Сапфировые глаза
Omnia vincit amor et noc cedamus amori.
Любовь побеждает все, и мы покоряемся любви.
Честно признаться, я адски устала. Столько дел требуют моего незамедлительного внимания, что я просто не успеваю реагировать на каждое. Дом, учеба, работа, дом… и так по кругу каждый божий день. Серьезно, я уже ничего не хочу от этой жизни. День за днем суета не меняется, я перестаю видеть смысл в моем существовании, теряю тягу к жизни.
Неспешно шагаю по заснеженным тропкам. По вечерам я завела привычку гулять в парке возле моего дома. Тишина, царившая здесь, помогает отрешиться от реальности. Предпочитаю я гулять именно в лесистой части, перебираясь через сугробы и кочки. Парк, в котором я сейчас стараюсь не свернуть шею, случайно угодив в овраг, можно условно разделить на две составляющие: собственно, парковая с очищенными от снега аллеями, обустроенными детскими площадками и памятниками военного времени. А также труднопроходимый лес, куда обычные люди совались крайне неохотно. И благодаря этому, в лесу всегда уютнее. Я с наслаждением бродила по этим поистине непроходимым зарослям, даже не заботясь о возможности потеряться. Это просто невозможно. Хожу я здесь сколько себя помню, и потом, парк окружен кольцом автострад, что полностью исключает шансы заблудиться.
Мимо пробегает белка, и я невольно засматриваюсь на пушистый серовато-белый хвост, напомнивший мне разноцветную щетку для пыли. Комочек меха останавливается, взмахнув своим веником, и резво разгребает маленькими лапками снег. Искала ли она там орешек или же наоборот прятала — останется для меня секретом. Подсознательно хочу накормить несчастного зверька, но как назло закончились орешки. Я всегда брала с собой провиант для белочек и прочей местной фауны, но вот сегодня совсем забыла проверить карманы.
Вздыхаю и стараюсь уйти подальше. Белочку жалко, а помочь нечем. Мою совесть всегда подгрызали страдания окружающих, будь он человеком, бездомным животным или еще кем. Хоть привычки тащить в дом всю подряд несчастную живность я не имела, но и пройти мимо не могла. А кусок мяса, горсть сухофруктов и сухарей всегда спасали положение, удачно спрятанные в моем постоянном спутнике — рюкзачке. Окружающие частенько качали головой, некоторые даже посылали проклятия в спину, но такие мелочи меня не заботят. Пусть, как хотят, так относятся к этому.
Чуть не падаю в очередной промерзший ручеек, споткнувшись о торчащую корягу. Чертыхнувшись, осторожно ступаю по бревнышкам, стараясь не свалиться. Несколько раз мне посчастливилось вымочить ноги в подобном мокром овраге. И теперь я знаю, что и в разгар зимы не все канавы и ручьи промерзают насквозь. Не хочется и сегодня бегом нестись домой и развешивать вымокшие вещи на батарее, окоченевая от холода. Все-таки поскальзываюсь, но на удачу удерживаю равновесие. Еще бы чуть-чуть.
Перебираюсь через овраг с вонючей жижей, который я тактично называю ручейком, и топаю дальше уже по проложенной кем-то тропкой. Мысли упрямо возвращаются к домашним делам, хоть я всеми силами стараюсь гнать их подальше. Несколько лет назад я переехала от родителей в съемную квартиру, искренне уверенная, что справлюсь со всем без посторонней помощи. Ошиблась, конечно, но суть не в этом. Из-за моей самоуверенности и гордости я не могу вернуться домой и признать ошибку. Несмотря на то, что сегодня, перед выходными, я могу ничего не делать, а просто позволить себе погулять подольше. Но запланированные на завтра дела не дают покоя.
Холодно. Растираю заледеневшие пальцы — перчаток я принципиально не ношу, противное ощущение, — и дую. Горячее дыхание чуть возвращает чувствительность в подушечках, но все равно не могу их даже согнуть. Организм намекает на возвращение, и я послушно следую его указаниям. Вечерело, а оставаться в парке в темноте — самая отвратительная идея из всех. Не раз в газетах находила заметки, вроде «найден труп с десятью ножевыми ранениями», и больше я не горю желанием бродить в потемках.
Снег приятно хрустит под ногами, и мне вспоминаются аналогии из моей учебной жизни. Врачи, в принципе, люди творческие, и как сейчас помню супер-фразу моей преподавательницы: «шум трения плевры подобен хрусту снега по дороге в деревенский туалет». Почему она сказала именно так, мы до сих пор не понимаем. Но прислушиваясь к скрипучему хрумканию после каждого шага, я таки готова признать ее правоту. Действительно похоже.
***
Где-то сверху в колючей кроне сосен раздается подозрительный грохот. Вскидываю голову, ожидая увидеть скачущую по ветвям белку или вспорхнувших в испуге птиц. Но обнаруженное приковывает меня к месту своей нереальностью: с диким карканьем вороны разлетаются в разные стороны, а буквально к моим ногам, ломая сучья и еловые лапы, грузным мешком падает нечто черное и бесформенное, утопая в пуховом снегу.
Минут пять стою как истукан и пытаюсь понять: а что вообще произошло? Снег медленно оседает, открывая моему взору объект, устроивший столько шума. «Нечто» не шевелилось, и мне на мгновение показалось, что это огромное птичье гнездо или вроде того. Хотя внешне оно напоминает именно мешок. Кляня себя за излишнее любопытство, я склоняюсь над сомнительным предметом и тут же отскакиваю, практически падая в сугроб. Человек! Не может быть! Как? Что он делал на том дереве? Мысли сменяют одна другую, а я в панике таращусь на «нечто». Инстинкты будущего врача призывают помочь этому несчастному. Но, в силу врожденной брезгливости, я всегда видела себя терапевтом или уж кардиологом. А тут… медицина катастроф никогда не прельщала меня, однако бросить человека в беде я тоже не могу. Что мне с ним делать?
Подкравшись так тихо, насколько возможно, я в нерешительности тянусь к его лицу. Боже, он ведь совсем черный! Сухие потрескавшиеся корочки явственно намекают на закопченные ожоги. Мелькает шальная мысль, что спасать уже некого, но рука уже дотягивается до шеи и пальцы осторожно ищут жилку пульса. Сонная артерия где-то тут, но… здесь пусто. Он еще теплый, хоть я не улавливаю сердцебиения. Если он выпал из горящего самолета, то поиски вряд ли принесут какие-то плоды. Крови тоже нет… странно, он ведь сильно обгорел. Обыскиваю в последний раз и неожиданно натыкаюсь на слабое биение под кожей почти у самого основания шеи. Живой! Хм, не думала, что найду так низко…
Быстро оцениваю обстановку: лес, ни одной живой души вокруг, кроме самого незнакомца. Если я хочу спасти его, то должна вытащить на оживленные улицы и вызвать скорую. Осталось только придумать, как дотащить. Набравшись смелости, несильно толкаю его, вынуждая перевернуться на спину и внимательно осматриваю. Лицо и руки в ожогах, брюки и рубашка почти не пострадали, но надетый сверху плащ до основания сгорел. Приходится встать на колени, чтобы хоть немного приподнять голову. Тяжелый!
— Эй, вы слышите меня? — шепчу я, понимая всю абсурдность своего поступка. Не сомневаюсь, что ответом мне будет тишина, и очень пугаюсь, когда его губы начинают почти незаметно шевелиться. Я склоняюсь ближе, но слышу только невнятные хрипы.
— Я хочу помочь, — снова шепчу в надежде, что он поймет. — Нужно встать, иначе вы замерзнете здесь до смерти.
Не знаю, чего я ожидала, говоря эти слова. Не рассчитывая на ответ — его впрочем и не последовало, — пытаюсь поднять почти безжизненное тело. Выходит нескладно, я не с первого раза смогла посадить его, а потом попыток шесть ушло на то, чтобы встать на ноги. Он даже помогал мне, но сил держаться у него оставалось все меньше. Я отчетливо чувствую это, когда на плече тащу сквозь сугробы к ближайшей аллее. Он хрипит и что-то стонет, но я стараюсь не обращать внимания. Все равно не могу ничего разобрать.
— Я вызову скорую помощь, — выдыхаю как скороговорку, а сама чуть не падаю в снег. До чего же тяжелый!
— Нет! — неожиданно твердо заявляет он. Я замираю. Признаюсь, не ожидала такого услышать.
— Не волнуйтесь, врачи смогут вам помочь… — пытаюсь убедить, но меня бесцеремонно перебивают:
— Нельзя!
Я тушуюсь. И что теперь? Его голос слаб, но я слышу столько твердой уверенности. Бросить здесь, если он отказывается от помощи? Ну нет! Если ему так важно, я не буду силком толкать его ко врачам. Может, на самом деле боится чего-то. Я, наверное, могу тогда… тогда…
— А ко мне пойдете? — несмотря на здравый смысл все-таки предлагаю я, — У меня хватит способностей подлечить вас и перевязать. Хорошо?
Он кивает и, кажется, расслабляется. А меня не покидает смутное чувство, что зря я это затеяла. О том, что пускать незнакомца в дом опасно, я в тот момент не думаю. Мне истово хочется помочь, так что на опасения времени и сил уже не остается.
***
— Ну вот, мы на месте! — хрипло выдавливаю я, уронив ношу на диван. Он болезненно хрипит, а я осматриваюсь по сторонам, решая как поступить дальше. Моя однокомнатная квартирка мебелью почти не располагала: раскладной диван у окна, шкаф у стены, да тумбочка с телевизором в углу. Вот и весь дизайн. В кухне тоже не было лишних предметов — только самое необходимое.
— Спасибо, — еле слышно шепчет он одними губами. Я невольно улыбаюсь, и уже через минуту бегу в ванную, попутно скинув верхнюю одежду. Определившись со стратегией, набираю воды в тазик и возвращаюсь обратно. Гость с места не сдвинулся и выглядел даже хуже, чем я расценила в лесу.
Несколько минут мнусь в нерешительности, но потом беру себя в руки. Врач не должен бояться! Подхожу к нему, ставлю воду на пол и аккуратно стаскиваю с него остатки плаща. Незнакомец что-то мямлит, но я все равно ничего не понимаю и перестаю слушать. Пальцы проворно расстегивают промокшую от снега рубаху. Чувствую себя неуверенно, в вопросах экстренной медицины я совсем дилетант.
К моему огромному счастью, тело пострадало незначительно, в отличие от лица и кистей рук. Там и тут виднелись глубокие ссадины и багряные кровоподтеки, кое-где даже были алые ожоги с белыми пузырями, но в целом сносно. Я облегченно выдыхаю, понимая, что смогу справиться и сама.
Мокрая тряпка бережно, стараясь причинить как можно меньше боли, скользит по лицу, смывая копоть. Под чернотой оказываются не такие значительные ожоги, как я боялась. Мужчина, — а теперь я в этом уверена, в лесу не было возможности разобрать что-либо — болезненно морщится, сквозь стиснутые зубы вырывается шипение.
— Тихо, скоро станет легче, — обещаю я, спускаясь ниже. Шея опалена в неменьшей степени, чем лицо, и я заботливо промываю каждую рану. Волнуюсь, ведь в моей аптечке толком и нет подходящих медикаментов. К счастью, необходимый антисептик там найдется, я на днях заходила в аптеку и пополнила запасы лекарств.
Незнакомец держится, помалкивая. А я все больше хочу расспросить его о деталях проишествия. После такого падения он должен был переломать все кости, но беглый осмотр не выявил серьезных повреждений.
Спустя где-то полчаса и сменив уже четыре тазика воды, я закончила промывание верхней половины тела. Нерешительность возвращается, когда я взволнованным взглядом смотрю на его брюки, раздумывая. Вроде бы, врачи — существа бесполые. И нет ничего страшного, чтобы полностью раздеть незнакомца и продолжить лечение. Однако мне до безобразия неловко.
— Вы не будете против, если я… — закончить фразу не хватает смелости. Он чуть приоткрывает глаза, и через щелку вижу удивление и легкую усмешку. Уже собираюсь возмутиться: смеяться в такой момент! Но мужчина болезненно выдыхает и почти незаметно кивает, закрывая глаза.
Почти неслышно смеюсь, а затем смело стаскиваю с него брюки и начинаю промывать оставшиеся несколько ран. Ноги на удивление пострадали меньше всего. Краем глаза замечаю, как мерно вздымается грудь в такт тихому дыханию. Уснул, значит. Ну так даже лучше, меньше боли придется терпеть.
Наконец закончив промывание, выливаю почерневшую воду, затем обрабатываю открытые повреждения антисептиком. Закончив, еще минут пятнадцать вожусь в шкафу в поисках мало-мальски подходящей одежды. Ухажеры ко мне никогда табунами не ходили, и мужских вещей у меня, соответственно, не было. Решение падает на одеяло и стиральную машинку: если прямо сейчас выстираю его одежду, к утру она успеет высохнуть. А пока заверну страдальца в одеяло, чтобы не замерз.
Повязку было решено не накладывать: ожоги лучше заживают открытым способом, а ранений у него, к счастью, не было. Собрав с пола одежду, иду в ванную и закидываю вещи в стиральную машинку. Что делать с ошметками плаща, я не решила, а посему просто оставила на полу возле дивана. Выкинуть не смогла — вдруг он ему ценен, как память?
Возвращаюсь обратно и хмуро смотрю на завернутое в цветастое одеяло тело. Сразу же встает новый вопрос — где ж я спать-то теперь буду? Скинуть гостя на пол мне совесть не позволит — сама не подумала о месте, — и выход остается только один. Самый бестолковый и самый очевидный.
Прикладываю почти титанические усилия, чтобы раскрыть диван вместе с человеком, и достаю из шкафа второе одеяло и пару подушек. Одну подсовываю под голову гостю — он недовольно хмурится, я потревожила его сон, — а вторую кидаю рядом. Переодеваюсь в футболку и домашние штаны — с досады сжимаю зубы: ненавижу спать в одежде, — и укладываюсь с противоположной стороны как можно дальше. Напоследок оглядываю странного незнакомца: после моей кропотливой работы он выглядит не так ужасно, как в лесу. А все равно любопытно, как он пострадал. И почему остался жив после такого падения да еще ничего сломал. За своими размышлениями не замечаю, как глаза устало закрываются, и я проваливаюсь в глубокий сон.
***
Что-то не так. Я понимаю это, когда чувствую на щеке едва уловимые шелковые касания, наполненные безграничной нежностью. Рассеянно соображаю сквозь полудрему, кому же они могут принадлежать. Приятно. Даже глаза открывать не хочется, чтобы не спугнуть эту волшебную дымку. Спасибо тебе, таинственный незнакомец, за эту мимолетную поддержку. Незнакомец…
Неожиданно резко распахиваю глаза и встречаюсь с замершим взглядом кота, укравшего кусок ветчины со стола и пойманного за поеданием. Мужчина мигом отдергивает руку и отползает, а я сажусь на диване, поджав под себя ноги.
— Прошу прощения, миледи, — смиренно произносит он, чуть склонив голову в подобии поклона. Голос его слегка охрип после вчерашних происшествий, но сквозь явную боль слышу, как невероятно тягуч и переливист тембр. Я невольно затаиваю дыхание, наблюдая за гостем.
— Ам… вы как? Лучше? — рассеянно спрашиваю, а от волнения даже пошевелиться боюсь. Мужчина сидит на коленях и со странным подобием улыбки поглядывает на меня из-под черных прядок блестящих волос. Машинально отмечаю, что он практически мой ровесник.
— Благодарю, миледи, за оказанную помощь, — также учтиво отвечает незнакомец. В замешательстве смотрю на него и тут я замечаю, что гость успел переодеться в свою одежду. А я же, глупая, заснула и не вытащила ее из машинки! Как же она могла высохнуть так быстро?
— Давайте я покормлю вас, — неловко предлагаю я, с подозрением изучая темно-сапфировую рубашку. Он вскидывает голову и тут же соскакивает с дивана, цепко всматриваясь в меня:
— Не могу позволить миледи накрывать на стол, — сообщают мне, а я застыла, пораженная цветом его глаз. Синие, как два чистейших сапфира, глубокие, как величайшие океаны, и зачаровывающие одним взглядом. Никогда в своей жизни не видела такого яркого и глубокого цвета.
Я так долго всматриваюсь в его глаза, что лишь через несколько минут напряженного молчания замечаю, что ожогов практически не осталось. Молнией подскакиваю к нему и бесцеремонно хватаю за руку. Меня одаривают недоуменным взглядом, но я не обращаю внимания, всматриваясь в тонкие линии на ладонях. Кожа еще сохраняет красноватый оттенок, но в целом выглядит вполне здоровой. Не церемонясь, расстегиваю пуговицы на рубашке и профессиональным взглядом оцениваю состояние остальных повреждений. Та же картина: кровоподтеки приобрели желтовато-зеленоватый цвет, хотя еще вчера были вишнево-синие. Я проспала неделю?
— Как? — поражено выдыхаю, поднимая взгляд. Он смотрит ошеломленно и, кажется, совсем не понимает мотивов моего внезапного порыва. Становится до крайности неудобно. — Простите, — устыдившись, я отползаю на другой край дивана и смущенно опускаю голову.
— Я предстал перед миледи в неподобающем виде, — тихо отвечает он, справившись с голосом, но я все равно слышу нотки непонимания. — Прошу, позвольте принести глубочайшие извинения. И пожалуйста, обращайтесь ко мне на «ты», я не достоин ваших почестей.
Только оправилась от одного потрясения, как меня кидают в следующее: не могу сдержать искреннего замешательства, слыша подобные слова. Странный какой, говорит как из средних веков. И ведет себя слишком манерно.
— Тогда я попрошу того же, — неловко поднимаюсь с дивана. — Меня, кстати, Анна зовут.
— Обращайтесь ко мне Эйден, миледи, — представляется он, склоняя голову уже в настоящем поклоне. — Позволите воспользоваться вашей кухней?
Я хмурюсь. Нет, он совсем непробиваемый? Почему так обращается ко мне? Позволяю себе рассмотреть его, пока гость замер: немного длинные для мужчины смоляные волосы обрамляют овальное лицо с миндалевидными глазами необыкновенного цвета, брови сведены, мужественно выступающие скулы явно напряжены. Мне становится немного не по себе, но мужчина поднимает голову, и его хмурое лицо светлеет, озаряясь улыбкой. Снова застываю, на этот раз завороженная добродушным проявлением радости.
— Да, конечно, — киваю, даже не сообразив до конца, на что именно. Он пролетает мимо меня, и через миг слышу звон посуды и мерное урчание микроволновки. На что я сейчас согласилась?
Взгляд бесцельно блуждает по дивану, и я принимаю решение собрать его. Мысли гуляют где-то в воспоминаниях о вчерашнем дне. Складываю оба одеяла, кладу сверху подушки и утаскиваю все это в шкаф. Дверца еле слышно скрипит, а я полностью погружаюсь в размышления. Больше всего интересует, почему за одну ночь он восстановился так, будто прошло несколько дней. Гость выглядит бодрым и полным сил, будто вчера просто поцарапался, а я помазала зеленкой. Однако моя ноющая спина отчетливо помнит, как я еле дотащила его до дома. Но как тогда…
И тут я натыкаюсь на еще одну странность: плащ. Темно-синего цвета, спереди отделан яркой полосой под цвет глаз владельца и расшит серебряной нитью. Пуговицы отливают перламутром, струясь ниткой от воротничка. Минутку, а разве вчера это были не драные лохмотья? Складываю диван и несусь к подозрительному незнакомцу, исполненная желанием докопаться до истины.
Уже готовая устроить подробный допрос, влетаю на кухню и внезапно останавливаюсь, не веря своим глазам. Прошло минут пять, от силы десять, а стол уже накрыт на одну персону, причем явно королевскую. Вероятно, за неимением у меня полного набора столовых приборов сервирован он был не в полной мере, но и без этого Эйден смог превратить тихий завтрак в торжественный прием.
— Почему на одного? — только и выдавливаю из себя. Гость улыбается, снова склоняя голову.
— Разве я могу позволить себе сесть за один стол с миледи? — чуть насмешливо отвечает он. — Окажите честь поухаживать за вами?
Я раскрываю рот, но подобрать нужных слов не в состоянии. Закономерные возражения и появившиеся вопросы застревают в горле, и я несколько раз кашлянула, справляясь с голосом.
— Если сядешь со мной, — охрипшим голосом отвечаю я, внимательно следя за реакцией. Он изумленно приподнимает бровь, моргнув. Похоже, я ввела его в замешательство своим предложением. Странный какой…
Через несколько мучительных секунд молчания Эйден все же отмирает:
— Если миледи настаивает.
Услужливо отодвигает для меня стул, я сажусь и наблюдаю, как вихрь в виде моего гостя сервирует второй комплект приборов, а затем ставит две тарелки с безупречно приготовленной яичницей, украшенной овощами и веточками зелени. Пока тупо разглядываю вкусную композицию, он успевает разлить чай и присаживается рядом. Мой взгляд снова цепляется за его лицо, а Эйден выжидающе смотрит на меня с явным предвкушением.
— Приятного аппетита? — неуверенно говорю я, а он продолжает чего-то ждать от меня. — Что-то еще? — уже искренне недопонимаю.
— Миледи должна первая приступить к трапезе, раз я осмелился потревожить ее своим присутствием, — поясняют мне. Я с минуту хлопаю ресницами, но решаю не протестовать — все равно нет разницы.
А готовит он восхитительно. Никогда, даже в самых именитых ресторанах, я не пробовала ничего вкуснее. Эйден тоже берет в руки вилку с ножом, но все рано не спускает с меня испытующего взгляда. Я пару раз давлюсь, стараясь не смотреть в его сторону, но такое внимание все равно выводит из равновесия. Что тебе стоит разглядывать не меня, а свою тарелку?
— Смотришь, что я не отличаюсь изяществом, — подкалываю скорее себя, чем его. Пристальный взгляд смягчается, где-то в глубине мелькает усмешка.
— Миледи, не берите в голову, — снисходительно отвечает Эйден. — Вы верно обращаетесь с приборами. От меня не ускользнуло, как благородно вы владеете ножом. Истинная миледи.
Смущенно кошусь на свою правую руку. Вроде, ничего выдающегося, всегда так держала. А комплимент приятный, я невольно улыбаюсь, утопая в его волшебных глазах. В обрамлении длинных угольных ресниц они выглядят еще ярче.
Покончив с завтраком, Эйден встает и собирает со стола посуду. Я пытаюсь возражать, но все мои слова теряются в «миледи, не беспокойтесь». А вопросы между тем напоминают о себе жгучим любопытством, и я выпаливаю первый даже не дождавшись, пока он до конца закончит с уборкой:
— Что случилось вчера?
Он оборачивается, вытирая руки висящим возле раковины вафельным полотенцем, и плутоватая улыбка появляется на его лице.
— Миледи, это слишком неприятная история, чтобы я мог вам рассказать, — уклончиво говорит мужчина. Я скрещиваю руки на груди и выжидающе смотрю на него. Не зря же вчера спасала. Хочу услышать полную историю.
Игра в гляделки длится порядка десяти минут. Я не намерена уступать, да и он, похоже, тоже. Воздух ощутимо раскаляется, но это не останавливает меня. Эйден устало выдыхает, признавая поражение, и протягивает руку.
— Пройдем в комнату, миледи, — наконец говорит он. В голосе слышу нотки отчаяния и грусти, и это настораживает даже больше всех остальных недомолвок.
Его взгляд не отрывается от наших рук всю дорогу до комнаты. Мужчина усаживает меня на диван, а сам вышагивает передо мной взад-вперед, отрешенно изучая рисунок на полу. Я жду, давая ему возможность собраться с мыслями, а сама тем временем рассматриваю его движения. После картины на кухне мне непривычно наблюдать текучие шаги и размеренные вздохи. Эйден не похож ни на одного моего знакомого, и я незаметно любуюсь им, сама этого не осознавая.
— Знаете, миледи, я был крайне изумлен вашей решительностью, — начинает он. Я невольно вздрагиваю. Мужчина не смотрит на меня, и становится немного зябко, по спине пробегает холодок. — Вы не бросили меня, когда я отказался от помощи. Вы спасли мне жизнь.
— А почему понадобилась моя помощь? — не ведусь на его похвалы и задаю интересующий вопрос.
Он хмыкает, но глаз не поднимает.
— Я подвергся нападению. Не ожидал встретить здесь других с моих земель, — его взгляд возвращается ко мне, и я поддерживающие улыбаюсь. — И все же зачем, миледи? Вам было очень тяжело, но вы упрямо вели меня. А после заботливо ухаживали. Вы настолько добры?
— Мой долг — помогать людям, — прозаично отвечаю, заметив в его глазах почти преклонение. Нет, я не достойна подобного. — Это моя работа. Я не могла бросить человека умирать. Я очень волновалась, что ты и ночь не протянешь, а сейчас вижу тебя в полном порядке. Как же так?
— Вы не поверите, миледи. Я прибыл издалека, и в моих краях такое в порядке вещей, — туманный ответ. Я прищуриваюсь.
— Оплати мою помощь честными объяснениями, — голос в конце дрожит, и сказать строго не получается. Он мнется, и я тихо добавляю: — Я сохраню секрет.
Он долгие минуты смотрит мне в глаза, взвешивая искренность моего заявления. Вижу, как на его лице отражаются самые разные эмоции от радости до грусти, от неуверенности до престранного подобия обожания. Меня немного пугают резкие перепады его настроения, но я не решаюсь больше ничего добавить. В любом случае доверять мне или нет — это его право. Эйден не обязан раскрывать своих тайн. Но я просто не могла не спросить, картина складывается слишком иррациональной. Необыкновенный во всех смыслах гость навсегда застрянет в моей памяти, в этом можно не сомневаться.
Молчание неприлично затягивается, и когда я уже готова оставить допрос, вдруг получаю самый неожиданный ответ:
— Я — дракон, — наконец говорит Эйден.
По-идиотски моргаю, первые мгновения уверенная, что ослышалась. Постепенно возвращаю способность соображать, и на смену приходит мысль, что он пошутил. Я уже готовлюсь рассмеяться, но замечаю его взгляд: гость смотрит на меня серьезно, чуточку напряженно и каплю встревоженно. Я давлюсь воздухом и закашливаюсь. Эйден уже собирается броситься ко мне, но я предупредительно вытягиваю руку и трясу головой.
Внезапное понимание истинности его слов бьет тяжелым молотом по голове, и моя рассудительность падает в небытие. Дракон? Это же такие ящерицы огромные, так? Исподлобья гляжу на гостя: он крайне перепуган, но на потустороннее существо не смахивает. Человек, проще говоря. Может, он выразился фигурально? Или это какое-то новое звание или чин в его кругах? Он ведь говорил что-то о «других с его земель», может, они сектанты? Или он просто чокнутый? Кому я вообще помогла? Не иначе и меня подсадил на ту дурь, что сам принимает. По-другому всю эту чушь не объяснишь…
— Миледи? — осторожно зовет мужчина. Я поднимаю голову и сталкиваюсь с паникой, медленно растущей до размеров мирового ужаса, в его ярких глазах. Жалость против воли всплывает в душе, и я ловлю его за руку, вынуждая сесть рядом на диване.
— Повтори, — хрипло прошу я, неуверенная в собственном голосе. И правильно: недоумением и недоверием пропитан насквозь.
— Понимаете, миледи, я прибыл из другого мира, — осторожно поясняет он, а между тем не отрывается от моих обезумевших глаз. Да я понимаю его, страшно, когда перед твоим носом кто-то сходит с ума. Видела таких в курсе психиатрии. — Ваш мир не единственный, но в целях безопасности ангелы скрывают информацию от людей. Вы беззащитны против существ из других вселенных.
А вот теперь, пожалуй, попахивает шизофренией. Причем в запущенной стадии. Подобных рассказов про другие миры и рыбок в крови я наслушалась предостаточно, спасибо нашему универу. И с легкостью бы вызвала прямо сейчас психушку, вот только… странностей многовато. Только это останавливает меня сейчас от желания сбежать подальше и позвонить в скорую.
— Предположим, — откликаюсь, чтобы не вызвать подозрений. А сама украдкой осматриваю свои руки: следов от иголок не видно. И ничем посторонним в комнате тоже не пахнет. — А что ты здесь делаешь?
— Ищу любимую, — безмятежно отвечает «дракон», а я уже готова расхохотаться: ну как же, как же! Типичный сценарий! И грим такой правдоподобный, даже я не смогла отличить от настоящих ожогов. Вот сейчас он скажет, что искал меня, а я в драматических слезах кинусь ему на шею. И как я сразу не раскусила этот балаган?
— Смешно… нет, правда, — встаю и медленно обхожу гостя, он провожает меня вопросительным взглядом. — Пора тебе вернуться к поискам своей любви, — хватаю плащ и резко кидаю ему прямо в лицо. Синие глаза испуганы, мужчина хмурится, но молчит. — Давай-давай! Можешь не благодарить.
Эйден встает и низко кланяется. Я вижу, что он смущен и растерян, но не ведусь на эти уловки. Наркоман он или душевнобольной — это не мое дело. Я спасла этого ненормального от сна в снегу, и хватит с него моей доброты. Противно даже думать, что он разыграл этот спектакль, но больше терпеть обман я не намерена.
— Благодарю миледи за спасение жизни, — едва слышно произносит он. — Если вам понадобиться помощь, просто крикните мое имя. И я появлюсь сей момент. Прощайте.
И тут же исчезает. Я недоуменно оглядываюсь в поисках возможного места схрона. Никого. Растворился так же внезапно, как и появился. И следов не оставил. Может, мне все это просто приснилось?
***
На следующий день версия со сном оказалась самой правдоподобной. «Дракон» не оставил ни одного следа своего пребывания, и я решаю просто забыть об нем. Кем он был на самом деле, я так и не выяснила. И остальные странности тоже остались загадкой. Спустя несколько часов, с обидой осознаю, что из-за этого долгое время не смогу выбросить незнакомца из головы. Прекрасно понимаю, что его синие глаза будут до конца жизни преследовать меня, но больше я не горю желанием видеть их странного владельца.
Минуты складывались в часы, а те — в дни. Жизнь быстро вернулась в прежнюю колею. Я училась, работала. Иногда возвращалась в парк на то место, где встретила полуживого незнакомца и по глупости доставила домой вместо больницы. Краем сознания подозревала, что открестился он от скорой ввиду своей неординарной болезни, но развивать эту мысль желания не было. Все так, как и было до встречи с ним. В этом я была полностью уверена. Или мне только хотелось так думать?
Внезапно просыпаюсь посреди ночи от удушья. В глазах темно, я никак не могу успокоить сердцебиение. Горло сжимается, кашляю, но это не помогает. Мне нечем дышать. Уже не первую ночь мне снится этот ужасный кошмар. И всякий раз я задыхаюсь, едва проснувшись. Кошмар такой реалистичный и яркий, он забирает все силы, окутывая паникой. Меня трясет, обхватываю себя руками, пытаясь унять дрожь.
Глаза. Пронзительные, синие, заглядывающие глубоко в душу. Я вижу их почти каждую ночь. Они смотрят на меня, изучают. Я стараюсь забыть обо всем, не обращать внимания на ежедневные воспоминания и видения. Эйден снится мне очень часто, иногда я вижу его улыбку, реже слышу голос. Но глаза преследуют меня всюду: на улице, в универе, на работе. И кошмарные сны совсем не ужасные, нет. Даже приятные, можно сказать. Я любуюсь волшебным цветом незабываемых глаз, но все равно просыпаюсь посреди ночи в холодном поту и дрожу от ужаса.
Ложусь обратно и с головой укрываюсь одеялом. Понимаю, что сегодня больше не засну, и утыкаюсь лицом в подушку. Эйден… это имя крутится в голове постоянно, даже когда я сама не замечаю этого. Как заезженная пластинка, которую никак не вытащить. Иногда мне кажется, что он действительно подсыпал мне наркотики, но быстро отметаю эту мысль. За тот долгий месяц с небольшим, прошедший с нашей последней встречи, любая отрава выветрилась бы уже. Да и не испытывала я одержимости или привязанности. Просто не могла выкинуть из головы его имя. Необычное, но определенно подходящее владельцу. Загадочное, как он сам.
Снова вспоминаю его прощальные слова. В благодарность за помощь он предложил оказать ответную услугу. Разум продолжает упорно твердить, что верить словам душевнобольных не целесообразно и вредно для мозга, но в глубине души я необъяснимо цепляюсь за эту возможность увидеть его еще разок. Сама не осознаю почему. Вот только желание поговорить с ним неуклонно растет с течением времени. Я выставила его, даже не дав закончить историю. Может, на самом деле мне хочется докопаться до истины?
***
Возвращаюсь с работы, на часах за полночь. Да-а, сегодня я задержалась. Никогда еще не уходила позже девяти. Сегодня меня попросили закончить оформление еще десяти историй, и в результате я опоздала на последний автобус. Ладно, не беда, от метро идти не так далеко, минут двадцать, не больше. А свежий воздух и ходьба полезны для здоровья.
Закидываю рюкзак на спину и плетусь в сторону дома. Желтые шарики фонарей освещают автостраду, вдоль которой иду, и я от скуки решаю посчитать их. Машины в такой час редки, я лениво подсчитываю еще и их, загибая пальцы на руках.
Спешу добраться до дома, в ночное время всегда чудятся убийцы и маньяки. Мне все говорят, что я слишком мнительная, но ничего не могу с собой поделать. А чтобы не удариться в панику, даже завела привычку отвлекаться на что-нибудь. Сегодня выбор пал на тусклые шарики — самое унылое занятие из всех. Щурюсь, поднимая голову и провожая взглядом очередной фонарь. Одиннадцатый.
Вокруг царит непривычная тишина. Прохожих на своем пути ни разу не встречаю, и это необъяснимо тревожит. Паника забирается ледяными пальцами под одежду, а воспаленный мозг услужливо подкидывает картинки с изображением причудливых глаз. Что б тебя! Второй месяц не могу выкинуть их из головы. Эйден, кто же ты? Почему со всеми моими знаниями и пониманиями психиатрии ты не кажешься мне пациентом вышеупомянутого заведения? Я подсознанием чувствую, что хочу поверить даже в такую невероятную вещь, как существование ангелов и других миров. Хочу верить ему.
Губы сами шепчут его имя, когда я в ужасе замираю. Мужчина, одетый в грязные лохмотья и с ножом в руках смотрит на меня, как волк на загнанного кролика. До дома осталось всего пара шагов, но я не добегу. Не успею.
— Гони деньги! — слышу пропитый насквозь голос, а сама от шока даже вдохнуть не могу. В ужасе смотрю на ржавый нож, пытаясь не поддаться панике. — Живо!
Приказ слышу словно через толстое стекло. Будто и не со мной вовсе. Рука сама тянется к карману, я даже не осознаю этого. Страх за собственную жизнь ледяными клещами сжимает сердце, я не могу внятно соображать. Протягиваю кошелек, и он тут же хватает его.
— Хорошая девочка, — довольно хрипит грабитель, хищно скаля зубы. Я судорожно сглатываю, заметив в заплывших глазах неприятный блеск. Мерзость-то какая! — А теперь раздевайся, и без глупостей.
Я вздрагиваю, инстинктивно отступая назад. Надежды сбежать невредимой тают прямо на глазах. Перепуганно оглядываюсь в поисках помощи, и с ужасом понимаю, что в полночь улицы совершенно пустынны. Пьянь приближается, а я трусливо замираю. В голове маленькими птичками вспархиваю мысли, кружа и кружа в неведомом танце. Пытаюсь зацепиться хоть за одну, но они тут же ускользают от меня. Вижу, как неотвратимо приближается моя смерть. Словно в замедленной съемке каждое движение так четко, так размеренно. Грабитель ухмыляется, радуется добыче. Меня тошнит от этой мерзости. К горлу подкатывает ком, я не могу пошевелиться. Спасите! Кто-нибудь, пожалуйста! Признаюсь сама себе, что хочу увидеть его сапфировые глаза в этот последний раз, хоть одним глазком.
Сама не осознаю, как хриплый возглас против воли вырывается из груди одним единственным словом:
— Эйден…
***
Все остальное пролетает кинолентой прямо перед моими глазами, а я ничего не успеваю разобрать: черная тень проносится над головой и грузно падает где-то справа. А уже через секунду грабитель вспыхивает ярким пламенем. Инстинктивно зажимаю уши, когда его дикий визг прорывается в сознание жгучей молнией. Ничего не понимаю. Вижу лишь огромный синий глаз в десяти метрах от зарева.
Игнорируя подсознательный страх, на уровне инстинктов подсказывающий, что сейчас самое время бежать, обхожу визжащий пожар и двигаюсь навстречу спасителю. Почему-то я уверена, что это мой незнакомец. Глаз, горящий в темноте, совсем не был похож на те, которые я видела в своих снах. Он намного больше, а узкий вытянутый зрачок почти делит радужку на две равные половины. Но я знаю, что это — Эйден, нутром чую. Тень не двигается и не отступает, только сапфировое пятно опасливо наблюдает за моим приближением.
Останавливаюсь в трех шагах. Тень замерла, кажется, боится спугнуть меня. Я уже не обращаю внимания на крики, зорко всматриваясь в круглый надтреснутый сапфир. В самой глубине вижу искорки настороженности и волнения. Но их оттеняет облегчение, смешанное с любопытством.
— Мы квиты, — произношу с улыбкой и вижу волну изумления. Не могу сдержать веселого смешка. — Извини, я правда думала, что ты чокнутый.
— Вы узнали меня? — ревущий голос перекрывает треск огня. Я неловко пожимаю плечами. И с радостью осознаю, что тень меня совсем не пугает.
— Как же иначе? Твои глаза я всегда смогу отличить, — и ведь не вру. Они снились мне каждую ночь. Я запомнила их как только впервые увидела, а во сне смогла различить все до одной мелкие детали: и переливы цвета, и лучистые искорки, и венец вокруг зрачка.
Тень внезапно расплылась перед глазами, клубясь черными завитками. Я отступила, но не из страха, а скорее изумляясь любопытному переходу. Дым менял форму, уменьшаясь и втягиваясь будто в воронку. Я засмотрелась на это чудо, и сама не заметила, что шагаю к нему. Уже через пару секунд передо мной стоял Эйден, тот самый человек, которого я спасла полтора месяца назад. Лицо озаряется ласковой улыбкой. Я иду навстречу. Колени подгибаются от слабости. Только теперь я понимаю, что это запоздалая реакция на страх. Краем глаза вижу, как он кидается ко мне и ловит раньше, чем я встречаюсь с землей. Сознание тонет, последнее, что вижу — ужасно испуганные сапфиры, светящиеся нежностью.
***
Очнулась я дома на собственном диване, решительно распахивая глаза. В теле ощущается небольшая слабость, но я твердо намерена все выяснить сегодня. Несуразно шебуршусь, выбираясь из одеяла, и внезапно натыкаюсь взглядом на своего спасителя. Он сидит на самом краешке и задумчиво разглядывает меня. Смущаюсь под его пытливым взглядом, поднимаюсь выше, подтягивая колени к груди и кладу на них голову. Оба молчим. Из окна бьет солнечный свет, озаряя загадочного гостя. Мой нос улавливает безумно ароматный запах каши с клубникой, но еда интересует в последнюю очередь. А он не стремится рассказывать. Придется начать самой.
— Спасибо за помощь, — благодарю я, не отрываясь от очаровательных глаз. Они снова выглядели как человеческие, кроме цвета.
— Я отплатил долг, миледи, — спокойным голосом отвечает мужчина, однако я замечаю нахмуренные брови и поджатые губы. Не вяжется с тихими умиротворением.
— И все-таки я благодарна, — не отступаю, активно соображая как узнать побольше. — Как ты услышал меня?
— Миледи, вы видели вчера, что я совсем не человек. Обещав вам помощь, я принес клятву и создал связь между нами. И через нее сразу же почувствовал, что вы в опасности, — произнес он еле слышно, взгляд упал на мои ноги. — Простите, я не успел прилететь раньше.
— Нет! Ты очень вовремя! — восклицаю я, отчетливо замечая, как он подавлен. — Я и не надеялась на спасение, но ты все-таки появился.
Эйден не смотрит на меня, и я чувствую исходящую от него тревогу. Подползаю ближе и осторожно накрываю ладонь своей. Он не отдергивает, только смотрит, как я несмело переплетаю наши пальцы. Никакого подтекста, просто молчаливое выражение поддержки.
— Расскажи, почему ты здесь, и кто этот другой? — я продолжаю разговор, начатый полтора месяца назад. Эйден усмехается, наконец взглянув на меня.
— Миледи, вы удивительны, — слышу изумление в голосе, и сама отворачиваюсь.
— Кого ты ищешь? Может, я смогу помочь? — чувствую, что неотвратимо краснею. Он встает и тянет меня за собой. Поднимаюсь, не до конца осознавая происходящее. Эйден медленно преклоняет передо мной колено и почти невесомо касается губами тыльной стороны запястья. От потрясения теряю дар речи.
— Ваша щедрость не знает границ, — восхищенно шепчет он. Отдергиваю руку: его дыхание непривычно щекочет пальцы. — Миледи, я разыскиваю душу, исчезнувшую из моего мира. И вы очень похожи на нее.
— Погоди, ты же искал любимую, — непонимающе вопрошаю я, припоминая тот разговор. Он поднимается, пронизывающе смотрит на меня, и я отвожу глаза, снова краснея. Не понимаю, почему вдруг стала так реагировать, и боюсь даже взглянуть на него.
— Прошу, пройдемте к столу, — приглашает Эйден, указывая в сторону кухни. Послушно следую за ним, сердце неистово бьется, мне не хватает воздуха. Что это со мной?
Он галантно отодвигает для меня стул, и я сажусь за стол. Сервировка на высоте, все как я помнила с того раза. Нюх не подвел, овсяная каша передо мной украшена свежими ягодами клубники, образуя трилистник. Снова замечаю, что накрыто только на одного, и уже вскидываю голову, готовая возмутиться, как меня перебивают:
— Миледи, мне не нужна пища так часто. Сегодня я не смогу разделить с вами трапезу.
Я киваю на стул: не хочешь есть, тогда хотя бы сядь рядом. Не могу видеть, как он стоит. Эйден обреченно смотрит на меня и через несколько долгих минут тишины садится рядом.
— Рассказывай, — бодро прошу я, взяв в руки ложку.
— Хорошо, миледи, — кивает он. Покорность немного удивляет, в прошлый раз я не смогла вытянуть ни слова. Невольно замечаю, как взгляд сапфиров рассеялся, но стараюсь не придавать этому значения.
— Другие миры отделены от вашего завесой, — начинает Эйден. Я пытаюсь жевать и одновременно слушать. — Для перемещения можно использовать специальные порталы или артефакты. Драконы для этого используют крылья, они обладают нужной силой, — я поперхнулась, а он продолжил. — Ангелы, обитающие вне миров, следят за тем, чтобы вселенские законы не нарушались. Если существа из других миров станут приходить сюда, люди быстро вымрут. Вы очень слабы, и ангелы пристально следят, чтобы вы не подвергались излишней опасности.
Никак не могу удержаться от вопроса:
— А зачем им это?
— Это — работа, данная им создателем. Я не выяснял подробнее, миледи, — пояснил он.
Задумываюсь над тем, что и у этих существ есть свой мотив, но помалкиваю. Вместо этого спрашиваю:
— А почему они пропустили тебя?
— У них не было выбора, — уклончиво отвечает мужчина, весь подбираясь. — Я устроил небольшой хаос в их царстве, и ангелам пришлось сотрудничать.
Подозрительно сощуриваюсь: переполох, значит? Неужели он сильнее созданий, призванных следить за порядком между мирами? Как-то не вяжется со смыслом.
— Так и что привело тебя в наш… мир?
— Моя любимая умерла, — вмиг мрачнеет он. — Она принадлежала древнему знатному роду. И дракон, занимающий одно из самых высоких положений в нашем мире, вынудил ее выйти за него замуж. А после отказа не сдержал ярости и убил. Я догадывался, что ему не хватит опыта уничтожить ее душу, и попытался отыскать. Пришлось отправиться к ангелам, чтобы получить информацию о перемещениях души. Они… немного помолчали, ссылаясь на законы, а потом… все же согласились помочь. Так я узнал, что душа моей любимой где-то здесь, в теле человека. А в связи с тем, что время в наших мирах течет по-разному, ангелы сообщили, что моя душа уже взрослая. Однако остальное они скрыли, как бы я не спрашивал.
Эйден умолкает, уставившись в одну точку. Я почти физически ощущаю сейчас его боль, но не представляю как могу помочь. Он не знает ни имени, ни внешности, совсем ничего.
— И ты пришел сюда, чтобы найти ее? — подсказываю я, рассеивая гнетущую тишину.
— Да, — спустя минуту молчания кивает он. — Но не успел я ступить в ваш мир, как столкнулся с тем самым драконом, убившим мою возлюбленную. Я долгое время наводил справки об этом мире, о культуре и обычаях, о жизни и о самих людях, почти обо всем. Наверное, он просчитал мои планы еще тогда. И едва я понял, кого встретил, он обжег меня пламенем. Драконий огонь опасен даже для самих драконов, я чудовищно обгорел. Если бы не вы, миледи, я бы уже умер.
Застаю себя с полуоткрытым ртом и тут же выпрямляюсь, взяв в руки. Значит, я на самом деле спасла его, а мне казалось, он обманщик. Вижу, что Эйден не собирается ничего добавлять, и сама задаю главный вопрос:
— Как же так вышло, что уже на следующий день ты выглядел практически здоровым?
Он сцепляет руки на столе и долго-долго смотрит на них. Мне становится не по себе от этого взгляда, но я проявляю завидное упорство, сохраняя маску бесстрастности. За смоляной челкой не могу разглядеть его глаз, хоть и чувствую ядовитую скорбь.
— Миледи, это не так, — наконец отвечает он, и я непроизвольно вздрагиваю: голос наполнен горечью и болью, пропитан насквозь мучительными воспоминаниями. Снова появляется знакомая мне с прошлого раза складочка между бровей. Так и хочу прикоснуться пальцем и разгладить.
— Я не понимаю, что это значит? — произношу едва слышно, пугаясь собственного голоса.
— Внешние повреждения легко заживают на драконах, но боль от них не проходит еще несколько недель, — он поджимает губы, хмурится. Меня передергивает от осознания. А ведь я прогнала его, даже не выслушав до конца. Эйден нуждался в поддержке, а я…
Накрываю сцепленные ладони рукой и пытаюсь заглянуть в глаза. Он отворачивается.
— Прости, пожалуйста, — искренне прошу прощения и наконец завладеваю его безраздельным вниманием. Эйден смотрит на меня с необъяснимой нежностью в смеси с потрясением. — Очень сложно было поверить в твою историю, но я не дала тебе ни единого шанса объясниться. Мне так жаль, я бросила тебя, когда…
Обрываюсь на полуслове. Он резко притягивает меня и почти невесомо целует. Касание легкое, и вместе с тем немыслимо чувственное. Я застываю, в глазах темнеет, и первые мгновения даже не осознаю происходящего. А когда доходит, реакция следует незамедлительно: звонкий удар, и следом я вижу опущенную голову с покрасневшей щекой.
— Глубоко сожалею, миледи, — тихий шепот слышится обреченным, но мне достает злости вскочить с места и обжечь его разгневанным взглядом:
— Что ты себе позволяешь? — кричу я, не обращая внимания на то, что он склонился так низко, что почти касается лбом стола.
— Душа, которую я ищу, миледи, — ошеломленно шепчет он с едва различимой радостью. — Она принадлежит вам. Моя возлюбленная — это вы!
Рот непроизвольно открывается, а глаза вот-вот выпадут, настолько широко я их распахнула. Не верю… слышу слова, чувствую где-то в глубине подсознания, что он говорит истину. Осознание дается с трудом. Чувствую дикую слабость и падаю на стул. Меня трясет.
Краешком сознания отмечаю, как меня поднимают на руки и несут в комнату. Мерзну, прижимаясь к гостю. Подсознательно пытаюсь согреться, и через миг ощущаю уютное тепло, оказывающееся одеялом. Меня бережно заворачивают и усаживают на диван. Прячу лицо в складках его рубашки, когда Эйден крепко прижимает меня и любовно укачивает.
— Тш-ш-ш… все хорошо… память вернется спустя время, если вы пожелаете вспомнить…
Переборов смущение, поднимаю голову и встречаюсь с внимательным взглядом синих глаз. Зрачок вытянулся как у дракона, и в самой глубине ясно вижу расцветающую любовь. К душе или ко мне? Глупая, конечно же к душе.
Становится обидно до слез. Я и подумать не могла, что так привяжусь к этим глазам за последние несколько недель. И сейчас неосознанно желаю, чтобы он смотрел так на меня, а не на ту видимость, которую он представляет.
— А если не захочу? — дрожащим голосом спрашиваю я. Его взгляд темнеет.
— Ваше право, миледи, — непроницаемо отвечает Эйден. Обманщик, я же чувствую насколько тебе важно вернуть свою любимую. Выпутываю руку из одеяла и тянусь к его лицу. Он провожает ее вопросительным взглядом, а мне просто хочется стереть с его лица следы печали.
Эйден озадаченно смотрит на меня, когда я несмело касаюсь той самой складочки и осторожно надавливаю пальцем. Лицо светлеет, но взгляд по прежнему не теряет настороженности. Хмурюсь, ощупывая спинку носа, а затем касаюсь век. Он закрывает один глаз, позволяя мне огладить тонкую кожу. Пальцы щекотят густые ресницы, я хихикаю. Игриво смеется, изучая мое лицо вторым сапфировым глазом. Я, наверное, глупо выгляжу. Отдергиваю руку и робко кладу на плечо.
— Ты так хочешь ее вернуть? — чувствую, как сжимается сердце в ожидании ответа. Не выдерживаю его взгляда и опускаю голову, рассматривая серебряную вышивку на рубашке.
— Миледи, ваш голос дрожит, — учтиво замечает он.
— А ты не ответил, — возражаю я, злясь на его догадливость. Легкий поцелуй путается в моих волосах, вынуждая вздрогнуть. Объятия становятся крепче, он кладет подбородок мне на макушку и тяжело вздыхает.
— Я искал ее несколько веков, — слышу я уклончивый ответ. Звучит незаконченно, и я в нетерпении жду продолжения, затаив дыхание. — Простите меня, миледи, с помощью поцелуя я хотел убедиться, что ее душа действительно часть вашей. Вы говорили, как она, ваши прикосновения пробуждали во мне те же чувства. Я не хотел оскорбить вас, прошу простить меня.
Волнуюсь, догадываясь, что он просто тянет время. Неужели боится обидеть меня? Не стоит, я приму любой ответ, даже если будет слишком больно. Лучше знать правду, и больше не тешить себя ненужными иллюзиями.
— Эйден, не ходи вокруг, — прошу я. До жути не хочу этого слышать, но все равно прошу. Под щекой слышу неровное сердцебиение и нестерпимо желаю принять его на свой счет.
— Я искал ее, а нашел вас, — он смеется. Не выдерживаю и все-таки отстраняюсь, заглядывая в такие чарующие глаза. Синий сапфировый цвет, кажется, стал еще глубже и ярче. А в уголках замечаю искорки того самого чувства, которое так хотела увидеть.
Он улыбается. И следующие слова скорее чувствую сердцем, чем слышу:
— И ни капли не жалею об этом.
— А если я не вспомню? — спрашиваю я в надежде.
— Не имеет значения, миледи, — Эйден склоняется ко мне, целует в висок. И я чувствую, как согревающее душу счастье разливается по телу.
Дыхание пресекается. Его теплые губы прокладывают дорожку вниз к уголку губ, я дергаюсь — щекотно. Он вопросительно заглядывает в мои глаза, спрашивая разрешения. Достаю из одеяла вторую руку и крепко обнимаю такого родного гостя. С самой встречи и до сегодняшнего дня не было ни минуты, чтобы я не вспоминала его восхитительные глаза или теплую улыбку. Рядом с ним так уютно, я никогда еще не чувствовала подобной легкости.
Сама тянусь к нему, и мои губы встречаются с его. Поцелуй исполнен такой щемящей нежности, что я на мгновение теряюсь. И только теперь понимаю, что для него я не просто душа его любимой. Он видит во мне то, что я мечтала показать больше всего на свете — настоящую меня. И в эту секунду я безразмерно счастлива.
— Ты останешься со мной?..
— Если миледи желает, я останусь с ней навеки…
