Берег

Заросла дурман-травой мокрая тропинка,
Над клыкастою горой дымка-пелеринка.
Чьи-то тихие слова вязнут, как в болоте,
Крик... не выпь и не сова - черти колобродят.

Рассветает. Ранний час над озёрной гладью,
Росы - сотни грустных глаз, белой дымки пряди.
Там, над краешком воды, глыба крутояра
И, предчувствием беды, зло дурного дара.

Шепчет древний наговор девушка босая,
Слов отчаянных узор нА ветер бросает:
"Ах, тоска, тебя страшней нету в мире зверя!
Вереницы чёрных дней, слёзы и потери.

Уходил, укутав в грусть, кинулась на шею...
Улыбнулся, мол вернусь, лаской отогрею.
С ним решилась жизнь прожить и не выдать тайну,
С ним не смела ворожить, ведь любовь бескрайна.

Но тоска дала плетей, всё гнала по краю.
Вот пришла... и у чертей образ вымоляю"
Завивается туман, да в жемчужны косы,
Сплёлся белый истукан, расплескавши росы.

Ахнула, узнав с трудом: рваная рубаха,
Руки сложены крестом, пред ногами плаха.
ПонялА: среди живых он не бродит где-то,
Как оглоблею под дых сумрак предрассвета...

Шаг, другой, скорей за край! Волны щерят пасти,
Пусть душа умчится в ад, с милым в пекле - счастье.
Только голос за спиной, замерла на месте
Обернулась. "Мой родной! Скоро будем вместе!"

Крик далёкий петухов... Томно, златокудро
Тяжесть дьявольских оков стряхивает утро.
Как обрывки кисеи магия распалась,
Лишь просящее " Живи!" снова с губ сорвалось.

Возвращалась вся в слезах в приозёрный домик,
Грусть-тоска сидит в сенцах, жмурится в истоме.
Ухватилась за живот, села на крылечко
Там, под сердцем, маме в такт, стукнуло сердечко.

Фото автора.