Тоже долго и счастливо
И жили они долго и счастливо.
(классическая концовка большинства народных сказок)
Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!
(Аркадий и Борис Стругацкие, «Пикник на обочине»)
Эта история, как и многие истории, наполненные волшебством и тайной магией, случилась довольно давно. Насколько давно, что о Мерлине еще и слыхом не слыхивали.
В одном городке правил человек по имени Джодок. И был он умен и справедлив, честен и благороден. Но люди бывают абсолютно непогрешимыми только в сказках. Правитель отличался вспыльчивым нравом, поэтому любой конфликт с соседними городами мог превратиться в войну. Война, как правило, заканчивалась, едва успев начаться, но мирное население медленно, но планомерно несло потери. За долгие годы правления Джодока народ стал роптать, озлобился, проникся недоверием ко всему и вся. И когда, под давлением своего народа и несчетного множества советников Джодок готов был отказаться от престола и передать бразды правления старшему сыну Арту, пришла беда. Соседнее королевство пошло войной на всю страну. И Джодок, конечно, не мог упустить возможности поучаствовать в таком грандиозном сражении.
Утром глашатай оповещал народ о предстоящей войне, кое-кто недовольно переговаривался, матери и жены безмолвно лили слезы. Дети ревели в голос, цеплялись за своих отцов. В отдалении ото всех стояли Эйна и ее сын, Кайден. Они никого не оплакивали — отец мальчика погиб еще восемь лет назад, когда тот был совсем малышом и ничего не смыслил в войне. Сам Кайден еще недотягивал по возрасту до военной службы — ему было двенадцать, и призвать его могли лишь через два года. Но слушал он очень внимательно, мрачно хмуря брови, отчего выглядел старше своего возраста.
— Матушка, если эти люди так не любят Джодока, то почему они...
— Не смей, безумец, говорить об этом на улице, — зашипела на него Эйна.
Для пущей уверенности, что ее слова не пройдут мимо сына, она влепила ему оплеуху. Кайден поморщился и тыльной стороной ладони утер скулу. Говори — не говори, только ничего от этого не изменится. Болото. Весь их город — одно большое болото, которое затягивает своей безысходностью, отравляет духом уныния.
— И посему правитель Джодок постановил, что каждая семья отправит на войну одного мужчину, — подвел итог глашатай.
Городское собрание закончилось. Эйна повела сына к дому.
— Война — глупое занятие, — подытожил Кайден и сжался, ожидая очередной оплеухи от матери.
— Не глупее, чем твои книжки, — фыркнула она, но на какое-то мгновение Кайден уловил в ее голосе беспокойство. И даже страх.
Мальчик счел за лучшее промолчать. Читал он много — у него было всего две книги, зато каких! Внушительных, в дорогом кожаном переплете с золотым тиснением. Когда он притащил их в дом, матушка предложила продать их, но Кайден так посмотрел на нее, что она отшатнулась, пробормотала что-то о том, что он может делать с ними, что хочет, и больше этот вопрос не поднимала. Эйна читать не умела, возможно поэтому она смотрела на то, что творилось вокруг, словно сквозь толщу мутной воды.
Дома мать задала ему дел, с которыми он едва бы управился к сумеркам. Как обычно, делает все, чтобы ему не осталось времени читать. Она боится тех книг, что он принес. Однако сам Кайден не находил в них ничего опасного: всего лишь свод знаний, а знания не могут быть опасными. Так, по крайней мере, он тогда думал.
Когда солнце почти скатилось за горизонт, он заканчивал пропалывать грядку с морковью, а мать сидела на крыльце и, напевая себе под нос какую-то простецкую песню, вышивала салфетки на продажу. С дороги, ведущей от города, спускались к дому двое солдат, один из них был подпоясан сумой. Кайдену это совсем не понравилось. В такой же сумке отцу вручали повестку. Он встал во весь рост, к слову сказать, немалый для мальчишки двенадцати лет, вытер руки о штаны, нахмурился. Солдаты подошли к нему, отсалютовали Эйне, не потрудившейся даже встать им на встречу, не говоря уже о том, чтобы подойти к сыну.
— Кайден, сын Винна, правитель Джодок своим указом призывает тебя на войну, — зычным голосом объявил один из солдат, а второй нырнул рукой в суму. — Тебе надлежит явиться завтра...
— Никуда я не пойду, — тихо сказал Кайден.
— Как смеешь ты...
Солдат умолк, не в силах продолжать. Он имел несчастье посмотреть в глаза наглому мальчишке, и увидел в них бездну. Темную, жутковатого, неестественного темно-фиалкового цвета. В тот миг ему показалось, что ничего страшнее в своей жизни он не видел. Через несколько мгновений (мгновений, проведенных в бездне), солдат взял себя в руки и, шагнув вперед, ухватил мальчишку за шиворот.
— Я всыплю тебе так, что тебя родная мать не узнает, — проревел он, опомнившись.
— Нет.
Кайден взмахнул рукой, и оба солдата съежились так, словно неведомый великан ткнул их кулаком в грудь. Еще взмах — и они лежат на земле, глаза удивленно раскрыты, дыхание тяжелое, прерывистое.
— Этому ты научился из своих поганых книжек? — выкрикнула с крыльца Эйна. — С глаз моих вон, чудовище!
Мальчик обернулся, и женщина испуганно отшатнулась.
— Ты не мой сын, ты — зло.
— Зло всегда относительно — так написано в моей книге, — жестко ответил Кайден, хотя внутри готов был расплакаться как маленький ребенок. — Для меня зло — война, которую непонятно кто начал, а теперь нам ее навязывают. И я покончу с ней. Раз и навсегда.
— Глупец, нельзя просто так взять и закончить войну. Люди всегда будут жаждать власти, денег, богатства. Война будет всегда.
— Нет, не будет. Когда я закончу, ее больше никогда не будет.
Он пошел по направлению к дому. Какое-то мгновение Эйна сомневалась, а потом бросила салфетки и с криком понеслась к реке, протекающей позади их дома. Кайден зашел в дом, взял свои книги – свое величайшее сокровище – и ушел.
Шла война, шли годы. Через семь лет, когда война закончилась поражением, никто уже не помнил о мальчике, сбежавшем при таких странных обстоятельствах.
Никто не вспомнил о нем и спустя еще шесть лет, когда в город приехал врачеватель и друид по имени Берд. Он был молод, улыбчив и молчалив, однако слава о его мастерстве быстро разошлась по городу, а вскоре и по всей стране. Даже богатые господа из соседней страны-победительницы вскоре стали съезжаться к нему за советами и целебными снадобьями. Деньги текли к Берду рекой, однако жил он скромно, в комнатушке, соединенной с его лавкой. Вскоре среди местных начались разговоры — мол, на что уходят деньги, что он зарабатывает? И вот, когда, казалось, народ готов был сгореть от нетерпения, Берд внезапно нанимает строителей-камнетесов, чтобы соорудить небольшой магический алтарь, который бы усиливал действия его целебных заклинаний. Стоунхенж, так он его назвал.
Атти, Бойд и еще несколько рабочих, не найдя в этом ничего дурного, согласились. И началось строительство. Нет, даже не так. Возведение. Потому что камни, которые подготовил Берд, были идеально гладкими, подобранными по размеру, словно бобы из одного стручка.
— Вы бы и сами могли поставить их как надо с помощью магии, — как-то раз заметил Атти, уплетая обед, который приготовила Брианна, нанятая повариха.
— Точно, бесплатно и во много раз быстрее, — вторил ему Бойд.
Но Берд на это лишь покачал головой. Чем больше рук коснется этих камней, тем большую силу накопит алтарь. А для того, что он собирался воплотить, нужно было много силы. Немного слов там, намек здесь, и вот на месте будущего алтаря бывает все больше и больше народу. Берд разрешает приходить в любое время, правда, строго наказав не мешать рабочим и заботиться о своей безопасности. Больше всего радуется он двум видам гостей: детям, что без устали играют в догонялки между каменных ворот, и старикам-магам, недостаточно мудрым, чтобы разгадать тайный смысл Стоунхенжа, но достаточно сильным, чтобы напитать его.
Наконец, алтарь возведен. Рабочие радуются, хлопают друг друга по спинам. Радуется и Берд. Он раздал последнюю плату работягам и пожелал им добра. Вместо того, чтоб пойти в каморку, чтобы переночевать, он остался в Стоунхенже. Расстелил в центре циновку, бросил поверх теплое шерстяное одеяло и лег, встречая взглядом появляющиеся на небе звезды.
Он смотрел в ночное небо, а небо, казалось, смотрит на него. Парадокс — одна бездна не может смотреть на другую, одна из них должна исчезнуть. Так говорил ему учитель, который жил за морем или за океаном. А еще учитель говорил, что на земле не может существовать ни всепобеждающее добро, ни всепобеждающее зло. Но таков уж был Берд (или Кайден, как его звали раньше), что он ничего не принимал на веру. И завтра на рассвете он подтвердит или опровергнет слова учителя.
Перед рассветом выпала роса. Берд зябко поежился и почти с головой завернулся в одеяло. Промокло и оно, поэтому он встал, развернулся лицом на восток и стал ждать. Ожидание разочаровало его, он представлял, что его сердце будет биться от радостного (или не очень радостного) волнения, но ничего такого с ним не произошло. Скука. Только она составляла ему компанию в эти минуты перед рассветом. Полоска неба над землей начала окрашиваться в сизо-голубой цвет, и только тогда его сердце забилось чуть быстрее. Но не от волнения, а от ощущения красоты этого мира, этого утра.
Первый луч солнца, невидимый для людей (равно как и для Берда, однако он чувствовал, как луч легким эфиром скользит по его лбу), ознаменовал начало нового дня. Берд чуть приподнял голову, чтобы луч застыл в его глазах, и окрасил бездну в цвет золота. Бездна, изменившая свою сущность и отпущенная на волю, вырвалась из его тела, ударилась о камни Стоунхенжа, напилась накопленной в них силой, вскипела и вылилась на город, в котором родился, рос и делал первые успехи в магии мальчик по имени Кайден. Сам он чувствовал себя опустошенным, но довольным. Через несколько минут он уже неспешно шел к городу.
Даже издали было заметно, как остатки бездны мечутся на городской площади, не зная, куда ей деваться. Берд оглядывался, но не видел ни одного человека, не слышал голосов, которые к этому времени уже наполняли город. Слышал лишь беспокойное дыхание бездны. Когда он свернул на улочку, то открыл для себя причину такой пугающей тишины: все жители собрались на центральной площади и неотрывно смотрели на бездну. Та, словно почувствовав близость своего носителя, в последний раз изогнулась и метнулась к нему. Горожане провожали ее взглядом. Бездна вернулась на свое привычное место — в глаза Берда, и успокоилась. Бездна исчезла, молчание – нет. Берд какое-то время собирался с мыслями, а потом сказал зычным голосом:
— А теперь живите долго и счастливо.
Зачарованные горожане, как по команде, кивнули головой, и разошлись по своим делам.
И жили они хоть и недолго, но точно уж счастливо. Говорят, что когда воинственные племена из гор пришли с оружием, горожане умерли с улыбкой на лице. Все, в один день, словно в страшной, странной сказке. А еще говорят, что Кайден (или Берд) жив и по сей день, но никто точно не знает, как его зовут или как он выглядит. Но если внимательно всмотреться в его глаза, можно увидеть бездну. Золотую — в первых лучах солнца, и темно-фиалковую — в другое время.
