Паутина Времени. Глава 1.

Жарко. Невыносимо. Ни порыва лёгкого бриза, ни мельчайшего ручейка, ни малейшего намёка на возможность укрыться под кроной дерева. Здесь невероятно печёт. Всегда. Бурлящие всполохи магмы, едкий серный смрад, стелющийся низким, плотным туманом, базальтовые сталактиты и сталагмиты, напоминающие раскрытые пасти ужасающих зверей, озёра кипящей лавы и бескрайние моря огня, вздымающие языки пламени в непроглядную тьму. Таков привычный для глаза местных жителей пейзаж. И никак иначе, ведь речь о Преисподней. Если верить суевериям, коим подвержено большинство имперцев.

Однако мало кто из них, кроме, разве что, «счастливчика» Рету[1], знает что в сáмом сердце адских жаровен под несмолкающий клёкот разномастных горгулий и вопли новообращаемых, в кажущейся бездонной воронке парúт чёрный, устремлённый ввысь зáмок. Раскалённым алым цветком украшает вечный огонь подножие величественной резиденции Бетрезена со множеством башенок, эркеров, шпилей, балконов, арочных окон, фронтонов, обычных и ажурных парапетов, разноуровневых винтовых лестниц. Кажется, лишь тонкие ниточки четырёх изогнутых мостов, по одному с каждой стороны света, удерживают поместье Падшего на этих проклятых землях, если так можно сказать об уходящей из-под ног при каждом шаге раскалённой лаве, покрытой слоем вулканической пыли. Каждый мост, состоял из шестисот шестидесяти шести не соприкасающихся друг с другом плит-ступенек. В центре каждой – гербовый знак Легионов проклятых – оскалившаяся кабанья голова, пытающаяся проглотить солнце. Всякий взошедший упирается в чёрную гладкую без выступов стену, представлявшую собой огромный монолитный цилиндр, целостность которого нарушают массивные входные ворота толщиной в добрых три локтя. Подобных цилиндров в общей сложности девять – после предательства Хаархуса хозяин здешних апартаментов приказал возвести ещё восемь небывалых размеров колец, причём таким образом, чтобы врата не находились друг за другом.

Вход в сам зáмок охраняется лучниками Привратных башен и восседающими на зубцах девятой стены горгульями. Длинный коридор, ведущий вглубь, своими многочисленными развилками, образующими своего рода лабиринт, открывает путь в любую точку дома Низверженного. Четвёртая слева арка по винтовой лестнице ведёт к тронному залу. Только отсюда можно попасть в ненавистную Бетрезену комнату – палату Вознесения. В ней на одинаковом расстоянии друг от друга располагаются по кругу двадцать два так называемых столпа исхода, формой напоминающих сноп тесно сплетённых стремящихся ввысь аорт. Простым прикосновением к будто пульсирующему кровью порталу даже самый никчемный одержимый Легиона проклятых может покинуть Бетрезеновы бездны, в мгновение ока оказавшись у одного из разломов или алтарей Священных земель. Любой из сотворённых им. Сам же Бетрезен, мириады лет жаждущий сбросить постыдные оковы заточения, может быть освобождён извне лишь ангельской дланью. Именно поэтому столпы исхода привлекали взор Владыки Ада чуть ли не меньше всех прочих комнат его необъятного замка.

Во второй справа от ненавистного хозяину Преисподней помещения арке располагается небольшая комнатка, манящая ореолом мягкого бледно-розового сияния. Источником оного служит возвышавшийся точно посредине зала каменный алтарь. На нём, укреплённый острыми обсидиановыми когтями, установлен пылающий кроваво-красный кристалл высотой в человеческий рост. Во времена молодости Невендаара Бетрезен любил часами наблюдать с его помощью за прекрасной Солониэль, до того как она стала Мортис[2].

Падший лишь изредка наведывался сюда, но вместилище кристалла не казалось заброшенным. Здесь явно кто-то бывал.

Вот и сегодня мерное мерцание камня, отливавшее на тёмно-алых стенах зала, огибало своим свечением мужской силуэт. Тень, то скользя по полу, то сокращаясь до размытого пятна, то вытягиваясь тонкой неровной нитью, казалось, была единственным свидетелем происходящего.

На зеркальной поверхности удерживаемой когтями обсидиана глыбы неровными кляксами проступали очертания чего-то нездешнего. Через пару секунд бесформенные пятна приняли более отчётливые формы. Это были деревья, большие раскидистые дубы, макушки которых казались слегка размытыми лёгким мороком ночных облаках. Над всем этим огромным бледным диском несколько угрожающе нависала Луна. К ней с разных сторон медленно, но с разной скоростью, приближались ещё два кругляша насыщенного кровавого цвета.

- Я думал, что однообразие порядком надоедает. Но, видимо, это не о тебе.

С первым же произнесённым словом тот, кто чуть ли не нависал над кристаллом, резко обернулся. Испуг на его лице уже через секунду сменился раздражением.

- И почему я не удивлён? Всем уже растрезвонил, что я здесь?

- Что за тон, братишка? – с лёгкой улыбкой вопросом на вопрос ответил юноша, – ты видишь ещё кого-то, кроме нас?

- Нет, но внятного объяснения я так и не получил, - парень начал играть скулами.

- Помнится, нас учили не дерзить старшим. Так ведь?

- Старшим? Пара десятков минут – это вообще не разница в возрасте, – последняя фраза была произнесена с ощутимой злобой в голосе, – думаю, не стóит напоминать, что мы близнецы?

Старший из братьев, сделав пару шагов к источнику света, расположился напротив своей точной копии. Друг на друга взирали крепыши среднего роста с огненно-рыжими волосами, россыпью веснушек на аккуратных прямых носах, полными губами, мощными практически квадратными подбородками. Одежда: лёгкие сапоги, кожаные штаны и обтягивающая куртка на голый торс, была одинакового цвета и покроя. Если бы между парнями поставили бы пустую раму в человеческий рост, то большинство наблюдателей сошлось бы во мнении, что парень просто рассматривает своё отражение в зеркале. Но, всё же, имелось единственное, хоть и незначительное, отличие – старший из близнецов носил лёгкую щетину и частенько проводил рукой по коротко остриженным волосам, младший, всегда гладковыбритый, щеголял ниспадающей до плеч копной волос.

- Кричи громче – и сам выдашь своё местонахождение.

- Проваливай!

- Полегче! – парировал пришедший позднее, – Мне не спится. Я решил взглянуть, что там наверху.

- С каких это пор тебя интересуют подобные вещи? – не унимался младший.

- Будь любезен – непрошеный гость оттолкнул завсегдатая комнаты и навис над кристаллом, – не мешай созерцать красоту.

- Какого..?! – ценитель верхнего мира всерьёз приготовился пустить в ход кулаки.

- Шшш. Смотри, – раскрытая ладонь нарушителя блаженного одиночества указывала на алтарь.

В это мгновение две малые луны сблизились на фоне третьей, образовав своеобразную круглую серебряную рожицу с парой налитых кровью глаз.

Пришедший первым приник к кристаллу и с юношеским задором и ноткой сожаления об упущенной возможности произнёс: «Вот бы увидеть поближе!»

– Палата Вознесения рядом. Что делать, ты знаешь… Разумеется, если хочешь повторить бесславный путь Мельциара[3].

– Я не собираюсь идти к людям, влюбляться в девушек Империи, и, уж тем более, попадаться инквизиторам! Просто такую красоту хочется рассматривать воочию, а не тайком от отца, да ещё и самую малую часть от всей картины.

– Кто хочет – ищет способ, кто не хочет – ищет отговорку, – будто в пустоту произнёс старший из близнецов, незаметно посмотрев на брата в ожидании, что того заденут слова, – Ладно. Пойду-ка я спать.

Казалось, как только первый парень завернул за угол, комнату с алтарём покинул и второй, шмыгнув в зал исхода. В тишине помещения прозвучало «Посмотрим, что ты потом скажешь» – раздался тихий хлопóк.

– Так и знал, что ты найду тебя здесь, – старший близнец, притаившийся недалеко от палаты вознесения, начинал свою победоносную речь, – ты такой предсказуемый. Признайся, – с этими словами он вошёл в ненавидимую отцом комнату и, к своему удивлению, обнаружил её совершенно пустой.

- Драмион?

Отсутствие ответа на вопрос начинало тревожить горе-шутника. Ближайшие к хранилищу Кристалла помещения были пусты. Брат по-прежнему не отзывался. Напрашивался единственный, но казавшийся совершенно безумным, вывод – Драмион отправился на поверхность.

Прорычав что-то невнятное, парень стиснул правой рукой ближайший к себе, призывно переливающийся столп и исчез, с таким же, как и брат, тихим хлопком.

Всевидящий Кристалл в соседней комнате медленно темнел. Все три небесных светила Невендаара выстроились в причудливую мордашку, что налитыми кровью глазами бесстрастно взирала в самое сердце ночи.

* * *

Три Луны на небосводе Невендаара – редкое зрелище, настолько редкое, что впервые его лицезрели только боги, уже после того, как Бетрезен был низвергнут Всевышним в пучину Ада.

Наполненные кровью глаза небес смотрели на священные земли, некогда задуманные сильнейшим ангелом Всеотца как мир гармонии.

Где-то внизу ветер гулял на кроваво-красных, амарантовых, листьях легендарного блуждающего леса эльфов. Над ним разразился девичий вопль ужаса.

– Снова кошмары? – седовласый эльф склонился над лицом перепуганной девушки.

Та, смахнув пот со лба и всё ещё продолжая тяжело дышать, выдавила из себя что-то вроде «не совсем».

– Что же ты видела, чаровница? – перворождённый держал в руках небольшой клочок ткани и сосуд, – вот. Возьми. Это поможет.

Дева послушно приняла предложение старца.

Холодная вода быстро привела в чувства.

– Снова нежить? – упорствовал эльф.

– Не только, Дайин, – послышался девичий голос, – на этот раз ещё и множество бессвязных образов. Точно не уверена, но мне кажется, будто я побывала во всех уголках Невендаара. Я видела северян-варваров, змееекожих, орков, мерфолков, людей, и, кажется, даже обитель самогó Бетрезена. Но последним всплыл образ твоего сына.

– Уж не имеешь ли ты на меня далеко идущих планов, Астерет? – от неожиданности девушка даже взвизгнула.

– Я так заикой стану! – выпалила она, занося руку для пощёчины.

Молодой эльф успел ухватить девушку за запястье.

– Эрин, – укоризненно промолвил Дайин, – когда ты только повзрослеешь? Не обращай внимания. Ты же знаешь, что он дурачится. Лучше расскажи, что ты видела и кто, по-твоему, этот незнакомец.

– Небось, смазливый сопляк, вроде того, что ухлёстывал за ней от Битзаара до сáмого Фергала. Если не ошибаюсь, Гил.

– Эрин! – взгляд пожилого эльфа наполнялся гневом.

– Молчу, молчу. Я само внимание.

– Астерет, как думаешь, что именно тебе открылось: прошлое или будущее?

– Я не знаю.

– А ты растёшь, – вступил в диалог Эрин, – до морских глубин и преисподней мало кто из видящих добирается. Тем более без последствий.

– Тебе откуда знать, что бывает в подобных случаях? Ты видишь судьбу только тех, кого видишь, да и то, как выяснилось, не всегда.

Эльф невольно прижал руку к груди, но тут же одёрнул её и с как можно более невозмутимым видом, ответил: – Странствуя, я слышал об одном недалёком эльфе, который совершенно случайно прознал о планах Бетрезена, и захотел на этом поживиться. Поговаривают, что наш глупый сородич сгнил в застенках Ашкаэлевых темниц. Ты же не повторишь чужих глупостей?

– Очень умно стращать и без того напуганную девицу байками о владыке Легионов проклятых! Не буди лихо, пока оно тихо, – Дайин пытался сохранить самообладание, хотя было заметно, что старик, если к перворождённым применимо это слово, был несколько встревожен.

– И в мыслях не было. Я лишь хотел… эмм… предостеречь.

– Этот твой эльф (простите, что таким тоном), – вскинулась девица, – как его имя? (некто Римус Агбаэль Семнадцатый[4]) – так вот этот твой… семнадцатый видел настоящее. Больше, чем уверена в этом! И готова поспорить, что он пользовался какими-то штуковинами. Мне же открывается только минувшее или грядущее, по крайней мере, до этого дня было именно так. Что именно мне ниспослано сейчас – уже смягчаясь, сказала Астерет, – я понять не могу.

– И всё же, я склонен полагать, что твой сон… – начал хозяин Амарантового леса, – … был вещим, – закончил свою мысль Дайин.

– Теперь и я это понимаю, – тяжко вздохнув, сказала Астерет.

В эту секунду лỷны Невендаара второй раз за историю их существования осенили священные земли Взглядом Всевышнего.

– Веселье начинается, – выпалил Эрин, – Радуйся. Мы приглашены на действительно грандиозную пирушку.