Клуб любителей книги Глава 7-8

Клуб любителей книги Глава 7-8
Текст:

ПРОШЛО ТРИ МЕСЯЦА…

Клара Федоровна не показывалась в моей библиотеке три месяца, но я знала, что с ней происходит. Не было, наверное, в тот момент ни одного читателя, который в тот или иной момент не говорил:

— А вы слышали про Клару Федоровну-то…

Молчала только Роза Сергеевна, хотя, наверное, той было, что сказать!

По работе мы сталкивались в отделе культуры с госпожой Петровой, но она все время делала вид, что страшно занята и обливала меня холодным равнодушием. Она упорно не хотела забыть о моем отказе приютить своего протеже.

А между тем, волна слухов, однажды поднявшихся вокруг семьи Петровых, не желала успокаиваться. Шли месяцы, а слухи все нарастали и нарастали, становясь всё более и более безобразными, пока не произошел открытый инцидент.

В конце августа в нашем Емске празднуется День города.

Достается всем по полной программе. Школы, сбиваясь с ног, репетируют театральные шествия, частные предприниматели спонсируют разную закуску — от пирожков до шашлыков, а две наших фабрики выставляют на лотки свою продукцию.

Но, конечно же, самая большая головная боль у районного отдела культуры. Всё нужно организовать, за всем проследить, и не ударить в грязь лицом, демонстрируя свои достижения на отчетном концерте. Здесь и поют, и пляшут, и декламируют стихи таланты местного разлива.

Сцена позади «Зеленого шума» была щедро изукрашена надувными шариками, цветами и жизнерадостными плакатами. Народу на лавочках собралось множество.

На первых скамьях сидела местная элита с женами. Играл духовой оркестр, а на сцене суетились проверяющие аппаратуру ребята из нашего ДК. Зрители в ожидании зрелища радостно шумели.

Я сидела где-то в середине пышущей жаром и потягивающей безалкогольные напитки и пиво толпы. Вокруг шелестели бумажками конфет, хрустели чипсами и щелкали семечки мои соседи по подъезду, заранее занявшие нам с Алкой места. Я им была очень благодарна, потому что уже с утра сбилась с ног, проводя в своей библиотеке мероприятия под следующими многообещающими названиями: «Мир сказок», «Мой город в книгах и стихах», «Ветераны родному городу».

Особенно тяжело пришлось с последним. Мозги мне и людям выносил один из почетных пенсионеров города Емска. Есть у нас свой местный талант, рьяно оседлавший Пегаса и без устали штурмующий на нем на вершины Парнаса. Читать его невозможно — такой нуднятины не видывал свет, но вся она касалась граждан Емска, воевавших на фронтах Великой отечественной войны. И понятно, что положение обязывало приглашать его на все мероприятия.

Талант издал книги за свой счет, но их никто и не подумал покупать. Тогда, не мудрствуя лукаво, они с сыном привезли пачки книг в мою библиотеку и свалили их посреди читального зала.

— Что это? — возмутилась я.

— Вы обязаны распродать эти книги,— нагло заявил мне отпрыск гения,— цена проставлена на обложке. Мой отец писал их для Емска, и его жители должны их раскупить! За деньгами я буду приезжать по понедельникам!

— Понедельник — мой выходной день!

— Ничего, придете, чтобы рассчитаться!

Я позвонила Фриде Марковне.

— Да,— не отказалась та,— я разрешила! А где ему торговать своими книгами, не на улице же?

— Но почему это должна делать я? И как я могу держать в запаснике столько неучтенных книг?

Фрида задумалась.

— Ладно,— тяжело вздохнула она,— помогите посильно старику! А если ничего не выйдет, мы эти книги увезем!

Книги, в конце концов, увезли — на макулатуру, и три года спустя! Скажу честно, устав пинать страшно мешающие пачки в подсобке, я с жаром предлагала их всем, но за все время у меня купил только одну книгу товарищ Широкопляс, и то, из принципа!

В ближайший же понедельник у меня в квартире раздался телефонный звонок:

— Почему вы заставляете меня ждать перед закрытой дверью,— сразу же заорал сынок писателя,— я дорожу своим временем!

— Если вы действительно дорожите своим временем, то прежде, чем ехать в библиотеку, уточнили бы, удалось мне продать, хоть одну книгу вашего уважаемого родителя! — резко отреагировала я, отжимая половую тряпку.— Денег нет!

— Этого не может быть!

— Увы! Когда мне надо будет отдать деньги, я вас найду!

Извините за отступление, но у каждого своя головная боль.

Итак, вернемся в тот жаркий день конца августа.

Все шло как обычно, и ничто не предвещало последовавшего безобразного скандала.

До начала концерта оставалось несколько минут, когда в парке появились запаздывающие Петровы — сам Николай Викторович, недавно поступившая в мединститут Инна, веселая и нарядная Катенька, которая участвовала в программе выступлений с какой-то песенкой, подполз следом за всей семьей к первым рядам и Дима.

Парень мало изменился за эти месяцы, разве только постригся по последней моде да был одет в модные тогда турецкие штаны-«бананы» и «фирменную» рубашку.

Воцарилась мгновенная тишина, взорвавшаяся возмущенным гулом обсуждающих это скандальное появление голосов обитателей задних скамеек.

— Ты глянька-ка, Людка,— обратилась ко мне, потрясающая орденами возмущенная баба Нюра,— этот … приперся! Ну, совсем люди совесть потеряли, раз голубые так обнаглели! За что боролись, зачем революцию делали? Товарищ Сталин бы такого не допустил!

— Чего? — оторопела я.— С чего вы взяли, что Дима, так сказать… нетрадиционной ориентации?

— Так эта гугнявая шалава мальчонку-то для своего мужа приглядела! Зубник-то наш не тем местом интересуется! Весь город только об этом и говорит, на базаре шагу нельзя сделать, чтобы об этой потехе все уши не прожужжали.

У меня покрылись краской стыда щеки, и я испуганно покосилась на увлечено болтающую с подружками Аллочку — не услышали бы такого невинные детские уши!

— Анна Никаноровна, не надо слушать всякие небылицы! — прошипела я на старуху.— Чего только люди не наболтают!

— Глас народа — глас правды! – высокопарно заявила баба Нюра, и оживленно дернула меня за рукав.— Да ты прислушайся, сама-то, что все вокруг говорят!

И я прислушалась, и все обрывки фраз, доносящиеся до моего слуха, в той или иной интерпретации вторили бабе Нюре. Какой кошмар! Так вот к чему привела устроенная Петровыми вакханалия беззакония!

И когда затянутая в шелковое вечернее платье пухленькая Клара Федоровна показалась на сцене, никто и не подумал успокаиваться. Она что-то там пыталась говорить, но шум не смолкал, наоборот, возмущенно нарастая. Отдельные выкрики совсем уж распоясавшейся публики тоже не ласкали слух.

Положение спас, вышедший на сцену хор ветеранов. Старики рявкнули во все горло «Если бы парни всей земли…», и наконец-то, воцарилось молчание. Но стоило вновь показаться ведущей, как раздался недовольный гул, и так несколько раз.

К чести Петровых, они вели себя единственно возможным в такой дикой ситуации образом. То есть, как ни шумели зрители, Клара Федоровна до конца отвела концерт. И Николай Викторович сидел, как ни в чем не бывало, как будто всё это не касалось ни его, ни его жены. Держалась и Инночка, а вот Катюша, бедняжка, чуть не плакала, но в нужное время вышла на сцену и славно спела с двумя другими девочками «Прекрасное далеко».

Помню, какое мерзкое настроение было у меня в тот день. Я понимала, что последствия этого концерта неминуемо ударят по семье Петровых — каким бы прочным ни было их положение среди местного истеблишмента, вышестоящие органы не могли не отреагировать на скандал.

Так и получилось — уже в понедельник я узнала, что хор ветеранов написал коллективную жалобу на Клару Федоровну, обвиняя её в систематических срывах репетиций. Хотя, насколько я знаю, она только два раза пропустила репетиции, потому что устраивала Инну в общежитии мединститута.

Следом за хором Петрову попросили и из методистов, завуалировав изгнание кадровыми перестановками. Теперь она отвечала за сохранность экспонатов в запасниках местного музея.

Это было безусловное понижение — и в должности, и в зарплате, но зато в запасниках музея Клара Федоровна была недосягаема для открытых выпадов местных сплетников.

Помню, как уже месяц спустя после скандала, она наконец-то появилась в библиотеке вместе с Димой. Тот шел за ней, как паж вслед за королевой, таща набитую книгами авоську.

Меня он холодно смерил презрительным взглядом и замер у входа.

— Иди, прогуляйся по парку,— рассеянно повелела парню Клара Федоровна,— мне нужно поговорить с Людочкой!

Она пришла в удачное время, когда я уже закрыла библиотеку и сидела, дожидаясь пока тетя Клава домоет полы.

Увидев, кто пришел, уборщица хмуро фыркнула и ушла, а мы остались вдвоем.

— Ты тоже веришь всей этой грязи? — грустно спросила Петрова, нервно расстегивая плащ.

— Нет,— вполне искренне и твердо ответила я,— не верю! Но и не могу понять, почему вы так носитесь с этим парнем?!

Клара Федоровна видимо настолько была вымотана всеобщим остракизмом, что впервые на моей памяти, открыто разозлилась.

— Но, Люда, ты же сама видела, в какой нищете и убожестве находился Димочка! Разве я могла его оставить возле сумасшедшей нищенки?

Я неловко поежилась — сказать прямо, что думаю по этому поводу не могла, кривить душой не хотелось.

— Может, вы слишком увлеклись в своем стремлении помочь!

И вдруг, к моему удивлению, она согласно и измученно кивнула головой.

— Да! Так, скорее всего, и было! Дима — такой одинокий и несчастный интеллигентный мальчик! Мне хотелось его порадовать, и мы с Виктором стали часто приглашать юношу к себе. Сама понимаешь, у нас и с продуктами легче, да и дом не сравнить с халупой Розы. Инка как всегда дичилась, а с Катюшей они сдружились! Димочка такой контактный, такой услужливый!

Вспоминая всегда брюзгливо недовольное выражение лица «Димочки» я усомнилась в точности такой характеристики. Но следующим словам сразу поверила.

— Когда пошли разговоры, я поняла, что живу среди исключительно черствых и неблагодарных людей, и прямо сказала Диме, что лучше бы ему временно не посещать нашего дома. Хотя бы до тех пор, пока все не утихнет!

Разумное, а главное, единственно верное решение, но почему при этих словах у Клары Федоровны стало такое измученное и несчастное лицо?

— Но ты понимаешь, Людочка,— на глазах женщины показались слезы,— когда мальчик об этом услышал, он расстроился. Дима сказал, что впервые у него появилась настоящая семья и если мы его сейчас бросим, то он покончит с собой!

У меня изумленно округлились глаза, хотя… Клару Федоровну я понимала — а вдруг, действительно, малахольный паренек возьмет, да и залезет в петлю, как тогда ей жить с таким грехом на душе?

— Кто-то сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили!»

— Сент-Экзюпери,— механически напомнила я, и тут же растерянно спросила: — И что же вы теперь намериваетесь делать? Как все это сносить?

Клара Федоровна жалко улыбнулась.

— Знаешь, мне пятьдесят! В моей жизни много всего было, и я уверена, что скоро весь город привыкнет к Димочке и разговоры утихнут сами собой. Главное, не дрогнуть и высоко держать голову!

— А как относится ко всему этому Николай Викторович?

— Он все понимает, хотя ему тяжело видеть, каким нападкам я подвергаюсь, но мы с ним уверены, что наша семья из этого испытания выйдет ещё более сплоченной!

Хорошо, коли дело обстоит именно так!

— И всё же, Людочка,— вдруг остро блеснули глаза собеседницы,— большая часть в этой неприятной ситуации и твоей вины!

— Что? — опешила я.— Каким же это боком попала моя скромная персона в эту историю?

— Если бы ты сразу забрала Димочку себе…

— То сидела бы сейчас без работы, всеми оплеванная, и без надежды хоть как-то прокормить свою семью!

Но Клара Федоровна закусила удила.

— Мы бы тебе помогли! Да и кому есть дело до библиотекарши?

Благодарю покорно! Если ей не было до меня никакого дела, то вряд ли стал бы молчать мой экс-супруг, уж не говоря о бабе Нюре и прочих! Да, только в тот момент я поняла, насколько эгоистичной была эта женщина, и подивилась, как не замечала этого раньше.

Но Петровы столько раз меня выручали и деньгами, и продуктами, и поддержкой, что это противоречие с трудом укладывалось в голове.

Человек слишком многогранен, и редко подходит под какое-нибудь определенное клише – добряк, злой или жадный. Всё запутано, всё условно, и никогда не знаешь, как он поведет себя в той или иной ситуации. Но есть люди, которые виртуозно манипулируют людьми, и хорошо разбираясь в их слабостях, симпатиях и антипатиях, легко добиваются своих целей.

К последним, наверное, относился и Димочка.

ПРОШЛО ПЯТЬ ЛЕТ…

За эти годы произошло много и мало одновременно. В моем положении, по крайней мере, особых сдвигов не было. Я работала в той же самой библиотеке, и мне катастрофически не хватало денег, потому что Алка училась в губернском институте физкультуры.

Нужно было платить за общежитие, давать ей деньги с собой, да и чем-то набивать сумки. Мне пришлось продать всё, что было ценного — и золотое колечко, и хрустальную вазу, и чайный сервиз под Гжель, но это помогло мало. Я мыла полы в подъезде, собирала лекарственные травы для аптеки, но зачастую мы с Мурзиком сидели на одной овсянке, что моему коту страшно не нравилось. Но я очень хотела дать дочери высшее образование и тянулась ради этого из последних сил.

Сама Алка тоже после занятий работала ходячей рекламой, подрабатывала официанткой в пиццерии, но это был слишком скудный и непостоянный заработок.

Зато мне наконец-то удалось договориться с моим благоверным — я отказываюсь от алиментов, а он выписывается из квартиры. Так что закончился многолетний ужас с разделом нашей «двушки» в мою пользу.

В ту пору я редко разговаривала с Розой Сергеевной — та наконец-то дожила до социальной пенсии и уже не так нуждалась в моей помощи, хотя, потеряв Димочку, никогда не отказывалась от предложенных баночек с вареньем.

Тихо скользя между стеллажами, она листала приглянувшиеся книги, проводя таким образом целые часы. Она мне никогда не мешала, и я подчас забывала, что старушка где-то рядом.

И только раз Роза Сергеевна позволила себе вмешаться в мою работу

Ко мне за книгами часто приходила Лена Незванова — юная мать-одиночка. Лена поехала после девятилетки учиться в техникум, но уже после первого курса вернулась домой с округлившимся животиком. Кем был отец её ребенка, так никто и не узнал. Ленка говорила то о каком-то таксисте, то о летчике, а то и вовсе о ком-то несуразном, чуть ли не инопланетянине.

Дома ей, понятно, не обрадовались!

Семья жила скудно, балансируя на грани нищеты из-за постоянно запивавшего главы семейства. Мать ворчала, отец по пьянке обзывал обидными словами, подружки сторонились, беспокойный ребенок постоянно болел и плакал — жизнь Лены никто бы не назвал счастливой! Но она любила читать, просто тонула в книгах, проглатывая толстенные тома за предельно краткий срок.

И вот эта девушка, каждый раз приходя в библиотеку (а ходила она ко мне часто!), оставляла ребенка в коляске перед входом и шла к моему столу.

— Не могли бы вы мне посоветовать, Людмила Павловна, какую книжку почитать, чтобы и он её любил, и она его любила, и всё было хорошо, но, в конце концов, они все-таки не поженились и расстались!

Не мало не много!

— Нет, Лена, боюсь, ничего не могу предложить! Но, может, ты почитаешь «Сагу о Форсайтах»?

И так всё время — может, по рассеянности или из-за непреходящей усталости девушка просто забывала, что уже задавала этот вопрос?

У меня каждый раз крутилось на языке: «Да-да, дорогая, я, бросив все дела, за ночь написала роман специально для тебя! И как раз сегодня могу его предложить!»

Как-то я не выдержала, и когда Леночка, забрав «Американскую трагедию» Драйзера удалилась восвояси, раздраженно высказалась:

— Если она так хорошо знает, о чем бы хотела почитать, пусть напишет книгу сама!

Я была уверена, что одна в зале открытого доступа, но раздался тихий предупреждающий кашель, и из-за стеллажей показалась смущенная Роза Сергеевна:

— Людочка, страшно, когда одинокий человек начинает сочинять себе новую судьбу! Его фантазии могут сбыться, и вряд ли от этого кому-нибудь станет лучше, а могут и не сбыться — тогда совсем плохо!

Бедная старушка опять молола невесть что!

— Роза Сергеевна,— виновато покраснела я,— извините, я не знала, что вы здесь! Выбрали книгу?

— Не извиняйся, Людочка! Зачем мне книги? Я уже и вижу плохо… так, скорее, по старой памяти листаю! Мне приятен сам шелест страниц, запах переплетов, и вид людей, копающихся в книгах. Последняя радость!

Я заволновалась. Признаться, я настолько привыкла к Розе, что не могла себе представить Емск без её сутулой фигурки с неизменной авоськой с книгами в руке. И почему-то она представлялась мне вечной, словно Горец, не подверженной болезням чудаковатой дамой. И вот…

— Вы больны?

Роза Сергеевна слабо улыбнулась, протерев обмотанные синей изолентой очки.

— Сахарный диабет! Не зря мои мужчины запрещали мне сладкое!

Какие мужчины — Димочка, что ли?

— Чем вы лечитесь?

— Да…

Всё понятно!

— А что думает на эту тему ваш племянник?

Старушка тихо вздохнула.

— У Димы своя жизнь! Я не хочу быть ему в тягость!

Это я хорошо знала. У Димы действительно была своя жизнь, впрочем, неразрывно связанная с жизнью Клары Федоровны.

Госпожа Петрова по-прежнему работала в музее, но уже заведующей, вытеснив с этой должности местную достопримечательность — заслуженного краеведа СССР Зою Романовну Дзюбу.

Зою Романовну обвинили в пропаже двух ящиков с чучелами рыб местной фауны, и попросили на заслуженный отдых. После чего жизнь в музее забила ключом!

Клара Федоровна налегла на работу со всей, нерастраченной на ветеранов хора энергией. Несмотря на излишний вес, она шустро бегала по всем инстанциям, звонко и задорно стуча каблучками по коридорам власти. Сумела даже по своим таинственным каналам выйти на саму мадам губернаторшу, и вскоре наш музей гордился двумя новыми экспозициями, оформленными по последнему слову тогдашней техники. И — о чудо! — в музее появился, чуть ли не первый в нашем городе компьютер! Правда об интернете тогда даже слышали далеко не все, поэтому в основном-то за дорогой техникой играли в «косынку» и раскладывали пасьянс «Паук» члены семьи Петровых и, конечно же, Димочка!

Он прожил эти годы, прочно обосновавшись возле юбок свой благодетельницы. Молодой парень в самом рассвете сил и дама на шестом десятке — их постоянно видели вместе. Девушками он не интересовался вообще, скользя равнодушным взглядом по самым соблазнительным представительницам противоположенного пола, словно они были не более чем прошлогодние листья под ногами. Сверстников сторонился, старательно избегая контактов.

Поначалу он просто торчал у неё в музее, посильно помогая переставлять ящики или делать ремонт. Потом Петровы выкупили газетный киоск неподалеку, и Димочка стал проводить всё свое время, бесстрастно продавая кроссворды пенсионеркам и жевательную резинку детям. Но все равно, время от времени он все-таки закрывал палатку, чтобы наведаться к Петровой.

Все только рты разевали, когда Клара Федоровна, сияя глазами, проводила экскурсии по своим владениям, а потом появлялся Дима и начинал тенью бродить за ней следом. Она ласково улыбалась протеже, и ни разу даже взглядом не намекнула парню, что в его сопровождении нет никакой надобности. Зато посетителям почему-то становилось не по себе, и они торопились оставить эту странную пару наедине.

Вскоре пронесся слух, что Петровы купили парню квартиру. Тогда, наверное, он окончательно и ушел от Розы Сергеевны.

Очевидцы рассказывали мне, что муж и жена лично делали там ремонт, и Николай Викторович, натянув на лысину пилотку из газеты, увлеченно красил стены жилища.

Дамы нашего кружка от возмущения даже не находили слов.

— Такие деньги, Людочка! Такие деньги!

— Только не надо говорить, что он их наторговал, продавая газеты в ларьке!

— Говорят, Клара заказала ему встроенную мебель! Даже я себе такого позволить не могу!

Мне в ту пору приходилось особенно тяжело, поэтому я, в основном, пропускала все их реплики мимо ушей. История чужих затрат как-то не особо интересует, если сам в затруднении, где взять деньги даже на оплату коммунальных услуг.

Но денег у Петровых, наверное, действительно было не меряно, потому что вскоре произошла история, окончательно отвратившая меня от бывшей благодетельницы.

Всё это время мы с ней, не смотря ни на что, все-таки поддерживали хотя бы видимость дружеских отношений. Петрова иногда ко мне заходила, и пока Дима копался в журналах в читальном зале, болтали о всяких пустяках. Прежней сердечности не было и в помине, потому что я ни на секунду не забывала, что этот парень не пропускает из нашей речи ни слова. Какие же тут разговоры по душам?! По этой причине дамский треп крутился в основном вокруг наших детей.

Я жаловалась на Алкиных суровых преподавателей, дороговизну жизни в губернии и на то, как быстро рвутся на дочери колготки.

— Не успеет надеть и уже дыра! И в кого она такая неловкая?

Колготки мадам Петрову интересовали мало — у богатых свои проблемы.

— Инка не хочет возвращаться по окончании ординатуры домой! В нашей больнице эндокринолог нужен! Мой Петров ведь и квоту пробил ей в свое время на целевое обучение, и из больницы подъемные выжал, и квартиру как молодому специалисту! Уперлась, как коза — и ни в какую!

И тут её голос изменился, зазвучав нежными интонациями:

— Зато Катюшей не нахвалится учительница по классическому вокалу! Говорит, что у неё редкостной чистоты лирико-драматическое сопрано! Если дело и дальше так пойдет, то девочку ждет прекрасное будущее! Может, станет второй Галиной Вишневской! Занимается день и ночь, забыла уже когда и на улице-то была! Звездочка моя!

Во время моего дежурства в составе НД (народных дружинников) по городу, я видела Катюшу с сигаретой в зубах и в компании хихикающих и стреляющих глазками по сторонам подружек. Дело происходило поздно вечером возле танцплощадки, где ей находиться пока было рано. Но говорить я об этом не стала — если считает мать, что её дочь горит учебой, то не надо переубеждать. Всё равно не поверит, да ещё врага наживешь!

— Мне говорили, что если она победит на весеннем конкурсе песни «Серебряный голос Емска», то осенью поедет на конкурс в Люксембург — «Юные голоса Европы!» В этом году наш район получил право выставить своего конкурсанта от губернии. Представляешь, какой случай для моей ягодки — показать себя всей Европе!

Я согласно кивнула головой, подумав, что чем черт не шутит — может, туда попадут ещё более безголосые дети, чем наша Катька. Как это точно звучит по латыни, я уже забыла, а вот перевод хорошо запомнила ещё со студенческой скамьи: «Среди слепых одноглазый — царь!»

Но прежде чем состоялся вышеупомянутый конкурс, семья Петровых пережила значительные денежные потери из-за участия в финансовой пирамиде.

А ведь это было после сокрушительного краха «МММ» и подобных компаний. Все средства информации не жалели времени, разжевывая доверчивым гражданам, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. О том, как работает пирамида, знает в нашей стране, наверное, каждый школьник, так нет! Практически каждый год все новые и новые россияне наступают в эту кучу, словно коллективно лишившись разума.

Так вот, мошенники, которые развели Петровых на деньги, действовали по старой, излюбленной схеме, разве с новым антуражем. Организация называлась солидно — «Закрытый элитарный клуб успешных бизнесменов Нечерноземья». Это вам не «МММ», которые не гнушались рубликами нищих пенсионерок — все было поставлено на широкую ногу! Предполагалось, что каждый член, вступивший в этот дико престижный клуб богатеев должен внести уставной капитал — нехилую даже для состоятельных людей сумму в 10 тысяч долларов. Счастливчикам показывали шикарные проспекты с яхтами и особняками на Ривьере, постоянных членов клуба в смокингах и в сопровождении звезд Голливуда, и обещали, что скоро они смогут похвастаться тем же. Получив деньги, выдавали шикарный, с золотым обрезом членский билет, угощали шампанским и бутербродами с икрой и выпроваживали восвояси! А вот когда одурманенный этим антуражем вкладчик разбегался за обещанными дивидендами, ему высокомерно поясняли, что деньги в деле, но если тот, плебей грошовый, хочет получить свои доллары назад, то это возможно только при условии, что приведет в клуб ещё пять таких же богатых простофиль, как он сам!

Петровых, в свое время, привел в этот элитарный «лохотрон» один из попавшихся ранее на ту же удочку высокопоставленных чиновников Емска! И сам же потом все рассказал своей любовнице, хвастаясь, какой он умный и находчивый, ну, а та, в свою очередь, разболтала всему городу.

Кто позлорадствовал, а кто и пожалел попавших в беду людей, но в основном, конечно, все решили, что те бесятся с жиру и поделом им досталось.

И пока весь Емск гудел и пересказывал друг другу эту историю, ни о чем не подозревающая и полная энтузиазма госпожа Петрова энергично вышла на поиск пятерых идиотов, согласных бросить на ветер 50 тысяч долларов, чтобы она смогла выручить свои 10.

Не знаю точно, куда она поначалу направила свои стопы, хотя о кое-каких её попытках в последствие услышала от потрясенных такой непорядочностью дам.

Но зачем мне другие претенденты на членство в клубе, когда она попыталась туда завербовать даже меня! Меня, которая в то время едва ли не голодной бродила по Емску!

Впрочем, расскажу об этом поподробнее.

Клара Федоровна подошла в тот момент, когда я подключала к сигнализации свою библиотеку перед уходом домой.

— Людмила,— с напористым апломбом заявила она,— у меня к тебе серьезный разговор!

Я удивилась, но не очень. Мало ли — может, Петровы собрались куда уехать, а меня хотят попросить кота кормить. Хорошо бы — тогда и тосковавшему по мясу Мурзику что-нибудь да перепало!

Мы пошли по направлению к моему дому, кутаясь в воротники от колючих порывов февральского ветра. У меня болело горло, и разговаривать на холоде не хотелось, но Кларе Федоровне, похоже, мороз был нипочем.

— Вы часто жаловались мне, Людочка, на свое тяжелое положение! И я вас понимаю — растить одной дочь непросто! Знаете, я много думала о вас с Аллочкой — как вам помочь?

Я даже раскашлялась от изумления. Больше пяти лет она обо мне практически не вспоминала и вдруг такая забота? С чего бы это?

— И пришла к выводу,— уверенно и с заметным нажимом вещала госпожа Петрова,— что вам нужно в корне изменить жизнь! Вы сильная и энергичная женщина! Таким людям грешно чахнуть в библиотеке — нужно выходить в люди, заняться бизнесом!

Её Димочке сменщик, что ли, в ларек нужен? Ладно, я не против такой подработки — до десяти утра свободна, да и понедельник у меня выходной — посижу, подменю!

Но дело оказалось не в этом.

— Есть такой закрытый элитарный клуб для успешных бизнесменов,— таинственным голосом пояснила она,— это очень и очень разборчивое сообщество. Кого попало, туда не пустят! Но за вас я поручусь, как за исключительно порядочного человека!

Не скажу, что я сразу же поняла, о чем речь. И, растерянно хлопая ресницами, изо всех сил пыталась сообразить, зачем я этим «успешным бизнесменам» понадобилась — полы, что ли мыть в их клубе некому?

— Спасибо, конечно,— прохрипела я,— но что я буду в том клубе делать?

— Деньги! — с чувством пояснила мне собеседница.— На каждый вложенный рубль вы получите триста! Правда, первоначальный взнос достаточно высок — 10 тысяч долларов, но потом, дорогая, все окупится сторицей!

И тут до меня дошло, чего она хочет! Первой мыслью была обида — наверное, Клара Федоровна меня считает полной дурочкой, раз думает, что я клюну на такой развод, когда весь город жужжит об их финансовом банкротстве. Потом сообразила — Петрова-то уверена, что её авантюры мне неизвестны и, на свой манер, пытается обвести вокруг пальца.

У меня вырвался нервный смешок:

— Все это прекрасно, дорогая Клара Федоровна! Одно непонятно — откуда я возьму 10 тысяч долларов, когда для меня и 10 рублей деньги!

Она напористо и панибратски ухватила меня под локоть и зашепелявила прямо в ухо:

— Я уже обо всем подумала. У вас есть квартира и если её продать...

— Что? — нервно вырвала я руку из цепких лапок.— Как это продать? Кому?

— Есть некий Самвел, он давно хочет получить жилье в нашем Емске! У него бизнес — тапочками торгует на базаре! Я уже с ним разговаривала…

Да ты погляди, эта наглая баба нас с Алкой и жилья уже заочно лишила!

— Нет! – резко ответила я.— Никогда!

Клара Федоровна явно не ожидала такого резкого отпора:

— Людмила Павловна,— даже топнула она ногой,— что вы такое говорите? Почему — нет?! Я ради вас так старалась, общалась с нужными людьми, договаривалась, а вы? Нехорошо! Я думала, вы серьезная и умная женщина!

— Лучше быть глупой и легкомысленной, но в квартире, чем умной и серьезной, но без квартиры!

— Я же вам говорю, что все вернется месяца через три, умножившись стократ! А пока вы можете пожить у Розы Сергеевны — Димочка не возражает!

Да, настоящие благодетели — в доме с бушующим полтергейстом разрешат пожить! Да я туда и за пресловутые 10 тысяч долларов не заселюсь!

— Зато я возражаю!

— Как вы можете? Ведь я столько для вас сделала! Помогала, сколько могла, да и, если на то пошло, эта квартира без моей помощи уже давно бы ушла к вашему бывшему мужу! Могли бы из простого уважения прислушаться к моим рекомендациям!

В этот момент я её возненавидела. Мы стояли возле входа в подъезд, на нас мел снег, но мне и в голову не пришло пригласить бывшую подругу в дом. Мало того, страшно хотелось схватить Петрову за лисью шапку и окунуть лицом в снег. А вот она, похоже, не собиралась отступать.

— Что же, и чашечку чая не предложите? — оскорблено спросила Клара Федоровна.

Синильной кислоты — сколько угодно, но у меня её не было, а то непременно пригласила бы даму в дом! А на нет, и суда нет!

Неизвестно, чтобы произошло дальше, может я, в конце концов, и перешла бы на личности и опустилась до рукоприкладства, но мне помешал Геннадий Борисович Лысенко.

Геннадий Борисович — Герой Советского союза и заслуженный ветеран Второй мировой.

Раньше я думала, что его на фронте в голову ранило, поэтому он и пьет как лошадь да куролесит с молодым пылом и недюжинной фантазией. Но как-то моя знакомая из пенсионного фонда добралась до его наградного листа. И там подробнейшим образом была описана дичайшая история о том, как в сорок первом году младший сержант Лысенко, вооруженный лишь топором, разогнал до зубов вооруженную роту фрицев, отрубив при этом голову возглавлявшему немецкий отряд офицеру вермахта. Захватчиков тогда полегло от топора Геннадия Борисовича больше, чем от прямого попадания снаряда.

До сих пор мне везло, и я удачливо обходила запивавшего ветерана стороной, но в тот вечер фортуна отвернула от меня свое капризное лицо, и Герой выскочил из парадного на улицу в одних кальсонах прямо на нас:

— А,— закричал он, свирепо вращая глазами,— попались сучки! Ты, Клара Целкин и ты, Людка-проститутка! Да я таких, как вы, на фронте пачками … снимай панталоны!

Петрову унесло! А мне, увы, бежать было некуда! За спиной пряталась бессовестная Клара, а перед лицом маячил упившийся до белок сосед, требовавший, чтобы я невесть зачем стаскивала с себя штаны, потому что ветеран стал импотентом ещё при жизни своей покойной половины.

Спасение пришло внезапно, но было радикальным — чугунная, помнившая ещё первые пятилетки сковородка бабы Нюры опустилась на его запорошенную снегом лысину:

— Уймись, варнак!

«Варнак» спланировал, как осенний лист – плавно и горизонтально.

— И что с ним делать? – растерялась я.

— Да че ему будет-то, алкашу? У него в башке пластина титановая вшита! Я его так часто угощаю!

А я-то всегда удивлялась, почему у ветерана голова напоминает котел с плоской крышкой. Наверное, выпуклость надо лбом безжалостно сравняла карающая сковорода нашей бабушки русской революции.

Выскочила дочь Геннадия Борисовича — пенсионерка Тамара Петровна.

— Спасибо, баба Нюра,— деловито поблагодарила она старушку,— теперь он до утра проспит!

Втроем мы затащили «героя» в их квартиру. На столе стояла едва початая бутылка водки, и баба Нюра тот час положила на неё глаз.

— А чё, девки, не оприходовать ли нам пол литра?! Всё равно этот охламон ничего завтра не вспомнит!

— Можно,- охотно согласилась Тамара Петровна,— только надо отцу стопку отлить для опохмелу! А то ещё утром корячиться и мозги выносить будет!

Хозяйка на скорую руку поджарила яичницу с салом, открыла банку с маринованными огурцами и мы уселись за столом. После всех сегодняшних встрясок первые сто грамм пошли на ура! А если вспомнить, что кроме овсянки, съеденной ещё в обед, у меня в желудке ничего не было, то понятно, что я моментально охмелела.

И после того, как мне налили второй раз, я рассказала своим соседкам о всех напастях, свалившихся на мою бедную голову.

— Вот,— плакалась я,— какому-то Самвелу пообещали мою квартиру! Убьют меня, если квартиру не отдам, а отдам, мы с Алкой будем на вокзале с бомжами жить!

Не надо думать, что я совсем уж разума лишилась — тогда, в конце 90-х, такими историями было никого не удивить! И по телевизору постоянно показывали интеллигентных стариков и старушек, которых криминал выбрасывал из их квартир на помойку. Оно и сейчас не редкость, но в эпоху «первоначального направления капитала» ограбить беззащитных почиталось чуть ли не за доблесть.

Если я и начудила в той истории, так это в том, что наделила Клару Федоровну демоническими чертами предводительницы разбойников. Она была обыкновенной непорядочной эгоисткой, которую к тому же саму обманули, но никак не пособницей местной мафии.

Но мы — три нализавшихся водочки бабы от тридцати восьми до девяносто пяти лет — в тот момент так не думали.

— Вот оно чё делается! — задумчиво протянула баба Нюра,— уже за одиноких женщин принялись, живоглоты! Но меня они так просто, голыми руками не возьмут! У меня револьвер есть, мне лично сам товарищ Котовский подарил, когда мы в Одессе беляков били! Пусть только сунутся! А у тебя, Людка, оружие есть?

Я, захлебываясь пьяными слезами, только головой покачала.

— Есть, есть, на ж… шерсть, — отмахнулась Тамара Петровна — дама представительная и крупная,— знаю я этого Самвела. Недаром, всю жизнь фельдшером на «Скорой помощи» проработала. Как-то меня вызвали на улицу Бакинских комиссаров, где этот хряк живет у своей потаскушки.

Она глотком осушила остатки в своей стопке, поморщилась и с хрустом загрызла водку огурцом.

— Так вот — захожу! А его шмара — совсем сопливая девчонка вертится, глаза отводит, что-то верещит о высокой температуре, но ничего толком не говорит! Я прохожу в комнату — на постели в халате валяется огромный восточный мужчина. «На что жалуетесь?» — спрашиваю. Он откидывает полу халата, а там,— рассказчица сделала настолько красноречивый жест рукой, что все поняли, что именно она имеет в виду,— огромный, синий и весь в жутких шишках. Ужас!

У меня изумленно раскрылся рот, а вот баба Нюра проявила деловитое любопытство:

— Уши крысиные, что ли пытался пришить?

— Нет, шарики металлические вживить,— пояснила бывшая медсестра,— да неудачно! Началось нагноение, поднялась температура, и разбарабанило его причиндалы словно бревно!

— И?

— Увезли в хирургию на операцию придурка!

Я изумленно икнула — в моей голове не укладывалось услышанное. Зато оно хорошо улеглось в памяти бабы Нюры. Что уж говорить — бутылка водки для неё была мелочью, не стоящей особого внимания! И если я, заявившись домой после кратковременного загула, рухнула в постель, то она до самого утра подбадривала себя ещё и настойкой боярышника собственноручного приготовления.

Жизнь бывшей звезды 2 конной армии была бедна событиями — не считать же развлечением запои соседей! И вдруг такой повод! Бабка за ночь накрутила себя до состояния невменяемости, окончательно уверившись, что вышеупомянутый Самвел именно её хочет лишить квартиры, и не успело ещё толком рассвести, как она оказалась на рынке возле палатки продавца тапочками.

Ни о чем не подозревающий Самвел неторопливо раскладывал на витрине свой специфический товар, когда на него бешеной тигрицей накинулась наша кавалеристка.

— Вот,— поднесла она ему прямо под нос сложенные в кукиш пальцы,— вот ты получишь мою квартиру!

— Ты чего, бабушка? — поначалу миролюбиво осведомился он, удивленно глядя на подпрыгивающее высушенное чучело,— белены объелась?!

— Это ты белены объелся, … ушастый! Что, сговорился с гугнявой Кларой меня без жилья оставить? Так я и тебя, и твою стерву по судам затаскаю, у меня вся грудь в орденах! Меня даже Врангель боялся, и не тебе с Кларкой протягивать к моей хате загребущие руки! Бизьмесмены (язык оригинала) фиговы! Я до президента дойду! Мне сам товарищ Сталин руку жал! Ты бы лучше за своим … следил, а то я тебе шарики железные в гляделки бессовестные запихну!

От такого количества исторических лиц прошлой эпохи, по какой-то непонятной причине мелькавших в разговоре, Самвел несколько оторопел. Но так как баба Нюра продолжала и дальше скакать и размахивать руками, он быстро пришел в себя.

— Скажи,— оскорбленно загудел мужик в ответ,— чем обидел? Может, тапки порвались? Так я новые дам, только успокойся, не прыгай, пожалуйста!

— Это ты своей Кларе колченогой тапки белые справляй! Только суньтесь в мою квартиру — дырку вмиг промеж рогов проделаю, злыдни поганые! Мне товарищ Котовский именной револьвер подарил!

Постоянно повторяющееся имя «Клара» в речи сумасшедшей старухи, наконец-то, привлекло внимание недоумевающего продавца тапок.

— Кто такая эта Клара, уважаемая? Почему ты меня рядом с этой женщиной поминаешь?

— А то сам не знаешь, с кем собрался порядочных людей в бомжей превращать! Зубника нашего жена — Кларка-гугнявка!

— Клара Федоровна? — наконец догадался Самвел, даже обрадовавшись, что хоть что-то прояснилось в этой темной истории,— а ты кто?

— Я Анна Никаноровна Шелест! И я вам свою квартиру не отдам!

— Сам не возьму! С чего это ты, Анна Никаноровна, решила, что я хочу твою квартиру отобрать? Да ещё вместе с Кларой Федоровной?

— Так Кларка-проститутка сама сказала Людке-библиотекарше, что продала её квартиру тебе, мафия, за 10 тыс. серебряников! А Людка, мол, пусть убирается из дома вместе с дитенком, потому что тебе, бандиту, жить негде! А следующая-то в вашем поганом списке — я!

Так с пятого на десятое эти двое, наконец-то, добрались до меня.

А я, в самом что ни на есть плохом настроении, открыла библиотеку, вяло поприветствовав толкущегося у дверей товарища Широкопляса, жаждущего перед очередным партсобранием просмотреть подшивки газеты «Комсомольская правда».

Неспешно сняла пальто, надела рабочий халат и поправила у зеркала прическу. Я собиралась заняться списанием книг, поэтому надумала после обеда закрыть библиотеку для читателей и принялась от руки набрасывать объявление, когда дверь скрипнула, и на пороге появился какой-то огромный мужчина кавказской внешности с большой коробкой в руках.

Наверное, дверь перепутал.

— Это библиотека! — вежливо указала я на его ошибку,— вход в аптеку с другой стороны!

Но тот с грохотом поставил коробку на пол:

— Это тебе, уважаемая! — с чувством заявил он,— носи сама и детям дай! Хорошие тапочки, мамой клянусь! Лучше не найдешь!

Сразу же догадавшись, что передо мной легендарный Самвел, под штанами которого скрывается нечто ужасное, я от страха завопила, как сирена:

— Товарищ Широкопляс, товарищ Широкопляс!

Но перепуганный дед в мановение ока забился в подсобку, а базарный «мафиози» защитным жестом вытянув руки перед собой, успокаивающе забормотал:

— Хотите широко плясать, уважаемая, пляшите! Я сам лезгинку танцевать люблю! Тапочки оденьте и пляшите! Не нужна мне ваша квартира, мне, вообще, от вас ничего не нужно! Не надо на меня вашу бабушку натравливать! Вот — тапочки у меня есть, а 10 тысяч – нет! Я просил Клару Федоровну помочь снять мне квартиру, а не купить!

Это потом я и плакала, и смеялась — вполне предсказуемо началась истерика. А в тот момент только и смогла выдавить:

— Не надо мне ваших тапочек!

— Это подарок, от души! Возьми — не обижай!

И Самвел исчез, зато его место тут же занял лопающийся от любопытства Широкопляс:

— Чего это он про тапки говорил?

— Не знаю! — нервно отмахнулась я.— Ненормальный какой-то!

— А в коробке что?

— Не знаю! И знать не хочу, сегодня же верну!

Но я не вернула коробку, и вовсе не из жадности, а от страха перед её хозяином. Одинокой женщине не стоит встречаться с человеком, способным так себя изуродовать! А в коробке оказались несколько пар действительно хороших тапочек, бутылка водки, палка колбасы, кусок сыра, пачка чая и банка кофе — продукты, давно уже ставшие для меня недоступной роскошью!

Всё-таки хорошим мужиком оказался этот Самвел, только непонятно, зачем его вплела в наши дела Клара Федоровна?

— Да, дура она,— легкомысленно отмахнулась баба Нюра, когда я ей рассказала про внезапный подарок,— городит абы что!

Старушка разговаривала, любуясь своими новыми яркими меховыми тапочками. Наверное, тоже Самвел дал, чтобы она покупателей перестала распугивать.

Вряд ли эта история была следствием того, что мадам Петрова резко поглупела, но я даже не стала задаваться вопросом, что она на самом деле замышляла, решив раз и навсегда прервать все отношения с этой женщиной.

А тут подоспело очередное заседание нашего клуба и выяснилось, что она пыталась таким же образом обмануть и других дам. Но все-таки это были женщины с состоятельными мужьями, с деньгами, поэтому я считаю её налет на меня беспрецедентным по черствости.

Кто живет, как я — без мужа, меня отлично поймет. Одинокая женщина очень беззащитна! Она идет по жизни, как по тонкому льду — любой может походя оскорбить, ото всех вокруг исходит снисходительное презрение к неудачнице, не к кому прижаться в случае беды. Нет необходимой поддержки и опоры даже в самой простой бытовой ситуации — унитаз забился, проводка полетела, мышь завелась, пьяный ломится в дверь.

Знаю, многие не согласятся со мной. Сейчас модна теория, что мужчины только помеха на дороге умной и деловой женщины. Мол, детей, и без них можно воспитать, за любовником не нужно носки и трусы стирать и т.д.

Не отрицаю, может и есть в этих рассуждениях рациональное зерно, но я пишу о том, что чувствую сама, а не эти мужественные женщины, при всем моем уважении к их независимости.

Похоже, так же думали и все сановные дамы, собравшиеся вокруг меня в один из вечеров начала марта.

— Господи. Людочка, а с вас-то она что хотела взять? — презрительно удивилась Мария Степановна.

— Квартиру! — скромно похвалилась я.

— А вас с дочерью куда?

— К Розе Сергеевне!

Все так и ахнули! Но неожиданно из подсобки вышла согбенная фигурка Широковой. Я изумленно вздрогнула. Ведь проверяла абонентский зал перед посиделками — не было никого! Наверное, она в туалете сидела — я ей разрешала пользоваться своим санузлом. Пожилая женщина часто болела циститом.

— Я была бы вам рада, Людочка! — прошелестела она.— Милости прошу!

— Спасибо, Роза Сергеевна,— поблагодарила я её за участие,— но я не хочу вас стеснять!

— Какое стеснение — я так одинока!

— Лучше вы сами приходите ко мне!

Она, конечно, ко мне не пришла, да мы и так много времени проводили вместе. Роза теперь часто, листая журналы и альбомы, сидела в библиотеке до закрытия, и мы вместе шли домой.

Иногда она жаловалась на высокое давление и мышей в подполе, но чаще всего, молча шаркая ногами, доводила меня до дома.

— До завтра! – говорила она.

— До завтра,— рассеянно соглашалась я, обычно производя в голове финансовые вычисления.

Ноль плюс ноль всегда ноль, скажите вы, но нет! Неимущий человек всегда в раздумье, на что потратить свои жалкие копейки — банка кильки в томате, а может, лучше булочка или пакет молока?! Мурзик решительно настаивал на последнем, обожая манную кашу.

Прошел ещё месяц, и в апреле Петровы прозвездили вновь!

К тому времени Клара Федоровна уже несколько раз посещала мою библиотеку.

В первый раз она пришла с таким видом, как будто ничего и не произошло! Позади привычно маячила фигура мрачного Димы.

— Здравствуй, Людочка! Как ты? – защебетала она, умильно заглядывая мне в глаза своими светящимися глазками.— А у меня столько дел, столько дел…

Я с ледяным лицом продолжала рыться в каталожном ящике, в поисках интересующей меня книги, и никак не отреагировала на эти заигрывания. У нас, бедных, своя гордость! Но, похоже, Кларе было все равно — обижена я или нет! Она самозабвенно верещала об успехах своей Катьки, о её новом финском платье, о том, что младшую дочь хвалила учительница по литературе за стихи о родном городе, что она уже сделала ей заграничный паспорт.

— Не рано ли? – холодно поинтересовалась я.— Все-таки конкурс ещё предстоит выиграть?

— Ой, Катьке все равно здесь нет равных! Правда, Димочка?

Димочка, неизвестно зачем роящийся в подшивке журналов «Бурда моден», угрюмо качнул головой, с плохо скрытым раздражением внимая нашей болтовне.

— А Инна вышла замуж!

Вот так новость! Почему только я раньше её не слышала? Свадьбы были любимой темой обсуждения среди жителей Емска. На невест ходили смотреть всем околотком, о подробностях же мероприятия долго сплетничали с соседями и знакомыми. Все выносилось на обсуждение — и платье невесты, и костюм жениха, и угощение, и кто и что подарил! Гудели иногда по полгода!

А тут свадьба в такой богатой семье, как у Петровых!

— Инка, как всегда, в своем репертуаре! Представляешь, никому ничего не сказала — выпрыгнула замуж за лейтенанта космических войск некоего Михаила Федорчука и укатила с ним в Приморье! Что с этой дурынды возьмешь?

— А где же они поженились?

— В Тосно, у его родителей! Нам прислали телеграмму в последний момент! Ещё чуть, и Инка бы вышла замуж без родительского благословения!

Не думаю, что Инна в нем слишком нуждалась. Иначе нашла бы время раньше сообщить о предполагаемом замужестве отцу и матери.

Конечно, Клара Федоровна прекрасно поняла, что её не рады видеть, но мудро решила не обращать на это особого внимания. Наверное, думала, что время пройдет, страсти утихнут, и мы с ней вновь, как ни в чем ни бывало будем попивать чаек с сухариками и малиновым вареньем.

Но в начале апреля она ворвалась в мою библиотеку, подобно урагану, даже забыв от волнения где-то своего Димулю!

— Катюше срочно нужен Эдуард Лимонов! У тебя в фонде есть?

Я так и села.

— Кате — Эдуард Лимонов? Вообще-то есть… в закрытом доступе! У нас все-таки дети бывают, а там в каждой строчке ненормативная лексика! Вы уверены, что ваша дочь должна читать подобную литературу?

Кларе Федоровне, конечно, было далеко до Лимонова, но ругнулась она в том же духе.

— В районо для характеристики запросили список оценок за второе полугодие, а учительница по литературе требует сочинение «Нью-Йорк глазами русских эмигрантов (по одному из произведений Эдуарда Лимонова)».

Наверное, я впала в ступор, вспоминая пожилую учительницу литературы — сухопарую горгону Изольду Моисеевну Кац. У неё, что? Совсем крышу снесло? Да вроде бы нет — я лично выбирала с ней картошку на рынке, не ранее позавчерашнего дня, и ничего необычного не заметила. Изольда Моисеевна ещё весьма нелюбезно допрашивала меня по поводу наличия в библиотеке «Евгения Онегина». Узнав, что имеется всего пять экземпляров, пришла в негодование, и мне пришлось долго и нудно объяснять, чем отличается школьная библиотека от массовой.

Может, она в одночасье спятила? Эта мысль меня настолько заинтриговала, что я, выпроводив Клару с вожделенной книгой, набрала номер телефона школы.

Мне повезло, Изольда Моисеевна оказалась в учительской.

— Я звоню вам вот по какому вопросу,— и я ввела её в курс дела,— думаю, в школьной библиотеке таких книг нет! Значит, другие дети тоже придут ко мне?

На том конце провода повисла многозначительная пауза, которая могла означать все, что угодно — от обморока до потери дара речи.

— Изольда Моисеевна, — испуганно позвала я,— с вами все в порядке?

Раздалось возмущенное сопение и тут учительницу буквально прорвало!

— Со мной-то всё в порядке, а вот господ Петровых, очевидно, ждут не дождутся в дурдоме! — раздраженно высказалась она.— Совсем ополоумели с этим парнем!

— Каким парнем? — удивилась я.

— Дмитрием Долмацким! По крайней мере, так он представился!

— А он-то какое отношение имеет к школьным сочинениям и Лимонову?

Оказалось, самое что ни на есть прямое.

По словам Изольды Моисеевны Катя терпеть не могла литературу. Просто на дух не переносила, поэтому всячески избегала посещения уроков. Придумывала кучу отговорок, срочно заболевала, исчезала на какие-то репетиции. Да ещё последние полгода «заневестилась», и с большим удовольствием бегала на свидания, чем сидела за партой. И оказалось, что за всю третью четверть она заработала три жалких тройки за устные ответы, и не одного сданного сочинения. Клара Федоровна, прекрасно знавшая, что её деточка, мягко говоря, не успевает, намеревалась решить эту проблему, как обычно:

— Нельзя ли, любезная Изольда Моисеевна, не ставить этих троек в выписку оценок? Я в долгу не останусь!

Но старая еврейка и не таких наглюк в своей жизни видала. Она одним щелчком поставила зарвавшуюся мадам «зубниху» на место.

— С удовольствием, уважаемая, но тогда вам придется объясняться, почему у девочки нет по моему предмету ни одной оценки!

— А нельзя ли…

— Нет, нельзя,— резко прекратила торг учительница,— хотите хороших оценок, пусть сначала напишет хоть одно сочинение!

— Может, подскажите, на какую тему?

— Инна должна сама это знать! А у меня помимо одиннадцатого ещё пять параллелей, я не помню точного названия всех тем сочинений наизусть!

— Но…— заюлила Клара Федоровна,— она все время на репетициях, готовится к международному конкурсу!

— Нельзя сидеть сразу на двух стульях! — холодно напомнила суровая Изольда.

— Ладно,— сдалась Петрова,— мы что-нибудь придумаем!

И действительно придумала!

Самой ей, конечно, под грозные очи старого дракона от педагогики попадаться не хотелось, поэтому она прислала вместо себя Димочку.

Дима, ни мало не смущаясь, дождался, когда Изольда Моисеевна выйдет на перемену, и подкатил к ней с требованием дать ему темы. Кац сначала опешила от такой наглости — какой-то парень с улицы приходит, что-то с неё требует, но потом все-таки не захотела накалять обстановку и предложила наиболее легкий вариант решения проблемы.

— Пусть напишет сочинение на свободную тему «Мир глазами современных писателей»!

— Каких писателей? — презрительно изогнул губы молодой человек в поскрипывавшей кожей модной кожаной куртке.

— Список, рекомендуемой литературы для чтения в 11 классе, я лично давала Инне! — раздраженно заявила учительница.

— Возможно, она его потеряла! — невозмутимо пояснил Димочка.

Он настолько выводил из себя Изольду Моисеевну, что та мгновенно перебрала свои бумажки и нашла нужный список в том виде, в котором он хранится у учителей, то есть со всеми печатями и росписями завучей и директора под «утверждаю» и «согласовано».

— Вот, садитесь и переписывайте! Не знаю, как Инна одолеет весь этот материал за пару дней, но, как говорится, в жизни всегда есть место подвигу!

Я внимательно слушала потрясенный голос пожилой учительницы, живо представляя в лицах описываемые события.

— И неужели в том списке был Лимонов?

— Представьте себе, был! Не знаю, о чем они там в министерстве образования думают, но этот господин входит в список литературы, рекомендуемой для чтения в старших классах! — горько вздохнула Изольда.— Конечно, когда я его диктовала детям, то Лимонова умолчала, но здесь… Мне и в голову не пришло, что этот молодой человек настолько ловко посадит меня в лужу!

— Да уж, ловкости ему не занимать!

— Спасибо за звонок, Людмила, сейчас попробую Клару Федоровну в чувство привести, да дам новую тему для сочинения, пока они меня на весь район не ославили!

Я опустила трубку на рычаги в легком недоумении — собирая все эти бесчисленные бумаги Петрова вела себя так, словно её дочь уже победила в районном конкурсе, но мне было прекрасно известно, что у нас есть гораздо более талантливые дети. Неужели и тут что-то надеялась подтасовать, но как?

+1
19:31
701
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Анна Неделина №2

Другие публикации