Грохот

   Молния, заключённая в провода, просочилась в одну из изощрённейших пыточных камер – лампу накаливания на 70 Ватт, чтобы взвившись пронзительным огненным жалом, обрушиться на закрытые веки сновидца. Терпеть сие было невыносимо, и Роман задрал голову со стола, за которым сидел. Именно свет, а не рокот возвышавшейся рядом колонки, выгнал его сюда из лучшего мира.

   Облупленные стены цвета пшеничного мякиша – сплошь в дешёвых плакатах, маскирующих особо невзрачные области. Сколько времени? За окном – непроглядная тьма, сгустившаяся вокруг жёлтого фонаря на гнилых раскоряченных лапах. В дыхании ветра волнуются и танцуют снежные перья. Сперва Роман не понял, где находится. Широкая комната озарялась лишь малым сиянием посаженного на кабель патрона. Разбросанные по обочинам мозга воспоминания проступали с ощутимой задержкой, словно текстуры капризной компьютерной игры.

   Компьютер дремал на столе перед ним. На изначально чёрном экране, очнувшемся вслед за пошевелившим мышку владельцем, выросла страница социальной сети. Фотография профиля – он сам. Скромно прикрывает лицо пивною бутылкой.

   Свет кустарной лампады елозил в глазницах ржавой иглой. Роман потянулся к электрической вилке и рухнул, потеряв равновесие. Рука, не поймавшая провод, врезала по столу, подняв облачко белых, как мел, пылинок. Осмотрев рукав, перепачканный порошком, Роман покачал головой:

   – Твою мать.

   В иной раз, не допуская подобного расточительства, он, аккуратно балансируя, снял бы водолазку и тысячами легчайших постукиваний вытряс порошок обратно в кучку. Но сейчас нужно было заставить себя хотя бы подняться.

   После непродолжительной агонии, крякнув от боли (кровь возвращала онемевшим ногам чувствительность), организм принял вертикальное положение. К этой минуте Роман вполне опомнился и уже узнавал собственную квартиру. Квартирой данное помещение называлось скорей по привычке. Порядок здесь наводился бог его знает когда. Крайний раз, кажется, ещё при живом отце.

   Раздался стук: довольно отчётливый на фоне изрыгающей децибелы колонки. Часы на компьютере сообщали, что перевалило за три. Никакой у людей вежливости. Ломятся, как к себе домой.

   Проковыляв мимо спящей Юльки в коридор, он прильнул к двери, выглядевшей, к слову сказать, так, будто весь деревянные фарш из неё выклевали, оставив стальной панцирь с поперечными рёбрами и замком. Конструкция, впрочем, держалась уверенно.

   Привычным движением отвёл заслонку глазка, чтобы не было заметно снаружи: глаз прислонялся заранее, не давая возникнуть блику. Присмотрелся к запоздалому гостю. Как он и думал, явился старик, живший на первом – сразу под ним. Пришёл жаловаться на горькую жизнь и громкую музыку. Стук повторился. Теперь гораздо сильнее, или просто так показалось из-за близости звука. Старый дьявол словно почувствовал, что хозяева подошли, и принялся громогласно причитать, мол, соседи уроды, умереть в тишине не дают.

   Ну что ж, и его можно понять. Стенки в бараке совсем слабы, и несмолкающая круглые сутки огромная многоваттная «Электроника» сведёт с ума кого хошь. Завсегдатаи ромкиной норы говорили, что музыку слыхать ещё у подъезда, а внутри него она гремит не хуже, чем дома.

   С другой стороны, из всех жильцов дед оставался единственным недовольным и не ленился, надо отдать ему должное, еженощно подниматься наверх и скандалить. Уже месяц ему не открывали, но соседа это ничуть не останавливало.

   Тихонько послав старика к чёрту, Роман поплёлся обратно. Сегодня на редкость немноголюдно: одна Юлька – на полу прямо в куртке. Эдак её скрутило. Девушкам вообще вредно курить, особенно чистый. А кому полезно?

   Размышляя, он сократил вес лежащего на столе порошка ещё на щепотку. При нагревании тот становился водой и утекал на дно банки, толком не прогорев. Приходилось подкладывать под него чай или табак. В идеале, конечно, что-нибудь не такое терпкое. Мать-и-мачеху, например. С древних времён считалась она спасеньем от кашля. Хотя, навряд ли её курили, присыпав синтетическим опиатом. Раньше всё было натуральное.

   Он потрогал Юльку ногой, выдавливая на банку сигаретный табак. Через неделю у неё свадьба с каким-то чудиком. Как там его… А, плевать… Потом подумал, что лучше не бросать её на спине. Бывает, захлёбываются, проспав рвоту. Табак, пропитавшись растаявшим нафталином, слипся в чёрный дымящийся катыш. Момента, когда он потух, Роман не запомнил.

   Тридцать восемь минут. Ни больше, ни меньше. Третий день он смолит этот порох, и всегда одно время. Очнулся уже на полу. Юлька валялась не так, как прежде. Сейчас её голова покоилась у стены, где раньше были ноги. Видать, тоже просыпалась курнуть.

   Балансируя на штормящих ступнях, он ощутил тепло верхней губой. Упали первые крупные капли крови. Плохо. Раньше не случалось.

   Умываясь холодной водой (кровь текла и текла), он различил вибрацию собственного телефона. Звонка в неутихающем рёве колонки слышно не было. Вернулся, зажав нос двумя пальцами, и после недолгого колебания ответил на вызов.

   – Здоро́во, Ромео. Есть? – осведомились в динамике.

   – Ага.

   Роман посмотрел на Юльку у себя под ногами. Она медленно шевелила губами, как рыба на берегу, и выглядела по-своему мило.

   – Заеду. Минут где-нибудь через сорок. Ок?

   – Ага, – согласился Роман и уснул на тридцать восемь минут.

   Проснувшись, он и думать забыл о предстоящем визите. Стук застал его с заряженной банкой в руках. Посетителю повезло: табак, лежавший на ней, не успел разгореться.

   Проверив глазок, Роман отомкнул стальную пластину. Старый ублюдок притаился на лестнице и, дождавшись своего часа, разразился пронзительным соло.

   – Да ты сам тут уже всех за*бал! Сдохни уже поскорей! – рявкнул Роман на деда, пропуская гостя в квартиру. Им оказался высокий крепкий парень в аляске с лицом поэта Есенина.

   Закрыв дверь на замок (снаружи по ней несколько раз пнули ногой), заведённый хозяин, перекрикивая музыку, накинулся на вошедшего:

   – А ты тоже хорош. Конь троянский!

   – Дак а чё с ним делать-то надо было? – недоумевал визитёр. – Торчит, не отсвечивает. Он вообще молчал пока ты не вышел.

   – Ни чё! Надо было набрать, сказать, что в падике левые трутся. Может меня мусора пасут.

   – Это сосед твой, я сто раз его видел.

   – Это, Сёма, не просто мой сосед. Он полжизни участковым проработал. Правда, не здесь, в другом городе.

   – Откуда знаешь?

   – Люди добрые подсказали, – ответил Роман. – Да и какая к х*ям разница, откуда я знаю! У тебя водила во дворе?

   – Да не, он у соседнего. Я помню.

   – А я вот помню, как в прошлый раз ты напи*дел, что у соседнего. А стоял он конкретно перед моим.

   – Может ну его на фиг, Ром. Порожняки гонять, – гость переминался с ноги на ногу в явном нетерпении. – Давай двинемся и побежали.

   – Ладно. Чё там по филкам у нас?

   Спрятав обе протянутые ему купюры в карман штанов, Роман выудил из него же свёрнутый квадратом тетрадный лист.

   – Дуть будешь?

   – Не, – Семён отрицательно мотнул головой. – Я на таксе. Бабки капают.

   Попрощались. Роман, отперев замок, чуть не умер от неожиданности. Сразу за дверью поджидал дед, прыгнувший с криком навстречу врагу и вцепившийся в ромкино горло. Семён отреагировал мгновенно, всадив деду прямой по лицу. Раздался чавк, и изо рта у того брызнула кровь. Колонка в комнате бушевала на весь подъезд, смешивая барабаны и звуки летящих самолётов в невообразимую кашу. Хватку нападавший ослабил лишь после второго удара. Залитые красным губы взорвались салютом ярчайших частиц.

   – Сёма! – крикнул Роман. – Убьёшь! На х*й надо, ты ж боксёр!

   Старик отступил к стене и, вжавшись спиной в лязгнувшие створки электросчётчиков, медленно переводил взгляд с одного молодца на другого, не отражая, что происходит.

   – Да какой там боксёр, – улыбнулся Семён. – Пять лет, как бросил.

   Озаряемые разбитой физиономией соседа, превращённой в сплошной фонарь, они пожали руки, и гость сбежал по ступенькам на выход. Посмотрев на догорающую между пальцев сигарету, Роман решил докурить её дома, оставаться наедине с приходящим в себя стариком не хотелось.

   В квартире, подойдя к балкону, он высвободил изо льда хлипкую деревянную дверь, насколько вышло. Ночь дохнула ему в лицо снежным крошевом из получившейся бреши. Дымок сигареты, слабый на фоне могучей природы, подлетая к границе температур, тут же поворачивал, будто боясь околеть на морозе.

   – Опять напи*дел, сука, – пробормотал Роман, глядя вниз, – сто раз ему говорил, не свети хату.

   Банка была заряжена ещё до прихода Семёна, и полагалось закончить начатое. Может дождаться пробуждения Юльки? Да, лучше всё-таки подождать, а то за весь вечер ни разу с ней не пересеклись. Юлька свернулась в позе эмбриона. Совсем молодая. Моложе его на пять лет. Пять лет. Отец ещё жил тогда здесь с ним, под одною крышей.

   Мысли шагнули чуть в сторону, и рука, забытая без присмотра, разожгла сдобренный нафталином табак.

   Он успел затянуться разок-другой, перед тем, как подпрыгнуть на месте от оглушительного удара, по сравнению с которым его полуторасотваттная колонка лишь игриво постанывала. За долю секунды он осыпался в детство – на двадцать лет назад. По телеку – Том и Джерри. Кот Томас, схлопотав по кастрюле на голове, трясётся всем телом, как язык в живом колоколе. Примерно так и ощутил себя Роман в данный момент.

   Он вскочил на ноги, но тотчас свалился обратно: артериальное давление оказалось не готово к столь бурной активности. В обморок рухнуть тоже не вышло. За грохотом (грянувшем из подъезда) потянулись жуткие звуки, словно музыке, заполнявшей квартиру, неумело подвывало лесное животное.

   Презрев осторожность, он прижался к входной всем телом. Держаться в сознании выходило с трудом, но, от стойкости его нынче как будто многое зависело. Что именно, он не ведал. Наверное, всё.

   Источник безумного воя был ниже линии горизонта глазка. По крайней мере, там не менты. Навряд ли б они учудили нечто подобное. Ещё, пока всматривался наружу, внимание привлекла сталь под ладонями – отчего-то бугристая, и теперь, колдуя с ключами, он заметил на металле выпуклость, вроде грыжи. Гремела именно дверь. Но её не согнёшь и кувалдой. Да кто там, чёрт возьми, воет?

   Отомкнув, наконец, замок, Роман захотел спать, как никогда прежде. Дым порошка, поглощённый минутою ранее, не причём. Сонливость нахлынула от увиденного в коридоре.

   В первую очередь – кровь. Под воющим дедом её набралось порядочно. Растекаясь в щелях меж досок грязного пола, она походила на тонкие ветви невысокого алого деревца.

   Обессиленный мозг захлёбывался информацией, поступавшей от зрительного нерва, но, спустя секунду, мыслительный процесс худо-бедно восстановился.

   Рядом с раненым непонятно куда стариком лежало ружьё, древнее, как он сам. Неужели додумался пальнуть по двери? Так и есть. Вот вмятина.

   Роман различил несколько спиленных кусочков гвоздя. Картечь-самоделка. Рикошетит почти всегда. Ну и ну. Сколько ж таких обрезков сейчас у него в животе? Дожил же человек до старости, а умнее не стал. Хотел небось высадить замок выстрелом, что в принципе нереально. Киношная байка, как вынутое из гранаты зубами кольцо или люди, отлетающие при пулевом попадании.

   Дед закончил выть и хрипел, пиная ногами кого-то невидимого. Черти что ли ему мерещатся? Или дело в ненавистно-орущей колонке (пинался он как раз в эту сторону). «Умереть в тишине не дают», – его вечная присказка.

   Музыка между песнями ненадолго затихла. Одновременно с ней затих и старик. Роман, застывший с открытым ртом, пришёл в себя от хлопка справа: кто-то тоже выглянул на шум и, оценив обстановку, тотчас захлопнулся и заперся изнутри. Странно, но соседей, живущих там, Роман совсем не знал. Последовав их примеру, он закрылся в квартире и отключился.

   Снилось, что попал в ад. Пытается заорать, но мешает пересохшее горло. Жара в аду капитальная. Уродливые черти, все, как один, похожие на проклятого старикана-соседа, тащат его в костёр. Угли бурлят и лопаются, задевая кожу ступней. Невероятным усилием воли Роман поборол сушняк, вскрикнул и тут же проснулся. Ад, однако, не думал рассеиваться. Ноги всё также объяты пламенем, с той разницей, что льётся оно теперь откуда-то сверху. Инстинктивным движением подтянул колени к пузу, и огненные искры посыпались мимо. Музыки не было. Внезапно пришло осознание, что в квартире совершенно темно. Свет выдернули в щитке на лестничной клетке. Соседи и раньше позволяли себе такое. Но искры… Пилят дверь… Чёрт!

   Прошлое ударило яркой вспышкой (старый кретин!), Роман с размаху оказался на ногах, дивясь необычайному приливу энергии. Сердце бешено колотилось. В запасе – минута от силы. В темноте, чуть разбавленной лучом наружного фонаря, он влетел в комнату и, поскользнувшись на чём-то мокром, чудом удержал равновесие. Пространство ниже уровня бёдер пребывало во мраке, запахов он почти не различал (рецепторы завяли, защищаясь от постоянно вдыхаемого яда), но, быстро сообразив, что проехался на блевотине, Роман вспомнил о Юльке.

   – Давай, просыпайся! – крикнул он в темноту, бросаясь к столу. – Соседи мусоров вызвали!

   О том, чтобы собрать наощупь легчайшую пудру, и речи быть не могло. Он смахнул всё на пол: авось не заметят. Шаря ладонями по столу, опрокинул монитор. Да и хрен бы с ним.

   Оставалось четыре бумажных пакетика в правом кармане. В каждом по грамму. Не переставая удивляться той лёгкости, с которой работала прояснившаяся голова (неужели адреналин?) Роман ухватился за ручку балкона, куда хотел метнуть оставшийся стафф. В такой снегопад по сугробам ничего не найдут. Пластик вот распадается тысячи лет, а тетрадный лист? Да. Бросить на улицу в мокрый снег – самое верное. Не рассчитав усилия, он рванул слишком резко. Гнилая древесная пасть порвалась, выплюнув сотню стеклянных зубов.

   – Сука! – выругался Роман, наступив на один из них.

   Рёв пилы прекратился. По двери, ведущей в подъезд, ударили чем-то тяжёлым.

   Он сгрёб бумажки с завёрнутым в них порошком трясущимися от напряжения руками и швырнул, что было мочи, в чёрную глотку зимы. Зима проглотила лишь половину. Два пакета из четырёх влетели обратно с порывом ветра.

   – Сука! Сука! Сука!

   Бить по двери перестали, снова начав пилить. Сталь у неё, значит, была что надо.

   Роман принялся судорожно прочёсывать пол в поисках свёртков. Первый нашёлся мгновенно, а второй как сквозь землю провалился. Напоровшись на стекло ещё раз, он нащупал во тьме юлькину голову. Она вырубилась, лёжа на спине и была непривычно холодная.

   Это конец.

   Сжимая только что найденный бумажный клочок в кулаке, Роман медленно поднялся на ноги. Мятая железная банка на подоконнике, освещённая с улицы жёлтым софитом, как главная героиня трагедии, предстала безысходному взору. В лицо ему ощетинились угловатые сгибы металла и нагоревшая вокруг дырок смола. Аккуратно бредя по осколкам, он подобрался к окну. Зажигалка – тут же поблизости. Болгарка в подъезде вновь уступила ударным.

   Он положил бумажный пакетик на банку весь целиком, не разворачивая. Дверь квартиры с грохотом рухнула, потянув за собой сноп грязного коридорного света, пахнущего мочой и древними силикатными перекрытиями.

   Навстречу лучу, большому и злобному, ответил, словно далёкий кораблик – портовому маяку, нежный огонёк зажигалки в руке Романа.

   Вслед за светом, вторглись вооружённые люди и, что-то крича, двинулись прямо к хозяину. Голоса их доносились будто из-под воды, фигуры, расплываясь, ползли к потолку. А потом голова падающего, как в замедленной съёмке, Романа коснулась половицы, и мир погас.

   Тридцать восемь минут. Ни больше, ни меньше. Третий день он смолит этот порох, и всегда одно время. Очнулся уже на полу. Юлька валялась не так, как прежде. Сейчас её голова покоилась у стены, где раньше были ноги. Видать, тоже просыпалась курнуть.

   Балансируя на штормящих ступнях, он ощутил тепло верхней губой. Упали первые крупные капли крови. Плохо. Раньше не случалось.

   Умываясь холодной водой (кровь текла и текла), он различил вибрацию собственного телефона. Звонка в неутихающем рёве колонки слышно не было. Вернулся, зажав нос двумя пальцами, и после недолгого колебания ответил на вызов.

   – Здоро́во, Ромео. Есть? – осведомились в динамике.

   – Ага.

   Роман посмотрел на Юльку у себя под ногами. Она медленно шевелила губами, как рыба на берегу, и выглядела по-своему мило.

   – Заеду. Минут где-нибудь через сорок. Ок?

   – Ага, – согласился Роман и уснул навсегда.

12-10-2021