​ПОРОСЁНОК

Константиныч ждал отпускника-зятя с его отпускными уже больше двух часов. Это томительное ожидание вместе с ним разделял хозяин соседнего дома Михалыч. Вчера была Пасха, но партийный Константиныч, как и беспартийный Михалыч, переусердствовали, отмечая Воскресение Христово. Худо было в этот понедельник двум соседским мужикам, и это совместное страдание и изнурительное ожидание не только сближало их, но и рождало в головах двух бывших фронтовиков самые смелые фантазии на предмет поправки здоровья.

Обсуждалась, к примеру, безумная идея перехватить денежку до получки у соседа, кулака и мироеда в третьем поколении Кондратьевича и не менее безумная фантазия попросить чего-нибудь на опохмелку у супруги Константиныча Фёдоровны.

Эти и другие идеи по мере их поступления и обсуждения признавались нереальными и отметались, пока Михалыч не предложил обратиться в один известный домик, где давали бутылку самогона, правда, под залог.
Осталось решить, что можно вручить местному бутлегеру в качестве залога. Взять что-либо из дома друзья не могли, поскольку и у одного, и у другого в доме находились хозяйки. Чуток поразмыслив, Михалыч предложил дворами пройти в его сарай и выкрасть оттуда поросёнка, которого можно спокойно предложить в качестве залога, затем выкупить и незаметно вернуть, как только объявится зять с отпускными.
Смастерив из верёвки нечто похожее на ошейник и поводок, злоумышленники вывели хряка Борьку из сарая и повели его в подпольный ломбард. К их удивлению, кастрированное существо хоть и не бежало за ними вприпрыжку, но и не сопротивлялось особо и даже не визжало и не хрюкало от возмущения. По пути этой странной троице попалась водопроводная колонка. Пройти мимо, не испив холодной водицы, в таком своём состоянии мужики просто не могли. Жажда мучила сильно.

Михалыч прижал поросёнков поводок ногой к земле и нагнулся над краником, а Константиныч нажал на рукоятку. Колонка брызнула живительной влагой. Затем напарники поменялись местами. Михалыч, довольно жмурясь от утихшего внутри пожара, пристроился у рукоятки управления струёй, а Константиныч, жадно глотая, испил холодной волжской водицы. Потом оба крякнули, обернулись и не увидели рядом с собой поросёнка. Борька пропал.
Константиныч осмотрел кустики, но там животное не обнаружилось. Михалыч заглянул в колодец без люка и даже матюгнулся в него. Там тоже никого не было, и только одинокое эхо нецензурно отозвалось со дна колодца. Мужики присели на травку у забора. Был бы рядом Илья Ефимович Репин, он бы тут же написал картину под названием «Дураки на Волге». На Большой Волге, то есть. Но рядом никого не было, а в ближайшей перспективе маячило обнаружение супругой Михалыча пропажи и в лучшем случае ёе обращение к участковому с вытекающим из этого официальным расследованием происшествия. В худшем случае — скорый, но справедливый самосуд, где роль судьи, прокурора, адвоката и палача супруга Михалыча брала на себя.
Бывают моменты, когда человек осознаёт, что какое-никакое, а прошлое у него было, а вот будущего может и не быть. Михалыч осознал это моментально, едва представил себе разозлённую супругу весом в полтора центнера.

…Это для дворян география — наука никчемная, а для обыкновенного поросёнка хорошее знание местности в виде небольшого участка улицы Вокзальной оказалось спасением от унизительной роли залогового имущества. В момент, когда мужики топтались у водопоя, поросёнок почувствовал, что натяжение верёвки ослабло, и сбежал. Рванув от злоумышленников, Борька быстро преодолел расстояние от колонки до родного дома, ткнулся пятачком в калитку, которая гостеприимно распахнулась перед страдальцем, и, взобравшись на крылечко, захрюкал. Маруся, супруга Михалыча, сильно удивилась этим звукам. По её предположению, напиться до такого состояния её муж за каких-то полчаса после того, как она его видела, никак не мог. Да и на какие шиши он сумел бы набраться до поросячьего облика?
Женщина открыла двери, увидела Борьку с петлёй на шее и чуть было не упала в обморок. Потом успокоилась, поскольку поняла, что о суициде хряка и речи быть не может, а может идти речь о злостном хищении семейного имущества супругом Михалычем, и затаила на того злобу.

Едва Михалыч ступил за калитку своего дома, как в воздухе просвистело что-то металлическое. Сковородка — безошибочно определил Михалыч и поспешил укрыться за поленницей берёзовых дров.
Константиныч присел на своём крылечке, сделав вид, что он ни сном ни духом, а сидит тут давным-давно и читает в своих очках с роговой оправой газету. Исподтишка наблюдал, как маленький, лысый Михалыч обещает своей супруге разные неприятности, видел, как Михалыч, геройски подбоченясь, выходит из-за поленницы и начинает пугать супругу всякими словами, вроде «убью, зарежу, разведусь, не приду ночевать, сдохну под забором», — но едва на крылечке появлялась монументального вида супруга, он тут же быстро исчезал за поленницей и в просвет между дровами следил за действиями своей первой и последней в жизни любви.
Потом Фёдоровна пригласила Константиныча откушать горячего борща, а Маруся, изловчившись, поймала-таки своего благоверного и заперла его на чердаке сарая.

Вечером пришёл зять Константиныча, который в хлопотах совершенно забыл о двух своих старших приятелях. Мужики друг на друга чуток пообижались, но с началом нового дня ушло похмелье, ушла обида, и все, кроме отпускника, отправились на работу. Константиныч был начальником и отправился руководить. Несмотря на то, что говорить чиновник должен длинно и непонятно, сухим канцелярским языком, с отвечающим текущему моменту выражением лица, в душе он всё же мог оставаться обыкновенным человеком, которому ничто человеческое не чуждо.
Михалыч в то время работал сантехником. Он, наверное, и предполагать не мог, что наступят времена, когда эта профессия станет настолько востребованной и уважаемой, что к сантехникам выстроятся очереди не меньше, чем в советское время к дантистам.

Из книги «Обратная сторона Дубны»