаток пальца, потом лицо с радужкой глаз... Мысли плавали где-то далеко, вспоминался детский дом в Элисте и, напару к нему, дом престарелых в Пензе, вспоминался Семён Михалыч Вейланд, "товарищ вахмистр" и подполковник в отставке, вспоминалась собственная коллекция холодного оружия, проданная не так давно на аукционе Сотсби, и почему-то капитан полиции с тоненькими пальчиками в заштатном провинциальном обезьянике с каркающим неприятным, но таким заботливым голосом...

-- Всё, теперь полетим! -- отреагировал на надпись "аутентификация пройдена успешно" Ефремыч, а водитель "Битюга", наконец-то выруливший на второе кольцо МКАД, посмотрел на него с какой-то опаской и оторопью. И вправду, и второй ряд, самый подходящий для скорости "Битюга", оказался практически полностью свободен, и в программе так и замелькали открываемые и закрываемые страницы.

И уже при повороте на съездную в сторону старой и новой "рублёвок" до этого быстро перелистывавший страницы и что-то быстро набирающий Миша завис. Завис, задумался, а потом изменил статус записи "Писатели-фантасты Стругаченки, преследуя собственные корыстные цели, бесплатно отвезли и накормили-напоили не имеющего пропуска артиста на Парусный Берег". Запись осталась неизменной, только статус её сменился с "4. Помни о зле" на "3.2. Быть Добру. Свидетельствуй о Добре". Немного подумал, и нажал кнопку "Сохранить".

И тут же замигал-изменился статус пользователя "Позывной Ефремыч". Ефремыч раздражённо ткнул в статусную ленту пальцем и прочёл "Чин кадет, кандидат в рядовые, подтверждён. Чаемый чин -- рядовой казак". И, пряча довольную улыбку в густой бороде и усах, Миша только проворчал вроде как недовольно "Ну что они прямо как дети, прямо как в какой-то игрушке компьютерной..."

Примечания:

1 Мамантов Константин Константинович, генерал-лейтенант казачьих войск времён Гражданской войны 1918-1922, личность легендарная и одиозная одновременно. С одной стороны, «палочка-выручалочка» белогвардейских войск, спасавший и вытягивавший из самых разных передряг кучи разных подразделений, с другой стороны, человек, который никогда не задерживался в командном составе, был, скорее, рубакой и полевым генералом, чем штабистом. С одной стороны, даже неоднократно им битый Будённый «считал Мамантова наиболее способным кавалерийским командиром из всех командиров конных корпусов армий Краснова и Деникина. Его решения в большинстве своём были грамотные и дерзкие». С другой стороны, Врангель «считал действия генерала Мамантова не только неудачными, но явно преступными», именно по той причине, что уничтожение личного состава и живой силы красных (не говоря про террор некомбатантов) не являлись ни приоритетом, ни целью генерала. Совершив конный рейд по тылам красных через три губернии (Тамбовскую, Орловскую, Воронежскую) силами в два с лишним раза меньшими, чем у красных (девять тысяч против двадцати трёх), казачий генерал из пленных красногвардейцев и добровольцев-крестьян сформировал тульскую добровольческую пехотную дивизию(под командованием полковника Дьяконова) и захватил из пунктов военного снабжения огромный хабар, а остальных пленных распустил по домам!

Благодаря действиям Мамантова в рейде вся Белая Армия продолжила наступление на Москву до Орла. Благодаря рейду популярность казачьего генерала в войсках и у мирного населения была громадной, но и столь же велика неприкрытая ненависть белогвардейской верхушки. После назначения командующим Добровольческой армией Врангель потребовал прежде всего отстранения генерала Мамантова от должности. Делегаты Сводного Большого Круга казаков Кубани и Дона, выразив недоверие Краснову, Врангелю и Май-Маевскому, намеревался передать именно Мамантову, в тот момент больному тифом, главнокомандование всеми казачьими армиями. На следующий день, 1 февраля 1920 года уже поправляющийся от тифа в офицерском госпитале Константин Константинович скоропостижно скончался. Насколько доверяли диагнозу «от тифа» даже белоказаки можно судить по тому, что в ночь на 10 февраля госпиталь, вместе с больными и медперсоналом, был сожжён полностью. Белоказаками.

2 Ну я толком пока не знаю, ещё не дожил до две тыщи семидесятого, но, возможно, в честь Вячеслава Исайевича Теркулова…

3 Фестиваль «Звёзды над Донбассом», начинавшийся как фестиваль фантастики и художественной литературы в 2019-м году, со временем перерос в патриотический фестиваль всех видов искусств, от эстрады, пения и симфонической музыки до театральных и оперных турниров, изобразительных искусств и даже гуманитарных научных конференций.

Ну или ещё только перерастёт – автор не может знать, когда Вы читаете этот текст: до времени действия, до 2070-го года, или после.

4 Кубок Донбасса – традиционное соревнование парусных туристов Донбасса начиная с 1979 года. Традиционно проводится в последние выходные мая, но в разные годы бывали разные сроки.

5 Основной проблемой любого литературного движения являются даже не плагиаторы, а эпигоны. Тем более, в том направлении, где завет «Не делайте под Маяковского, делайте под себя» забыт напрочь, где даже особое движение «фанфики» не только сформировалось, но и получило право на жизнь. В 2021-м до появления «эпигонства псевдонимов» остаётся, к сожалению, один шаг...

6Русановка -- район в Киеве, район в Санкт-Петербурге, не связанные друг с другом.

Русановская -- деревни в московской области, в кировской области, в Коми.

Водка «Русановская» -- патент 98119366/13, от 27.10.1998, цитата из патента: "Водка «Русановская» крепостью 56% содержит следующие компоненты на 1000 дал готового продукта: мед натуральный 4 - 6 кг; ванилин 0,075 - 0,2 л; водно-спиртовой настой смеси плодов аниса и корня калгана 8,2 - 10,1 л, спирт этиловый ректификованный "Экстра" и вода исправленная по расчету на крепость купажа 56% - остальное. Изобретение обеспечивает совокупность ингредиентов и их количественное соотношение, проявляя синергетический эффект, получить водку крепостью 56%, обогащенную ароматическими и биологически активными веществами".

Водка "На берёзовых бруньках" (берёзовых почках) была очень популярна в начале 2000-х на Украине, отличалась, по словам ценителей и потребителей данного продукта, удивительной мягкостью, нежностью вкуса плюс кристальной чистотой и прозрачностью напитка.

Русанов Владислав Адольфович, во время Гражданской и Освободительной зампред СП ДНР, фантаст, прозаик и поэт, и яростный ревнитель чистоты поэтической речи, а раз так, то "гонитель доморощенных поэтов, которые не хотят учиться и улучшать качество собственных текстов".

Березин Фёдор Дмитриевич, во время Гражданской и Освободительной Председатель СП ДНР, выдающийся прозаик-фантаст, чьими болями и проблемами и оборачивается борьба Владислава Адольфовича с упрямыми доморощенными поэтами.

СП ДНР -- один из учредителей и постоянный участник фантастического фестиваля "Звёзды над Донбассом".

7 Латинскую пословицу "закон суров, но он закон" ещё в античные времена было принято сокращать до "закон, но закон", lex dura lex.

8 Лидером и победителем парусно-туристского «Кубка Донбасса» в 2020-2021 году неизменно оказывался катамаран «Абуяка». Судя по всему, «Обуянь» является более поздней реинкарнацией, развитием тех конструктивных идей и тактико-стратегических способов управления лодкой, которые были заложены предтечами ещё во времена Гражданской и Освободительной.

9 ©Леонид Сергеев, "Последний парад".

10 Фронтовая песня времён Великой Отечественной, слова Ильи Френкеля, музыка Модеста Табачникова «Давай закурим»

11 ©Леонид Сергеев, "Последний парад".

12 Цитата из казачьей народной песни «Не для меня придёт весна».

13 Цитата из казачьей народной песни «Когда мы были на войне».

14 Цитата из казачьей народной плясовой «Ойся, ты ойся».

15 ©Леонид Сергеев, "Последний парад".

-1
08:40
260
09:24 (отредактировано)
+2
Автор — профессиональный рыбак.
Чемпион по ловле Стасов на живца…
10:42
Ну, слава Богу, что не МОН-ка! crazy
Загрузка...
Андрей Лакро