ХРАПУШКИ ДАЁМ.

- Стоящая! Еще какая стоящая! У нас много чего в жизни интересного бывало. Мы – не Вы, за компутерами портки не просиживали. Наш брат и в войнах воевал, и в космос лётывал, и еще в кое-каких експериментах участвовал. Да и на Кубе бывал.

Ладно, внучок, только тебе расскажу. Бабке эту историю даже не рассказывал. Да и не поверила бы она. Она только Геннадию Малахову верит…

Дело было в 58-м году. Отправили наш отряд на «Ленинце», подлодке, на помощь Фиделю, революцию делать. Ему как раз в то время тяжело приходилось, в лесах он сидел…

- Фидель Кастро? Какой еще Ваш отряд?

- Пионерский – дед громко расхохотался. – Ты меня слушай, внук, пока я не забыл чего, вопросы задавать будешь потом.

Плыло нас человек семьдесят, пятьдесят членов экипажу и мы в двадцатером. Каждый занимался своим делом: команда выполняла приказы своего командира, а мы - своего.

Кормили армейской баландой. Она ведь, что в казарме баланда, то и на подлодке – баланда. Одна и та же и вкус всегда один. Приелась, сил нет. И вот однажды, незадолго до высадки, заходит к нам на обед связист Пересунько, глаза шальные, в руках мешок, вроде как из-под картошки. «Мужики!» - говорит. «Яблочков не желаете?» Мы еще удивились все: Откуда вдруг у Пересунько посреди похода яблоки взялись? В карты у поваров выиграл что ли? «Только» - говорит, «Одно яблочко в одни руки. Чаровные они. Пьяные». Раздал всей нашей команде по яблоку и шатаясь, точно медведь, ушел к себе. Ну, наши с охоткой начали эти фрухты уминать. По витаминам-то рганизьм в этой консервной банке соскучился. А яблоки-то будто стеклянные, на свет посмотришь через них – просвечивает, а вкусные… Прошло минут пять, все затихли, только слыхать яблоки жуют. И тут, Семенов - командир наш, как захохочет, во всю глотку. И ржет, и ржет, как конь, прямо. А команда-то у нас дружная была, командира все сразу поддержали, еще минута и все уже по полу катались. И я. Повалялся по полу, покатался, смотрю одним глазом в сторону соседнего отсека и вижу: открывается дверь и в нее по воздуху вплывает рыбина, килограмм на сорок, чудная такая с перьями цветными, как у павлина. Я затих, а она ко мне плывет. Совсем близко я её к себе подпустил, чтобы рассмотреть, глядь, а в руке у меня сачок. Вот я эту рыбёху сачком-то хвать и подсёк. Затрепыхалась стерва. Смотрю, а во второй руке у меня сковородка. Ну я этой сковородой по рыбине как начал молотить, чтоб подутихла. Трах-трах-трах. Замолкла. Я сачок поднимаю, а там… не поверишь! Там Никита Сергеевич, ну Хрущев! Лежит: в пинджаке, глаза закрыты и шишка на лбу от сковороды моей. Я хоть и не крещеный, но в тот момент перекрестился, как положено справу на лево. Сам-то понимаю, что быть этого не может, да и фасон у пинджаку не его, как у стиляги какого-то. Но страшно, не каждый день первого секретаря по башке сковородой лупишь. Дай думаю, пережду я где-нибудь и побёг.

По пути решил, что бежать надо к Пересунько в радиорубку, он нам эту дрянь подсунул, пусть теперь выручает.

Подбежал я к его отсеку – дверь приоткрыта. Слышу там голоса какие-то. Решил - подгляну. Пересунько сидит у своих коробушек жужжащих и ручки крутит, а с ним два матросика. Он им и говорит: «Приготовились, ребятки, сейчас окно появится. Помните, как Вы там окажитесь, никуда не суйтесь. Храпушки даём и назад. Понятно?». Матросы махнули головами и сказали ему, чтобы включал быстрее, не в первый раз же. Пересунько повернул какой-то рычаг и тут, за его спиной, прямо перед матросиками появился экран. Пурпурного цвету, как простыня, в воздухе висит и колыхается. Только он не плотный, прозрачный как шаль. Матросы в него шасть - прыгнули как в омут и исчезли…

Я не выдержал и вбежал в радиорубку. «Ах, ты сукин сын» - говорю, «Пересунько – шпийон мериканьский». За кадык его схватил и к стене прижал. «Куда матросиков дел?» - говорю - «Доставай их оттуда!». А он оправдываться начал: «Подожди. Не шпион я» - говорит. «Сейчас вернутся матросики, через минуту».

Прошла минута и из экрана, как ни в чем не бывало, вынырнули два матроса. Все штаны и тельняшки у них были в белом песке. Отряхнулись, значит, от песку и к нам. Оттащили меня от Пересунько, сунули кулаком в зубы и приказали больше не трогать дорогого товарища связиста. Потом сказали ему спасибо за отдых и ушли. Экран исчез. Как будто телевизор выключили.

Я и Пересунько сидели молча. Я чесал помятую морду, а он глядел на меня. Затем он начал объяснять:

«Это наш седьмой поход на Кубу. Впервые три года назад шли. И тогда-то в первый раз окно это и открыли» - он показал в то место где недавно появлялся экран. «Мы испытывали новую связь. Это секретная разработка, основанная на трофейных фашистских технологиях – сверхдлинноволновом передатчике «Голиаф». Находились мы в этом же квадрате в то время, я проходился на этом передатчике по доступному диапазону и вдруг – появилось окно это. Ну, думаю, что за мираж? Поменял диапазон – окно исчезло, в другую сторону крутанул ручку – опять появилось. Вычислил я частоту этого окна, записал её в блокнот и начал эксперименты ставить. Поднес к нему руку – не горячее, запаха нет, кинул в него карандаш – карандаш в нем исчез! Решился сунуть руку. Сперва сунул палец, ничего не почувствовал. Сунул руку целиком, высунул – рука в порядке. Ай, думаю, терять мне не чего, служба скучная! Зажмурился и шагнул внутрь. Чувствую ветер дует. Глаза открыл, осмотрелся и понял, что я уже не в лодке нахожусь: сижу я в пещере какой-то, под ногами песок, окно это позади меня, а впереди выход из пещеры светится. А снаружи там песчаный берег, деревья чудные и бескрайний океан. Другими словами – курорт! В первый раз я долго не был – вернулся в пещеру, окно на месте. Снова шагнул в него и оказался в своей радиорубке».

Потом Пересунько рассказал, что окно это можно открыть только когда подлодка в определенном квадрате на подходе к Кубе со стороной равной примерно 200 километров. И ещё одно, дескать, на острове этом время течет не так как у нас: там проходит час времени, а на подлодке всего минута. Этим и пользовались морячки, которые отправлялись на остров, чтобы соснуть после дежурства. А Пересунько, гад, с них еще и плату брал за посещение острова, как за антракцийон.

Я его тогда за горло опять схватил и говорю, чтобы фокусы свои он приберёг для бродячего цирка, в котором его уже обыскались. А он мне говорит: «Я тебе докажу, пойдем вместе, сам всё увидишь!». Короче говоря, мы пошли…

Все оказалось как он описывал: были мы в пещере, потом вышли к морю. Матросы наши сколотили из подручных материалов лежаки. Ну эти, как их? Шинслонги! И поставили их, шинслонги эти под деревья. «Красота! Почти как на Ялте. А я не верил тебе. Ну ты, извиняй меня, Пересунько. Кстати, а как тебя зовут-то?» - говорю. Пересуньку звали Виктором. Затем мы искупались и решили прилечь подремать чуток. Лежу, ветер теплый на меня дует, а надо мной дерево на котором яблочки пьяные растут, красота!

Прошел час, наверное. Разбудил меня свист. Глаза открываю вижу в небе летит камень, большущий такой, с грузовик размером, гладкий, летит медленно, свистит и прямо к нам. Я Пересуньку толкнул, пальцем ему кажу на чудо это. Мы переглянулись и в кусты - нырк. Мало ли чего. А камень тем временем к земле подлетел и, хлоп, на песочек приземлился. Сидим, не шелохнемся, ждём, что дальше будет. И тут у этого серого голыша без окон и дверей, сторона одна растворяется, как будто и не было ее, и видим мы, что там, вроде как, кабина самолета, а в кабине той сидят двое. Пилоты одеты в костюмы белые – лётные. Вышли они из камня и встали, смотрят туда где пещера находится из которой мы час назад появились. Их я хорошо разглядел: один – мужик: крепкий, коротко стриженный, лицом на Магомаева похож, а вторая – баба: фигуристая такая, волосы словно золотые, целая копна, на солнце так и сверкают, глазки как у лани, носик вздернутый, кожа – фарфор, красивая зараза. Оба голубоглазые.

Магомаев этот бабе руку на плечо положил, а второй рукой на пещеру показывает, вроде как, сказать чего хочет. Только вот не говорили они. Не говорили ртом, так как мы привыкли. Он ей когда руку-то на плечо положил, на лбу у него еще один глаз открылся. Да! Третий глаз! Тоже голубой. И она туда же, в след за ним глаз на лбу раскрыла. Уставились друг другу глаз в глаз и не моргают, сволочи. Ну и я смотрю на них, меня будто паралич схватил, оторваться не могу. Так вот, штука какая интересная: когда я в глаз мужику смотрел в мозгу у меня картинки возникали, мысли его видел, понял, что общаются они так, без слов. Они как эти, телехваты, вот. Картинки такие он ей показывал: пещера эта, где мы вылезли из экрана, а под пещерой в земле трещина будто большая – разлом. И оттуда свет исходит яркий. Дальше он ей показал как они заходят в пещеру, кладут туда ящик какой-то. Потом ящик взрывается и разносит к чертям собачьим пещеру эту, следом на развалины приезжают большущие машины, лучами синими светят, землю выравнивают, взрывают опять что-то - стройка идет. А в конце стройки поверх ставят пирамиду, как в Египте, Хеопсу. Смотрю, а Пересунько тоже замер, на них глядит. Бабёнка кивнула головой, Магомаев залез в камень, вытащил тот самый ящик-бомбу и они двинулись к пещере. Пересунько заёрзал и шепчет: «Окно! Они сейчас пещеру взрывать будут с окном вместе. И всё, пиши пропало, не попадем мы обратно! Надо идти за ними и прыгать скорее в окно». И мы гуськом побежали за телехватами, которые уже в пещере скрылись.

Зашли мы в пещеру, а там они у нашего экрану стоят, мы за уступом спрятались, наблюдаем. Они глядят на окно в наш мир. Златовласая глаз на лбу распахнула и на Магомаева смотрит, дескать : «Что это за штуковина?». А он на неё. Глянул я в его глаз, а он ей снова картинками разлом этот показывает под пещерой и что, дескать свет этот из разлома в пещеру просочился и появился экран наш. Она кивнула, поняла, мол, и ящик у него из рук взяла, под экран поставила, рукой по ящику провела - он синим цветом засветился. «Бомбу активировали» - шепнул Пересунько. «Надо их отвлечь и прыгать» - говорит. А как отвлечь? Под ногами камней даже нет – песок один. Посмотрел я на руку – часы у меня командирские, ну долго не думал – часы снял, жду когда момент удобный подвернется. Смотрю на трехглазых, а Магомаев блондинке начал картинки постыдные показывать: как будто у них шуры-муры в пещере этой. А она брови-ласточки свои сдвинула и ему в ответ другое кажет: как он Камень-самолёт возле окияна моет, а уже затем она к нему подходит и они целуются рядом с чистым камнелётом. Но Муслима это видение не устроило, он руки в бока уткнул и снова ей, что-то транслировать начал. А я-то думаю, пока они ссорятся нужно действовать. Взял я часы и со всего размаху им за спины бросил, так, что они об стену пещеры ударились с громким шумом. Парочка эта разом спорить кончили и повернулись в сторону звука, так что экран остался за их спинами. Я толкнул Пересуньку и мы побежали… Время будто замедлилось, я чувствовал как сердце моё стучит, медленно, тук…тук…тук… и бежать по песку было трудно. Последнее, что я помню перед прыжком в экран, это как Магомаев и блондинка повернулись в нашу сторону и оба раскрыли рты, наверно, от удивления… Когда я открыл глаза, я понял, что мы в радиорубке. Пересунько уже у своих рычагов стоял и крутил их. Экран исчез.

После мы договорились о том, что опыты Пересунько впредь ставить не будет, пришлось ему для убеждения пустить кровь носом. Матросы долго ходили угрюмые и просили его открыть окошко в другой мир. Но Пересунько говорил им, что окно закрыто навсегда по техническим причинам.

Прошло три дня. Мы подошли к Кубе. Там встретились с Фёдькой… ну с Фиделем. Да, бок о бок воевали против етих, песочных людей.

- Каких еще песочных людей? – поинтересовался я.

- А это я тебе завтра расскажу, ежели крышу подлатаем…

Крышу мы подлатали. А еще сена накосили на всю деревню и заборов покрасили километров пять, даже у нежилых домов. Каждый вечер под песни сверчков и аромат бабушкиного травяного чая, дед рассказывал истории из своей жизни. Истории, в которые трудно было поверить, но так хотелось...

Отпуск закончился. Бабушка по традиции плакала на пороге посвежевшего за время моего присутствия дома. Дед пыхтел самокруткой, махал мне вслед рукой и улыбался во весь трехзубый рот. Автобус-призрак фыркая и тарахтя вернул меня в душный город к вагонам метро - консервным банкам, мимолетным встречам и людям с ненастоящими чувствами.

Капли осеннего дождя глухо ударялись о подоконник. Я окончательно увяз в болоте из запросов и технико-коммерческих предложений. Налив себе двойной кофе, чтобы хоть как-то стряхнуть с себя сонливость, я потихоньку впечатывался в утро понедельника. Бессмысленный серфинг в интернете – единственное занятие, которое могло мне хоть как-то поднять настроение. Да, я один из тех людей, которые переходят по ссылкам типа: «ШОК! Леонид Якубович - вампир», «Предсказание Ванги для раков: ракам весь год будет сложно», «Секрет горцев раскрыт!!! Крем плюс 20 см». Я щелкаю мышкой, перехожу от одной новости к другой и мне всегда интересно, куда приведет эта желтая дорожка. «Игоря Николаева без усов спутали с Дженифер Энистон», «Путешествия во времени - реальность! Сенсационная находка недалеко от Кубы», «Николай Валуев съел страуса»… Заголовок новости о сенсационной находке возле Кубе привлек внимание и пробудил воспоминания о рассказе Деда. Я перешел по ссылке и стал читать:

«Сенсационная находка в глубинах Бермудского треугольника!

Группа российских ученых во главе с Эрнестом Мулдаевым, в рамках экспедиции по поиску следов пропавшей цивилизации проводила изучение подводного грунта. Двадцать пятого августа в районе предполагаемого нахождения пирамиды атлантов глубоководный батискаф «А154» обнаружил каменную плиту искусственного происхождения размером 2х1,5 метра шириной 30 см. Плита испещрена неизвестными ученым графическими символами, которые в настоящее время идентифицируются со всеми известными живыми и мертвыми языками. Установлен предположительный возраст находки - 80-100 тысяч лет! Если радиографический анализ подтвердит данные о возрасте, то эта находка перевернет все наши представления об истории человечества, а может и докажет существование в прошлом цивилизаций иных существ.

Но самое необъяснимое скрыто внутри каменной плиты. Проведя ряд исследований (рентгеноструктурный, атомно-абсорбционный, спектрофотометрический) ученые обнаружили, что внутри плиты находится неоднородный металлический предмет (см. фото) по форме и очертаниям напоминающий современные …»

- Часы! – громко выкрикнул я и вскочил с кресла. Все мои коллеги замерли и уставились на меня.

- Какие часы? Ты что опять на тяжелые наркотики перешел? – не смешно пошутил начальник.

- Часы! Вот так да! Дедовы часы нашлись! – прошептал я и плюхнулся в мягкое офисное кресло.