Похождения Степана. 2. Пирожки для бабушки

18+
Автор:
Елена Глущенко
Похождения Степана. 2. Пирожки для бабушки
Текст:

Пирожки для бабушки

Рассказ 2-й из цикла «Похождения Степана»(1-й здесь)

***

– Почему никто, кроме меня, не разговаривает с животными? – спросил Степан.

– Почему же никто? – мяукнул Шнырик – Все разговаривают. Вопрос в том, кто что понимает – подмигнул кот.

*

Степан обнаружил себя где-то на окраине. Почему это была именно окраина, мужчина не смог бы объяснить внятно: ему отчего-то нестерпимо хотелось, чтобы его хата была с краю. И этого оказалось вполне достаточно для гео-локационных мероприятий подсознательной деятельности клеток головного мозга.

– Житомир! – послышался чей-то издевательский протяжный возглас рядом.

Мужчина оглянулся и, досадуя, кивнул пробегающему мимо чёрно-белому коту Шнырику:

– А ты думал, тебя-таки забросит ещё куда? – Шнырик хмыкнул, махнул хвостом и скрылся в ближайшей подворотне.

Стёпушка оглядел себя в оконном стекле закрытого на амбарный замок «Ремонта обуви»:

– Ё…

Такого моднявого китча, пожалуй, даже сам Пако Рабан и представить себе не смог бы! Разве что Петрович – сторож детсада, что напротив бани – да и то с бодунища без опохмелки.

Голову Стёпушки – так теперь позиционировала и называла себя доминирующая субличность мужчины – украшала чёрная шапочка-гондончик. На выбеленном тальком лице ярким пятном выделялись напомаженные чёрным губы и огромные накладные ресницы, составляющие нелепое обрамление широко распахнутым светлым глазам. Довольно нескладную фигуру обтягивало чёрно-белое в крупную поперечную полоску платье почти до пят. Образ завершали чёрно-белые ромбо-шахматные плотные колготы и грубые серые берцы на тонких ногах программиста-домоседа.

«Хорошо, хоть никого поблизости нет – ёжась от августовской рассветной прохлады и ужаса, подумал Стёпушка – Надо это…»

В памяти мужчины тут же всплыли кадры появления Терминатора «в чём мать родила» и его дальнейшие действия. «Не! Побьют!» – сразу же отмахнулся Стёпушка и свернул в ту же подворотню, что и Шнырик.

Через пару минут оттуда на улочку вернулся уже вполне приличного вида чувак в джинсовом прикиде, с утренней небритостью на вымытом лице и аккуратной укладкой из коротко стриженных рыжих волнистых волос.

– О! Другое дело – прошнырил мимо Шнырик и побежал куда-то вниз улочки вдоль покосившихся древних одноэтажных домиков и скрылся в лопухах.

Степан пошарил в кармане ветровки и обнаружил паспорт-книжечку старого образца с трезубом на тёмно-синей титулке. На первой странице красовалось его фото. А вместо Степана Блюменкевича в строках «прізвище, им’я, по-батькові» значилось: «Браун фон Кёллер Вульф ибн Хасан».

– Япона мать! – прогундел новоиспечённый Вульф – Шо, опять?! – изобразил он волка из мультика «Жил был пёс» и стукнул себя по лбу ладошкой.

– Не опять, а снова! – Кондырик радостно подпрыгнул и лизнул Степана в нос – Уж не чаял и свидеться!

– Собака! – расплылся Степан в улыбке, теребя за ухо старого знакомого.

– Кхе-кхе! – послышалось за спиной.

Мужчина обернулся и увидел сухонького старичка – второго попутчика, окромя чёрного пса, по давнишнему хуторскому приключению.

– Дормидонт Пафнутьич! Здравствуйте! – они обнялись.

– Здоровей видали, следом бежали да чявой-то не догнали! – душевно потряс руку Степана старичок – Только я теперь не… – он хмыкнул в седые усы – А… Тот самый Петрович – подмигнул Дормидонт правым глазом влево – Имени нет, правда – он вынул из кармана джинсов паспорт и развернул перед Степаном – Убэдылись? – произнёс с грузинским акцентом – То-то и оно! – он расстегнул серую ветровку, демонстрируя тельняшку морского вида, и пригладил длинную бороду и седые волосы на лобовой проплешине.

Новоиспечённый Вульф оглянулся на пса:

– А Кондырик как же?

– Да шут с ним! Собака, однако – отмахнулся было дед – Хотя… – он наморщил лоб – Должно всё взаправду быть. Раз мы с тобой «такие» – он сделал пальцами жест кавычек.

– Та-а-ак – протянул Степан – Бобик и Небобик есть… Тузик тоже… Нет! Нетузиком ты не будешь – спалишься точно…

Пёс недовольно проворчал. А Степан продолжал:

– Лорд Фридрих есть… Давай ты будешь у нас Жук.

– Лады! – пёс завилял хвостом.

– Годится – улыбнулся новоиспечённый Петрович.

– Слушай, дед – засуетился Вульф – А вдруг мы реального Петровича встретим? Тогда всей конспирации кранты!

– Не боись, Волчара! – прищурился старик – В выходные он типа на даче. А мы должны за один день управиться.

– Кстати, а делать-то чяво? – наконец, задал главный вопрос Вульф.

– А делать-то… – Петрович вздохнул – Дык… в эскорт-службе ты теперича числишься.

Жук саркастически хмыкнул, подумав про немецкое порно, а у Вульфа отпала челюсть и «опустилась матка».

– Но ты не боись – продолжал задорно дед – мы твою пятую точку в обиду не дадим! Да и задание плёвое – подмигнул он левым глазом вправо – Девчонку сопроводить из пункта «А» в пункт «Б». С грузом. Ну, прикинуться «хорошим дядей» и не дать её в обиду по пути следования. А главное – груз доставить.

– Груз?! – с омерзением пропищал Вульф – Ты чё, барыгой заделался, дед?! – он хотел было схватить Петровича за грудки, но тот его отстранил лёгким приёмом бесконтактного боя.

– Не сссуетись, малой – процедил старик сквозь зубы вставной челюсти – делай, чё скажу, и будет тебе счастье. А теперь… – он окинул взором кривую улочку с убогими домишками, убегающую серым полотном гравия к реке – «Флипнем до космопорта» что ли? – и подмигнул Вульфу правым глазом влево – А то ж пешкодралить тут в обход часа три, если чё. Да и если ничё, тоже – и скомандовав – За мной! – быстро прошуршал вниз, сворачивая в ближайшие лопухи.

Жук и Вульф бесшумно посеменили за ним, путая следы, стараясьне привлекать внимания пустынной окраины.

***

– Куда девается прошлое? – спросил Степан.

– Превращается в будущее – пожал плечами Шнырик.

– Это как…

– Это как еда – кот отошёл в сторону, вырыл ямку и присел над ней.

*

Райончик оказался действительно стрёмный. Куда ни плюнь – зелёные дворики, лавочки, кустики и нещадно опиленные деревья. Инфернальные детские площадки, сплошь заполненные мамашками с орущими и снующими туда-сюда чадами, рисовали обманную картину полного блаженства. Поэтому никого и не удивило внезапное появление двух чуваков и чёрной дворняги в центре пятиконечной мелом начертанной звёздочки в кружочке канализационного люка 1978 года выпуска, что красовался у ржавой карусели, небрежно обляпанной жёлтой и голубой красками.

– Так – огляделся Петрович с деловитым видом, сверяя улицу и номер дома – Вундеркиндер на месте – ткнул он пальцем в пожилую женщину в розовом платье, жёлтой соломенной шляпе и синих сланцах на полосатых носках, что стояла у куста, роясь в плетёной авоське с эмблемой «Et» – Торба есть. Значит, всё по плану.

Дворик углового дома граничил с тем самым детсадом, который охранялся подлинным Петровичем. И этот факт Вульфа сильно настораживал. Особенно по причине прозрачности сетки ограждения, за которой на клумбе среди гладиолусов самозабвенно дурачился кот Шнырик.

Троица, совершая обманные движения и путая следы, гуськом просочилась сквозь турники, мимо кучки малышни в песочнице, украшенной лепным беззубым лысым гномиком с оселедцем, в шароварах и выцветшей вышиванке.

Петрович остановился перед Вундеркиндером, расставил руки и совершил трёхприсядной приветственный реверанс, попеременно поджимая перед собой согнутые в коленях ноги:

– Угу? – подмигнул он левым глазом вправо.

– И на том спасибо – произнесла женщина, нарочито оттягивая правым мизинцем левую ноздрю, достала из авоськи газету «Правдоруб» и быстро сунула Петровичу подмышку.

– О Вас не забудут – произнёс дед первую часть ключа.

– Но и не вспомнят – многозначительно кивнула Вундеркиндер.

Затем спешно отошла в ближайшие кусты, где её уже ждали местные коты с одинаковыми серыми круглыми мордами. Достала из фирменной авоськи пакетик и стала сосредоточенно бросать куриные шеи, чётко попадая в разверстые пасти хищных зверьков. Коты чавкали с аппетитом и сосредоточенно: им явно была по вкусу куриная «расчленёнка».

– Пс! – незаметно махнула рукой позади себя Вундеркиндер.

Это был сигнал троице покинуть двор.

***

– Зачем людям все эти вещи, если они не съедобны, не греют в холод и не укрывают от ветра и дождя – спросил Шнырик.

– Гордость – мяукнул Степан.

– Это как?

– Вот ты гордишься тем, что ты – кот?

Шнырик непонимающе взглянул на Степана.

– Ну… – замямлил мужчина – Тебе же нравится, что ты, например, не собака, не голубь? А именно – кот!

– Хм… – Шнырик пожал плечами – Это я для тебя – кот. Также, как они для тебя – собака, голубь. «Имя» означает «им я», то есть не себе. И это актуально только для вашего, человечьего, вида. Ибо ни кот, ни собака, ни птица никак не называют никого. Это вы отличаете других и между собой даже разнитесь. И категории у вас надуманные, продиктованы гордыней. Поэтому направлены на уничтожение «иных», что есть причиной всех бед. А мы едины.

– Но, постой – засуетился Степан – Вы же едите друг друга. И за еду убиваете конкурентов.

– Да. За еду. Но не из-за различия.

*

Большая Бердичевская улица тянулась долго, нудно и не туда. Полуденное солнце жгло, но идти необходимо было пешком, потому что водители городского транспорта, обладающие фотографической памятью, на раз бы срисовали неместных. А флипнуть прямо от детсада до «точки», увы, было невозможно: комунальщики скосили все лопухи в округе.

Житомир уже бурлил, хотя и был не фонтан, когда Вульф оступился, пропуская прохожего, и оказался ногами на стеклянной поверхности:

– Ой-ё!

Посреди тротуара в асфальт было вмонтировано толстое стекло, а под ним тёмная яма с рваными краями.

– Что там?! – опешил Вульф.

– Дык… – Петрович хмыкнул – Провал.

– Куда?

– Знамо куда. «Провал в рай». Давеча хотели огородить и кассу поставить, чтоб «билеты на провал» продавать, как по классике. Да чего-то не срослось.

Сарказм смешивался с недоумением и переходил в затянувшуюся стадию когнитивного диссонанса. Вульф попытался рассмотреть сквозь затоптанное и заплёванное стекло, как выглядит рай. Однако, вид обычной ямы в тротуаре, где угадывались то ли древние ходы, то ли старые канализационные котлованы, – по его представлению немного не соответствовал раю.

Мужчина так сразу и не сказал бы, чего именно не достаёт: то ли фотообоев с берёзками, то ли телефонного справочника за 1983-й год, или левого кеда на правую ногу – по пять рублей пара – из центрального универмага. Конечно, мелькали мысли и о холодильнике «Орск» 1960-го года выпуска, и о билетах на Гоа на ближайший чартер из нового местного аэропорта, а главное – о кисточке для выметания мусора из пупочной ямки. …Хотя, может было бы достаточно просто ящика радомышльского пива и тараньки… Однако, когда по стеклу растеклась жёлтая жидкость – Жук стоял над провалом с поднятой задней лапой – картина рая, наконец, приобрела должную целостность и гармонию.

Свернув на бульвар, троица попёрлась в обход школы № 12, петляя около бывшего кинотеатра «Жовтень», и вышла на площадь. Памятник великому первооткрывателю Сергею Павловичу Королёву по-прежнему олицетворял мощь ушедшей космической эпохи. Серой каменной глыбой стоял великий конструктор на гранитном чёрном постаменте. А красные гвоздики у подножия, как дань памяти, говорили об искренности потомков. И только Вульф чуть было ни растрогался, как вдруг заметил астральное тело огромной вышиванки, понуро свисавшей с памятника, что надевалась каждый год по весне ко Дню Космонавтики и «чудувала» людей около недели по случаю праздника. Вульф буквально застыл перед памятником, глядя вверх, где огромные рукава развевались на несуществующем ветру, не отбрасывая теней.

– Петрович… – мужчина оглянулся на деловито снующих рядом людей, смотрящих лишь себе под ноги – Петрович, они, что, не видят этого?! – тыкал он пальцем на бликующую на солнце «смирительную рубашку»: это определение нагло влезло в его мозг явно извне.

– Ну… – дед тоже поглядел на дивный фантом, щуря выцветшие глаза с седыми ресницами – Видеть-то они видят, только… не смотрят.

– Ну да… – понимающе вздохнул Вульф.

– А-у-у-у! – взвыл Жук тоскливо.

Нарочито, обошёл клумбу с жёлто-голубыми анютиными глазками, ежегодно высаживаемыми здесь к декабрю: мочиться тут псу явно не хотелось.

Мехалка по злобному обыкновению оставляла желать лучшего. Ибо от подвесных зонтичных каркасов веяло теперь не пёстрым излишеством, а махровой банальностью. «То ли дело – тазики – рассуждал про себя Вульф – медные тазики, покрашенные в голубой цвет. Без жёлтого. С белой надписью: «палата № 6» Вот нигде такого точно нет».

Однако, это был не предел впечатлений. Высоченный флагшток на центральном майдане города хоть и не рухнул, но немного прибил и расплющил явно слабую психику домоседа Степана, новоявленного Вульфа. И это не была патологическая боязнь вышек на открытом пространстве. Почему-то нестерпимо захотелось купить бубен для древнего ритуала «Нахуа». Однако, в сувенирных ларьках, торгующих атрибутами «незалежності», была только механическая сопилка. Эта дудка выдавала одну единственную мелодию, под которую плясать было трудно, мерзко, но необходимо.

Лоток с газетами пестрел скучными заголовками последних новостей сугубо на «мове». Однако, Вульфа привлекла знакомая книжечка, чудом здесь оказавшаяся – знаменитая трилогия Толкиена, правда, какое-то странное сокращённое переложение. Другие издания тоже были на украинском, как и все абсолютно надписи вокруг, не считая кое-где перевода на английский. Тексты рекламных слоганов на товарах и витринах уже не удивляли своей корявостью, однако иногда всё ещё вызываликривыеусмешки: «свійські ковбаси», «скиба здоба», «нарощування вій» с нарисованными глазами, являвшими собой зеркальные отражения друг друга…

Вульфвзялзнакомую книгу и раскрыл её наугад:

*

«Орки — это изначально эльфы, извращённые тёмной магией. Они не умеют придумывать своё — это особенно сильно заметно на примере их языка. Саурон пытался заставить всю свою армию говорить на едином языке — на Чёрном Наречии, копии языка Валар. Но эта затея провалилась, и орки продолжили разговаривать на всеобщем, сильно искорёженном своим сленгом.»

*

Мужчина нарыл в кармане нужную сумму и купил данное издание.

«Да, нельзя так резко покидать зону комфорта – размышлял Вульф, минуя одну за другой предпраздничные улицы города – Эта современная жизнь вне квартиры явно не для меня…»

Он молча пожимал плечами и нервно хмыкал всю дорогу аж до политехнического института.

Там, взглянув на «Эйфелеву башню», мужчина окончательно убедился: не Париж.

А немного дальше, за Гидропарком, была назначена точка встречи с объектом.

***

Неподалёку заброшенных корпусов бывшей базы отдыха было как-то безлюдно. И Вульф постоянно поёживался от несвойственной для лесополосы тишины. Конечно, слышались и птичьи голоса, и вялые всплески речки Тетерев, и звуки трассы. Но было ощущение приближения опасности – пятая точка характерно вибрировала уже с полкилометра. Жук, однако, вёл себя очень спокойно. «Ладно! – отмахнулся мужчина – Это просто мандраж перед важным заданием». И заметив радугу над водой, он уже облегчённо выдохнул… Как вдруг прямо перед ними на дорожке, словно из-под земли, возникли полицаи, человек семь с рыжей собакой. Жук почему-то мгновенно заныкался в кустах.

– Я вибачаюсь – обратился один из них – Покажіть документи, будь ласка.

В голове …Степана почему-то сразу возникло слово «аусвайс», и по спине побежал холодок: «Спалимся с такими ксивами» – у мужчины даже запульсировала жилка на виске. Однако, Дормидонт Пафнутьич уверенно раскрыл перед молодым парнем свой паспорт и вежливо повторил:

– Будь ласка.

– А Ви? Що у Вас – обратился второй полицай к Степану.

Мужчина невнятно замычал, долго роясь в кармане куртки. Он бубнил себе под нос странное слово «аусвайс», пытаясь со страху тянуть время.

– Що це з ним? – обернулся главный к деду.

– Зараз – старик деланно улыбнулся – Зараз він покаже паспорта – и незаметнопнул Степана в бок: «показуй!» прошипел старик, а сам сталпояснять полицаям – Хлопці, зрозумійте, це мій небіж. Нещасна дитина не при собі трохи.

– А! Ось воно як! – махнул рукой на Степана полицай.

Дед ловко вырвал из цепких рук программиста паспорт и развернул перед представителями власти.

– Ось, бачите, все в нас є – мельтешилстарик.

Полицаи покрутили, полистали паспорта под пристальным взглядом старика и вернули владельцам.

– Вибачте – извинился главный – Доброго дня!

Вульфа ещё долго трепало после этого:

– Как?! – спросил он, немного придя в себя, когда полицаи скрылись из вида.

Петрович отмахнулся:

– Школа Вольфа Месинга. Я бы им лопухи развернул – тоже бы сошло.

Из кустов, наконец, выскочил Жук.

– О! А ты чего от них по кустам шаришься? – недовольно глянул Вульф на собаку.

– Так они же с этой, рыжей. Там школа Вольфа Месинга не канает! – вильнул пёс хвостом.

***

– Что значит по-твоему жить правильно? – спросил Степан.

– Я не понимаю таких категорий. Знаю только, что жить счастливо вам, человекам, не даёт желание казаться лучше. От того суета в голове – мяукнул Шнырик.

*

– Слухай сюды – заговорчески пробормотал Петрович, когда троица заныкалась в кустах поодаль – Тема такая. В одном стрёмном районе Житомра… Ну, ты уже понял: не совсем провинция, но и не центр цивилизации… Жила-была девочка-подросток лет «шешнадцати» – старик прищурился – Была она модная и стрёмная, но наивная и доверчивая. Вот её-то мы и ждём сейчас.

– Ага – закивал Вульф.

Петрович продолжал:

– Мамашка её – сучка крашеная – бадяжит наркоту и фасует в пирожки. А бабка курирует распространение и сбыт. Старуха… – он причмокнул многозначительно правым краем рта влево – В общем, она типа в авторитетах. Держит сеть ночных клубов и булочных «Дуремар», где и сбывает эти самые пирожочки еёной дочки. Заведения эти по всей округе, чтоб ты понимал масштаб.

В это время по ближайшей аллейке медленно «проплыла» пара тинэйджеров: он весь белый и понурый в чём-то чёрном, она – голубоволосая, с пустотой взгляда, в пышной белой юбочке, розовых гольфиках выше колен, чёрной косухе и ошейнике с шипами.

– Вон! – кивнул на них Петрович – любители местной «сдобы».

– А эти… Полицаи куда смотрят? – откровенно изумился Вульф.

– Знамо куда – вздохнул дед – В карман себе, который шире! У них же это… «Одна-єдина собака-нишпорка»! – процитировал он местное ТВ – Она же – звездень местных криминальных «теленовин». Наркоту чует сучка. Так полицаи по её наводке не изымают, а процент требуют. Так и живём – дед отмахнулся – Их-то схему вряд ли выйдет сломать в этот раз. Да и у нас с тобой сейчас немного другая задача – он нахмурился – Для девчонки ты – не просто добрый дядя, а… хахель еёной бабки.

– Ё…– Вульф смачно выругался.

– Малая его, то бишь, тебя ни разу не видела. Только имя знает и примерный возраст… Ему 35, правда. Но ты ж не шибко жизнью-то поюзаный – старик подмигнул – в свои 46 потянешь и на 35! Да и это – только по паспорту, причём, не по местному. А по жизни, если по-серьёзному прикинуть… То ты, Стёпушка – съязвил дед – и на старшеклассника с трудом-то тянешь – и не дав Вульфу выразить негодование, повисшее в глазах немым укором, уточнил – Но главное не это. Настоящего Вульфа «приняли». Не полицаи, кто – сейчас не важно. Об этом никто пока не знает, даже бабка. Поэтому, пока сорока на хвосте старухе инфу не донесла, у нас есть время. Потом – всё!

– Что «всё?!» – округлил глаза Вульф.

– Порешат тебя или бабкины шестёрки, или её крыши. Да и операцию сорвёшь. Благо, что никто реального Вульфа в глаза не видел. Бабка у нас с придурью: «последнюю любовь» от завистников прячет. Так что повезло – он громко выдохнул – А перед тобой сейчас первоисходная задача: смекни, Стёпушка, как ты перед малой будешь геронтомана разыгрывать!

– Тьфу! – Вульф снова выругался под хохот Петровича и Жука.

– Тссс! – зашипел старик – Вон! Идёт.

Метров в двухстах от их закуточка в пожухлой от жары зелени замаячило что-то красное. Это и была та шапка, по которой старик и должен был «срисовать» курьера. Он спешно сунул газету «Правдоруб» в дупло ближайшего дуба, пробормотав:

– Машеньке от Дубровского – он покосился на мужчину – Ну, чё вылупился? Так надо! – Петрович развернул любопытного Вульфа на 180 градусов, несильно пихнув в плечо – Твой выход, примадонна! – и отвесил ему не столь сильный, сколь направляющий пендель.

***

– Дети. Они же совсем другие теперь. Я не знаю, как с ними… – развёл руками Степан.

– Также, как с самим собой. Я ведь сразу родился котом – подмигнул Шнырик.

*

На узкой дорожке, утыканной с обеих сторон высокой травой, Вульф появился прямо перед девочкой столь же нелепо, как и неожиданно:

– А вот и я! – косо улыбнулся он Красной Шапочке – Привет, внученька – хмыкнул мужчина.

У девочки отвисла челюсть и наушник, откуда послышалась песня «Mutter» группы «Rammstein». Она попятилась к кустам, нервно косясь по сторонам в поисках красного кирпича, стального лома или на худой конец канализационного люка 1978-го года выпуска: и то, и другое, и третье можно прицельно метнуть в голову:

– Педофил что ли? – надеялась рассредоточить противника Красная Шапочка, используя незатейливые приёмы психологической манипуляции.

– Не, – отмахнулся Вульф – геронтоман! – гордо воздел он к небу указательный палец.

– Чё?! – наушник отвис ещё больше.

– Ну смотри, ты вроде как …кто?

– Конь в пальто! – выпалила девчонка, порываясь смыться, но Вульф кособоко перегородил ей дорогу.

– Ты – Красная Шапочка – очень по-доброму улыбнулся мужчина – А я…

– Серый волк, блин! – девочка стала шарить в кармане, и Вульфу пришлось схватить её за руку.

– Погоди – он отобрал у неё баллончик – Нельзя вот так сразу враждебно к людям. Да, я почти что Серый Волк – он спрятал «трофей» в карман куртки, откуда вынул и развернул паспорт – Вульф ибн Хасан.

– А! – громко выдохнула Красная Шапочка и пожала протянутую для приветствия руку нового знакомого – Последняя любовь бабушки!

– Наверно – смутился мужчина.

– Тьфу ты! А я уже было подумала… – и кивнула на рюкзак за спиной – Вот пирожки бабушке несу. Мама отправила. Говорит, захворала старушка. Что с ней там, кстати?

– Да… – он замялся – Критические дни, в общем.

Красная Шапочка вдруг залилась звонким смехом:

– В семьдесят два года?! Лучше правду скажи! Мол, с бодунища лежит третьи сутки, а пожрать приготовить некому. У всех руки не оттуда растут. Вот и гоняют меня через лесопарковую зону с «ровно 78-ю пирожками»! Потому что именно столько – ни одним меньше, ни одним больше! – бабулю и могут исцелить. Хрень какая-то – смачно сплюнула она в траву.

– Ну, примерно так и есть – увидев офигевшие глаза девчонки мужчина осёкся и стал спешно оправдываться – Я в это не лезу! Это ваши женские заморочки. Мне сказали тебя встретить и сопроводить, я выполняю! – Вульф выдохнул – В конце концов, может бабушка просто за внучкой заскучала. А хворь и пирожки – повод.

– Ладно, чувак, не кипишуй – похлопала по плечу Вульфа Красная Шапочка – Реально через лес одной валить стрёмно. А ты вроде как нормальный дядька. Фиг, что геронтоман – у каждого свои заморочки. Пошли! Вдвоём, вроде как, прикольнее.

Выйдя на более светлое место, она спросила:

– А какого чёрта надо пешкодралить? Чё попутку нельзя или такси? Мать чёт там плела про какие-то следы… Что их путать типа надо…

– Ну да! – оживился Вульф, вспомнив инструкцию из разведброшюры – вот сейчас через березняк зигзагами и рысцой, а как в сосновой рощице будем, так там меж трёх главных сосен блудить «восьмёрками», потом «девятками», причём по двоичной системе, вроде… Кстати! – он вынул из кармана горсть конфетти и разбросал на дорожке позади себя.

– А это нафига? – хмыкнула Красная Шапочка.

– Фиксиков отпугивать, наверно – пожал он плечами.

– Кого?! – изумилась девочка.

– Вот посмотри вокруг – мужчина сделал жест рукой, и они оба обернулись на сгущающийся лес, уже лишённый признаков прохожих – Видишь фиксиков?

– Неа! – отрицательно махнула она головой.

– Вот! – Вульф поучительно погрозил пальцем.

***

…А рядом по кустам, прикидываясь единым шлангом, незаметно и параллельно Вульфу и Красной Шапочке пробирались Петрович и Жук. Они точно знали, что не одни следят за этой дивной парочкой. Потому что где-то тут, возможно ступая след в след, крадутся они – люди Папы Карло.

Этот нарко-упырь и крышевал бедную старушонку с её барыжным бизнесом. В этот раз, когда она задолжала, Папа Карло поставил бабку на счётчик. И это ему было особенно приятно: старая часто обзывала его стругальщиком, мерзко хихикая при этом. Сам Папа Карло ничего зазорного не наблюдал в своём немодном хобби – резьба по дереву. К тому же, элитные свистульки с фирменным логотипом «Et», к которым в подарок всегда шла авоська, отлично продавались, принося доход как семье Карло, так и его компаньону Джузеппе – спецу по древесине. Да, был когда-то косяк по молодости, когда Папа Карло выстругал Буратино. Но этот шут гороховый, вернее, болван липовый хоть и создавал проблемы, но к бабке не имел отношения. Да, эта деревяшка была головной болью Папы Карло. Имея диплом Гарварда, Буратино ходил по дворам с шарманкой, попрошайничая и изображая Колю Баскова, чем жутко позорил свистуличного олигарха Папу Карло. А бабка Дуремарша – как её все называли – частенько устраивала туры Буратины по своим ночным клубам. Это ещё больше бесило Папу Карло.

Как же оказался ему на руку этот долг бедолаги-Дуремарши! Он прекрасно понимал, что старая никогда с ним не расплатится. Поэтому было решено тупо перехватить курьера с товаром. Но вся беда заключалась в том, что Папе Карло даже в голову не могло прийти, кто именно понесёт товар на этот раз. Он знал лишь то, что примерный маршрут курьера проходит около детской площадки на территории заброшенного пионерлагеря, где было «поле чудес» – так называли это место «закладок» наркоманы и «минёры». Ещё курьера можно было «срисовать» по тайному знаку. Однако, та сорока, что принесла Папе Карло всю эту инфу, озвучила не всё, а только первую часть ключа – сдохла налету от передоза.

***

– Любая ноша бренна – сказал Шнырик.

Степан понимающе мяукнул.

*

Только теперь, идя рядом по лесной тропинке, среди высоких трав, мимо тысячелетних дубов, жидких осинок и комариного орешника, Вульф смог разглядеть свою попутчицу в ярких лучах полуденного солнца. Девочка была маленькая и тщедушная. Её тонконогость подчёркивали чёрные гольфики чуть выше острых коленок, объёмные белые кроссовки, выглядевшие на два размера больше нужного, и коротенькая чёрная юбчонка. Казалось, что даже синяя болоньевая безрукавка, надетая поверх белой рубашонки, не может согреть в тридцатиградусную жару это худенькое жалкое тельце, отягощённое немыслимо громадным рюкзаком для доставки еды. Его жёлто-голубой раскрас жутко диссонировал с красной вязаной шапочкой, не по погоде натянутой на маленькую девчачью головку с выкрашенными длинными иссиня-чёрными волосиками и невнятным бледным личиком задрота, прорисованным чёрной косметикой.

Судя по пыхтению и скорости ходьбы, Вульф понимал, что ребёнку жарко и тяжело. Однако, мода требовала. Кроме того, Петрович строго настрого запретил даже прикасаться к заплечному коробу девочки: «ежели чяво, так ты не при делах!» – наказал он, грозя костлявым старческим кулаком под хриплое рычание Жука. Поэтому перед Красной Шапочкой Вульф чувствовал себя как-то мерзко и не по-мужски.

– Тебе не …жарко? – не выдержал и спросил он, краснея.

Она вынула наушник:

– Что?

– Я говорю, зачем тебе в такую жарищу шапка? Причём, тёплая?

– Пф! – девочка посмотрела на мужчину так, словно более тупого вопроса не существовало в мире.

– Не, ну… – он замялся – Да, сейчас модно как-то выделяться, фишки там всякие… Но летом в шерстяной шапке! По мне, это – перебор.

– Кто бы говорил – язвительно ухмыльнулась попутчица и сорвав придорожный колокольчик, стала вертеть им, как бы дразня собственный нос.

Вульф, предваряя возможную реплику, парировал:

– Вот только про бабку сейчас не надо. То другое – он нарочито мечтательно обратил взор в голубое небо, где снующие стрижи и ласточки вырисовывали неприличные фигуры речи – и чтоб как-то поддержать беседу и отвлечь внимание ребёнка от птичьего словоблудия и своей персоны, спросил – Я смотрю, тебе нравится «Rammstein»? Я, кстати, тоже их люблю, хотя это довольно старая группа.

Во взгляде Красной Шапочки появилось удивление и впервые промелькнула симпатия к попутчику.

– Фиг, что старая – отмахнулась девочка – Главное… Знаешь – она очень внимательно и вдохновлённо взглянула Вульфу в глаза – Я хоть и не шарю в немецком, да и мне пофигу, если честно, о чём там, но… Вот послушаю их, и вроде как с другом поговорила. Себя понимаю лучше, что ли. Да и жизнь эта не таким уж дерьмом кажется.

– Ну, тебе ли на жизнь жаловаться! – улыбнулся Вульф.

– Ага! Ты ещё скажи: «мне бы твои траблы»! – нахмурилась Красная Шапочка – В школе одноклассники – придурки! Учителя эти требуют что-то! Дома мать пилит: «учись, читай! Туда не ходи, здесь не сиди! Поубирай, помой посуду!» А у меня, между прочим, каникулы! – вздохнула она – К бабке теперь вот послала… А жить-то когда?!

– Ну да, жить и некогда…

Вульф вспомнил себя в юности… И что-то так защемило внутри, что он – взрослый дядька – чуть было не растрогался. Но откровенничать было нельзя. Поэтому …он просто запел:

– Du

Du hast

Du hast mich…

– Du

Du hast

Du has tmich… – самозабвенно вторила попутчица тонким голоском мимо нот.

Пение парочки прервал стук дятла, сообщающий важную информацию морзянкой. Красная Шапочка резко тормознула походную процессию, утащив Вульфа в раскидистые кусты малины под старые дубы.

– Вон – шепнула она, указывая на ветхую избушку с надписью у дверей «вет-клиника «Айболит», филиал дяди Бори», что стояла посреди маленькой полянки – Короче, ты сиди здесь, а мне надо гостинчик занести.

– Стой! Какой ещё гостинчик? – засуетился Вульф.

Девочка вынула из заплечного короба, – который быстро заныкала тут же, – медицинский контейнер, поддерживающий микроклимат внутри.

– Мама сегодня крольчатинкой меня кормила, а это – моему дядюшке, еёному братцу – и, не дав опомниться обалдевшему Вульфу, приказала – Сиди тут! – и, размахивая контейнером, понеслась вприпрыжку по высокой траве к избушке.

Навстречу ей выскочил радостный толстенький плешивый мужичок в белом халате, заляпанном кровью, и закричал:

– «Я пришью ему новые ножки, он опять побежит, но дорожке!». Ах, ты моя умница! Успела! Давай, а то наркоз выходит – и, подхватив контейнер, скрылся вместе с Красной Шапочкой за дверью клиники.

Страшная догадка осенила Вульфа. «Всё начинается с малого» – думал он распухшими от ужаса мозгами, сидя в малиннике, машинально объедая спелые ягоды с кустов и громко чавкая червячным мясом. Мужчине было страшно даже представить, что ещё, кроме пирожков, может скрывать этот огромный жёлто-голубой короб – тяжкая ноша маленькой хрупкой девочки.

Из жуткого забытья его вывел звук полёта кондора. Вульф поднял глаза к небу. Ворона была странная: крылья ястреба явно дезориентировали птицу, а попугайский клюв то и дело цитировал Бродского:

– «Всего удивительнее во Зле – его абсолютно человеческие черты» – картавя, выдала ворона, заходя на второй круг.

Птица на пару минут зависла над малинником, нарочито не замечая Вульфа:

– «Все будут одинаковы в гробу. Так будем хоть при жизни разнолики!» – с отчаянными интонациями прокричала пернатая тварь и скрылась за сосновыми кронами.

Рядом в траве прошуршал скунс с мордой муравьеда, прихрамывающий на левую заднюю сусликовую лапу. Поодаль проскакала антилопа с ушами спаниеля. А в ствол ближайшей сосны снова и снова пытался вгрызаться нижней челюстью бобра поползень.

***

– Кого ещё на пути к бабушке ты должна навестить? – после долгого молчания спросил Вульф Красную Шапочку, сворачивая в густой тенистый орешник.

– Никого – пожала плечами девочка – разве что…

Мужчина почувствовал холодок на мгновенно взопревшей спине. Девочка усмехнулась:

– Разве что… – она покосилась на свою ношу – Привал устроим да пожрём? Не обеднеет бабка, не досчитавшись нескольких пирожков – подмигнула она Вульфу.

И хотела было уже сбросить рюкзак, как попутчик сделал знак и прошипел:

– Тссс! – и утащил её в ближайшие кусты – Тут кто-то есть. Переждём – и они замерли, вслушиваясь в шорохи леса.

***

– Как различать тайные знаки и что делать, распознав их? – спросил Степан.

– Не всем предписаниям, нацарапанным иероглифами на ограждениях, следует подчиняться. Не все указатели тычут в направлении твоего Пути – Шнырик стал умывать круглощёкую морду.

*

– Ну и как теперь? Перископа нет! Как заглянуть за угол? Лопухи-то круглые и растут пучками! – в полголоса возмущался агент Незнайка, теребя свою напарницу Шапокляк.

– Если мы не вычислим курьера – шипела черноволосая женщина средних лет, наряженная в стиле эмо, не выговаривающая букву «апостроф» и японский иероглиф «деградация» – из нас самих Папа Карло перископ сделает и на звёзды в него плевать будет!

– Он сказал, что на «поле чудес» караулить надо. А мы чё тут-то забыли?

– Ты идиот? – материлась про себя Шапокляк – Путь долгий. Курьер хавать захочет!

– Так у него же пирожков полна коробочка! – желтозубо гыгыкнул Незнайка и тут же огрёб подзатыльник.

– На! – женщина достала из сумки калейдоскоп и протянула великовозрастному, размалёванному под хипстера, престарелому фрику – может там чё разглядишь.

– О! Цветняшки – мужчина увлечённо стал крутить игрушку, прищурив глаз – Так как же всё-таки нам вычислить курьера-то, а? По отсутствию у него хобота что ли? – он стал проворачивать калейдоскоп в другую сторону – Вот логически если. Курьер на кого обычно похож? На папу с мамой, верно?

– И на дедушку с бабушкой! – еле сдерживалась Шапокляк – Молчи и наблюдай за фигурками – она опустила руку в ридикюль и почесала за ухом ручную крысу – Лариска-то нам на что?

– Лариска – это на самый край. Тебе же шеф там чёт вроде на ухо бормотал, ключ какой-то – продолжал увлечённо крутить калейдоскоп Незнайка.

– Так не весь же – вздохнула Шапокляк – он и сам только часть знает. Попробуй ещё разбери, оно или где! Эх…

– А чё в известной части хоть? – не унимался напарник.

– Да фраза на немецком: «Ich hab' keine Lust»

– Из песни – почесал репу мужчина.

– Оно-то да. Только что это нам даёт?! – снова раздражалась Шапокляк – Петь он что ли её будет, курьер ихний?

– Дичь явная! – сплюнул Незнайка в траву.

– То-то!

***

– Разве истязание голодом плоти действительно способствует просветлению духа – спросил Степан.

– Светло там, где свет, где тьма – темно – мяукнул Шнырик – давай пожрём.

*

– Да никого там нет! – прошипела Красная Шапочка – это звуки от ресторана во-о-он за тем холмиком – и указала рукой на север, чуть восточнее левого уха Вульфа, на низину, откуда подымался белёсый туман – Может, всё-таки пожрём, а? – подмигнула девочка.

Указаний по поводу захода в забегаловки Вульф ни от Петровича, ни от Жука не получал. Поэтому сразу же согласился, чуя не меньший голод, чем попутчица.

Полянка за сосновым холмиком радостно встретила посетителей пасущимися овцами и гостеприимно распахнутыми явно новыми воротами, украшенными национальным орнаментом с красными, чёрными и зелёными деталями, немного нелепо контрастирующими с общим жёлто-голубым фоном. Под плетёным забором развалились два аниматора: один долговязый в костюме крокодила Гены с обвисшим рылом, косыми глазами и немного порванной гармошкой, другой маленький – в выцветшем наряде Чебурашки с понуро опущенными ушами. Чем-то неуловимо знакомым веяло от них, однако, Вульфа больше занимал общий антураж: Гена изредка подёргивал двухрядку со словами:

– К сожалению, День рождения…

А Чебурашка тряс перед прохожими кепкой и ныл прокуренным нечеловеческим голосом:

– Подайте на новый баян! Именем козы заклинаю…

Чуть поодаль у плетня в лопухах пыхтел трубкой, набитой травой из узелка, ёжик. От курева стелилась туманная дымка по всей округе, и в белёсом мареве угадывались размытые силуэты ослика, медвежонка, совы и лошадки.

На заборе красовались горшки и рогатые козлиные черепа, надетые на штыри. На лозу томно склоняли жёлтые головы спелые подсолнухи. А на самом широком месте плетня сонно растянулся кот Шнырик. Мимо него Вульф прошёл быстро и напряжённо. Однако, кот только приветственно мяукнул.

Над входом бревенчатой хижины с соломенной крышей висела чёрная надпись, выполненная острым дизайнерским шрифтом с красными «кровоподтёками»: «Шашлычная «Пятачок».

– Сейчас закажем свиной стейк с кровью! – зверской усмешкой оскалился Вульф, галантно придерживая тугую дверь и пропуская Красную Шапочку внутрь тускло освещённого помещения, оформленного в той же стилистике, что и двор, но с элементами садо-мазо.

– Угу – девочка ввалилась в ресторан, подталкиваемая попутчиком, еле удерживая равновесие: короб с пирожками катастрофически тянул влево.

Поскольку из посетителей присутствовала только странная парочка престарелых фриков в самом углу зала на пять столиков, хозяин заведения выскочил сам навстречу новым посетителям.

– Добро пожаловать! – расшаркался неуклюжий рыжий толстяк и чуть поклонившись, представился – Вениамин Блябляс-Рукосуевский. Для своих Винни. А для самых близких – он нелепо подмигнул – Винни Пух – и потусторонне хмыкнул, усаживая парочку за самый козырный ореховый столик у стенки из чёрного дерева напротив музыкального уголка.

Пока готовился стейк, что подтверждали свиные визги с кухни, характерный запах крови и палёного мяса, Красная Шапочка явно скучала. Поэтому то и дело косилась на свою ношу, поставленную у стены в уголке под лавкой, чтоб не спёрли.

– Пс… – периодически дёргала она Вульфа за рукав – Давай пожрём пирожков по-тихому – и заговорчески подмигивала, чем выводила из себя и без того психически неуравновешенного попутчика. – Ну давай – ныла совсем по-детски она и тянула к коробу тонкие бледные ручонки с явными признаками вегетодистонии.

Девочку было ещё более жалко, чем малярийного ребёнка-туземца из зарубежных новостей 1980-х годов. А ожидание обеда явно затягивалось.

Но вдруг в заведение общепита с грохотом ввалилась уже знакомая Вульфу парочка Мальвина и Пьеро – так он сразу окрестил девочку с голубыми волосами и её бледнолицего попутчика. Их появление сразу оживило вялую обстановку, а – главное – отвлекло Красную Шапочку от пирожков. Да и «вечер переставал быть томным», потому что вслед за ними подтянулись ещё несколько невнятных «синюшников», занявших места у барной стойки. К новым посетителям выбежала шустрая официантка и кроликоподобный бармен. А на эстраду подтянулся дуэт «Базилио»: рыжая крупная женщина и тщедушный кучеряво-плешивый очкарик, карикатурно напоминающий Лепса. Из музыкального угла потянулось что-то блатное и заунывное.

Стейк с кровью порадовал отменной прожаркой и качеством парного мяса. Однако Вульфа по-прежнему продолжали настораживать хищные взгляды Красной Шапочки на рюкзак с гостинцами для бабушки:

– Ну что тебе дались те пирожки? – упрашивал он девочку – Давай, ещё что-то закажем, если ты не наелась.

– Не хочу! – капризничала попутчица.

– А чего ты хочешь, кроме пирожков?

– Ну… – протянула Красная Шапочка, хитро прищурившись – Дай подумать.

В это время с эстрады послышалась картавая декламация чего-то до боли знакомого, но какого-то… дикого по подаче и интерпретации. Рыжая певичка фоново напевала что-то оперное без слов в стиле Дивы Плавалагуны, а очкарик вещал монотонно с нервными визгливыми выкриками отдельных слов:

– Не выходи отсюда, из комнаты, в переулок шибко,

Там солнце светит прокурено, жирнея в лучах ошибкой.

Бесценно стихи транжирятся в уборной, где возгласы счастья.

Дожуй капусту за дверью в рай, и гордая возвращайся.

Не покидай помещения: вот пистолета дуло!

Выбели стены в прихожей, пока тебя не продуло.

Стул у стены с одеждой, дверь – створками раковины вещизма!

Не выходи на ветер – эту жертву не примет Отчизна!...

На эту поэтическую вакханалию в раскрытое окно влетела уже знакомая Вульфу ворона. Глаза птицы сверкали голодом и явным недовольством по поводу такой переделки одновременно Бродского и Маяковского. Пернатая тварь – жертва вивисекции – примостилась на настенном светильнике фаллической формы и стала разглядывать помещение, как бы вопрошая: чё пожрать?

– И что это было? – спросила Красная Шапочка, когда смолкли аплодисменты декламатору.

– Вроде классика – пожал плечами Вульф.

– Тоже мне! – отмахнулась девочка – Вот «Rammstein» – это классика – она вдруг прищурилась – А ты мог бы спеть что-нибудь из их репертуара?

– Ну… – Вульф смутился – Тексты я знаю, а вот петь…

– Спо-о-ой! – стала теребить мужчину за рукав Красная Шапочка – Иначе… – она опять покосилась на короб.

– Это шантаж! – запротестовал Вульф.

Но девчонка уже выставила свою ношу на лавку и расстегнула замочек, откуда показались румяные бока пирожков.

– Стой! Я не могу так сразу – попытался он потянуть время, чтобы сочинить внятную отмазку.

В этот момент кто-то из посетителей выкрикнул: «официант, несите дичь!» Вульф хотел было по привычке парировать: «земля плоская!», но… Вместо этого мужчина неожиданно даже для самого себя заорал:

– Ich hab' keine Lust! – и с ошалевшими глазами выскочил на эстраду, где уже кто-то включил соответствующую минусовку.

– Ключ! – зашипела Шапокляк в ухо Незнайке.

И оба агента-фрика рванули к «добыче». Однако сквозь пляшущую толпу оказалось крайне непросто пробиться. А из заветного рюкзачка изголодавшаяся птица уже выхватила пирожок и самозабвенно раздалбывала его на барной стойке. Глотая куски, ворона всё громче декламировала обрывки цитат, а её глаза всё сильнее стекленели.

– «Аппетит приходит во время еды, а счет – после!» – выкрикнула ворона – «Тот, кто знает и делает вид незнающего, тот на высоте. Кто без знаний делает вид знающего, тот больной!» – и заглотив последний кусок, выпалила – «Если на минусы в жизни смотреть сквозь поднятый средний палец – они будут плюсами!» – и рухнула без сознания под стол.

Ошарашенная происходящим, Красная Шапочка некоторое время находилась в ступоре. Однако, уже понимала, что нужно спешно «делать ноги» отсюда. Вдруг краем глаза она заметила странную парочку, хищно глядящую на короб со злополучными пирожками, пытающуюся пробиться к её столику. Девочка закрыла замок и спешно накинула рюкзак на плечи, когда старый фрик рванулся к ней. Инстинктивно вжавшись в угол и мысленно готовясь к худшему, Красная Шапочка даже зажмурилась на мгновение…

Дикий визг …свиньи и толпы заставил ребёнка открыть глаза. Наперерез фрикам из дверей кухни выскочил Винни Пух верхом на розовощёком кабане, взнузданном цепями! Сам рыжий толстяк был обряжен в кожаные чёрные брюки и такую же жилетку на голое волосатое тело. На его шее, также, как и на кабане, то и дело встающем на дыбы, красовался строгий шипастый ошейник. А в руке с перстнями на сосископодобных пальцах змеился упругий хлыст, которым Винни Пух под оглушительный рёв пляшущих посетителей щёлкал по полу в такт пению:

-… Ich hätte Lust mit großen Tieren

Hab' keine Lust es zu riskieren

Hab' keine Lust vom Schnee zu gehen

Hab' keine Lust zu erfrieren…

Ichhab' keineLust…

Вульф, мотая головой, отчаянно выкрикивал слова на чужом языке жуткого по смыслу текста песни и бился в конвульсивных ритмах эпической шняги. Мужчину словно затянуло в коловерть дикого действа и не попускало до последней ноты. Краем глаза он зацепил Красную Шапочку с заплечным коробом, исчезающую в белёсом дыму у дверей, равно как и двух фриков. А с краю барной стойки просматривался серый игольчатый комочек, пыхающий курительной трубкой… Серая лошадь в солнечном проёме двери… Красноголовая всадница с жёлто-голубой ношей… Бегущие вслед по зелёным волнам полянки фрики с визжащими крысами на правых плечах… И много-много крокодилов Ген с обвисшими рылами и Чебурашек почему-то с чёрными собачьими мордами…

***

– В чём сила, Шнырик?

– Сам знаешь – фыркнул кот.

*

Из глубокого забытья Степана… Вульфа вывел детский плач. Мужчина обнаружил себя лежащим в колючих кустах ежевики. А рядом, опершись о ствол старой сосны сидела Красная Шапочка и рыдала, закрыв руками личико. Короб стоял рядом и был цел и закрыт на все застёжки – этот факт, а также конфетти, рассыпанные по мшистым кочкам, – единственное, что позволило мужчине вздохнуть с облегчением.

– Эй… – окликнул он тихонько свою попутчицу – Чего ты плачешь? Мы же вроде уцелели и от преследователей ушли – собирал в кучку воспоминания об инциденте Вульф; однако кучка выходила маленькая, но вонючая.

– Типа ты их задержал?! – сквозь слёзы съязвила девочка – Кто они такие? То, что им нужны пирожки, я и сама поняла.

Вульф пожал плечами:

– Я не знаю. Но – он пересел поближе к ребёнку – я постараюсь защитить тебя от них.

– Ага! Постараешься! – Красная Шапочка больно пнула Вульфа в бок – Их те пьяные аниматоры отвлекли на выходе из ресторана! Я бежала, следы путала – тринадцатки между берёз и осин выписывала! Конфетти разбрасывала… Вот схоронилась тут. Сижу. Плачу! – она снова всхлипнула – Тут опять аниматоры эти! Тебя под белы ручки притащили. А ты лыко не вяжешь – дымом, говорят, ежиным надышался. Этот, который …собака, ну, что в Чебурашку переодет был – говорящий зараза! – сказал, чтоб мы тут тихо сидели, пока он вынюхает, что да как, и ломанул через кусты! Дедок снял костюм крокодила и тоже за собакой в лес погнал!

– А дед хоть что-то сказал?! – засуетился Вульф.

– Сказал! – огрызнулась Красная Шапочка – «Всё, чем ты гордишься, рано или поздно будет выброшено на помойку!»

– Надо же – протянул с нескрываемым изумлением Вульф – Где Дорми… Пет… Где дед этот, а где Чак Паланик.

– Да плевать! – она отвернулась к сосне – Вот как мне жить теперь? – девочка сильно стукнула маленьким кулачком по корявому корню, наклонилась и заглянула в глаза Вульфу – Ты знал, что в пирожках?

Детские заплаканные глазёнки с мгновенно повзрослевшим взглядом сверлили душу и выкручивали прутами без того расхлябанные нервы мужчины.

– Догадывался – покраснел Вульф.

– Ай! – отмахнулась Красная Шапочка – Тебе-то что?! Выкрутишься. А вот как мне теперь жить с этим всем? – она в отчаянии развела руками – Моя собственная мать расфасовывает наркотики! И меня – родную дочку! – отправляет с товаром через лес! К кому? К моей же родной бабке, которая всю эту дрянь сбывает. Причём, кому? Таким же молодым девушкам, как и я! Теперь я понимаю, почему мама мне запрещала ходить в «Дуремар»! – девочка поднялась – Нет! Всё! Жизнь кончена! – и зайдя чуть за дерево, вновь хотела расплакаться.

– Ну не убивайся ты так – Вульф подошёл и приобнял её сзади за хрупкие плечики – Меня, если хочешь знать, тоже использовали! – с деланной досадой произнёс мужчина.

– Ну да – сочувственно вздохнула попутчица и, помолчав немного, хмыкнула – А ты ж типа бабку – Дуремаршу эту старую, как её за дело прозвали! – взаправду любишь? – она взглянула на растерянное лицо Вульфа – Можешь не отвечать – грустно улыбнулась девочка.

– Ладно – решительно произнёс Вульф – С чувствами потом разберёмся. Сейчас надо… – он замялся.

– Надо! – Красная Шапочка резко подняла с земли заплечный рюкзак – Надо доиграть этот чёртов спектакль до конца! Вывести этих родственничков на чистую воду. В глаза …бабушке взглянуть! Да и маме не мешало бы. Но это потом. Сперва бабушке! Родненькой! Такой правильной! Директору библиотеки на пенсии! – язвила она – И пусть ответит внученьке на все вопросы. А уж после – занавес!

***

– Мудрый Филин, куда катится этот мир? – нахмурил брови Степан.

– Гу-гу…

*

Дятел стучал самозабвенно со знанием дела. И, не смотря, на то, что Штирлиц понимал всё немного иначе, поскольку слышал с акцентом – ничем невозможно было исказить незатейливого содержания песни «Шарманка».

Фамилия классического шпиона прицепилась к Филину, заменяющему сову в этом лесу, давно. Ещё когда только открылся филиал клиники «Айболит», которым заправлял дядя Боря. Птичке тогда пересадили уши безвременно почившего ослика Иа. И Филин стал слышать всё, что надо и не надо.

Больше всех Штирлица не любил кот Шнырик. Потому что Филин своими умозаключениями походил на истинного Петровича. Причём, трезвого.

Песня звучала где-то на северо-западе. А это значило, что Буратино ещё не скоро потревожит эту солнечную полянку с огромными дубами и дуплом местного Оракула, каким считали Филина Штирлица. Однако, в стуке дятла угадывалось ещё кое-что.

– Опять поспать не дадут – недовольно пробормотал Филин и со злостью склевал заныканные в дупле к ужину остатки мышки-полёвки.

А длинные ослиные уши, надоедливо хлопавшие по щекам, уже улавливали шаги приближающихся незваных гостей. И не успел мохнатый шмель на душистый хмель, про серую цаплю в принципе говорить глупо, – как на полянку вышли Красная Шапочка и Вульф. Они явно шарили глазами по дубам в поисках оракулового гнездовья. И Филин уже было снисходительно высунул рыло из дупла навстречу «этим глупым людишкам», как вдруг получил когтистой лапой по наглой ушастой морде! Отчего завалился на дно жилища, потеряв сознание.

Шнырик по-хозяйски расположился в дупле, сложив на краю лапки с умильной довольной мордой. Ещё из далека он напомнил Вульфу бабку-сказочницу из советских фильмов для детей.

– Здравствуй, красна девица! Чай, ждёшь красна молодца? – хихикнул Вульф, обращаясь к коту, чем ввёл в ступор и Красную Шапочку, и самого Шнырика.

– Ты это… Того! – растерялся было кот.

– Чего «того»?! – парировал мужчина с должным акцентом.

– Не фулюгань! – нашёлся Шнырик и пригрозил лапой – Ишь каков! Ты с кем шутить вздумал, презренный?! – кот зашипел для виду – Но-но-но! – и еле сдержался, чтоб не ляпнуть: «как с царём разговариваешь, смерд?!», от чего сам фыркнул, пряча смешок.

– Будет тебе важничать – улыбнулся Вульф и хотел было почесать за ухом знакомого котяру.

Но Шнырик отмахнулся когтистой лапой и принял залихватски важный вид:

– Ну, сказывай, человечишка, о чём вопрошать хочешь? – со знанием дела произнёс кот, изо всех сил придавливая задом пришедшего в сознание Филина – Только пустяками не морочь. Ибо… – кот застыл в мудрой задумчивости.

Однако, толчки под зад провоцировали нелепые телодвижения, отчего вся важность момента ставилась под угрозу.

– Чего это тебя так колбасит? – удивился Вульф.

– Мудрость прёт – буркнул кот – Ты не томи! Спрашивай, чё хотел, и дуй давай!

– Ишь, деловой какой! Ладно – отмахнулся Вульф – Скажи мне, мудрая зверушка, чем я могу помочь этой милой девочке, попавшей в переделку не по своей воле – он выставил перед собой растерянную Красную Шапочку – Да и как ей-то быть дальше? Чай, не каждый день про своих самых близких узнаёшь такую правду, как ей давеча пришлось.

Красная Шапочка глядела на чёрно-белого зверька смущённо и недоверчиво, однако с надеждой.

– Ну-у-у – нарочито протянул кот, сдвигая брови – «Всякий человек сам себя воспитать должен» – вдруг процитировал он классика – «Мы действуем в силу того, что мы признаём полезным» – Шнырик прищурился и снова чуть подскочил – Ты, милое дитя, решение сама уже приняла. Вот и иди за своим сердечком – неси пирожки бабушке. И будь осторожна в пути, поскольку «…каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь» – кот поучительно помахал лапой – Да, «многие знания – многие печали». Посему, «делай, что должно, и будь, что будет!»

– Благодарю тебя, премудрый оракул – поклонилась Красная Шапочка Шнырику в пояс.

– Идите с миром! – промурчал кот.

И едва девочка с попутчиком скрылись из виду, Шнырик вылетел из дупла пробкой шампанского!

– Угу-у-у! – прокричал Филин, оставаясь не рассекреченным, как и Штирлиц.

***

– Как настроить компас на «Зек-радио»? – Степан всё же не решился залаять, а лишь вильнул воображаемым хвостом.

– Если долго вглядываться в асфальт, можно услышать, как поёт туман – истинный Петрович продолжил мести тротуар.

*

…И шли они долго и …да, нудно по пыльному, раскалённому августовской жарой шоссе и сосали сушки. Или лапы. Молчали. И каждый думал о чём-то своём, громко шевеля «серым веществом». Неуклюжие движения извилин отражались звонким эхом в пустоте черепных коробок. Но это теперь никого не смущало.

Пожухлый бурьян пылился при дороге. Куда-то угрюмо неслись дальнобойщики, а от близлежащих домиков тянуло шашлыками и бренностью бытия – старость была не за горами. Вульф думал о том, что всё-таки следовало бы прочесть «Идиота». Пусть хоть для того, чтобы не чувствовать себя оным в присутствии юной отроковицы. Иметь сколько-нибудь не такой скудный багаж знаний и словарный запас для ведения пусть и мало-мальски, но всё же содержательной светской беседы. Или, на худой конец, послушать Моргенштерна. А может, даже следовало бы жениться ни суть на ком. И вообще выйти из замшелой зоны комфорта! Сменить род деятельности и устроиться гардеробщиком в погорелый театр, предварительно устроив поджёг, если в том обнаружится необходимость… Хотя, ещё лучше пойти в сторожа детсада – Петрович-то стареет. Да, конечно нельзя сбрасывать со счетов постоянно увеличивающийся пенсионный возраст, но всё-таки. «Там коты – улыбался своим мыслям Вульф – сторожка, кусочек нескошенного газона, где можно в тайне от руководства вырастить лопухи…»

А ещё хотелось лобстеров. Просто из-за названия. И чтобы села батарейка в смартфоне Красной Шапочки! Потому что шарманка играла всё ближе, диссонируя с этим долбанным Rammstein-ом! И отвратительно на фоне шашлычного дыма несло цветущей липой. «Буратино, видимо, не лысый в эту пору» – терзали Вульфа дикие ботанические догадки. Однако, лицезреть это «заросшее бревно» тоже не было никакого желания.

К придорожному ресторану «Дуремар» подошли также понуро и молча. В потоптанный дикими азиатскими слонами и временем бумажный колпак Буратино Вульф бросил из жалости канцелярскую скрепку, а Красная Шапочка – помятую гривну с «померкшим» Красным Солнышком.

И да, он действительно цвёл. И маленькой, гладко отшлифованной головке таки подходили липовые «кудри». Лёгкий ветерок чуть шелестел ими. Цвет медленно сыпался, устилая землю вокруг. А Буратино всё крутил отцовскую шарманку:

– «…цветут ли цветы запоздалые…» Благодарствую, люди добрые! «Всё также играет шарманка…» Подайте почётному выпускнику Гарварда, любимцу Джузеппе аль Паяцци! Подайте на луковку и тыковку! «В Париже она чужестранка…»

Жалкий вид цветущего полена удручал своей нелепостью на фоне воспоминаний эпичной саги о золотом ключике. Вульфа всегда удивляло, как можно было не заметить целого здания театра, к коему и была присобачена коморка Папы Карло! Однако, как говорил Дорми… тьфу ты! Петрович: «кто не смотрит, тот и не увидит». Да, за нарисованным котелком находился просто второй вход в театр Карабаса – ничего сверхъестественного. Деревянный болван с шайкой нищих тупо отжали помещение, войдя в него с тыльной стороны. Да, кто-то из людей стал тогда директором театра. А вот куклы… Они же не превратились в людей! Им по-прежнему требовался кукловод. А Папа Карло и Джузеппе были неумёхами в таком деле. Вот и погорел их театр тогда. А куклы… Да вот они – все вокруг нас… Много их нынче.

Придорожный ресторан был оформлен под таверну с элементами тех же вышиваночно-подсолнуховых изысков. На цветнике у входа расположились декоративные пластиковые свиньи, лебеди, гномы, а всё здание окружала плетёная изгородь с «глечиками». От «Дуремара» тянулся знакомый белёсый дымок, и все выносные столики занимали «утомлённые солнцем» посетители с тихими улыбками на лицах. …Всё казалось каким-то фоновым, застывшим, как бабочка в янтаре. И даже пение Буратино замедлялось, словно пластинка, что вот-вот остановится.

– Быстро пошли отсюда – Вульф утащил за руку вниз по шоссе уже начавшую было впадать в ежовую эйфорию Красную Шапочку.

А ровно через восемьсот двадцать три метра их догнали «аниматоры».

***

«Штирлиц Шнырику: «Объект маякнул. Сусанин ведёт отряд на болота.»

«Шнырик Штабу: «На болотах ожидается кипиш»

*

– Сейчас пойдём через «поле чудес» – сказал Петрович – Думаю, увидев, что нас четверо – нам с Жуком уже нет смысла шифроваться – два этих фрика побоятся проявлять себя напрямую. Да и… – он почесал затылок – Рискованно конечно, но так мы можем всех заманить к бабке – он обернулся к девочке – Ты ж, Красная Шапочка, хочешь, чтобы у Дуремарши совесть проснулась, правда? Ну и чтоб всё правильно было, да?

– Хочу – девочка посмотрела исподлобья.

– Значит, не побоишься подыграть?

Она отрицательно покачала головой.

– Тогда… – дедок осмотрелся и ткнул пальцем в придорожный указатель – Вот! Элитный посёлок твоей бабки справа. Там же и заброшенный пионерлагерь. Значит, идём налево! – подмигнул и увёл компанию по лесной тропинке.

Ровно через двести сорок четыре метра он нырнул в кусты к высохшей берёзе, пошарился среди корней и вернулся с бутылочкой мыльных пузырей. Открыл её. Пристально огляделся по сторонам:

– Жук! – резко окликнул старичок шныряющего по кустам пса.

– Вон! – собака подскочила к деду, присев перед ним и вытянув указующую переднюю лапу – Там мухоморы.

Дед кивнул и стал пускать мыльные пузыри строго в противоположном направлении. Они красиво переливались в лучах и летели против ветра.

Жук отбежал в том же направлении, на секунду скрылся в кустах и вернулся с красным топорищем в зубах, положив его перед Петровичем:

– Сигнал принят – отрапортовал пёс.

– И на том спасибо – кивнул Петрович, и они все вместе свернули на едва теплящуюся тропинку, уводящую в зелёную чащу.

***

Степан на ходу открыл книжечку:

«Орки обретают счастье, упиваясь разрушениями и страданиями других существ. Даже их юмор состоит исключительно из примитивных и неизменно садистких шуток. Они постоянно нарушают свои обещания и предают свои идеалы ради сиюминутной выгоды…»

*

От некогда крепких железных ворот, как и от решетчатого забора остались кое-где только ямы, присыпанные вялой листвой и хвоей. Выбитые окна построек пустыми запаутиненными глазницами пялились в никуда. Огромные лапы чудом уцелевших старых елей укрывали ввалившиеся замшелые крыши, а углы одноэтажных домишек цепко оплетали дикие ползущие растения. Мох въелся в кирпич, паутина серыми стряпьями свисала с дверных и оконных проёмов. Ободранные временем и кое-где развалившиеся стены настораживали незримым присутствием за ними чего-то ужасного. И это были далеко не призраки дворников или сторожей пионерлагеря. Эта заброшка привлекала к себе мелких наркодиллеров и их клиентов. Ибо лучшего места для «закладок» в округе не существовало.

Двор посреди развалин внезапно показался Вульфу сказочным городом детской мечты, некогда покинутым и забытым навсегда. Перед его глазами фантомными болями побежали радостные дети, постройки преобразились, став новыми и какими-то родными. Отблески радуг заиграли над искусственным прудиком. Запестрели грядки с цветочками, которые поливали девочки с бантиками. В лучах летнего солнца статуи у клумб выглядели ослепительно белыми, до рези! Вульф протёр глаза.

…Посеревшая от времени гипсовая «расчленёнка» валялась то там, то тут: одноногий горнист с выбитым глазом и сломанным горном, безрукая физкультурница, учительница с книгой в руках, но без правой части головы… Около деревянного остова карусели – металл весь давно сдали энтузиасты – стоял бюст пролетарского вождя с отбитым носом, заляпанный чёрной краской, а в кустах угадывались ещё несколько знакомых с детства каменных лысин.

Звуки леса насторожили Жука, и он навострил уши:

– Тихо – шепнул пёс – Рассредоточьтесь по кустам! – скомандовал он и скрылся за елями.

Троица теперь наблюдала «поле чудес» из-за какой-то загородки у стены. Жук быстро вернулся и подполз с тыла. Он говорил тихо и серьёзно:

– Значит так. Фрики уже тут. Вон за тем орешником – он кивнул в сторону ворот – Не знаю, почему, но по их следам валят полицаи с Нышпоркой. Тссс! – предупредил он возможные охи-ахи попутчиков – Я так понял, что полицаи думают, что, то ли у фриков что-то есть, то ли срисовывают их дилера... В любом случае, валят по их следу.

– Так – почесал седую репу Петрович – Если они повяжут фриков, то это ненадолго. Но для нас плюс, поскольку, пока с ними будут разбираться, мы сможем оторваться. Нам же надо что? С фриками столкнуться в доме Дуремарши. Тогда их хозяина можно будет взять за жабры. Но я не уверен, что у фриков есть при себе дурь.

– Что же делать? – засуетился Вульф – Подбросить? Но как?

– Не вариант – у них крыса. Спалит падла – вздохнул Петрович.

Жук почесал задней лапой за ухом, потом осклабился чуть хмыкнув:

– Есть идея! – сказал пёс – Сидите тут и смотрите шоу!

***

Шапокляк откровенно психовала и материлась на незнакомом диалекте. Незнайка, как мог, пытался унять напарницу. Однако все его жалкие потуги только сильнее раззадоривали женщину.

– Ну не могут они пройти мимо «поля чудес»! – в сотый раз повторял мужчина – Сейчас посидим на твоей любимой карусельке, подождём.

– Ага! И спалимся! – огрызнулась Шапокляк – они ж нас ещё в «Пяточке» срисовали! Если б ты порасторопнее был, товар мы бы уже тиснули! А так… – она вздохнула и плюнула с досадой в пожухлую траву – Вот что мы имеем сейчас? Да, мы знаем курьеров в лицо. Но и они нас тоже! Знаем, что им помогают какие-то… – она обескураженно развела руками – Старый самурай с собакой, владеющей тайной борьбой чукотских шаманов! Да, товар у самой слабой среди них, как мы думали. Но малявка управляет фантомными лошадьми, как амазонка хренова! – Шапокляк стукнула кулаком по деревянному остову карусели – И что мы имеем? Крысу, в навыках которой смысла нет! А теперь ещё… – она вынула из сумки охающую ворону – Вот это.

Незнайка всхлипнул.

– Ты чего? – оглянулась на напарника женщина.

– Птичку жалко – сказал он с соответствующей интонацией.

– Тьфу – брезгливо сплюнула Шапокляк и засунула пернатую обратно в сумку, где её по-матерински обняла крыска Лариска – Ну, за птицу мы ещё кинем предъяву.

***

«Штирлиц Шнырику: «Инициатива агента оправдана.»

«Шнырик Штабу: «Самый злой расцветает, когда его любят. В идеальных отношениях чистая любовь и грязный секс дополняют друг друга».

*

Полицаев было семеро. Шли они гуськом, явно побаиваясь рассредоточиться по кустам – наверно генетический страх перед партизанами сказывался. Нышпорка бежала в хвосте отряда не пристёгнутая к поводку. Это была малорослая немецкая овчарка яркого лисьего окраса с чёрным носом и умным цепким взглядом. Поджарая и физически крепкая. Опытным кобелиным глазом Жук определил: симпатичная сучка, да и в «том самом» состоянии. Однако, явно озлобленная на «двуногих» из-за… Пёс довольно ухмыльнулся, забежал чуть вперёд процессии и незаметно помочился на кустик.

Поравнявшись с меткой пса, собака втянула воздух расширившимися ноздрями, призывно заскулила и стремглав ломанулась в заросли.

– Куди це вона поперла?! – орал один из полицаев – Ти що, падло, надумало?! Стій! До мене! – неслись команды, эхом разлетающиеся по лесу – Нишпорка, рижа курва! Зловлю, то вб’ю скотиняку таку!

…А метрах в трёхстах от дорожки кусты ходили ходуном, и слышались счастливые собачьи повизгивания.

Подкравшись с тыла к своим, Жук сообщил:

– Всё отлично. Теперь действуем строго по моим командам. Объяснять времени нет. Сейчас полицаи будут брать фриков…

– Так они же пустые! – не выдержал Вульф.

– Это не важно – огрызнулся пёс – Как только начнётся возня, уходим тихо за развалины. Я проведу.

***

– Дед, а почему в этом лесу не слышно кукушек? – спросил Степан, вглядываясь в сосновые кроны.

– Съехали – пожал плечами Дормидонт Пафнутьич.

*

Отойдя от «поля чудес» на безопасное расстояние, Вульф, сгораемый от любопытства, спросил:

– Так как же это вышло? – и хмыкнул, вспомнив, как полицаи по наводке Нышпорки шмонали фриков, выворачивая сумку, карманы, раздевая чуть ли не до гола – У них же ничего-таки нет, а натасканная на наркоту собака учуяла?

Жук довольно фыркнул:

– Ну… Я же не зря это… По кустам с ней… того-этого – он подмигнул Вульфу и еле слышно чуть взвизгнул.

– А! Ну ты и …Жук! – рассмеялся мужчина.

Пёс радостно запрыгал вокруг компании, счастливо виляя хвостом:

– На самом деле она очень хорошая. Просто люди… Ай! – пёс отмахнулся.

***

– Что означает «Et» на эмблеме? – спросил Степан.

– Ещё до Войны… – задумчиво произнёс Дормидонт Пафнутьич – Жил на улице Бассейной дурачок по имени Эдзьо. Вот он всегда ходил с торбой. Такой плетёной авоськой. Ну, до революции подобные носили на плече калики перехожие, потом и при Союзе были такие же плетёные авоськи. Так вот дети дразнили этого дурачка и кричали: «Эдзьо, віддай торбу!». Он страшно орал, убегая от них. А они смеялись, неразумные. Что было у него в той торбе, одному Богу ведомо – вздохнул дед – Ну а теперь Эдзина торба стала брендом: на плетёную авоську пришили логотип.

*

По обеим сторонам ворот на заборе перед домом Дуремарши сидели Шнырик и Филин Штирлиц, делая вид, что ни при делах. А в садовых зарослях нарочито суетились Вундеркиндер и реальный Петрович: женщина собирала яблоки под сливой в фирменную авоську, а мужчина выскребал крыжовник из подсолнухов в кулёк, скрученный из газеты «Правдоруб».

– Так надо – кивнул Дормидонт Пафнутьич попутчикам в ответ на немой вопрос, и войдя во двор, подтолкнул Красную Шапочку к входной двери дома – Мы тут на стрёме, если чё – подмигнул старик – И, если ничё, тоже.

Девочка потянула за ослиный хвост – дверь и открылась. Бабка сидела за столом в гостиной и шарилась в планшете, периодически издавая нелепые смешки. Увидев внучку с коробом, она радостно вскочила ей навстречу:

– Здравствуй, моя рыбонька золотая! – обняла она девочку, помогая снять с худеньких плеч непосильную ношу – Не ждала я тебя, внученька любимая, но очень рада видеть! – и хотела было потеребить Красную Шапочку за щёчки, но та резко отстранилась.

– Привет, бабуля – пробубнила внучка – Вот принесла тебе то… – она запнулась – Посмотри на гостинчик от твоей дочки, короче.

Бабка, хоть и чуть стушевалась, но к коробу ринулась рьяно. И, обнаружив там «груз», сперва опешила. Однако тут же высыпала все пирожки на стол и стала суетно их пересчитывать. А в голове барабанили только два вопроса: почему с коробом пришла внучка и где Вульф.

– Короче – Красная Шапочка встала напротив бабки – Я не буду сейчас спрашивать тебя про уши, глаза и зубы. Знаю, глаза такие большие, чтоб лучше считать пирожки и бабло, уши, чтоб лучше слышать подельников – дабы не кинули, а зубы, чтоб всегда урвать своё и побольше! – она выдохнула – А спрошу я тебя, бабуля, про совесть твою – съязвила девочка – Вот почему она у тебя такая маленькая и чёрненькая, а?! – она нарочито важно подпёрла ручонками бока – Я всё знаю – обрушилась на старушку страшная фраза.

– Что ты знаешь?! – закошмареная бабка опустилась на стул.

– С чем пирожки знаю.

– Ну… Это… А как? – запиналась Дуремарша – не ты должна была… а Вульф – ужас охватил пожилую женщину – Где он? Что с ним?! – вскочив, заметалась она по комнате.

– Где-где, в Караганде – стальным тоном произнесла Красная Шапочка.

«Приняли, значит – жуткая догадка отозвалась болью в пояснице – Но как так быстро по этапу-то?! И почему в Караганду?... – старушка вдруг отмахнулась – Совсем я плохая стала: поговорку за судьбу приняла».

А внучка всё напирала:

– Не о нём тебе теперь печалиться надо. Ты лучше расскажи мне, бабуля, как мы все по твоей милости докатились до этого – брезгливо тыкала она в пирожки на вышитой скатерти круглого стола.

Разговор строился коряво, тяжело и по-взрослому. Дуремарша была крайне не готова к такому и тщетно пыталась тупо съехать с темы. Но, на удивление правильно воспитанная внучка, владеющая должными психологическими приёмами, выносила мозг грамотно, не спеша, со знанием дела. Бабка каялась, пыталась что-то объяснять, обещала завязать… И незаметно в который раз пересчитывала пирожки, с ужасом понимая, что одного таки не хватает.

Внезапно в дом ломанулись фрики и Папа Карло, однако, Красная Шапочка успела затихариться от них за шторой. Увидев пирожки, они поняли, что опоздали. Но, не заметив поблизости делегацию курьеров, расслабились.

– Ну что, старая, долг отдавать будем? – выступил вперёд Стругальщик.

– Думаешь, тут хватит? – ухмыльнулась Шапокляк, кивнув на пирожки – Ты с неё потребуй ещё процент за моральный ущерб! Тот концерт, что в «Пяточке» учинил её суженый – это ж уму не постижимо! – гневно развела руками женщина.

– А птичка! – вышел вперёд Незнайка и выхватив сумку напарницы, достал оттуда полуживую ворону и бросил на комод – Вот, полюбуйся, что твоя дурь некачественная с пернатой тварью сотворила! Это уже Гринпис тебе предъяву кидать должен! – внезапно он смягчился – Но, ладно… Ладно! Нам неустойку выплатишь – птичке на лечение. Всё ж сумма меньше – фрик подмигнул, сверкнув железным зубом – напоминанием о воровской юности.

Папа Карло, не дав бабке опомниться, подошёл к столу и небрежно ткнул пальцем в крайний пирожок:

– Этим рассчитываться думаешь, старая?

Фрики дебильно загоготали.

– Ну не натурой же с неё брать – брезгливо сплюнул на пол Незнайка – Ты ж не Вульф – подмигнул он хозяину.

– Натурой он с моей дочки взял в своё время – опустила глаза Дуремарша, нервно теребя бахрому скатерти.

– Ой, тоже мне, вспомнила! – Папа Карло выругался – Ну было там однажды лет шестнадцать назад, да и то по пьяни! Что теперь про это вспомнила?

– Дык… – бабка злобно ухмыльнулась – ты ж, я понимаю, сюда по следам курьера пришлёпал, которого твои …эти – она ткнула артритным пальцем во фриков – взять не смогли! А про Вульфа я в принципе не знаю, что он там где учинял!

– Так с пирожками же… – Папа Карло растерялся – малая какая-то шла.

– Ну! – прикрикнула бабка – Соображай, кто она тебе!

– Моя ….д-д-дочка?! – заикаясь, он побледнел и спал с лица.

– Как?! – вдруг выскочила из укрытия Красная Шапочка.

– А ты, внученька, верила в мамкину сказочку про волшебника в голубом вертолёте?! – съязвила бабка – Что он эскимо в подарок оставил – тебя, в смысле?! Нет, дорогуша. Это вот он – Стругальщик хренов – твой папашка и есть! Что-что, а стругать – это по его части – бабка кривовато загоготала, оголив стёртую вставную челюсть.

Свистуличный олигарх опешил от такой новости, внезапно свалившейся на его облысевшую старую и больную голову. Но тут же нашёлся:

– А чем докажешь, что это – он презрительно ткнул узловатым пальцем в растерянную девочку – вот это вот – моё отродье?!

– Да сам убедись – подмигнула Дуремарша и кивнула на внучку.

Папа Карло приблизился к Красной Шапочке и легонечко постучал её по лбу, прислушавшись.

– Звени-и-ит – умильно улыбнулся он – Как у Буратино! – и страстно обнял малышку – Моё, ой моё! Ни с чем не спутаешь этот звук!

Девочка вырвалась из объятий малознакомого субъекта и, топнув трогательной ножкой, гневно закричала:

– Не трогай меня! Ты же тоже с ними заодно! Ты на меня – свою кровную дочку – натравил фриков!

Папа Карло стал умолять девочку простить его. Новость о дочке смяла и растрогала его до неприличия. Девочка была прелестна. Такая же честная и правильная, как Буратино в отрочестве. И ей также хотелось подарить азбуку, луковку, новый бумажный колпак на тыковку и дать пять сольдо. Но всё, что он мог теперь, это…

Папа Карло достал из потайного кармана куртки свистульку в форме лаптя со щами и протянул дочке:

– Я выстругал её из той же липы, что и твоего брата Буратино. Пусть это будет твоим оберегом от фиксиков.

Девочка благоговейно приняла подарок. Еле найдя дырочку, подула. Звук явно был предназначен для связи с духами мёртвых, если верить чукотской мифологии. Красная Шапочка спрятала свистульку во внутренний карман безрукавки, решив, что с покойным прадедом по материнской линии – цирковым акробатом – пообщается как-нибудь потом, в более подходящей обстановке.

Глядя с благодарностью и надеждой в отцовские слезящиеся глаза, она сказала:

– Пообещай мне, что ты завяжешь с наркотой. Покайся! И пребудет с тобой мир и великое прощение – тоже самое она предложила сделать бабке, осеняя обоих двуперстыми крестами.

И Папа Карло дуэтом с Дуремаршей отчаянно каялись, взяв фриков в свидетели.

На звуки битья челом об пол в дом ворвались… Все!

***

«…Несмотря на браваду, подавляющая часть орков труслива. Они винят во всех своих неудачах и бедах эльфов. Однако, для них нормально унижать и издеваться над другими орками или, даже смеясь, обрекать своих соплеменников на мучительную смерть. Орки ненавидят своих врагов и уважают друг друга лишь на словах – и на самом деле относятся друг к другу с не меньшей злобой. Они одновременно любят и ненавидят себя.»

*

Семь полицаев, что шли по следам фриков, первой втолкнули в дом Нышпорку. И тут собака повела себя правильно – сразу кинулась к пирожкам, показывая, где «товар».

Когда полицаи попытались скрутить Степана и Дормидонта Пафнутьича вместо Дуремарши и Папы Карло с фриками… на них внезапно набросились Вундеркиндер и подлинный Петрович, проникшие в дом загодя через окна соседней комнаты. Трое мужчин и пёс сразу вырубили самых крупных полицаев – их тоже было три – связали и скинули под стенку. Ещё четверых уложила Вундеркиндер самым жёстким приёмом под названием «гвинтокрыл», которому научилась в разведшколе. Крутясь на одной ноге, придерживая подол платья, она сшибла наповал жесткими ударами заострённого носка сланца в голову хлипких служителей закона.

Нышпорка, вопреки ожиданиям, не ринулась защищать полицаев, и Кондырик ещё раз убедился, что любовь творит чудеса!

Воспользовавшись внезапной заварушкой, фрики с Папой Карло попытались «сделать ноги» и рванули к окнам. Но Дуремарша с Красной Шапочкой не дали им уйти, ставя подножки, бросаясь стульями и всем, что попадало под руку.

– Я вас всех сдам! – орала бабка, не жалея домовой утвари – Паровозом пойдёте, сволочи!

Наконец, через окна и двери в дом ворвались «тяжёлые».

– Где вас носит?! – орала Вундеркиндер, избивая ногами Незнайку, а вытянутой левой рукой удерживая за горло Шапокляк, нервно сучащую ногами в воздухе.

– Дык, пробки – оправдывался командир, краснея и пожимая плечами.

Спецподразделение РНК – Рубим На Корню – скрутило и повязало всех, кроме Красной Шапочки и вороны.

Потерпевшие фиаско и разоблачённые полицаи открещивались от всего, от чего только можно и нельзя. Кричали про какую-то красную руку, чёрную простыню и зелёные пальцы, которые во всём и виновата… И клялись в верности Высшему Закону Справедливости, скрещивая пальцы рук позади себя. Орали, что их заставляли крышевать наркобизнес Дуремарши и Папы Карло, пытались переводить стрелки даже на Нышпорку. И уже в воронке, видимо, от нервов и безысходности, отпускали друг другу сальные шутки на суржиковой фене.

Несчастная Дуремарша косилась на Степана и истошно орала, что это не Вульф. И чуть не рехнулась, видя, что этот лучше, но не геронтоман… В то же время осознавая, что тот пошёл по этапу ещё до… да и сдал их – точняк! – тоже именно он.

Ворону привели в чувство приехавшие медики. Хотя птица ещё долго несла какую-то ересь, типа:

– «Сентиментальная я стала в последнее время. Так хочется… чтобы лирические герои песен «О боже, какой мужчина» и «Ах, какая женщина» наконец-то встретились»!

«Я королева слонов, я способна на всё!»

«Мне не нужна тарелка. Я хаваю руками!»

«Всё это – как полотна Сальвадора Дали:

ищешь ответы снаружи, но находишь внутри.

Пить нужно в удовольствие, а не в говно!

Пускай жизнь кончена – мне всё равно…»

Птицу не стали задерживать за «отсутствием состава», как говорится.

С этой же формулировкой отпустили и мать Красной Шапочки, что повязали утром в городе параллельно с Вульфом. Хотя в КПЗ её всё-таки продержали три дня. А освободили потому, что, как оказалось, женщина плотно общалась с начальником местной полиции. У него даже кличка была Отмазал. Вот он её и …это самое. РНК возражать не стало из-за кристально честных глаз подозреваемой и материнского инстинкта, внезапно проснувшегося на фоне раскаяния. Да и жалко стало Красную Шапочку – нельзя же было оставить ребёнка с подвижной психикой совсем без родных в этом «огромном и жестоком мире».

А вот дядя Боря со своей частной практикой присел надолго. Все жертвы вивисекции подписали коллективное заявление и дали показания в суде. Особенно рьяно кипишивал Филин Штирлиц – ведь ему достались от мёртвого осла уши. «Как в классике!» – саркастически ухмылялся по этому поводу Дормидонт Пафнутьич.

***

Перед тем, как разойтись в разные стороны, за воротами осиротевшего дома Дуремарши собрались те, кого не запихнули в воронок РНК.

– Благодарю за службу – сказал всё также сидевший на воротах Шнырик выстроившимся перед ним в ряд Петровичу, Вундеркиндеру, Дормидонту Пафнутьичу, Кондырику, Степану и Филину Штирлицу.

Под стук незримых дятлов, взяв «под козырёк», все хором ответили:

– Рады стараться, генерал майор! Во имя «Правдоруба» и Высшей Справедливости! Ура-а-а! Ура-а-а! – разнеслись крики по округе.

***

– И что теперь? – спросил Степан.

– Жизнь – сладко зевнул Шнырик, скрутившись клубочком.

*

Степан проснулся в кресле перед телевизором. С кухни доносились характерные звуки и приятные запахи – мама готовила что-то вкусненькое к ужину. Отец дремал на диване под пледом. А по местному каналу показывали криминальные новости.

«Сон!» – улыбаясь отмахнулся Степан, возвращаясь из лопухового телепорта в сермяжную реальность. Но вдруг диктор новостей сказала:

– Все наши постоянные зрители наверняка знают самую популярную полицейскую собаку Житомира. Это овчарка по кличке Гера…

На экране появилась рыжая знакомая морда! Степан аж встал с кресла: да, это была именно та самая псина – он не мог ошибаться.

– У Геры и у всего полицейского подразделения праздник – на свет появилось семь прекрасных щенков…

Диктор рассказывала, что нескольких собачек нужно пристроить, а оставшиеся пойдут по стопам матери.

Но – главное, как заметил Степан – четверо щенков были рыжими, как Гера, а трое – чёрными! Копия Кондырик!

– Вот же жучара! – рассмеялся Степан и записал номер телефона, что был на экране.

----

Март, сентябрь, 2021 год.

+6
13:05
680
Владимир Чернявский