Лингво-сериал "КАМЕНОТЁСЫ", главы 25-28 (конец 3-го сезона)

18+
Автор:
Avangardd
Лингво-сериал "КАМЕНОТЁСЫ", главы 25-28 (конец 3-го сезона)
Аннотация:
С опозданием, но в 2-х словах опишу синопсис: "В XVI веке на острове Мальта в Ордене Госпитальеров происходит раскол. Отшельники создают келью, а после называют себя Каменотёсами. С этих пор они возлагают на себя миссию очистить мир от скверны путем осуждения на смерть людей, коих, по их мнению, не спасёт исповедание и раскаяние. Эмигрировав в Россию, Орден Каменотёсов претерпевает второе рождение и продолжает существовать вплоть до наших дней..." ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Текст:

ГЛАВА 25

В Цитадели было холодно. Немец лежал на диване, закутавшись в покрывало, ворочался и почти не вставал со вчерашнего полудня. Рыжая щетина превратилась в густую поросль, которая грубой щёткой упиралась в подушку. Апатия как верный спутник глубокой депрессии сковала его тело и разум, пустив личность под откос, как обречённый поезд. Он лежал, и в голове его была абсолютная пустота. Покоясь на спине и бесполезно рассматривая потолок без единого признака разумного человека, Немец проваливался в забытьё. Именно так, порой, люди превращаются в животных, теряют собственное «я» в дебрях бесконечных проблем, безнадёжно сломанные, и никто их не подчинит, ни у одного слесаря не найдётся ключа подходящего калибра для отладки их души.

Неясно, что он надеялся услышать по радио, когда включил приёмник: старый, ещё сделанный в девяностых. Игорь держался за всё старое, не желая отпускать; жалея о распаде СССР, жалея о сделанных ошибках и неудачной службе в милиции. Сама Цитадель, как и её хозяин, были резервациями советской эпохи: нового, современного, а тем более модного Игорь ничего не держал – промятый диван с давних времён, обшарпанные кресла с жирными пятнами, журнальный столик с потрескавшимся лаком и, конечно, ковер. Никто не знает, откуда он взялся, и почему Игорь так его бережёт, но неприкосновенность этого артефакта была сродни христианской святыне.

Приёмник шипел, волны менялись, перескакивая через некрасивую музыку, оптимистично-неуместную как для положения Немца, так и для унылой атмосферы Цитадели в целом. Мужской голос транслировал сводки новостей. На этой волне Немец остановился.

«…покусана женщина. В данный момент её жизни ничего не угрожает, с пострадавшей работают психологи. Правоохранительные органы отказываются комментировать ситуацию, однако по неподтверждённым данным нападавшим был известный узбекский каннибал Роман Вагон.

В продолжении криминальных новостей. Участились случаи пропажи людей. На данный момент известно о трёх случаях исчезновения. Ведутся розыскные мероприятия. Напомню, что в ночь с воскресенья на понедельник в психиатрической больнице имени святого Варфоломея произошло возгорание, причины которого до сих пор не выяснены. Под прикрытием этого инцидента из лечебницы совершили побег пятеро опасных преступников, местонахождение которых неизвестно. Будьте внимательны и осторожны. Не рекомендуется без необходимости выходить на улицу в тёмное время суток.

Из центральной городской больницы при странных обстоятельствах пропал пациент. Бизнесмен, владелец сети аптек «Эскулап+», Александр Шишкаревич, на которого было совершено покушение в прошлое воскресенье, бесследно исчез из своей палаты. Обстоятельства дела выясняются.

К другим новостям. Город посещает археологическая выставка скифской культуры и быта, которая пройдёт в местном краеведческом музее…»

Немец резко поднялся с дивана, недослушав эфир. Новость о побеге Шишкаревича его оживила; приличная доза адреналина впрыснулась в кровь и заставила сердце биться быстрее. Мысли, разбежавшиеся по закоулкам мозга, Немец смог сформировать в цельную идею, трактующую ему новый путь движения: «Шишкаревич... Сука... а я здесь… с деньгами... один... без связи… Нельзя здесь вечно сидеть. Нужно найти остальных… Им может грозить опасность».

Имея помятый вид, он поднялся с дивана и, не выключив приёмник, вышел из комнаты по направлению к прихожей. Битва продолжалась.

***

Смеркалось. Деревянный дом Алексея в сумерках имел особенно неприветливый вид: почерневший старый шифер, облезлая краска на стенах, неровная геометрия оконной облицовки. Немец пробирался до него дворами, глубоко спрятав лицо в капюшон, и старался избегать скопления людей. Он почти не ел и уже два дня не спал: бессонница вцепилась в него мёртвой хваткой и не собиралась отпускать на волю. Этот пеший путь оказался непростым; добравшись до Алексея, Немец исчерпал последние запасы энергии. «Лишь бы Лёшка был дома», – молился он про себя.

Взяв штурмом забор, который не дался с первой попытки, скрытно преодолев просматриваемые участки, боясь быть замеченным Биохэзардом (отец Алексея его недолюбливал), он добрался до окна Лёшиной спальни. В ответ на стук, показалось, еле заметное движение за стеклом: появилась надежда – спасительный Лёша удивлённо смотрел на нежданного гостя из окна своей опочивальни.

«Немец?» – послышался глухой оклик с той стороны. Алексей немедля распахнул створки, и в комнату, обдав холодом, хлынул свежий воздух, а вслед за ним, без предупреждения, прыгнув на подоконник и перевалившись через него туловищем вперёд, просочился Немец. Он нелепо сполз на пол, приобретя странное положении, с задранными кверху ногами, упёртыми в подоконник. Обросший и растрёпанный, в порванном пальто, в больших зимних сапогах Игоря он напоминал бездомного, вломившегося в дом.

– Дорогая, я дома, – сказал он снизу, стараясь не показывать своей излишней озабоченности последними событиями.

– Немец, охренел? Ты чего творишь, дверей мало что ли? – возмутился Лёша.

Немец весьма резво встал на ноги и спросил:

– Биохэзард дома?

– Нет, – Лёша смутился, – он сегодня на смене. Ты где был? Я не мог до тебя дозвониться…

Фриц отвернулся и медленно побрёл в сторону выхода из маленькой комнаты, оставляя за собой снежные следы. Он обернулся. Глаза его выдавали крепко засевшее в душе Немца беспокойство.

– Проблемы у нас, Лёшка. Проблемы.

***

Немец сидел на скрипучем деревянном стуле за компьютерным столом. Он жадно и с неприкрытым чавканьем поглощал скудные яства, на скорую руку сготовленные Лёшей: сосиски, щедро приправленные майонезом. Попутно Фриц обдумывал полученные от Лёши неожиданные новости про Сабирова и Антона.

– Пища богов, – сказал он с показным сарказмом, расправляясь с очередной порцией, и добавил, – ладно хоть, ни какой-нибудь просроченный йогурт, а то буду потом весь день «мм, Данон!»

Дожёвывав «деликатес», Немец облизал пальцы.

– В общем так, – начал он, – меня больше всего беспокоит ДимПёс. Неудивительно, что на него вышли. Он, видимо, по глупости в больнице назвал своё имя, когда привёз Игоря. Когда найдут Юру и Агасфера – это вопрос времени. Наша задача, в идеале, найти их первыми и придерживаться легенды, согласно которой мы обвиним Павловского и в пожаре, и в побеге маньяков… что, отчасти, является правдой. В общем, я предлагаю, обыграть ситуацию, в которой нас шантажировал Шишкаревич, руки наши были связаны, а потому действовали мы самостоятельно. Таким образом Иммунитет и доктор станут нашими козлами отпущения. Лишь бы ДимПёс чего лишнего не сболтнул на допросе. Если его повязали, конечно.

– Может он послушал моего совета и залёг на дно, а телефон выключил, чтобы не отследили, – уместно предположил Алексей.

– Может и так, – размышлял Немец, – спокойно иди завтра на работу, Лёш. Сабиров нагрянет либо к тебе домой, либо снова в секс-шоп. Скажешь, что испугался, поэтому соврал о том, что не узнал нас на фотографиях. Максимум, что светит нам – это вторжение на территорию государственной собственности. Учитывая, что мы это совершили под страхом смерти, думаю, нас оправдают. Опять же, если дойдёт до дела.

– А как же ты?

– А что я? Сергей Александрович и отдел по борьбе с наркотиками – мои личные проблемы. Вам в это лезть не стоит. Мне находиться-то здесь опасно. Тебя под удар ставить я не хочу, – он приятельски похлопал Лёшу по плечу. – Сейчас мне нужен телефон. И я уйду туда, откуда пришёл. Если объявится Иммунитет, или Сабиров будет перегибать палку – свяжись со мной. Сабиров – следак упрямый, я про него наслышан.

Усталые взгляды друзей встретились. Несколько секунд они друг на друга смотрели, будто желая что-то сказать.

– Слушай, Немец, – наконец нарушил молчание Лёша, – а зачем ты хотел встретиться со мной в ту субботу?

– Да… хотел схорониться у тебя на второй квартире, – ответил Немец и подумал про себя: «И схоронить свои деньги».

***

Сабиров был зол. Темнота уже подступала, когда, матерясь в сердцах, он быстрым шагом направлялся к небольшой католической церквушке, шпиль которой выделялся на фоне низкорослых зданий. «Блять, да как такое вообще возможно, – думал он, – увели из-под носа уже третьего свидетеля. Три подряд! Сука! Из больничной палаты! Я устрою этим католикам. Они у меня заговорят».

Отворив скрипучую калитку, он вошёл на территорию этого «миниатюрного аббатства». Во взгляде его читалась уверенность, в движениях – решительность.

Свою жертву он заприметил сразу. Человек в чёрном пальто с кейсом в руке шёл прямо ему навстречу. Это был мужчина приятной наружности; шёл он быстро. Столкнувшись со старшим лейтенантом лицом к лицу, незнакомец остановился, и Сабиров разглядел католический воротничок на его шее, чуть выглядывавший из-под шарфа – ту самую колоратку, о которой говорил Шебр.

– Извините, я могу вам чем-то помочь? – спросил незнакомец приятным голосом.

– Старший лейтенант Сабиров, следственный комитет, – в голосе его был холод и еле заметная угроза, – у меня к вам несколько вопросов.

Святой отец внимательно посмотрел на корочку старшего лейтенанта. Его взгляд был не замутнён, на красивом лице не дрогнула ни одна мышца; он был настолько спокоен, что даже Сабиров смутился.

– Отец Арсений, – представился священник. – Простите, какие вопросы?

– Имя Александр Шишкаревич вам о чём-нибудь говорит? – напористо спросил старлей.

– Разумеется, в новостях передавали. Это бизнесмен, он, кажется, пропал из больницы.

Святой отец имел хороший защитный механизм, он был готов умело отбивать нападки Сабирова, парируя речами и фактами, орудуя своим святым словом.

– Мы можем с вами поговорить в уединённом месте? – спросил старший лейтенант.

– Извините, но я спешу на самолёт. Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Сабиров понимал, что не имеет права задерживать человека без основания. Несомненно, святой отец был осведомлён о своих правах не меньше. Не дожидаясь возражений со стороны следователя, он прошёл мимо него, но застыл в дверном проёме калитки. Его стройная фигура художественно выделялась на фоне зимнего вечера, когда тёмное небо озарилось яркими всполохами. Святой отец стоял, не двигаясь, и смотрел в вышину, а над его головой по небесному своду скользили хвостатые кометы. Падающие звёзды озаряли небо, будто несли с собой кусочек Солнца из далёкого космоса, и падали за горизонт.

Когда святой отец обернулся, ошарашенный Сабиров наблюдал это космическое свето-представление, пытаясь объяснить самому себе столь странное и неуместное явление.

– И небо рухнет на землю… – тихо произнёс святой отец. – Так о чём вы хотели поговорить? Кажется, у меня появилось свободное время.

ГЛАВА 26

Пожилой человек в балахоне молча стоял и смотрел, словно ожидая развязки, ответной реакции, поведенческой формулы. В руке его был молоток.

– Страх, – говорил он, – тот рубеж, который не каждый может переступить.

Пламя факелов тревожно колыхалось, заставляя пульсировать исходящий от них сомнительный свет. Пещера давила всем своим естеством. Холодное творение природы, какие тайны ещё сокрыты в её глубине?

Человек был крепок телом и силён духом. Он возвышался над сидящим на полу Игорем, подобно величественному ментору. Его глубокий взгляд тяжело ложился на ещё дрожащие от страха плечи Сурнина.

– Тебе страшно, Александр? – обратился человек к Игорю. Его баритон звучал мягко.

– Да, – робко ответил тот.

Человек протянул крепкую шершавую руку.

– Пойдём, я научу тебя не бояться.

Он помог ему подняться. Сурнин ещё чувствовал слабость в ногах, но уверенность уже начинала в нём просыпаться, всё шире открывая глаза. Человек заглянул в его лицо, прикрытое взлохмаченными длинными волосами. Старческие глаза, окаймлённые морщинами, рассматривали Игоря.

– Ты хороший человек, Гинзбург, – обратился к нему старик, – достойный. Ты станешь одним из нас. Будешь защищать слабых и разить тех, кто не угоден Господу. И страха в тебе больше не будет. Твои страхи останутся в этой пещере. Навсегда.

Он взял руку Игоря и вложил в неё свой молоток.

– Человек подобен камню, мир подобен человеку, – сказал он последний раз, прежде чем Игорь проснулся.

***

Краски больничной палаты были размыты. Невнятное изображение действительности тягуче обрабатывалось неокрепшим после комы умом. Некоторое время Игорь не мог понять, что происходит, путаясь в непривычных очертаниях реальности и незнакомых странных предметах, его окружавших. С трудом подняв руку, он с усилием избавился от капельницы и попытался сесть на кушетку. Тело сопротивлялось, не желая просыпаться после длительного забвения. Осторожно коснувшись ногами пола, он осмотрелся. Дневной свет казался нестерпимо ярким. Прищурившись, Игорь изучал окружающее пространство: это была комната противного бело-зелёного цвета с большим полузашторенным грязным окном. Её интерьер имел скромный вид, а воздух был наполнен медикаментозным запахом.

Игорь сидел на железной кровати белого цвета со скрипучими пружинами и пытался прийти в себя.

– Что… – с трудом вымолвил он в пустоту.

Дверь в палату распахнулась и в проём вошла медсестра. Аккуратная молодая девушка испуганно ахнула и застыла. Игорь вопрошающе смотрел на неё пока она, оправившись от неожиданности, не произнесла:

– Игорь Семёнович, вы очнулись?

– Кто такой Игорь Семёнович? – спросил недоумевающе Сурнин. Мысли его ещё вяло и нетрезво передвигались в голове. – Меня зовут Александр Гинзбург.

Осторожно проведя рукой по лысой голове, он добавил:

– Где мои волосы?

***

Лёша спешил. Он сорвался с работы, в который раз попросив Таню его прикрыть. Звонок из больницы застал его врасплох: он оформлял очередной патент на изобретение своего начальника – чудо-машину для анальных утех.

В палату он ворвался почти бегом, нетерпеливо, неистово задыхаясь от волнения в предвкушении встречи со старым другом. Игорь мирно лежал на больничной койке в окружении лечащего врача и медсестры. Возбуждённый Алексей бросился к кровати Сурнина. Глаза Лёши были широко распахнуты.

– Аккуратно, – жестом и словом доктор остановил Алексея, – вы же в больнице. Мы дали ему небольшую дозу успокоительного. Его здоровью ничего не угрожает, однако он проснулся в небольшом… помешательстве. Не беспокойтесь, такое редко, но случается. Это пройдёт.

Лёша заметно нервничал; слова доктора увеличили его беспокойство, разбавив эмоции непониманием:

– В каком смысле помешательстве?

– Понимаете, – начал врач, разводя руками, – он считает себя другим человеком. Неким Александром Гинзбургом.

– Гинзбургом?

– Я вас оставлю, – доктор явно не желал продолжать объяснение, предпочтя оставить Алексея наедине с товарищем.

Игорь глубоко дышал. Его грудь плавно вздымала одеяло, а прикрытые глаза подрагивали. Он казался ужасно беззащитным, потерянным и вызывал к себе необъятное чувство жалости.

Лёша мягко взял его за руку и негромко позвал:

– Игорь?

– Я не Игорь, – открывая глаза, будто в опьянении тяжело произнёс Сурнин.

– Ты что, друг? Ты что? Это я, Лёшка.

На душе было неспокойно. Один недуг сменился другим. Лёша крепче сжал руку товарища.

– Это не Игорь, – послышался за спиной знакомый бархатный голос.

Алексей обернулся и неожиданно для себя обнаружил отца Арсения. Он стоял в дверном проёме, строгий и чопорный, и невозмутимо лицезрел сцену встречи старых друзей. Лёша молча смотрел на него, беззвучно шевеля губами, в попытке изречь извечный вопрос «почему?» Отец Арсений совершенно спокойно зашёл в палату и, подступив к Игорю ближе, освободил проход для следующего неожиданного гостя.

Угрюмо, с видом беспристрастного человека, преисполненный серьёзности и решимости следом за Арсением в палату вошёл старший лейтенант Сабиров. Он молча взглянул на Алексея и прошёл мимо, встав у окна.

Отец Арсений придвинул табурет и устроился рядом с кушеткой Сурнина-Гинзбурга. Игорь вяло смотрел на пришельцев, слабо реагируя на происходящее. Глаза его были сонные, а редкие движения медлительные и плавные. Прежде, чем отец Арсений преступил к объяснению ситуации, в палату вошёл ещё один гость: аккуратно причёсанный круглолицый молодой человек – отец Павел, знакомый Лёше по прошлому визиту в католическую церковь.

– Всегда мечтал с вами познакомиться, Александр, – обратился отец Арсений к Игорю, – жаль, что при таких печальных обстоятельствах.

Святой отец взглянул на Лёшу успокаивающим взглядом и начал рассказ:

– Боюсь, в ближайшее время, вам не удастся встретиться с вашим другом, – обратился он к Алексею. – На данный момент, его сознание вытеснено другим человеком. Его зовут Александр Гинзбург. Как я когда-то уже сказал, он являлся предводителем общества Каменотёсов в России. По удивительному стечению обстоятельств наш доблестный капитан является реинкарнацией этого великого человека.

Как опытный рассказчик он продолжил:

– Вне всяких сомнений, пробуждение великого рыцаря Гинзбурга в теле вашего друга – знамение. Это не иначе как помощь нам, Гинзбург – наше орудие в борьбе с тёмными силами. Ваша задача, Алексей, его оберегать, пока тело не окрепнет, а разум не привыкнет к современному миру. Час уже близится: запомните мои слова. Старший лейтенант Сабиров любезно согласился оказать всяческое содействие в этом нелёгком деле.

Алексей недоверчиво внимал словам священника; обернувшись к Сабирову он хотел что-то сказать, но тот его опередил:

– После того, что я увидел в небе и под землёй, – с видом опытного бойца произнёс старший лейтенант, – сложно оставаться циником.

Его железный взгляд лёг на присутствующих. Он внушал уверенность и удивительную моральную поддержку. Алексей с трудом понимал, что происходит, и, в то же время, пытался уложить в голове мысль, что его друга, Игоря, больше нет. По крайней мере сейчас.

– Вы даже не представляете, что здесь происходит, – спокойно продолжал отец Арсений. – Древние тёмные силы рвутся в наш мир, и мы должны приложить всё усилия, чтобы им воспрепятствовать. К сожалению, мой предшественник, отец Кирилл, сделал слишком многое. Обратить процесс вспять будет непросто. Нам понадобятся все силы, чтобы сдержать вражеский натиск. Мы должны собрать, если так можно выразиться, армию единомышленников для этой непростой борьбы. Со стороны нашего Ордена меня будет представлять отец Павел.

Приятный молодой священник – отец Павел – вежливо кивнул.

– Сам же я вынужден ближайшим рейсом вылететь на встречу с нашим Великим Магистром, чтобы спросить его совета. То, что зарождается в нашем городе вовлечёт в эти события всю страну, и даже весь мир, если мы не поторопимся. Эту язву нужно прижечь немедленно. Уже дуют южные ветры, апрель не за горами.

Игорь в полусонном состоянии молча слушал отца Арсения, не проронив ни слова. Алексей смотрел на присутствующих, растеряно потирая висок, поражённый внезапным приступом головной боли. Взгляд его перескакивал с одного присутствующего на другого, а в голове родилась мысль: «В такие переделки меня даже Немец не втягивал».

– Старший лейтенант Сабиров возьмёт на себя обязанности руководителя, – излагал святой отец. – Он организует для вас неприкосновенность со стороны полиции и, как я уже сказал, окажет вам посильную помощь. Первым разумным шагом на пути к нашей борьбе будет общий сбор. Полагаю, уместно привлечь на нашу сторону всех лиц, задействованных в событиях минувших выходных. Вы сможете это сделать, Алексей?

Лёша был озадачен. Нелепая информация о тёмных силах, близком апреле и превращении Игоря в рыцаря упорно отказывалась укладываться в голове, а новые задачи и ответственность пугали.

– Я… я не знаю. Это всё сложно. С Юрой у меня нет связи. Агасфер… Антон… А где Антон?

Алексей вопрошающе посмотрел на Сабирова. Тот сосредоточено, с лёгкой примесью недовольства отвёл взгляд и ответил:

– Пегасова мы сами найдём. Ты займись водителем БМВ. Отец Арсений знает, как его отыскать.

***

Апрель действительно был не за горами. Погода менялась, февраль изживал свои последние сроки. День был солнечным и тихим.

Алексей никогда раньше не бывал в этом районе: местность выглядела незнакомой, и среди обширных пустырей редели строительные площадки, медленно вырастающие в недостроенные особняки. На фоне зарождающегося элитного сектора вдалеке виднелись маленькие частные домики, а ещё дальше, на линии горизонта, проглядывался город, сверкая на солнце своими невысокими многоэтажками.

Лёша шёл в сопровождении рыцаря Александра Гинзбурга, который явился на замену старому-доброму Игорю. Гинзбург стойко воспринимал смену веков, но скрыть удивление был не в состоянии: поражённо озираясь, то и дело пугаясь проезжающих машин, восхищаясь современной архитектурой, оживлённостью и порядком улиц. Как ответственный за драгоценного рыцаря Алексей счёл уместным взять его с собой в полевую вылазку в поисках боевого греческого товарища с загадочным именем Агасфер.

– Это Агасфер привёз тебя в больницу, – уведомил Лёша.

– Я даже не знаю, кто он такой, – отозвался Гинзбург. – Судя по имени, он еврей.

Рядом с Гинзбургом Лёша испытывал странную сковывающую неловкость: ему приходилось разговаривать с незнакомым человеком из прошлого в теле старого друга – это выглядит несколько дико. Видимо, по этой причине в отличие от путешественника во времени Алексей много молчал. Гинзбург же, наоборот, был разговорчив и любознателен. Смирившись со своей странной участью, он осмелел и освоился, робко проникая в действительность под протекторатом Лёши.

– Алексей, если вы освоили воздухоплавание, отчего мы с тобой передвигаемся пешком?

– Игорь… то есть… Александр… В смысле… В общем, нельзя просто так взять и полететь. Понимаешь? Как нельзя просто так взять и поехать. Для этого нужен транспорт. Мы же доехали сюда на автобусе. Но ведь я не владею автобусом? Он не принадлежит мне, поэтому я не могу им распоряжаться. А самолёт… железная птица… Это очень дорогая машина, которой люди пользуются только для передвижения на большие расстояния. Мы ещё не достигли уровня технического развития, когда у каждого дома будет личный реактивный ранец.

– Реактивный? – Гинзбург услышал новое слово.

– Я потом тебе расскажу. И покажу в интернете. О, интернет! Я же тебе ещё не рассказывал про интернет.

– А что это?

– Это… Это такая база… Информационная. В которой есть ответы на все вопросы.

– На все вопросы? – удивился Гинзбург. – Даже в чём есть суть?

– Ну… – задумался Лёша. – Ты слишком буквально понимаешь.

Гинзбург поднял брови, слегка задрав нос, приоткрыл рот, изобразив человека, понимающего, о чём идёт речь, и замолчал. Алексей спросил:

– А каково это, возглавлять тайный Орден?

– Знаешь, Лёша, – на секунду показалось, что настоящий Игорь вернулся, – я ещё ничего не возглавлял. Может быть в будущем я что-то и возглавлю, но сейчас я всего лишь неопытный мальчишка, которому нет и тридцати.

С минуту помолчав, Алексей попытался поддержать разговор:

– И как тебе в двадцать первом веке?

– Голова мёрзнет, – немного поразмыслив ответил Гинзбург.

Долго идти не пришлось. Дом Агасфера напоминал солидную загородную усадьбу: большое двухэтажное здание из газобетона имело нейтрально-тёплый окрас, оригинальную многогранную форму и огромные окна. Хозяин встречал гостей, стоя с сигариллой в руках на просторной террасе. Как обычно элегантен и утончён он напоминал уверенного в себе английского аристократа. Его образ претерпел некоторые изменения за это время: брутальная щетина превратилась в аккуратную рыжую бороду, подчёркивающую его мужественный подбородок.

– Мне уже думалось, что вы заблудились, – он взял сигариллу в зубы, подошёл к Алексею и, крепко пожав руку, слегка приобнял.

– Привет, Игорь, рад, что ты снова с нами, – поздоровался грек.

Гинзбург несколько неуверенно обменялся рукопожатиями, смутив своим растерянным взглядом Агасфера. Хозяин пригласил гостей в дом.

Гостиная была светла и чиста. Она являла собой просторную студию в бело-пастельных тонах с деревянными акцентами и модульными хайтек-картинами на стенах. Роскошная белая мебель подчёркивала богемность обстановки, а камин у дальней стены добавлял ей уюта.

– Это скромное, с позволения сказать, жилище вашего покорного слуги. Располагайтесь, – Агасфер жестом пригласил присесть, – будьте как дома. Желаете выпить что-нибудь?

– Нет, спасибо, – отрывисто сказал Лёша, отряхиваясь, прежде чем присесть на белоснежный диван.

– А я, пожалуй, не откажусь, – откликнулся Гинзбург.

– Виски с содовой? – спросил Агасфер, открывая мини-бар.

– Да, пожалуйста, – согласился рыцарь, сделав вид, что понимает, о чём идёт речь.

Величественно расположившись в мягком кресле напротив гостей, с сигариллой в одной руке и стаканом виски в другой, Агасфер приготовился к разговору, суть которого всё ещё оставалась для него загадкой. Лёша сидел скромно, несколько смущённый неожиданной роскошью. Гинзбург неумело отхлёбывал виски из стакана, смакуя напиток и облизываясь. Агасфер затянулся сигаретным дымом и взглядом дал понять, что пора начать диалог.

– Милый, ты опять куришь в доме? – послышался знакомый женский голос.

Красивая хрупкая брюнетка – Вика – привлекла общее внимание. Она подошла к Агасферу со спины и, наклонившись, обняла за шею обеими руками.

– Извини, малыш, последний раз. Мне сейчас с парнями нужно поговорить, – ответил ей киллер.

Вика поприветствовала гостей улыбкой и, поцеловав Агасфера в висок, скрылась в другой комнате. Заулыбавшись, Агасфер сказал:

– Прошу прощения. Так что за дело?

Алексей помялся и начал:

– В общем, Агасфер, нам нужна твоя помощь. Ты же видел, что вчера вечером творилось в небе? – спросил Лёша. Агасфер утвердительно кивнул. – Это не простое природное явление. Это знамение. Об этом нас предупреждал Оракул. Небо рухнет на землю. Помнишь землетрясение в ту ночь? В общем… мы собираем всех надёжных людей, чтобы разобраться в ситуации. Судьба всего города на кону, понимаешь?

– Вот здесь вот остановись, – Агасфер вытянул вперёд руку, с вертикально поднятой ладонью, имитируя знак «стоп». – Какое знамение? Какие надёжные люди? Лёша, ты можешь по порядку всё объяснить?

Гинзбург молча сидел со стаканом и наблюдал за их беседой. Алексей собрался с мыслями:

– Из больницы во время пожара сбежали несколько опасных убийц. Один из них является дьяволопоклонником, который пытается устроить конец света. Если мы не успеем помешать ему до апреля – его уже ничто не остановит. Для борьбы с ним нам нужны люди. Я пришёл к тебе как к боевому товарищу. Да, я понимаю, что мы с тобой мало знакомы, но то, что мы пережили дорогого стоит. Я пришёл к тебе за помощью как к профессионалу своего дела. Нам нужна огневая мощь, человек с твёрдой рукой. Нас слишком мало, мы разрознены. Они укрепляют свои ряды, чем дольше медлим мы, тем сильнее становятся они. Им уже удалось похитить Антона…

Агасфер озадаченно отложил сигариллу и поставил стакан с виски на стол. Оглядев Гинзбурга и Лёшу, он, несколько секунд помолчав, наклонился вперёд и дал ответ:

– Алексей, начнём с того, что звучит это невероятно и крайне безумно, даже если всё это правда. И то я готов поверить тебе только из своего глубокого уважения. Игорь, моё почтение тоже, – обратился он к Гинзбургу, положа руку на грудь. – Что вы от меня хотите? Чтобы я взялся зачищать местных сатанистов? Я что похож на Ван Хельсинга? Даже если я закрою глаза на всю эту дичь… помочь я вам всё равно не смогу. Я завязал. Брать оружие в руки я больше не намерен. Хватит с меня. Я своё отстрелял. Это тогда мне нечего было терять, а теперь вы предлагаете поставить всё под удар? Я наконец обрёл то, что так долго искал. То, что было рядом, но я упорно отказывался замечать. Вот она – жизнь. И я намерен спокойно её прожить. Извините, парни, но я вынужден вам отказать. Ради Вики. Ради нас с Викой.

– Ради Вики ты должен согласиться, – настаивал Лёша.

– Извини, Алексей, – Агасфер помотал головой, – а так рад повидаться. Стол накрыт на четверых. Оставайтесь.

Алексей поднялся с дивана: его лицо отражало бурю невысказанных слов и эмоций. Гинзбург растерянно встал следом. Упёртый взгляд Агасфера столкнулся с напористым взором Лёши. Они буравили друг друга взглядом: один с рассудительной безмятежностью, другой преисполненный юношеского максимализма и обвинения. Неизвестно, как долго продлилась бы эта схватка характеров, если бы не внезапный звук, который быстро приближался: милицейская сирена истошно выла, предвещая беду.

– Через чёрный ход. Быстро! – Агасфер среагировал мгновенно.

Пройдя через кухню, он вывел их на задний двор. Небольшая каморка, совершенно не вписывающаяся в общий антураж, поджидала их там.

– Спрячьтесь в амбаре. Пока всё не утихнет – не высовывайтесь. Через поле за домом выйдете в рощу. Через неё попадёте в город.

– Там же снега по колено! – возмутился Лёшка.

– А в тюрьме сейчас похлёбка, – съязвил Агасфер.

Он был невозмутим, как и положено истинному профессионалу. Речь его была безэмоциональна и отрывиста. Собравшись возвратиться в дом, он добавил:

– Только не втягивайте в это Вику.

Напуганные, Лёша и Гинзбург – юный юрист и молодой парень в зрелом теле капитана Сурнина – боязливо прикрыли дверь ангара и застыли в ожидании непоправимого. Боясь шелохнуться, затаив дыхание, они осторожно вели наблюдение сквозь щель и напряжённо вслушивались.

– Агасфер! – послышался крик Вики где-то в доме.

И Алексей понял, что ещё одного потенциального бойца они потеряли. Вместе с Гинзбургом они ждали дальнейшего развития событий, не подозревая, что в это время вышедший из машины капитан Андрей Шебр самодовольно наблюдал, как бывшего киллера Агасфера выводят под руки из собственного дома.

ГЛАВА 27

Дорога из крематория домой всегда была пустынной. Она пролегала через старые гаражи, большая часть которых покосилась, а двери поржавели от длительного застоя и отсутствия ухода. В это время здесь редко можно было встретить живую душу: в вечерние часы этот угнетающий закоулок города настойчиво избегали все жители за исключением, пожалуй, только разных маргинальных и субкультурных слоёв общества. Летом услышать за углом нетрезвые крики подвыпившей компании, ор музыки из колонок местных панков или лицом к лицу столкнуться с откровенной гопотой, которая нынче, как вымирающий эндемик, встречалась преимущественно только здесь, было обычным делом, однако зима прогоняла отсюда даже их. Казалось, про микрорайон №6 (так его именовали) забыл не только город, но и весь окружающий мир, упрямо отказываясь делать его частью цивилизации. Видимо, поэтому сюда часто стекались разные неприкаянные, личности сомнительного типа, не сумевшие найти себе приют в другом, нормальном мире, построившие себе здесь собственный по-своему уютный закуток, где сыро и темно, куда посторонним вход строго воспрещался.

Легко ориентируясь в темноте, минуя старый морг, свернув за угол, поднявшись выше по улице, по району №6 бодрой походкой шёл Юра Кувалдин и задумчиво насвистывал песни Владимира Высоцкого. Бесстрашный и уверенный он направлялся домой после рабочего дня, не боясь встретить усталого жителя здешних мест, изголодавшегося по очередной жертве. Юра здесь родился и вырос, но самое главное – не растерял в себе человека, сумев выжить в этом отсталом гетто.

События минувших выходных он воспринял как очередной рубеж трудностей на своём жизненном пути, преодолев который, Кувалдин был готов к новым свершениям. Закалённый в бою в рядах спецназа, имея звание старшего сержанта и титановые нервы вкупе с железобетонной психикой, он давно разучился чему-либо удивляться и о чём-то жалеть. Не было времени и причин зализывать раны и бессмысленно рефлексировать на тему тщетности бытия – жизнь продолжалась, и лишь старая подруга-десятка находилась на заслуженном отдыхе.

Силуэт человека он приметил сразу. Быть внимательным и дотошным к мелочам его научила армейская служба. Тёмный сгусток, напоминающий человеческую фигуру, нечётко вырисовывался в вечерней темноте. Сгусток прятался за мусорным баком, выглядывая в надежде не быть замеченным посторонними, однако, с приближением Кувалдина он неуверенно выпрямился, готовый встретить путника. Кромешная тьма – единственная спутница Юры в этот вечер – снова строила свои козни, мешая полноценно воспринять эту таинственную мизансцену с неизвестным персонажем.

– Ты чего тут прячешься? – спросил Кувалдин спокойно.

Еле уловимый шорох был ему ответом. Кувалдин напряг глаза, подступил ближе в попытке разглядеть человека и услышал голос:

– Д-д-д-добрый вечер.

Абсолютно неожиданный для этих мест старый знакомый, вырвавшийся из своей западни, узнавался в этом ночном скитальце. Человека звали Елисей и жизнь его была усложнена бесконтрольным синдромом Туретта, который ежеминутно был готов подставить своего носителя, выставив в очередной раз в неприглядном виде перед обществом.

Со времени их последней встречи во владениях безумного доктора Павловского психо-речевые дефекты Елисея претерпели изменения в худшую сторону: то ли из-за отсутствия лекарств, то ли от того, что он пережил за эти нелёгкие пять дней скитания. В процессе замысловатого разговора, с обилием протяжных гласных и тупых заедающих согласных, Юра узнал историю минувших будничных дней Елисея – несчастного бывшего пациента психиатрической больницы имени святого Варфоломея.

После пожара часть больных, по своей воле или неосознанно, бежала из лечебницы, рассредоточившись по всему городу: кто-то, очевидно, вернулся домой, другие, не обладавшие ясным сознанием, наверняка смешались с «серой уличной грязью». Елисей, обитавший в свои лучшие годы в районе №6, в попытке реанимировать собственное существование вернулся в старую двухкомнатную квартиру, где он когда-то жил. Охваченный паникой и силой толпы, он совершил этот безрассудный побег, оставшись без защиты, один на один с миром; но здесь, гонимый любопытством, он наткнулся на странное человеческое явление, которое побудило его к банальному желанию человеческой помощи, и, как следствие, – встрече с Юрой. На пятый вечер после бегства, Елисей, удручённый одиночеством и отсутствием средств к существованию, растерянно бродил по окрестностям своего района, собираясь с силами и мыслями, чтобы вернуться в родную психушку, ставшую для него домом, однако, обнаруженное им в заброшенной автомастерской, сокрытой в лабиринте гаражей, заставило задержаться здесь ещё ненадолго. Справиться с этой находкой в одиночку Елисею было не под силу, а потому он решил прибегнуть к помощи единственного знакомого человека, шествие которого на работу и обратно он наблюдал последние несколько дней из окна своей квартиры – Юры.

Кувалдин, будучи человеком невозмутимым и расчетливым, откликнулся на зов сразу и без раздумий, как только ему удалось (не без труда, конечно) добиться прояснения ситуации от заики, ведь, если верить Елисею, вмешательство в проблему требовалось незамедлительное.

По пути к старой автомастерской, которой раньше по слухам владел какой-то грек, Юра пытался вникнуть в нюансы обстоятельств, но, понимая, что данных недостаточно, надеялся на импровизацию и армейскую смекалку. Елисей шёл рядом, невнятно бормотал что-то себе под нос и временами вздрагивал от своего недуга.

Добравшись до заброшенного автосервиса, парни вошли крадучись. В помещении тьма была плотнее: расположенная в тесном пространстве гаражей мастерская освещалась только ночными светилами, лучи которых отказывались проникать внутрь. Кувалдин шёл впереди, осторожно подсвечивая путь экраном телефона; он пробирался вдоль несущей стены, скрываясь за стеллажами как опытный лазутчик. Автосервис был давно разгромлен: осколки из выбитых окон хрустели на занесённом снегом полу; всё что можно было украсть и снять давно было вынесено, и только разобранный до основания Фольксваген Гольф стоял посреди помещения, напоминая, что когда-то это кладбище было автомобильной реанимацией.

Цель их поисков находилась в подвальном помещении, где раньше хранились продукты ГСМ и автомобильные покрышки. Парни почти бесшумно спустились вниз, и заметив слабый пульсирующий свет в дальнем конце подвала, двинулись к нему. По мере продвижения обстановка нагнеталась и приобретала всё более зловещий вид. В подвале стоял резкий запах бензина; чем ближе они приближались, тем яснее улавливались нотки горючей жидкости.

Источник света заслонял большой полуразрушенный стеллаж, возвышающийся до потолка. Подобравшись ближе, Юра на полу обнаружил тело. Это был человек: разглядеть его лицо в полутьме было сложно. Он был туго связан старыми автомобильными ремнями, а кляп из ветоши закрывал безмолвный рот бедолаги; но главное – он был жив. Пребывая в мрачном логове хищника-похитителя, несчастный ожидал своей незавидной участи в беспамятстве бесконечных часов. При виде нежданных спасителей связанная жертва издала короткий мычащий звук и замерла. Юра немедля достал свой складной нож и разрезал путы, высвободив пленника. С трудом превозмогая тяжесть затекших конечностей, парень поднялся на четвереньки и бесшумно отполз назад, к сидящему на корточках Елисею. Пренебрегая недовольством своего напарника и предостережением освобождённого незнакомца, Юра с присущей ему сноровкой спецназовца двинулся вперёд. Без тени страха он был решительно настроен покончить с жестоким произволом. За стеллажом пряталась жуткая картина, ужаснувшая, но не сломавшая Кувалдина.

В окружении произвольных факелов, спиной к Юре, стоял человек. Его грязные растрёпанные волосы еле достигали плеч, сутулая спина, покосившись на левый бок, была покрыта больничной пижамой. Человек творил: рука плавно скользила по стене, сжимая кисточку, промакнутую красной краской, и очерчивала алые цветы – букеты роз и хризантем, сочетания лилий и астр; цветущая флора покрывала стену. Однако, самая страшная деталь этого живописного места находилась под потолком. Свисавшая сверху лебёдка заканчивалась массивным крюком. Крюк кровожадно впивался в хребет, частично высвобождая его из мёртвой плоти человека, невольно ставшего посмертной инсталляцией. Труп был абсолютно голый, гениталии были отсечены, но вторичные половые признаки выдавали в нём мужчину. Кожа с его лица была содрана, а из запястий были вырезаны сухожилия, которые подобно кукловодческим нитям марионеток устремлялись вверх, будучи привязанными к верхней точке лебёдки и создавая эффект распахнутых крыльев. Эта человекоподобная птица отвратительно парила над своим создателем, сторожила его покой.

Кувалдин ловко перевернул лезвие ножа в боевое положение. С умением ассасина он двинулся на адского художника. Цель была близка, ещё несколько метров, и холодное лезвие справедливо пронзило бы виновное тело, но случилось непоправимое.

– Махровый членоглот! – крикнул Елисей в очередном припадке, испортив эффект неожиданности.

Маньяк обернулся, оскалившись, и прежде чем Кувалдин успел напасть, прибегнул к контратаке. Юра не смог вовремя среагировать и даже рассмотреть убийцу, лишь шрам над левой бровью бросился ему в глаза: движения художника были слишком быстры. Швырнув в спецназовца один из факелов, он воспламенил часть помещения, с разлитым по полу бензином, чем отрезал единственный путь к себе, а заодно и дорогу для собственного отступления. Языки пламени мгновенно перекинулись на стеллаж, поднявшись неодолимой стеной и скрыв художника из виду.

Какое-то время Кувалдин стоял с ножом в руке: озадаченный, не ожидавший такого откровенного фиаско, он не в силах был предусмотреть столь радикального поворота событий. Огонь с треском медленно подползал ближе, прикрываясь клубами чёрного дыма с запахом жжёной резины, разрастался, жадно захватывая помещение. Мастерская пропитанная горючими материалами со времён своей работоспособности «не жалела дров».

– Наверх. Уходим! – повернувшись, скомандовал он.

Подгоняемая пожаром, троица выбежала на свежий воздух. Елисей и «жертва» – это был совсем молодой парень – тяжело откашливались, а Юра стоял и смотрел, как густой дым валит из окон автомастерской. Молча и хладнокровно он анализировал ситуацию, операцию, которая пошла не по плану. Заложник спасён, судьба убийцы неизвестна. Тёмный вечер пятницы медленно пропитывался запретным злом, которое осталось в недрах старого подвала, пугая своей противоестественностью и переступая границы человеческого понимания. Это зло, перерождённое в форме искалеченной жестокости оставалось там, на дне, в компании увядшей настенной живописи и бесчеловечной эстетики отвратительного.

– Он м-м-м-мёртв? – Елисей подошёл к Юре.

– Нужно проверить, – ответил Кувалдин, наблюдая языки пламени.

Обернувшись, Юра подошёл к парню, героически вырванному из лап сумасшедшего художника. Он всё ещё был напуган – это чувствовалось. В темноте не было видно его лица, лишь слышно, как, то ли от страха, то ли от холода стучали зубы. Кувалдин снял свою куртку и накинул на несчастного в попытке согреть и успокоить.

– Парень, – обратился к нему Юра, положив руку на плечо, – ты как?

– Нормально, – нервно ответил тот.

– А зовут тебя как? – Юра чувствовал дрожь его тела под своей ладонью.

Паша Леухов, – несмело ответил парень.

Сколько ещё судеб перековеркает этот район, этот город, эта страна…

Пожар разгорался.

Вечер сменился ночью. В ожидании пожарной службы и полиции Кувалдин стоял у пустого оконного проёма бывшей автомастерской и всматривался в огонь, будто надеясь в нём что-то разглядеть. На душе его было неспокойно: чувство чего-то незавершённого его угнетало, заставляя работать аналитический ум на полную мощность. Инстинкты и интуиция. Загадочное шестое чувство, которое приходило на выручку, когда фактов было недостаточно. В кармане звонил телефон. «Вызывает Игорь».

ГЛАВА 28

Сабиров сидел напротив Игоря и не сводил с него глаз. Игорь, в свою очередь, был ощутимо смущён этой компанией, не зная, как реагировать на упорный взгляд следователя, который от него чего-то ждал.

– Что правда ничего не помнишь? – наконец спросил Сабиров.

Игорь замотал головой, тупо смотря на старшего лейтенанта.

– И Диму Витвинова? И «Перчаточников» не помнишь? – снова задал вопрос следователь.

– Нет, не помню, – Сурнин (он же Гинзбург) находился в полном недоумении, упрямо не понимая, чего от него хотят.

Они сидели за небольшим офисным столом, друг напротив друга, в маленьком кабинете Лешиной работы и ожидали пришествия остальных. Освещение было тусклое, а помещение тесное: здесь с трудом умещался стол, тумба, небольшой шкаф с папками документов и холодильник «Минск». Лёша с Ромой встречали прочих единомышленников у входа в секс-шоп: с минуты на минуту, дверь раскроется и начнётся совет, на котором, возможно, решится судьба этого мира.

– Я бы тоже хотел многое забыть… – задумчиво произнёс Сабиров.

Резко распахнувшаяся дверь отвлекла старшего лейтенанта от его ностальгических воспоминаний. Подобно шару для боулинга, в дверной проём влетел несчастный Паша Леухов, брошенный с мощной подачи ворвавшегося следом за ним Немца. Это был ещё совсем молодой парень, с приятным гладковыбритым овалом лица; растрёпанный и взъерошенный он был абсолютно беззащитен.

– Ах ты подонок, – обвиняющим тонов обличал свою жертву Немец, – продал меня за дозу, да?

В кабинет вбежали Кувалдин, Лёша, Кудряшов, Хард и Елисей. Последним неторопливо зашёл отец Павел. Сабиров настороженно поднялся из-за стола. Все ждали следующего шага Немца, не сомневаясь, что он будет представлять из себя очередную необдуманную глупость. Фриц поставил лежащему на полу Паше ногу на грудь и наклонился вперёд, играя на нервах бедного паренька, испытывая его психику на прочность, издеваясь над жертвой, как кот, который всенепременно сожрёт свою мышь. В попытке усмирить разгорячившегося Немца Юра стал медленно к нему подбираться, но был грубо остановлен:

– Кувалдин! – крикнул Фриц. – Не лезь. Я ему сейчас холокост устрою.

Он был холоден и самоуверен. Чувствуя свою силу, Немец поддался эмоциям, разрывающим его изнутри. Нагнувшись, он грубо схватил Леухова за воротник и заглянул в лицо.

– Немец, это не я, – испуганно оправдывался Паша.

Его мокрые глаза молили о пощаде, он растерянно смотрел то на своего жестокого карателя, то на остальных присутствующих, молча вопрошая о помощи и сбивчиво дыша.

– Немец! – послышался командный голос Сабирова.

Немец, нахмурив брови, медленно посмотрел на старшего лейтенанта. Этот взгляд ясно давал понять, что сегодня кто-то определённо должен ответить за его страдания.

– А, майор Сабиров, – с насмешливой иронией начал Немец, отпуская Павлика и поднимаясь. – Прощу прощения, поправка – старший лейтенант. Примите мои соболезнования по поводу несвоевременно утраченных звёзд.

Немец с присущим ему нахальством смотрел на Сабирова. Он оставил Леухова лежать на полу, а сам, огибая стол, медленно направился к старлею.

– Это не он тебя сдал, – спокойно продолжал Сабиров, смотря на Немца в упор.

– Не он? А кто?! – Фриц кричал, требуя ответов, желая торжества справедливости и удовлетворения ненасытного чувства мести.

– Не он был информатором, – размеренно сказал старший лейтенант, будто стараясь загипнотизировать, – это была женщина.

На миг Немец замер. Его разъярённый взгляд медленно тушился внезапно наплывающим озарением. Обведя взглядом присутствующих, Фриц с недовольным видом отодвинул стул и присел. В ожидании дальнейших событий воцарилась тишина: растерянный Гинзбург замер, боясь шелохнуться, Юра Кувалдин стоял на чеку, будучи готовым к очередной Немецкой выходке, Лёша опасливо выглядывал из-за плеча Четырёхлистника, скрываясь за его широкой спиной, и даже Елисей – молчал. Паша неуверенно приподнялся на полу.

– Леухов, мать твою! – строго позвал Немец свою жертву. – Это правда?

Паша медленно встал и, подойдя к Немцу, растерянно кивнул. Крепкая рука Немца схватила Леухова за рукав в области плеча и с силой притянула вниз, против воли усадив Пашу на соседний стул.

– Считай, что это была профилактика, – сказал Фриц, отводя взгляд.

Немец был смущён и расстроен. С одной стороны, он понимал, что его поведение было недопустимо, что он в очередной раз пошёл на поводу эмоций, поставив под удар собственную человечность, скомпрометировав свою рациональность мышления; но второе чувство – расстройство, граничащее с меланхоличной грустью, защемило где-то еле слышно, но так глубоко, что боль резонировала по всему телу, отдаваясь клокочущей дрожью в каждой частичке Немецкого организма. Как же болезненно бывает предательство, особенно когда доверие подрывает человек, которому под хмелем странных чувств хочется довериться во всём, женщина, с которой удалось достигнуть сакральной близости впервые за многие годы, особа неудержимая и эпатажная, как её ночной клуб.

– Начнём, пожалуй, – прервал раздумья Немца Сабиров.

Он взял в руки свою кожаную папку и деловито достал из неё пачку бумаг. Присутствующие, переглянувшись, стали стекаться ко столу, занимая свободные стулья, которых хватило не всем. Хард и Кувалдин сели напротив Немца и Леухова. Гинзбург сидел посредине. Прочие остались стоять, обступив стол с противоположной Сабирову стороны.

– Мы все с вами стали свидетелями странных событий, – начал старший лейтенант. – По иронии судьбы правду знаем только мы: остальные нам не помощники. Наши глаза нас не обманывают, а значит, всё, что здесь происходит представляет собой трагическое провидение, вмешаться в которое – наш долг. Я в свою очередь приложу все усилия, чтобы силы Следственного комитета и МВД оказали нам посильное содействие в поимке опасных преступников, однако посвящать их во всю правду происходящего не является целесообразным. 

– Погоди, Сабиров, – бесцеремонно встрял Немец в монолог, – о каких преступниках идёт речь? Ты о тех психопатах, которые сбежали из психушки? Я, может быть, что-то не понимаю? Лёша нас собрал здесь. Не ты. И, как мне известно, нам нужно остановить одного ублюдка, а не всех.

– Бабински, я бы на твоём месте помолчал после твоих выходок. Я вообще имею полное право тебя задержать.

– Так, давай без твоих ментовских штучек, – отмахнулся Немец. – Какого мы вообще собрались в секс-шопе? Что больше мест нет?

– Эта позиция стратегически выгодна, – уверенно заявил Сабиров.

– Я тоже согласен, что это не богоугодное место, – поддержал Немца отец Павел.

– Это место, – доказывал свою правоту следователь, – находится в центре города, в относительной близости от полицейского участка, здесь удар вражеского молота будет наименее вероятен.

– Мандавошки старого сифилитика! – раздался в кабинете пронзительный крик Елисея.

Всеобщее внимание на несколько секунд переключилось на него.

– Извините пожалуйста, – смущённый Елисей спрятался за спинами Кудряшова и Лёши.

Сабиров продолжил:

– Мы с отцом Павлом сошлись во мнениях, что главный виновник стихийных бедствий, Аркадий Пахом, будет стягивать все силы. На данный момент, мы не обладаем точной информацией о местоположении Пахома и других убийц, сбежавших из психбольницы, но хочу заверить, что след некоторых уже взят, и поиски ведутся лучшими людьми. Наша задача с вами – найти не только самого Пахома, но и остальных маньяков, причём раньше, чем они вступят в его армию, и по возможности их обезвредить.

– Обезвредить их? – Немец усмехнулся. – Ты Вагона видел? Эту тушу ничто не берёт, я его газом травил и огнём жёг. Сражаться с ним – всё равно что залупой с подоконника пыль вытирать!

– Бабински, – Сабиров прикрыл глаза и глубоко вздохнул, сдерживая эмоции, – я же сказал «по возможности». Пахом – наша первостепенная цель. Так или иначе, на пути к нему мы можем столкнуться с остальными. Нужно быть готовыми ко всему.

– Для начала отзови своих цепных псов. Если ты хочешь от нас действий, будь любезен позаботиться, чтобы полиция не путалась у нас под ногами, а то получится, что наши вашим хуями машут.

Сабиров кинул на Немца очередной недовольный взгляд. Пролистав пачку бумаг в своих руках, следователь молча вынул один лист и, воспользовавшись добытым из недр кармана брюк магнитом, налепил его на холодильник. С черно-белого фото на собравшихся исподлобья смотрела женщина с длинными густыми волосами.

– Это Анна Черепкова, известная как Чёрная вдова. На её счету пятнадцать убийств, причём все мужчины, в основном её сожители. Врачами ей была диагностирована шизофрения – только это спасло её от высшей меры наказания. За последнюю неделю ей было совершено одно нападение на человека (по крайней мере по нашим данным). Мужчина отделался шоком и отрубленным пальцем. Теперь он заикается. К сожалению, изучение места преступления мало к чему привело, опытные криминалисты пытаются выйти на след, но эти психи, как призраки. У них, как известно, не всё в порядке с головой, поэтому мы, нормальные люди, не можем предугадать ход их мыслей. К делу также привлечены специалисты психиатрии, но пока я не наблюдаю ожидаемого результата.

Следующее фото, оказавшееся на холодильнике, было цветным – молодой, вполне приличный мужчина, с роскошными завивающимися прядями волос.

– А это Епифан Землицкий – некогда талантливый художник; однако сошёл с ума, после чего начал писать картины кровью и делать инсталляции из трупов. На его совести двенадцать жертв. Следаки прозвали его Мастером Цветов из-за пристрастия к изображению флористики. Своё, с позволения сказать, искусство он называет «метамодернизмом». Любит глумиться над трупами своих жертв, особенно над их гениталиями, а также украшать трупы живыми цветами самым изощрённым образом. Расчленяет, уродует, собирает и разбирает людей, как конструктор. Одним словом – конченый псих. Юра с ним уже познакомился.

– Он что не сгорел? – спросил Кувалдин.

– По данным отчёта криминалистов в эпицентре пожара находился проём в стене, через который Землицкий сбежал. Более того, этот пожар был не случайным, а запланированным прикрытием для экстренного отступления. Землицкий отличается высоким IQ, он действует рационально и обдуманно, планирует, прячется. Если остальных психов выследить тяжело, потому что они, чёрт возьми, психи, то проблема Землицкого в том, что этот сукин сын слишком умён.

– Юр, извини что мы тебя в это втянули, – несколько виновато обратился Лёша к Кувалдину.

– И правильно сделали, что втянули, – уверенно ответил тот. – Этот урод хотел устроить у нас Сикстинскую Капеллу. Я постараюсь быть максимально полезным, чтобы повязать этих психов.

Человек в очках и клетчатой рубашке смотрел с очередного фото, криво налепленного на «Минск» умелой рукой Сабирова.

Михаил Рыбаподкоп, исключительный псих. Страдает маниакальными расстройствами. Одержим своими жертвами, выслеживает их даже в другом городе, за что его прозвали «Глонасс». Немой с рождения из-за задержки развития. Действует по одной схеме: выслеживает, похищает, держит взаперти, часто морит голодом. Он коллекционирует людей, они для него как домашние питомцы. Никто не знает его мотивов, с ним даже поговорить нельзя. Лично я считаю его самым опасным психопатом из всей этой пятёрки. Незнание мыслей преступника пугает даже меня. По всей России им было умерщвлено шестнадцать человек за почти что десять лет. Спасти удалось только двоих. Одного почти случайно, в Ижевске. Второго в нашем городе, когда его брали. К сожалению, за время пребывания у нас, он убил пятерых. По одному в год. Я уже разговаривал на эту тему с Романом и Алексеем, – Сабиров замялся. – В общем… ваш друг Антон Пегасов или, как вы его зовёте, ДимПёс попал в плен этого безумца.

Собравшиеся оживились, услышав столь дурную весть. Кувалдин важно выпрямился, сидя за столом: в его глазах читалось решительное желание действовать. За спиной Немца Лёша и Четырёхлистник о чём-то напряжённо перешёптывались. Елисей бил себя ладонью по лбу в очередном припадке. Все были взволнованы, а Хард откровенно расстроен, и лишь Леухов и Гинзбург не понимали всеобщей озабоченности. По спине Немца от слов Сабирова прокатился холодок, а где-то внутри снова что-то щёлкнуло, схватило и оборвалось. Весть о жутком похищении Антона шокировала его меркантильную личность не меньше остальных, но один любопытный факт из прошлого Фрица, всплыв в сознании при виде безэмоционального лица Рыбаподкопа на фотокарточке, вселил в него глубинный страх. Шесть лет назад, когда Немец покидал Ижевск в компании своего старого друга Ильича, на трассе при выезде из города они подобрали странного пассажира. Он выглядел достаточно опрятно, чтобы показаться приличным человеком. Его большие чёрные глаза были одновременно пустыми и грустными, а голос был скован немым безмолвием. Немец давно за ненадобностью забыл его имя, которое незнакомец продемонстрировал в своём паспорте, но теперь этот таинственный спутник из прошлого смотрел на него с фотографии на холодильнике, вызывая чувство страха, перемешенное с мерзким ощущением вины.

– Сиськи! – Нарушил напряжённую атмосферу своим криком Елисей. – Вонючие сиськи бомжа!

– Господи, вколите ему кто-нибудь галоперидол! – раздражённо возмутился Немец.

Монстр со следующего фото на холодильнике был знаком многим.

Роман Вагон. Раньше работал поваром в узбекском ресторане, пока не слетел с катушек и не решил попробовать человечинки. Про него писали газеты пару лет назад. Опасный противник, здесь я с Немцем соглашусь. Он два года жрал людей, а их костями играл дома в городки. Брать его нужно, вооружившись транквилизатором с дозой на слона и толстой иглой. Ну либо с базукой в руках.

Последнее фото изображало щербатого почти лысого мужчину с большой бородой.

Аркадий Пахом. Он единственный, кто из этой пятёрки ещё никого не убил. По крайней мере, так гласит официальная версия. Но, поверьте, полиции повезло его вовремя схватить. Мы буквально вырвали человека из его сатанинских лап. Был задержан во время проведения некого ритуала, сатанинского обряда, в процессе которого он пытался принести человеческую жертву. На территории его дома нашли десятки замороженных и закопанных трупов кошек. На вопрос «зачем?» он обычно отвечал, что ему нужно было открыть врата. Признан невменяемым, но, видимо, мы сильно недооценили его таланты.

Сабиров сложил руки по швам, оглядел своих новоиспечённых коллег и добавил:

– Дальше я передам слово отцу Павлу. Он, как доверенное лицо отца Арсения, посветит вас в сверхъестественные аспекты ситуации.

Отец Павел всё это время терпеливо ожидал своей очереди в слабоосвещённом углу кабинета. Выплыв из сумрака, этот молодой парень со взволнованным видом начал:

– Друзья! Аркадий Пахом является очень опасным адептом тёмных сил. Мы не придавали ему значения, полагая, что это очередной обезумевший фанатик, однако, предательство отца Кирилла, слова великого Оракула…

– А что это за Оракул? – Немец прервал его рассказ. – Что за чертовщина вообще?

Внеплановый вопрос несколько смутил священника, но он быстро нашёл, что ответить:

– Мы полагаем, что это форма… древней магии. Отец Кирилл несколько лет назад с важной миссией посещал Иерусалим. Видимо, из этого святого места он привёз знания, которые остаются недоступными для нас до сих пор. Эти знания, воплощённые в ритуале, позволили ему узнать будущее и подготовить почву для пришествия Пахома. Он обратился к высшим запредельным силам, бестелесному Оракулу, происхождение которого нам тоже неизвестно…

– А вы уверены, что нам стоит доверять этому Оракулу? – неожиданно вступил в разговор Четырёхлистник.

– К сожалению, до сих пор он не давал повода в себе сомневаться.

В голосе отца Павла чувствовалась лёгкая неуверенность. Совсем молодой мальчишка (возможно чуть младше Лёши) определённо не имел привычки выступать перед аудиторией, но мужественно держался, донося до присутствующих важные сведения о враге.

– Аркадий Пахом, – продолжал он, – намерен реализовать свои планы в апреле…

– За окном весна, птицы поют… говно вылезло из-под сугробов и радуется солнцу, – угрюмо пробубнил Немец. – Отличное время для конца света.

– Дело в том, что Аркадий намеривается ни много ни мало стать вместилищем для архидемона Бельфегора, или как его ещё называют – Господин небес. Его силы увеличиваются в апреле: именно в этом месяце Пахом планирует воплотить свой план в жизнь.

Какое-то время все молча смотрели на отца Павла, в попытке уложить в голове полученную информацию. Наконец Кувалдин нарушил тишину:

– Вы серьёзно?

– Более чем, – ёмко ответил отец Павел.

– Юра, – в защиту священника выступил Сабиров, – мы тут не шутки шутим. Ты не видел того, что видел я в подвале их церквушки.

– Благо, с нами наш предводитель – Александр Гинзбург. Думаю, это дорогого стоит, – попытался подбодрить всех отец Павел.

– О чём вы? – удивился Гинзбург. – Какой я вам предводитель? Мне двадцать восемь лет, я вообще понятия не имею, что я здесь делаю!

Сабиров выступил на передний план, положив ладони на стол.

– Действовать нужно быстро, с каждым днём Пахом становится всё сильнее. Отец Павел будет координировать наши действия и снабжать необходимой информацией. Я буду руководить операцией.

– Подожди, а кто тебя назначил главным? – не унимался Немец.

– Бабински, – тон Сабирова был максимально серьёзен, – не твоё собачье дело. Я здесь по доброй воле и по просьбе отца Арсения.

– Ну отлично! Один мутный тип нанял продажного следака для борьбы с демонами из адских глубин преисподней…

– Бабински! – Сабиров повысил голос.

– И теперь мы должны рисковать своей задницей ради спасения мира! – перекрикивал его Немец, приподнимаясь со стула.

Туманный и Кудряшов положили ладони на плечи Немца в попытке успокоить, но он продолжал противиться блюстителю закона:

– Лично меня больше беспокоят братья Шишкаревичи! И Павловского, кстати, тоже не нашли! А Агасфер?

– Шишкаревичи – наименьшая наша проблема! Агасфера я вытащу, дайте мне время.

Немец был разъярен; с трудом и упорством его удалось усадить на место.

– Немец, ты ошибка природы, – разочарованно, но спокойно заключил старший лейтенант.

– Главная ошибка природы в том, что она сделала нам волосатое очко, а всё остальное – норма, – раздражённо ответил Немец, отводя глаза.

Никому не нравилось происходящее, никто не был доволен этим странным советом в застенках данного непристойного заведения. Присутствующих вгоняли в напряжение эта история с концом света и несвойственно вспыльчивый Немец, и уж точно никто не хотел рисковать жизнью в неравной схватке с безумным каннибалом Романом Вагоном. Кто-то боялся, кто-то ещё не поверил до конца, а кто-то решительно готовился к борьбе за город, за мир, за людей; но все вместе они уже стали частью чего-то большего, нерушимого союза, тем, чем по призванию должны были стать Каменотёсы.

– И что мы имеем? – словно смиряясь с происходящим озвучил свои мысли Немец. – Два гомосека, студент, следак, бывший спецназовец…

– Спецназовцы бывшими не бывают, – заметил Кувалдин.

– …бывший мент, – продолжал Немец, – который даже имени своего не помнит, заика, торчок и священник. Команда мечты!

– А ты? – Сабиров подошёл вплотную.

– И я… – ответил Немец, заглянув ему в глаза.

Он чувствовал некую обречённость, за которой упорно скрывалась его трусость – качество, которого он так боялся и стыдился. Настоящая борьба только начинается, битва впереди и сколько крови она прольёт, неведомо никому.

Когда все покидали кабинет, Немец не торопился уходить. Он отстранённо сидел за столом, уставившись в одну точку, с недовольным видом скрестив руки на груди. Проводив единомышленников, Лёша подсел к Немцу и спросил:

– О чём ты думаешь?

– Думаю, ногти на ногах надо постричь, а то ботинки жмут, – ответил Немец с видом мудреца.

***

Музей был уже закрыт, когда в тёмный вечерний павильон вошли трое.

– Свет включи, – прохрипел силуэт низкого роста.

Замешкавшись в поисках выключателя, несколько секунд спустя человек зажёг свет, обнажив перед глазами естество комнаты. Это было просторное помещение с прозрачными подсвеченными изнутри витринами, за которыми скрывались осколки древности: предметы быта, собранные по кускам кувшины, одежда, над которой надругалось время, обломки оружия, подвергнутые коррозии, глиняные статуэтки, несколько золотых украшений и прочие отголоски скифской культуры. Посреди павильона на постаменте стояла глиняная скульптура в человеческий рост.

Люди подошли к статуе. Шествие возглавлял низкорослый бородач – Аркадий Пахом, по бокам от него находились мужчина в очках – отец Кирилл – и девушка-блондинка.

Скульптура представляла из себя рослого бородатого мужчину, вполне под стать русскому дядьке Черномору. На теле изваяния было изображено подобие кольчуги, а на голове – шлем. Статуя была сделана весьма грубо и неточно и выглядела далёкой от греческого классицизма, однако загадочный скифский персонаж имел весьма величественный вид.

Пахом, глядя на каменного воина снизу-вверх, косо улыбнулся, продемонстрировав беззубость рта, и произнёс:

Розберг, начинай.

Блондинка немедля приступила к своим обязанностям. Достав из сумочки небольшой мешочек, она принялась рассыпать его содержимое вокруг статуи, вычерчивая линии и круги. Сыпучее вещество достаточно крупной фракции напоминало песок. Оно тускло поблескивало, складываясь в закольцованную пентаграмму. Пахом терпеливо ждал, когда ведьма закончит приготовления к ритуалу; отец Кирилл стоял рядом. Когда песочные линии сложились в пятиконечную фигуру, блондинка принялась что-то невнятно бормотать. Неясная быстрая речь сливалась в однотонный гул, который нарастал, окутывая помещение, проносился мимо присутствующих и разбивался о стены. Голос ведьмы становился всё ниже и зловещее; развернув руки ладонями кверху, закатив глаза, она начала проваливаться в транс, открывая себя потустороннему миру.

Когда ноты женского голоса окончательно сменились нечеловеческими звуками, отец Кирилл боязливо отступил, попятившись к задней стене. Что-то недоброе надвигалось. При достижении гулом своего пика, павильон обуял шквалистый ветер. Священника-ренегата сбивало порывами; происходящее вселяло в него страх настолько глубокий, что сердце, переполненное адреналином, готово было взорваться. Не в силах противостоять стихии он сдался, и его бросило к дальней стене. Гул нестерпимо разъедал уши отца Кирилла, врываясь в его мозг, сводя с ума. Он кричал. От страха и от боли.

Пахом гордо и воодушевлённо смотрел на статую, ожидая апофеоза. Ветер трепал его бороду и развевал полу плаща, демонстрируя секиру, весящую на поясе. Он крепко стоял на ногах. Ветер разбивался о него не в силах противостоять всесильному адепту тёмных сил.

– О, великий Скиф, демон Нижнего Мира, Бог войны, всадник Апокалипсиса! Всесильный Арей, наездник на рыжем коне! Яви себя миру, ибо он готов! – кричал своим скрипучим, но громким голосом Пахом, прорываясь сквозь вой ветра и гул ведьминого голоса.

Комната тряслась, стёкла витрин были напряжены, резонируя на пределе, но долго терпеть они не смогли. Миллионы осколков ворвались в пространство комнаты, оставляя за собой в воздухе зеркальную пыль. Это был последний миг перед рождением неизведанного, ведущего к неминуемой гибели.

Закрыв голову руками, несчастный отец Кирилл, осыпаемый осколками, словно морской волной, кричал на полу, прижавшись к стене; белокурая ведьма в беспамятстве безвольно опала у подножия статуи; и лишь несокрушимый Аркадий Пахом, усеянный стеклом, словно стразами, переливался в лучах чудом уцелевших люминесцентных ламп, стоял и ждал. Всё затихло.

В абсолютной тишине послышались робкие звуки, напоминавшие треск скорлупы. Первая трещина появилась на лице статуи и устремилась вглубь к её груди тонкой ломаной чертой. Через несколько секунд изваяние покрывала паутина множественных сколов, которые, расположившись на мужественном лице воина, напоминали шрамы. В следующее мгновение черепная коробка скульптуры утратила свою целостность, и отвалившийся кусок лица упал, разбившись на множество осколков. Подобно паразиту, выбиравшемуся из своего хозяина, из статуи вылезало нечто. Чёрная лапа, напоминающая человеческую руку, уже пробила себе проход в каменной голове, затем показались когтистые пальцы второй руки. Ломая остатки глиняной головы, высвобождаясь из своего плена, показались обе верхние конечности, которые приложив усилие разорвали статую на мелкие части, разбросав их по павильону.

Существо предстало перед взором перепуганного Кирилла и вдохновлённого Пахома. Это был антропоморфный монстр, рогатый черт, с тёмной шершавой кожей, исковерканными руками и ногами, уродливым лицом и яркими жёлтыми белками глаз, лишённых радужной оболочки и зрачков. Аркадий смотрел на чудовище, как на своё детище, выставляя остатки зубов напоказ в довольной ухмылке. Скиф смотрел на него, словно в попытке прочесть. Оскалившись в жутком подобии улыбки, он дал понять, что они нашли понимание. Его глаза горели.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО СЕЗОНА

+1
00:14
357
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Alisabet Argent