Право на вседозволенность. Часть 2

Ровно в восемь утра следующего дня Карминский сверлил свою единственную ученицу недобрым взглядом, не зная с чего начать свое преподавание, чтобы она сбежала от него в кратчайшие сроки. У него было по горло важных и неотложных дел, и он не собирался ни пускать их на самотек, ни перепоручать кому-то из своих более удачливых, не обремененных подростками коллег.

Острые буравчики его ледяных глаз уже через десять секунд заставили отчаянно пытавшуюся быть смелой девочку опустить взгляд. Добившись цели, они расслабленно заскользили по помещению, а по губам Эдмунда зазмеилась довольная улыбка: его гениальный мозг нашел быстрое решение стоявшей перед ним проблемы.

Руководство университета выделило для них с Юлианой отдельный класс, не слишком большой, но светлый и уютный. Вдоль выкрашенной в фисташковый цвет стены стояли книжные шкафы, а в центре класса были сделанные из красного дерева учительский стол и одна-единственная парта.

Карминский перевел взгляд на открытое настежь окно со сдвинутой вбок прозрачной белой шторой и отрывисто приказал:

– Вставай! Наше ознакомительное занятие будет проходить не здесь!

– А где? – едва слышно спросила Юлиана.

Жнец хищно улыбнулся.

– Хочу показать тебе настоящую инкаторскую работу! – почти дружелюбно ответил он. – Ты же хочешь увидеть, чем тебе придется заниматься всю свою жизнь? – Он поднял палец и вкрадчиво добавил: – Заметь, всю! Ведь уволиться с этой службы невозможно! Она оканчивается только вместе с жизнью! Ты правда этого хочешь?

Девочка этого не хотела. И не просто не хотела, а панически боялась. До учебы она мало что знала об инкаторах, кроме того, что это наделенные огромной властью люди, и все их ненавидят, но то, что писали про них на веб-страницах, очень ее пугало.

Выжидающая улыбка Карминского стала жесткой и теперь напоминала звериный оскал.

– Я задал тебе вопрос!

Она вздрогнула, в очередной раз удивившись как хлестко он произносит слова. Примерно так же звучали удары бича в фильме про рабов, который они с Тони смотрели пару месяцев назад.

– Да, – нерешительно соврала Юлиана, боясь разозлить его правдивым ответом.

Она со стыдом подумала, что если не справится со своим страхом перед учителем, то скоро сама превратится в такую же безмолвную забитую рабыню, как главная героиня того фильма, но уж никак не в инкатора.

– Отлично! – захлопывая составленный накануне конспект, воскликнул он. – Тогда поехали!

Эдмунд быстрым шагом вышел из класса и направился по коридору к выходу, ни разу не обернувшись. Проклиная сковывавший ее движения узкий мундир, девочка бросилась за ним вдогонку.

Местом для их урока Карминский выбрал расположенную в двухсот двадцати километрах от университета тюрьму. Туда несколько дней назад привезли осужденного за шпионаж валькинорца – гражданина уже несколько десятилетий воюющей с Талинальдией страны. Парень оказался крепким орешком и до сих пор так и не рассказал, кто из чиновников оборонного ведомства передавал ему планы генштаба.

Дело было слишком мелким для инкатора, и в другое время он поручил бы его кому-то другому, но для запугивания девчонки оно вполне годилось. Он снисходительно посмотрел на старательно изучавшую вид за окном автомобиля ученицу. С момента их отъезда из студгородка прошло уже сорок минут, но она ни разу не пошевелилась: поездка с ним сама по себе была для нее серьезным испытанием. За всю дорогу они не обмолвились и словом, и инкатор лениво подумал не потретировать ли ее своими разговорами для усиления эффекта. Но комфортная езда приятно убаюкивала его, и он решил не портить себе поездки таким сомнительным удовольствием. Успеется! Скорей всего, этой пугливой неженке и обыкновенного допроса хватит, чтобы рухнуть в обморок! А потом он придумает еще что-то впечатляющее. Да мало ли способов довести четырнадцатилетнюю девчонку до нервного срыва? Конечно, упертому Астароту будет мало одной ее истерики, но он обеспечит их Юлиане в таком количестве, что она очень быстро превратится в трясущееся затравленное существо, недостойное называться человеком. И вот тогда этот коронованный упрямец поймет, что она никуда не годится и оставит его в покое, а эту малолетку отдаст на балет. Там ей самое место – хрупкая, изящная, тонкокостная. Словом, необременительная для партнера. А вот для него очень даже обременительная. Ну, а если не на балет, то еще куда-то, только в инкаторию.

Карминский прикрыл тяжелые веки и задремал. Его разбудила тишина в ту самую минуту, как шофер заглушил двигатель, останавливая машину напротив центрального входа в тюрьму. Он потянулся, расправляя плечи, и бросил косой взгляд на застывшую рядом с ним девочку, которая оробело смотрела на открытую ей шофером дверь.

– Чего сидишь? Выходи! Приехали! – скомандовал инкатор.

Юлиана выбралась из машины и с опаской огляделась. Прямо перед ней, посреди выжженной беспощадным летним солнцем степи, на несколько десятков метров тянулся каменный забор. Сверху он был утыкан острыми штырями, на которых крепилась колючая проволока. За ним виднелось несколько угрюмо-серых корпусов с маленькими зарешеченными окнами.

Уколовшись о жала проволоки, взгляд девочки отскочил вниз и уткнулся в бессильно повисший ковыль. Все вокруг казалось неживым. Тишина стояла такая, что резало слух. Не слышно было ни птиц, ни привычного для степи стрекота кузнечиков, ни шелеста иссушенной травы. Воздух был сперт и неподвижен, даже облака казались плотно приколоченными к небу.

– Чтоб тебя! – проворчал сзади Карминский, размазывая по асфальту прыгнувшую ему под ноги большую желто-зеленую саранчу. Тело насекомого превратилось в неоднородную кашу, а отделившиеся от него лапки задрыгались в агонии.

Юлиана поморщилась и отвела глаза.

– Ну что, налюбовалась пейзажем? – поинтересовался Карминский.

Она молча кивнула.

– Тогда идем дальше! – жизнерадостно объявил он.

Охранник тюрьмы с лязгом отворил тяжелую калитку и замер в глубоком почтительном поклоне. Даже не кивнув ему, Жнец подтолкнул медлящую девочку в спину, побуждая ее пройти через вертушку проходной.

– Смелее! Будь как дома! Ведь это – часть твоей будущей работы! Ты должна чувствовать себя тут хозяйкой, а не гостем!

Она внутренне содрогнулась и вышла в квадратный тюремный двор. Теперь к чувству сиротливого одиночества, которое она испытала возле ограды, добавилась обреченность. Она ядовитыми миазмами сочилась из бетонных стен, из вмурованных под ржавыми решетками окон, и накладывала несмываемый отпечаток на лица стоявших на вышках часовых.

Не успел Карминский подойти к главному корпусу, как очередной охранник предупредительно распахнул перед ним двери.

– Где Сигерд Станг? – отрывисто бросил на ходу инкатор.

– Я провожу вас, милорд! – дрогнувшим голосом сказал служащий, пристраиваясь чуть поодаль и сбоку от инкатора и его спутницы. – Пожалуйста, поверните направо! Теперь сюда. Осторожно: здесь две ступенечки вниз! – задыхаясь от волнения, комментировал он. – Мы почти пришли! Третья дверь слева, милорд. Минутку, я сейчас вам ее открою.

Бедняга так нервничал и суетился, что Юлиана даже на время отвлеклась от собственных страхов. Значит, не у нее одной так трясутся поджилки в присутствии Жнеца?

Охранник распахнул дверь настежь, пропуская ее и Карминского внутрь, а потом застыл у входа по стойке "смирно". Увидев входящего инкатора, сидевший за столом следователь вскочил, как ошпаренный. Вытянувшись в струнку, он путано забормотал слова приветствия, при этом его правое веко непрерывно дергалось.

«Да, похоже не я одна такая нервная!» – с некоторым удовлетворением заключила Юлиана. Жнеца от этого открытия она бояться не перестала, зато стыд за свою слабость ее стал мучить значительно меньше. Она даже позволила себе осмотреться.

Ее взгляд сразу же приковал к себе стоявший посреди комнаты мужчина в темной робе. Его руки были заведены за спину, глаза завязаны плотной черной тканью, а уши закрывали внушительных размеров наушники. Он странно покачивался и подергивался, словно в такт слышавшейся даже сквозь наушники музыке. Его жутковатый танец состоял не только из покачиваний – периодически он начинал оседать, но тут же возвращал себе относительное равновесие. Из-под закрывавшей его лицо повязки виднелась только узкая прорезь бескровного рта, который то широко открывался, то снова стискивался.

Карминский с усмешкой посмотрел на заключенного и погрозил следователю пальцем.

– Развлекаешься? Ай-яй-яй! Ты разве не знаешь, что пытки разрешены только инкаторам?

– Я так, несильно… Просто хотел узнать у него несколько имен… – забормотал тот.

– Пошел вон отсюда! – махнув рукой в сторону двери, добродушно приказал инкатор. Сам того не зная, следователь здорово облегчил ему задачу.

Офицер шмыгнул к двери, а Жнец бросил на стол привезенную с собой темно-синюю папку и взял с него пачку влажных салфеток. Вытащив пару штук, он набрал номер своего палача, которому велел приехать следом за ними.

– Ненавижу этот мундир летом! – недовольно пробурчал он, протирая лицо и шею от пота. – Рэндольф, ты где?

– Через три минуты буду! – ответил его помощник.

– Не задерживайся! – выдвигая себе стул, велел инкатор.

Он положил мобильник на стол и через плечо посмотрел на жавшегося у двери охранника.

– Эй, ты, принеси еще один стул!

Буквально через минуту его приказ был выполнен. Глянув на не знающую куда себя деть Юлиану, инкатор похлопал ладонью по сиденью.

– Иди садись! – позвал он девочку.

Она примостилась на краешке и указала Карминскому на извивавшегося в странном танце мужчину.

– Почему он так странно ведет себя? – поинтересовалась она. – Он, что – безумный?

– Не исключено, что уже да, но вряд ли! – со знанием дела ответил тот. – Этот упрямец себя прекрасно контролирует, а следовательно, его интеллект еще не пострадал.

– Почему он в наушниках? – все еще ничего не понимая, спросила Юлиана.

– Странный вопрос! Музыку слушает, конечно! Вишь, как пританцовывает?

Инкатор пододвинул к девочке пачку салфеток.

– Нужны?

Не отрывая взгляда от арестанта, она мотнула головой, а потом с ужасом воскликнула:

– У него из носа потекла кровь! Ему плохо!

Вскочив, Юлиана бросилась на помощь заключенному, но Карминский мощным рывком вернул ее на место.

– Сидеть! – рявкнул он. – И попробуй только еще хоть раз шевельнуться без моего позволения!

На мгновение она растерянно замерла, не зная, что делать, а потом, проигнорировав запрет, соскочила с места и подбежала к снова начавшему оседать мужчине.

На этот раз Карминский не стал ей препятствовать. Откинувшись на стуле, он стал наблюдать за ее действиями. Первым делом девочка сорвала с жертвы наушники. Дернувшись от ударившей ей в уши музыки, она с негодованием отшвырнула их в сторону, а потом зашла за спину Станга и развязала ему глаза. Посмотрела вниз и громко охнула, увидев багровые распухшие запястья с глубоко врезавшимися в них наручниками.

Мужчина вдруг громко разрыдался и зашатался. Юлиана бегом бросилась за своим стулом и подставила его под ставшего сползать на пол измученного человека.

– Дайте мне ключи от наручников! – гневно потребовала она у Карминского.

Он безразлично пожал плечами.

– Зачем? Ему уже и так гораздо лучше! Кстати, что это у него играло? Я совсем перестал разбираться в новомодных музыкальных направлениях! Ритмичненько так! Бодряще! Надо себе на телефон закачать!

В голову Юлианы ударила мощная слепящая волна. Ударившись о черепную коробку, она обжигающе холодным огнем потекла по телу, по пути сжимая спазмом сначала челюсти, а потом кулаки. Накатившее на девочку чувство было ей незнакомо – она никогда и ни к кому его прежде не испытывала, но, несмотря на это, определить его смогла безошибочно. Ярость, поняла она. И ненависть.

Дверь негромко стукнула, впуская всегда работавшего с Карминским палача, но Юлиана не обратила на него внимания. Вытащив из кармана платок, она опустилась на корточки и стала стирать не прекращавшую литься из носа несчастного кровь, холодея от его рыданий.

– Ему нужен врач! – выкрикнула она, не слишком-то надеясь, что ее кто-то послушает.

Карминский издал издевательский смешок и знаком велел Рэндольфу оттащить девочку от заключенного. Крепко сбитый детина легко подхватил невесомую для него герцогиню подмышки и отнес к столу, ближе к начальнику.

Инкатор выдвинул ящик стола, доставая из него наручники, и протянул их помощнику.

– Прикуй ее возле нашего учебного пособия, – распорядился он. – Тем более, что она сама мечтает быть к нему поближе!

Юлиана еще не успела понять, что с ней собираются делать, как Рэндольф защелкнул один из наручников на ее руке, перекинул девочку через плечо и отнес к стояку центрального отопления, на котором защелкнул второй наручник.

Карминский поднялся, взял висевшую на крючке резиновую дубинку и направился к герцогине. Оказавшись в шаге от нее, взмахнул дубинкой. Она зажмурилась, ожидая вспышки боли, но удара за взмахом не последовало – инкатор стукнул дубинкой не по ее телу, а по своей ладони.

– Продолжим наш урок! – как ни в чем не бывало сказал он и подошел к успевшему немного прийти в себя Стангу. – Ты будешь служить закону и тебе часто придется работать с преступниками. Не хочу тебя пугать, но эти твари жутко вредны, изворотливы и так и норовят подложить тебе какую-нибудь гадость. Не надейся, что они сплошь джентельмены и будут с тобой вежливы и откровенны только потому, что ты – леди. Поэтому правило первое: соблюдай безопасность! А значит, никогда не оставайся наедине с преступником, каким бы безобидным он тебе не казался. Не будь у этого молодчика связаны руки, он бы уже давно использовал тебя в качестве заложницы, чтобы выторговать себе свободу в обмен на твою жизнь. Следовательно, если ты не хочешь отдавать себя на милость всякому сброду, в следующий раз веди себя разумней: заложники далеко не всегда обходятся простым испугом!

Он поиграл перед лицом заключенного дубинкой, словно взвешивая ее, и продолжил:

– Далее! Общаться со всяким отребьем тебе придется для того, чтобы получить нужную информацию. В большинстве случаев тебе не придется заморачиваться с этим лично – у тебя будет полно подручных вроде моего Рэндольфа, но ты должна командовать ими, если клиент попадется особо неразговорчивый. А для этого нужно знать его уязвимые места.

«Иди к дьяволу со своими советами! – негодовала внутри себя Юлиана. – Мне они не пригодятся! Потому что никто меня не заставит этим заниматься!»

– Сегодня мы с тобой не будем рассматривать приемы психологического насилия – ты до них еще не доросла, – продолжил Карминский, – а остановимся на самом примитивном, но вместе с тем самом доступном и эффективном способе получения информации – пытках! Сегодня ты стала свидетельницей некоторых из них. Наш проказник-следователь применил к Стангу одновременно несколько видов истязаний. Первый – разрывающая барабанные перепонки музыка, второй – слишком сильно пережатые руки, третий – пытка длительным стоянием. Ну а повязка на глаза – один из видов сенсорной депривации. Знаешь что это такое?

– Нет!

– Это частичное или полное лишение одного или нескольких органов чувств внешних раздражителей, – спокойно пояснил ей Карминский, поигрывая дубинкой. – Непродолжительная депривация расслабляет человека, но чем она дольше, тем больше усиливается беспокойство, начинаются галлюцинации и прочие неприятные вещи. Некоторые сходят с ума только от этого! Но в данном случае повязка просто должна была обострить испытываемую жертвой боль.

«Чудовище! – подумала Юлиана про следователя. – Просто чудовище! И он, и Карминский, и его ручная горилла – все они нелюди! Почему Бог позволяет таким рождаться на свет?»

Пока она негодовала на Создателя, инкатор задрал штанину до сих пор сидевшего на стуле узника.

– Видишь как раздулись его ноги? – демонстрируя ей сильно опухшую, со вздувшимися венами голень Станга, спросил он. – До того, как его решили развлечь музыкой, он простоял часов десять, не меньше. Усталость – не единственный мучительный аспект этой пытки. Если человека продержать так достаточно долго, то кожа начинает лопаться. Так что и правда, пусть передохнет – многие из моих клиентов говорили мне, что после короткого отдыха, возобновление мучений переносится еще тяжелее!

Станг слизнул заливающую его губу кровь, настороженно покосился на дубинку, шевельнул руками и болезненно вскрикнул.

– Снимите с него наручники, разве вы не видите, как он страдает? – не выдержала Юлиана. – Долго вы еще намерены его мучить?

Палач насмешливо фыркнул и отошел к стене. Эта девочка в таком же, как у его хозяина мундире, смешила его. Он, как и другие, искренне недоумевал, как король может надеяться, что из этой дерзкой малявки можно вылепить что-то хоть отдаленно похожее на его всемогущего босса.

– Сколько потребуется! – "утешил" ее Карминский. – Время и интенсивность пыток можно примерно определить по внешности человека. Как правило, голубоглазые светловолосые люди более восприимчивы к боли, чем южные типы. Женщины переносят боль хуже, но они терпеливей, чем мужчины. Хотя исключения есть всегда и везде.

Еще полезно знать, что острее всего боль ощущается ночью, днем и вечером слабее. Самые чувствительные – и самые мои любимые места для воздействия, – это пульпа зубов, глаза, кожа век, кости ключиц и пах, – используя дубинку в качестве указки, рассказывал он. – А начинать пытку можно с голеней: обычно удар по ним ощущается весьма болезненно. Вот смотри!

Он закатил штанину Станга, сильно размахнулся и ударил его дубинкой по середине голени. Заключенный судорожно дернулся и издал полный муки вой. Кожа лопнула, и по его ноге заструилась сукровица. Жнец силой оттянул вверх его зажмуренное от боли веко и обратил внимание девочки на зрачок узника.

– Смотри, как расширен! Это показатель настоящего страдания! Когда будешь пытать сама, не обращай внимания на вопли – симулянтов полно! А вот если зрачки на полглаза – значит, твой клиент скоро сломается.

Он снова размахнулся и нанес несколько сильных ударов по ногам, а напоследок сломал Сигерду ключицу. Корчась и вопя от боли, мужчина упал на пол.

Задыхаясь от ужаса, Юлиана забилась в своих оковах, страстно мечтая остановить зверя, которого ей назначили в учителя.

– Прекратите! Не делайте этого! Остановитесь! Я не понимаю, зачем вы его мучаете, ведь вы даже ничего не спрашиваете у него!

– А смысл его спрашивать? – пожал плечами инкатор. – Он оглох! Ты слышала, с какой силой долбила ему в уши музыка? Даже если его барабанные перепонки и не полопались, то он все равно сейчас ничего не слышит! Сейчас докажу!

Он наклонился к уху Станга и громко проорал в него:

– Ты меня слышишь? Можешь убегать, если хочешь! Если за пять минут ты сможешь выйти за территорию тюрьмы, то я подарю тебе свободу!

Сигерд никак не отреагировал на его вопли, только еще сильнее зарыдал. Юлиана от бессилия сжала руки в кулаки. Врезавшееся в запястья железо только еще больше разозлило ее.

– Вам доставляет удовольствие над ним издеваться, да? Вы ведь это делаете сейчас без всякой цели!

Карминский швырнул дубинку на пол и сел за стол.

– Милая, я даже не пукаю без цели! – разваливаясь на стуле, глумливо ответил он. – И я ни над кем не издеваюсь, а как мне и приказано, обучаю свою студентку с помощью вот этого учебного пособия, – он кивнул на Сигерда. – Показываю ей азы пыток – неотъемлемую часть работы любого инкатора.

– С людьми можно договориться и без насилия! Вы просто не хотите приложить к этому усилия!

– Согласен, можно и без физического насилия! Психологическое мне нравится куда больше! Но оно срабатывает не всегда и не со всеми! И потом, детка – мы ведь говорим о тебе, так давай будем реалистами. Чтобы расколоть человека, нужно быть очень хорошим психологом, а ты им и через десять лет не станешь. Разве что выйдешь на уровень типичного психоаналитика, с умным видом выслушивающего детские воспоминания неспособных найти общий язык с женой или начальством неврастеников.

Карминский трагическим жестом приложил руку ко лбу и несчастно произнес:

– Ах, доктор, у меня не складываются отношения с людьми, я никому не могу доверять! – и тут же сам себе ответил, но уже уверенным, даже покровительственным тоном: – Это неудивительно! Ведь когда вам было три года, ваш друг по песочнице сломал слепленный вами куличик! Такая психологическая травма не может пройти бесследно! Думаю, за полгода напряженной работы я помогу вам осознать, что он сделал это вовсе не для того, чтобы вас обидеть, а просто оказался неуклюжим недоумком, и тогда вы снова поверите в искренность окружающих и полюбите этот мир!

– Не смешно! – зло бросила Юлиана.

– Какая же ты скучная и предсказуемая! – вздохнул Карминский. – И эмоционально неустойчивая к тому же! Нормальный инкатор должен быть толерантен к нервно-психическим перенапряжениям и иметь пониженный уровень тревожности. А ты передергиваешься даже от размазанного по земле жука! И совершенно не контролируешь свои эмоции, что тоже в нашем деле никуда не годится! Короче, ты не подходишь для этой работы ни по одному критерию, но, к несчастью, преждевременно заболевшего маразмом Астарота это не волнует! Нам поставлена задача, и как бы нас с тобой друг от друга не тошнило, семь лет ежедневной неприязни и взаимного отвращения нам обеспечены.

Думаю, ты этим скудным списком эмоций не удовлетворишься и добавишь к нему со своей стороны пуд жгучей ненависти. Ну это-то понятно: я мужчина хоть куда, и еще никого не оставлял равнодушным! Хотя, между нами, ненависть – весьма энергозатратное чувство, к тому же активно разрушающее здоровье, так что не перебарщивай с ней! Поверь старику, нервы нужно беречь смолоду! Ну да ладно, что-то я чересчур заболтался! Давай продолжим наше занятие! Сейчас я тебе покажу, что можно сделать с помощью простой сигареты!

Урок продолжался недолго. Через десять минут и ослепленный сигаретой Станг, и Юлиана оказались в глубоком обмороке.

Девочка пришла в себя в медицинском блоке. В голове шумело, а у основания правой ладони ощущалось сильное жжение. Она непроизвольно дернула рукой, потом открыла глаза и увидела добродушного вида пожилого врача, который обрабатывал ей антисептиком свезенную наручником кожу.

– О! – обрадовался откуда-то из-за ее головы Карминский. – Наша соня проснулась! Отдохнула?

Инкатор подошел к Юлиане и дернул ее за только что обработанную руку. Она сжала зубы, чтобы не зашипеть от боли. Врач бросил на Жнеца косой недоброжелательный взгляд, но высказаться не посмел, только быстро обмотал ей запястье бинтом.

– Вставай скорей, а то весь день проспишь! – оживленно проговорил Эдмунд.

Девочка стиснула челюсти, чтобы сдержать рвущиеся из нее проклятья, и при помощи врача поднялась на ноги.

– Не упадете? – заботливо спросил он.

– Нет, – неуверенно пробормотала она. При воспоминании о предшествовавших обмороку событиях дурнота стала возвращаться.

Карминский подхватил ее под руку и потащил из санчасти прочь.

– Я хоть и не обидчивый, но слегка задет, – уязвленно сказал он. – Неужели мои уроки такие скучные, что от них клонит в сон? Если так, то я исправлюсь и к следующему разу подготовлю что-нибудь более захватывающее, обещаю!

– О, господи… – простонала Юлиана. – Для меня и сегодняшнее зрелище было незабываемым!

– Это что! Пустяк! – заскромничал Карминский. – Я и не такое могу, увидишь!

– Уже страшно! – не стала врать девочка.

Они на минуту задержались возле закрытой на несколько замков двери, дожидаясь пока охранник отопрет их, а после прошли в гигантский, высотой в несколько этажей длинный зал, по обе стороны которого располагались камеры. В дальнем углу зала слышались разъяренные вопли и грохот.

– Здесь камеры с заключенными, – пояснил ей Жнец. – Тебе, наверное, интересно, зачем я тебя сюда привел?

Юлиана с тревогой посмотрела в сторону источника шума и кивнула.

– Сейчас объясню! – недобро улыбнулся Карминский. – Помнишь, что в начале урока я велел тебе сидеть рядом со мной и ни в коем случае не вставать?

– Помню, – похолодев, ответила она.

– А ты меня проигнорировала...

Она еще раз кивнула.

– Не то, чтобы я на тебя сильно рассердился, просто терпеть не могу непослушания. Сегодня твое наказание за этот проступок будет мягким, но если это повторится, тогда мы будем говорить с тобой по-другому. Надеюсь, ты поняла, что шутить я не люблю?

– Да.

– Вот и славно! Сегодня ты посидишь в одной из камер и подумаешь над своим поведением. Ты должна уяснить, что нравлюсь я тебе или нет, но я – инкатор и твой педагог, и ты должна уважать и слушать меня.

Он оглядел зал, словно выбирая в какую из камер ее определить, а потом схватил за руку и поволок в другой его конец. По мере их приближения вопли заключенного становились все отчетливей.

– Я убью вас, суки! Всех голыми руками передушу, как тех двух крыс, из-за которых я здесь! – колотя в дверь ногами, кричал тот. – Вы все равно когда-нибудь подойдете ко мне, и тогда вам хана!

Остановившись напротив содрогавшейся от мощных ударов двери, Карминский жестом подозвал к себе охранника.

– Ты мне говорила, что с людьми можно договориться и без насилия, – меж тем напомнил он девочке. – У тебя есть прекрасная возможность доказать мне это! Иди и договорись с этим взбесившимся убийцей!

Юлиана оторопела. Добровольно идти на растерзание к бушующему преступнику она не собиралась.

– Вам мало моих нервов? Хотите моей смерти? – враждебно осведомилась она. – Он сейчас не в том состоянии, чтобы вести переговоры! Нужно дать ему время успокоиться!

– Девушка права, милорд! – встрял подбежавший к ним караульный. – Лучше оставить его на время в покое: потом он успеет получить свое!

Жнец с прищуром посмотрел на посмевшего вклиниться в их разговор служащего.

– Я давал тебе слово? – ледяным тоном поинтересовался он, рассматривая парня, как блоху.

– Нет, но девушке нельзя туда входить! – с горячностью заявил тюремщик. – Линарес силен, как медведь! Он ее двумя пальцами пополам сломает!

– Хм…– инкатор озадаченно почесал затылок. – Да у меня сегодня впервые за много лет день бунтов! Это ты так плохо действуешь на персонал, моя дорогая, или я стал таким мягким, что меня и в грош не ставят? – спросил он Юлиану.

Охранник побледнел и замолчал.

– Твари! Всем кишки на хрен повыпускаю! – орал заключенный.

Стук на пару секунд затих, а потом снова возобновился.

Карминский заглянул в крошечное зарешеченное окошко и по его губам растеклась предвкушающая удовольствие улыбка. Первоначально, предлагая Юлиане успокоить арестанта, он и не помышлял о том, чтобы действительно впихнуть навязанную ему студентку в камеру к обезумевшему уголовнику. Он хотел просто немного попугать ее. Но мысль о том, что прямо сейчас он может избавиться от нее раз и навсегда, вдруг стала непреодолимо сладкой. Ведь Астарот ничего не узнает... Запугать охрану так, что они и слова никому не скажут об истинных причинах гибели девчонки – раз плюнуть! А этого заступничка тут же пустить в утиль. Ишь, смелый выискался! А потом списать эту трагедию на непредсказуемый случай. И тогда ему не придется до конца жизни – а вдруг ему осталось жить недолго? – возиться со строптивой пичужкой.

Но силой вталкивать ее к Линаресу нельзя – повсюду стоят камеры наблюдения, и король наверняка просмотрит записи с них. Значит, нужно убедить ее войти к нему самостоятельно.

Эдмунд пробежал с ходу все подмечающим взглядом по видеоглазкам, прикидывая как инцидент будет смотреться со стороны. То, что в камере что-то происходит на записи будет не видно: оборудование в тюрьме настолько старое, что дает только изображение, но не звук.

– У меня к тебе предложение, Юлиана, – вкрадчиво сказал он. – Ты успокаиваешь этого нервного типа, а я на целую неделю отменяю наши занятия. А если ты отказываешься, то я сейчас заменю так растрогавшего тебя Станга на этого крикуна, и мы начнем наш урок сначала! Только теперь я не буду нежничать! Я покажу тебе одну очень старинную, долгую и крайне мучительную пытку. Она так проста, что доступна даже ребенку. От тела жертвы медленно отрезаются небольшие кусочки плоти. Никаких жизненно важных органов при этом не задевается, чтобы агония длилась как можно дольше. Но сначала жертве выкалываются глаза, чтобы она не отвлекалась на посторонние образы и целиком сосредоточилась на терзающей ее тело боли…

Юлиана потрясенно смотрела на него, все еще не веря, что люди бывают настолько жестокими. Но в том, что он сделает все, как обещал, она теперь ни на секунду не усомнилась.

– Вы – сумасшедший садист! – растерянно прошептала она, не зная что ей делать.

– Я инкатор. И через семь лет ты тоже будешь такая! Если не чокнешься или не наложишь на себя руки раньше. Но это уже не моя забота! Твоя жизнь – ты и выбирай что тебе больше нравится! Так что ты надумала? Хочешь спасти этого буяна от трехдневных мучений? Тогда войди и успокой его! Правда, твой мундир едва ли настроит его на дружелюбный лад, но ведь и ты у нас не из пугливых!

Представив, какой кошмар ее ожидает, девочка очень быстро приняла решение.

– Хорошо! Я пойду к нему, – сказала она. – Думаю, он убьет меня куда более быстрым и гуманным способом, чем вы!

Не ожидавший такого выбора, часовой громко охнул.

– Не наговаривай! – притворился обиженным Карминский. – Я ведь тебя и пальцем не тронул! И впредь не собираюсь.

– Да, не тронете, – признала Юлиана. – За вас это сделает Рэндольф! А если не он, то вы подождете, пока я умру от сердечного приступа!

Жнец раздумчиво склонил голову набок.

– Ну, это был бы неплохой вариант! – согласился он. – Может, хоть тогда этот осел Оберон поймет, что инкаторский сан не для нежных барышень! Ну все, не тяни! Иди уже внутрь, продемонстрируй старику чудеса дипломатии!

Впившись в лицо девочки умоляющим взглядом, охранник замотал головой, безмолвно упрашивая ее не совершать такого опрометчивого поступка.

– Ай, герой! Ай, мужчина! – одобрительно закивал Карминский. – Открывай давай, не заставляй даму ждать!

Парень трясущимися руками стал открывать запор. Звук заскрежетавшего в замке ключа привлек внимание рвавшегося наружу заключенного, и он перестал молотить в дверь.

– Эй, чудище! С тобой тут кое-кто жаждет поговорить! Передашь нам через нее все свои требования! – крикнул Карминский.

Тюремщик толкнул дверь и, прикрыв Юлиану своим телом, незаметно для Жнеца сунул ей в руку электрошокер. Она автоматически сжала его в ладони, понятия не имея, что это такое и для чего он ей это дал. Сзади лязгнуло открытое охранником дверное окошко.

Набрав в грудь побольше воздуха, девочка перешагнула порог камеры и замерла, уткнувшись взглядом в широченную мужскую грудь с прорисовывающимися под майкой мощными мускулами. Юлиана нерешительно подняла взгляд выше, к лицу обладателя подавляющей ее своими размерами фигуры.

Перед ней был чем-то похожий на медведя немолодой темноволосый мужчина. Его глубоко посаженные карие глаза недобро буравили ее из-под сходившихся угрюмым углом густых бровей. Подбородок заключенного пересекал грубый, уходивший к левому уху шрам, по пути деформирующий губы. Правая бровь была тоже рассечена, и похожий на указатель рубец опускался до самой щеки. Наверное, в другое время он производил весьма грозное впечатление, но только не сейчас. Его глаза, еще пару мгновений назад полыхавшие неуемной яростью, теперь растерянно заморгали, разглядывая невесть откуда взявшуюся девочку. Он выглядел настолько озадаченным, что она неожиданно для себя робко улыбнулась. Громила опустил занесенный над ее головой кулак и тоже улыбнулся.

– Как ты здесь очутилась? – мягко спросил он.

Не поворачивая головы, Юлиана мотнула ею в сторону двери.

– Кажется, мы теперь с вами соседи по камере, – ответила она.

Линарес удивленно посмотрел на смутно знакомое мужское лицо в прорези окна, потом схватил подушку и затолкал ее в окошко, закрывая обзор тем, кто находился снаружи камеры, а чтобы подушку не вытолкнули, прижался к ней спиной.

Инкатор разочарованно выругался, но потом рассудил, что главное результат, а не наблюдение за процессом его достижения. Отлипнув от оконца, он стал вышагивать по коридору в ожидании развязки.

В камере послышался грохот, и он с надеждой припал ухом к двери, не обращая внимания на тайком поглядывавших на него часовых. К его великому сожалению, то ли дверь была слишкой толстой, то ли говорили за ней слишком тихо, но слов он разобрать не мог.

«Ну же! – мысленно стал подбадривать буяна Карминский. – Сверни ей шейку, сделай мне одолжение! А я тебя за это казню не больно!»

Голоса в камере выровнялись – похоже, беседа перешла в спокойное русло, что ничуть не порадовало старого инкатора. Откровенно говоря, он уже жалел о своем необдуманном решении отдать ученицу на растерзание заключенному. Он уже лет тридцать не позволял себе действовать под влиянием сиюминутного импульса, но необходимость убить впустую целых семь лет приводила его в такое неистовство, что его выдержка дала сбой. И теперь, если маленькая герцогиня не погибнет от рук сорвавшегося с цепи психа, то ему гарантирован крупный скандал с королем. Ведь она непременно пожалуется на него принцу и его папаше, а тот по какой-то неведомой причине очень ценит эту малышку.

"А может и не пожалуется, если заключенный изнасилует ее," – утешил он себя. Девчонки обычно никому не рассказывают о таких вещах, боясь позора.

Он снова припал ухом к двери, надеясь услышать ее крики или скрип нар, но в камере все было спокойно. Скверно! Похоже, он переоценил свирепость этого типа. А может быть, тот просто зажал ей рот и сейчас молча тискает ее? Хорошо бы!

Инкатор старательно прислушивался, но вместо желанных девичьих воплей услышал звонок телефона. Звонил Оберон.

– Здравствуй, Эдмунт! Я приехал в университет проведать Юлиану, но не нашел ни ее, ни тебя. Где вы?

– В лессонской тюрьме, – проклиная так невовремя вспомнившего о них монарха, буркнул Карминский. – Я решил учить ее на живых примерах.

– Ты спятил?! – возмутился король. – Нашел с чего начинать первый учебный день! Хочешь мне ее заикой сделать?

– Ваше величество, я инкатор, а не педагог! – сварливо ответил ему Эдмунд. – И я понятия не имею, как учат кисейных барышень! Делаю, как могу, как учили меня самого! А если вас это не устраивает, то подберите ей более подходящую няньку!

– Ею останешься ты! – безапелляционно обрубил Оберон. – И в ближайшие два года никакой практики! Только теория, ты понял?! А теперь дай мне поговорить с нею!

– Не могу. Она в обмороке, – соврал Жнец. – Очнется – сама позвонит!

На том конце провода послышались отборные ругательства, больше подходящие матросу, чем коронованной особе. Исчерпав свой запас брани, монарх свистящим полушепотом предупредил:

– Эдмунд, эта девочка для нас с сыном драгоценна, и не дай Бог ты своими фокусами загубишь ее! Даже если на нее вдруг упадет метеорит, то винить в этом я буду исключительно тебя! Я прекрасно понимаю, зачем ты это делаешь, но помни – вредя ей, ты вредишь себе! Я признаю, что тебе в своем ремесле нет равных, но не думай, что из-за этого тебе можно все!

– Нет, не из-за этого! – ухмыльнулся в трубку Карминский. – А из-за того, что мы с вами совершили четырнадцать лет назад! Наша тайна обоюдоострая!

Король, признавая свое бессилие, сменил тактику и перешел с угроз к уговорам.

– Эдмунд, не будь таким эгоистом! Ты ведь понимаешь, что стар, и тебе скоро понадобится смена. А моему сыну понадобится новый инкатор. Свой инкатор! И ты лучше, чем кто-либо понимаешь, что значит «свой». Юлиана идеально подходит для Энтони! И все многочисленные тесты, которые мы с ней проводили, подтвердили что ее тип мышления как раз тот, что нам нужен. Сделай в своей жизни хоть одно доброе дело – оставь после себя достойного преемника, которым ты бы мог гордиться! Ты ведь сам хотел ученика…

– Вот именно, ученика! А не четырнадцатилетнюю ученицу, которая...

– Неважно! В общем, я жду ее звонка! – оборвал его недосказанную тираду Оберон и отбился.

– Чтоб тебя артрит всего скрутил! – злобно пожелал ему инкатор.

Много лет назад он сделал большую ошибку, полностью доверившись молодому наследнику. Мальчишка обожал его больше, чем собственного отца, и советовался с ним по любому поводу. Эдмунд даже привязался к нему. Однажды Оберон попросил его об одной очень опасной услуге. Он согласился ему помочь и, как всегда, виртуозно справился со своей миссией.

Каково же было его изумление, когда наследник, вместо благодарности, предъявил ему скрупулезно записанные доказательства их преступления, в которых он сам выглядел лишь невинной жертвой.

Огласка этого дела грозила самыми неприятными последствиями, и с тех пор Карминский безостановочно платил за свою давнюю неосмотрительность. Утешало его лишь то, что и Оберону придется несладко, если их секрет когда-нибудь выплывет наружу.

– Зови на всякий случай подкрепление, – угрюмо велел он так и отиравшемуся недалеко от дверей сердобольному охраннику. – Будем твою зазнобу вызволять, а то ишь, как засиделась в гостях!

А тем временем хозяин камеры озадаченно обозревал стоявшую напротив него девочку.

– Хм… Это что, новый способ перевоспитания матерых преступников? – высказал он первое пришедшее ему на ум предположение.

Девочка покачала головой.

– Это не вас собираются перевоспитывать, а меня! – ответила она.

– Тюремные власти совсем чокнулись? Чем они думают, помещая к не видевшему два года женщин мужику такое чудо, как ты?

Выросшая в изоляции от мира, Юлиана была настолько неискушенной в вопросах взаимоотношений между мужчинами и женщинами, что не поняла скрытого смысла его фразы. Пока она думала что ответить, его глаза остановились на зажатом в ее ладони предмете.

– Это что? Шокер? – хмуро спросил он.

Девочка посмотрела на серебристый цилиндр и пожала плечами.

– Не знаю! Может и шокер. А что это такое?

– Ты правда настолько наивна или за дурака меня держишь? – рассердился он, выхватил у нее шокер и грозно спросил: – Зачем ты сюда явилась, ненормальная?! Проваливай немедленно, пока я не набросился на тебя, а то меня от одного вида твоего нежного ротика начинает лихорадить!

Юлиана не уловила при чем здесь ее рот, но вдруг почувствовала себя в большой опасности.

– Я не знаю, чем так рассердила вас, но уйти отсюда не могу, так же, как и вы, – тихо проговорила она. – Меня не выпустят без разрешения моего учителя, а он очень зол на меня и будет только рад, если вы меня убьете … Пожалуйста, не злитесь! Я постараюсь чтобы вы не замечали моего присутствия, пока не закончится срок моего наказания.

Мужчина шумно выпустил из легких воздух и обхватил голову руками.

– Дурдом! Эта гребаная тюрьма превратилась в дурдом! – огорошено пробормотал он, а потом перевел взгляд на свою неожиданную гостью.

– Да ты не стой! Садись на кровать! Не бойся, не обижу! Я не вандал, чтобы дитенка мучить! И потом, я еще ни разу не сделал то, чего хотели от меня тюремщики. Так что если им надо, чтобы я причинил тебе вред, то я с тебя пылинки сдувать буду им назло!

Почувствовав, что гроза миновала, девочка примостилась на краешке нар.

– Что ж, соседка, давай знакомиться! – предложил арестант. – Я Эктор Линарес, сорока двух лет от роду. Осужден на тридцать лет за двойное убийство. Два года назад задушил голыми руками двух продажных полицейских сук, и ни о чем не жалею. Теперь твоя очередь.

– Я Юлиана Делайн. Мне четырнадцать, – рассказала она о себе, и мысленно добавила: «Еще никого не убила, но уже изнываю от желания это сделать.»

– Всего четырнадцать? – удивился Эктор. – Зайка, да ты в школе сейчас должна сидеть и тетрадку чернилами пачкать, а не с убийцей в камере сидеть! – Он еще раз оглядел девочку, подмечая то, на что сперва не обратил внимания. – И платьишко у тебя не девчачье! Поярче что-то надо, понарядней! В старости успеешь такие тряпки потаскать, а пока молодая, нужно одеваться ярко!

– Это моя форма… – опасаясь новой вспышки ярости с его стороны, ответила Юлиана.

– Странная у тебя форма, воробышек! На инкаторский мундир сильно смахивает, – нахмурился осужденный.

– Да, смахивает, – робко подтвердила девочка.

Эктор подозрительно прищурился, а оба его шрама налились кровью.

– С чего бы это?

Юлиана совершенно не умела врать, и потому честно призналась:

– Я учусь на инкатора.

– На инкатора? Ты? – обалдело переспросил Линарес. – С чего вдруг ты так странно шутишь со мной?

Девочка отодвинулась на самый край нар, опасаясь, что он свернет ей голову. Вон какие у него мощные ручищи! Каждая толще ее шеи! Но мужчина, вместо того чтобы обозлиться, громко расхохотался.

– Ну и дела! – смахивая выступившие слезы, пропыхтел Эктор. – Ну ты и фантазерка! Раньше девочки мечтали стать актрисами и моделями, а теперь – инкаторами? Это что, новый тренд такой? Лапуля, а ты ничего не перепутала? Инкаторы – это такие жестокие дядьки, которых все боятся, и единственное что в них есть хорошего, так это их малочисленность!

– Я уже это поняла, – призналась девочка.

Линарес решил помочь ей самой понять насколько абсурдно звучат ее слова.

– Если ты и впрямь учишься на инкатора, то почему твой учитель закрыл тебя со мной? Это просто чудо, что я не убил тебя в первую минуту! Сам не знаю, что меня остановило!

– Потому, что он ненавидит меня! Король заставляет его меня учить, и это доводит его до белого каления. Но так как ни его, ни меня не спрашивают чего мы хотим, то он, по-видимому, решил избавиться от меня с вашей помощью. В первый же день моей учебы.

Эктор измерил взглядом ее узкие поникшие плечики, а потом долго всматривался в полное тоски личико.

– Эй, ласточка, а ты ведь не шутишь! – вдруг посерьезнел он. – Вот так дела! Неужели за те годы, что я гнию в этой проклятой тюрьме, мир настолько поменялся, что в этот сан стали возводить женщин? Ну-ка, расскажи мне, с чего это нашему доброму монарху вздумалось вырастить из такого милого щенка, как ты, кровожадного цербера?

В эту минуту в дверь камеры затарабанили.

– Юлиана, выходи! – разведывая обстановку, крикнул Карминский. На то, что она и правда так просто выйдет, он сильно не рассчитывал. Скорей, преступник попытается выйти на свободу, используя его ученицу в качестве заложницы.

– Поигралась в миротворца и хватит! – напрягая слух, чтобы услышать реакцию на свои слова, сказал он. – Нам пора заниматься дальше!

Девочка в смятении уставилась на заключенного.

– Ну что, будем прощаться? – с сожалением спросил он. – У меня уже много лет не было такой приятной компании. Жаль, что все так быстро кончилось…

– Да… Надо идти… – потерянно пробормотала Юлиана, не находя в себе сил встать. – Мне тоже было приятно пообщаться с вами…

– Эй, детка, а ты ведь боишься выходить…

– Очень!

Маленькая герцогиня выглядела такой несчастной, что сердце Эктора дрогнуло. Он с удивлением обнаружил, как в нем пробуждаются по отношению к ней отеческие чувства, а вместе с ними потребность защитить ее.

– Что ж у тебя за учитель такой, что компания убийцы тебе милее?

– Инкатор Карминский...

Линарес сочувственно присвистнул.

– Ух ты ж бедненькая! Он и с тобой ведет себя, как нелюдь?

Она промолчала, но выражение ее лица было красноречивее любых слов.

– Впрочем, что за дурацкие вопросы я задаю? – сам себя обругал он. – Кто еще втолкнет ребенка, к тому же девочку, к бушующему преступнику? Так это он заглядывал в окошко?

– Да, он. А почему вы разбушевались?

– Узнал утром, что эти гребаные тюремщики дали забить насмерть моего друга и высказал им все. Вот, теперь сижу в одиночке.

– Хоть не в карцере...

– В карцер они меня сажать опасаются – я тут вроде как на привелигированном положении из-за влиятельных родственников.

– Юлиана, ты сама выйдешь или тебе помочь? – послышался крик Карминского.

Она хотела ответить ему, что уже идет, но заключенный закрыл ей рот ладонью.

– Размечтались! Так я ее и выпустил! – проорал он в ответ. – Кто ж добровольно такой подарочек отдаст? Я им еще не наигрался!

Глаза девочки расширились, но он успокаивающе погладил ее по руке.

– Не нервничай, маленькая! Это я для них! Я тут подумал, что пока не готов с тобой расстаться...

– Линарес, отпусти ее, иначе ты не представляешь, что с тобой будет! – зло предупредил Карминский. – Она ведь сказала тебе, кто я!

– Очень даже хорошо представляю! Поэтому подержу ее у себя подольше! Хочу надышаться перед смертью! И наесться от пуза! И не вздумайте провернуть какие-нибудь фокусы с усыпляющим газом или еще чем-то подобным! Чуть почую, что что-то не так – размажу эту ляльку по стене! Мне терять нечего! А король после этого размажет вас, не правда ли, господин Карминский?

Девочка с открытым ртом слушала их разговор, с трепетом представляя, что сделает ее учитель с этим безрассудным человеком, когда доберется до него, но Эктор ошеломил ее еще больше. Он стащил ее с кровати, подвел к двери и легонько сжал ей шею локтем.

– Не давит? – озабоченно спросил он.

– Нет...

Эктор вытолкнул из окошка подушку и заорал:
– Закройте окно и не вздумайте даже подходить к камере без моего разрешения, если девчонка вам хоть чуть дорога! А то еще дернусь от испуга, а у нее шея тоньше моего запястья, не дай Бог хрустнет! Значит так, слушайте мои требования…