11. Большая Садовая. Синий кабинет 12. Яга

Молчание неприлично затянулось, Кощей ушел в себя, а когда внутренний мир богатый, то можно там блуждать, пока не проголодаешься. Кот боялся потревожить патрона, ибо хорошо его знал.

Абыз патрона не знала и вошла в синий кабинет с подносом, улыбкой, ароматами выпечки, чесночного соуса, пряностей и смело воскликнула: «Через пару часов будет ужин, а пока вот подкрепитесь…»

Кощей вскинулся и резко открыл глаза. В глазах его пылал внутренний ад, который мы все носим с собой, но, по милости Божией, не видим. Абыз от неожиданности уронила поднос, с него посыпались фрукты, орехи, пиалы, из кувшина полился какой-то кисломолочный напиток, разлетелись салфетки. Кот проворно спрятался под полосатое кресло.

Неуловимо быстро Кощей взмахнул рукой, и, не достигнув земли, все вернулось на поднос, сам же поднос неспешно полетел на стол к окну, где приземлился. Абыз онемела, обездвижилась и почти обезумела.

– Иди к столу, сядь на стул, – приказал Кощей ровным спокойным голосом. – А ты, блохастый, вылезай. Давно пора познакомиться.

– Я не могу, у меня там пирог сгорит… – Абыз не хотела ничего знать, она хотела на кухню, в привычный знакомый мир без летающих подносов.

Чтобы она не волновалась, Кощей опять взмахнул рукой, и время остановилось, часы перестали тикать, ароматы – раздаваться, сквозняки пропали. В комнату пришла неразлучная парочка – тишина и эхо. Тишина улеглась на пол, а эхо с радостью сумасшедшего билось о синие стены кабинета.

– Абыз, меня зовут по-разному, но я предпочитаю Кощей, Ян Полуэктович или мастер.

– Да, мастер, – выдохнула Абыз. Что хорошо в людях, не отягощенных образованием, они быстро адаптируются к любым условиям. Если не знаешь точно, как должно быть, то легко принимаешь то, что видишь своими глазами, не ища причинно-следственных связей. Земля плоская, от прививок умирают, гомеопатия лечит.

– Этот комок шерсти зовут Флюшка. Думаю, он будет твоим самым преданным другом и почитателем, потому что больше всего любит вкусно есть и сладко спать. Он разговаривает.

Кот прямо из-под кресла пошел к Абыз, подойдя, посмотрел ей в глаза и, убедившись, что пинать не будут, потерся о ее колени, такой мягкий и теплый, очень уютный: «Мирр?…» Он не собирался сразу шокировать девушку. Он был джентльмен, только если обстоятельства не принуждали его к обратному.

– Я пойду? У меня там ужин… – она совсем растерялась и решила не брать в голову происходящее.

– Иди, но ужинать ты будешь с нами, – он опять взмахнул, и время пошло дальше.

Уже в дверях Абыз спросила:

– А коту приборы подавать?

Кот, который уже вернулся в кресло, громко и внятно сказал:

– Подавай…

Абыз взвизгнула и убежала, ее-таки проняло.

– Ну что ты наделал? Напугал девицу, – посмеиваясь, сказал Кощей.

– Такую напугаешь… Она, пожалуй, уже и не думает о нас. Курицей занялась …– кот повел носом в сторону двери и нетерпеливо заерзал в предвкушении трапезы.

Глава 12. Яга

Яга вошла в дом. На столе ее ждали ароматные блины, крынка со сметаной, горячий самовар. Она улыбнулась. Оксанка, конечно, была редкая заноза. Оно и не удивительно – жизнь такая.

Оксанка родилась на Украине в очень состоятельной семье, потом ее родители переехали в Россию, у отца здесь был бизнес. Любимая единственная папина дочка, принцесса, ни в чем не знала отказа, росла спокойная и довольная. Ее желания угадывались еще до того, как она сама их высказывала. Отца она искренне любила и старалась его радовать, с удовольствием танцуя, занимаясь музыкой и рисованием, вдохновенно читая стихи на табуретке его друзьям. Мать после рождения дочери впала в депрессию, да так из нее и не вышла, поэтому дочерью интересовалась мало, предоставив заботу о ней нянькам. Уже в полтора года стало ясно, что девочка необычайно красива – здоровая, живая, с большими васильковыми глазами, аккуратным носиком и пухлыми губками. Она быстро развивалась, рано начала говорить. Но самым удивительным тогда казались ее волосы, которые были не по-детски густые, необычного светло-золотого цвета, они тяжелыми кольцами падали на маленькие детские плечи, полностью их закрывая. Мать не раз приказывала остричь их, а однажды даже сбрить до короткого ежика. Но волосы невероятно быстро отрастали и снова пугали мать, восхищая окружающих. Время шло, девица выросла с норовом. И несмотря на внешность, была не выносима в общении. Не то что бы у нее не было манер, были, при этом прекрасно отточенные лучшими педагогами, ум ее был настолько остер, что вместе они, манеры и остроумие, создавали обоюдоострый кинжал, который ранил всех без разбора. Только с отцом она была мила и прощала невежество и ограниченность, только его она любила, и только он мог на нее влиять. Эта гремучая смесь нереальной красоты, ума, хорошего воспитания и отвратительного характера создавали все больше проблем родителям: от нее уходили учителя, о школе вообще речи быть не могло, она тиранила домашних от безделья и скуки. Временный покой в доме наступал, только если она находила себе книгу или начинала искать в интернете информацию по заинтересовавшей ее теме. Тем временем она превращалась в девушку и перестала вызывать умиление. Она начала вызывать похоть. До сумасшествия. Подростки и просто неуравновешенные граждане толпились под воротами дома как кобели по весне. Охранников пришлось заменить на охранниц. Все, и мужчины, и женщины, кто видел ее хотя бы раз, всеми правдами и неправдами пытались увидеть ее снова. Это уже угрожало безопасности. Отец был вынужден изолировать ее от мира, увез в монастырь. Но скоро в нем начался содом. Оксану забрали, монастырь расформировали. И тут ему рассказали о женщине-инвалидке, одиноко живущей в глуши Брянщины, ведьме, спасающей в самых отчаянных ситуациях. Какими путями и деньгами он ее нашел – неизвестно. Только однажды на поляну на берегу реки Снов приземлился вертолет, из него вышел уставший мужик и направился к странному дому на переговоры. Женщина ни за что не хотела брать девчонку. И вышла прогнать посетителя, но тут из вертолета выглянула 12-летняя Оксана. И Яга согласилась. Но не от того, что девица ей понравилась, на Ягу не действовали ее чары, а оттого что стало понятно: девочка такой же, как она, урод, только невинный, и деваться ей больше некуда. Было оговорено, что отец будет ее навещать не чаще одного раза в три года, а коли не нравится, может забрать хоть сейчас. Оксану оставили. После того как девушка осознала случившееся, ее переполнила боль от предательства единственного любимого существа, она каталась по земле, орала как раненый зверь, бросалась на Ягу, затихала, отказывалась от еды, пыталась утопиться, а однажды ушла в лес. Через неделю Яга нашла ее в канаве без сознания, грязную, покусанную насекомыми, в синяках, с разбитым в кровь лицом, переломанными ногами и носом, облысевшую, странно, что звери ее не тронули. На этом протесты закончились. Девку она выходила, пристроила к домашним делам. А чтобы народ не смущала, одела поскромнее. К Яге частенько приходили местные и за травами, и за советом, и детей в горячке приносили, бывало всякое. Поэтому всегда у нее были и мука, и молоко-сметана, и яйца, а что еще надо старухе. Год Оксана молчала и работала по дому, год прилежно училась травничать, на третий к ней вернулся ее чудесный характер, что и ознаменовало исцеление. У молодых все зарастает быстрее, но часто остаются шрамы. Когда приехал отец, она отказалась возвращаться и просила больше не приезжать.

Ничто так быстро не облетает с человека как налет цивилизации. Можно, оказалось, и без книг, и без театров, и без фильмов, и без интернета, и без хороших манер. Кашу и похлебку одинаково вкусно есть деревянной ложкой, если проголодался. А без людей ей было хорошо и раньше.

Яга лакомилась ноздреватыми блинами, макая их в сметану и запивая крепким травяным чаем, и слушала Оксану:

– Вчера к вечеру Марфа приходила, муж у нее опять запил, я ей сбор дала, оно, конечно, бесполезно, ну хоть ей передышка. Чего она не бросит ирода? Бьет ведь и заработать не может…

– Он детей своих любит, а она всю жизнь битая, и отец ее бил, и свекр, и вот муж по пьянке. Таких на Руси много, мучениц. Пожалеть надо, а не осуждать. Они в другое и не верят. А наше дело – облегчить бабью долю.

– Вот учить ты меня будешь. За что их жалеть-то? Сами выбрали.

– Ты много в жизни своей выбирала? Вот и подумай. Самостоятельная моя. Чтобы выбирать, свободной надо быть. А свобода, она как полынь, ох, какая горькая…– Яга с удовольствием вдохнула аромат напитка и вкусно отхлебнула из глиняной кружки.

– Я вот свободная, могу хоть сейчас уйти и в жизни устроюсь получше многих.

– А чего не уходишь?– лукаво щурясь, спросила Яга.

– Да тебя, убогую, жалко, мхом зарастешь без меня, ты ж думаешь, что на метле только летать можно, – фыркнула девка и пошла за печку возиться со щами на обед.

Яга наслаждалась утренним отдыхом, осматривала немудреную обстановку дома. Расписные сундуки были отмыты, и жар-птицы весело подмигивали кривыми глазами. Печка побелена. Цветные половички (где она их только взяла?) были выбиты, полы помыты. Ситцевая занавеска веселенькой расцветки делила комнату на два помещения. Надо сказать, что правда была за Оксанкой: в дому было чисто прибрано и уютно. Откуда она этого набралась, ведь раньше тряпку то в руках не держала? А вон поди ж.

– Заказы есть?

– Да, – крикнула Оксана из-за печки, – отвар для скотины от хвори. Сказали, ты сама знаешь. Скоро сентябрь, просят наготовить «вразумляшку» для детишек…

– Нет чтобы детьми заниматься, они их зельями пичкают, то витамины, то сборы, то святой водой, а сами Азбуку им даже не показывали, – ворчала Яга, поднимаясь и ковыляя за занавеску. Там у нее был кабинет. Никому сюда ходу не было. И тут, действительно, все заросло пылью, паутиной и мхом, пищали мыши. Чистым был только стол, на котором стояли книги и ступка с пестиком. На потолке были развешены травы, коренья, высушенные мумии непонятно уже кого.

– Ну, иди сюда,– она заглянула под стол, и ей на руку прыгнула мышка, – вот, гляди, что я тебе вкусненького принесла, – она достала кусочек блина.

– Опять мышей приваживаешь? Кота заведу! Помяни мое слово.

– Заведи, заведи, – тихонечко, чтобы девица не слышала, проговорила Ведьма, а потом мышке. – Ругают нас? А мы вона какие хорошие. Не бойся, не заведет она кота, пужает просто, – мышка, сидя у нее на ладони, уплетала блин, полностью согласная с Ягой.

– Чую, гости у нас будут сегодня, непростые, надо бы баньку организовать.

– Организуй, твои, чай, гости…

– И вещи мои собрать.

– И далеко ты намыливаешься? – Оксана вышла из-за печи и встала около занавески. – Куда собралась, старая? – пытаясь спрятать испуг под гневливыми нотками. Так всегда поступают самостоятельные и независимые дети, неплохо было бы взрослым об этом помнить.

– Не знаю пока, только ветер меняется, – задумчиво пробурчала Яга.

– Тоже мне, Мери Поппинс, сиди уж… – уже с нотками легкой истерики проговорила девочка, всплеснула руками и вернулась к работе.

– Я-то подневольная… – тихо прошептала Яга.